Набухшие тучи, с утра угрожающе надвигающиеся к бессо, наконец достигают своей цели. Чёрная вода обрушивается с неба на крыши домов, дождь стучит по проводам, отыгрывая июньскую симфонию, сверчки отдыхают в своих укромных уголках, тонкие нити паутины намокают и рвутся под тяжестью капель. Скос снова переносится. Шлеп-шлеп, шлеп-шлеп - не пропуская ни единой лужи, по оловянной от дождя дороге бежит Нираги, держа картонку над головой. Новые синяки украшают загорелые коленки. Порывы ветра захлестывают косой дождь, а гавайская рубашка неприятно липнет к телу, когда он наконец достигает ворот и начинает со всей силы колотить по ним.
— Чишия-я-кун! Чишия-я!
Через минуту слышится негромкий хлопок двери и шарканье ног по плиткам. Ворота открываются, и Нираги мгновенно влетает внутрь, подпрыгивая на одной ноге и мелко дрожа.
— Я думал, ты сегодня не придёшь.
— Меньше думать надо! Без звонка ужас какой-то, я весь продрог, пока тебя ждал. И зачем вы его отключили?
Шунтаро фыркает, в сотый раз выслушивая жалобы знакомого на его абсолютный отказ от современных благ цивилизации, пока тот откидывает бесполезную картонку в угол и встряхивает мокрой головой.
Ливень достаёт их и под навесом, обдавая брызгами ноги. С юга плывет ещё скопище туч, мутно-серых, сквозь которые сиреневеет чистый небосвод. Сугуру хватает себя за плечи и стучит зубами. Волосы блондина сбились набок от налетевшего порыва ветра. Долгожданная в духоту гроза медленно, но верно наступает из-за горизонта. Чистый и свежий воздух, напоённый ароматами трав, наполняет лёгкие, и хочется дышать всеми порами тела и раскрыть грудь нараспашку, обнажая пульсирующий орган, перекачивающий кровь, чтобы он тоже в полной мере насладился божьей печалью.
— Холодно, — констатирует мальчик, переводя взгляд на входную дверь и явно намекая на своё желание поскорее скрыться в здании.
— Угу, — кивает Чишия, отступая поближе к стене. Дождь усиливается, превращаясь в сплошное полупрозрачное полотно.
— Может, в дом зайдём? — прямо спрашивает Нираги, подсознательно понимая, что знакомый не считал намёк.
— Если хочешь…
Два слова, и брюнет уже нетерпеливо переминается с ноги на ногу у двери.
— У тя есть во что переодеться?
— А?
— Я весь мокрый, — Нираги широко улыбается, разводя руками. С него уже натекла лужа, разливаясь по линолеуму.
— Сейчас что-нибудь поищу…
Чишия торопливо поднимается по лестнице, оставляя мальчика в просторном коридоре. «Настоящий дворец!» — приоткрыв рот, думает Сугуру. Он осматривается, исследуя роскошное неосвещенное помещение. Полумрак придаёт прихожей ещё большую загадочность. Высокий потолок с неработающей люстрой, посреди стены - наполовину прикрытое белым кружевным тюлем узкое окно в готическом стиле, выходящее на задний двор, засаженный сиренью, резная обувница рядом с причудливой вешалкой, подобной тем, что встречают гостей в элитных ресторанах, пара массивных тумб в отдалении, недавно погашённая свеча в лужице воска на дне несуразной металлической коробочки и много-много горшочков с растениями на подоконнике у печального от туч окна, полу, тумбах - везде, куда ни посмотри. Из-за них все приобретает вид богатого домуса, не хватает только лоз, опутывающих винтовую лестницу. Нираги сразу замечает фиалку среди этого зеленеющего безумия и подходит к ней, протягивая руку.
— Не трогай! — Шунтаро стоит на ступеньке, злобно взирая на мальчишку сверху вниз, готовый броситься на него в случае ещё хоть одного движения в сторону цветка. В руках он сжимает чистую сиреневую майку и серые шорты.
Нираги вздрагивает от неожиданности и отступает.
— И не собирался, — обиженно бубнит он себе под нос.
Блондин глубоко вздыхает и быстро спускается. Он сует одежду парнишке и внимательно осматривает фиалку на наличие повреждений, нежно нашептывая что-то. Это похоже на сокровенную беседу христианина с богом в церкви. Убедившись в полной сохранности цветка, он смущенно поворачивается к Сугуру, отводя глаза.
— Ее зовут Аяка.
Нираги удивленно моргает, превозмогая желание покрутить пальцем у виска, но все же кивает.
— Круто. Приятно познакомиться, — поднимая бровь, усмехается он.
— Не трогай ее, ладно?
— Как скажешь.
— «Как скажешь»… — повторяет Чишия, ещё раз оглядывая цветок. — Переодеться можешь в зале, — он показывает на темно-каштановую дверь в правой стене.
За окном покорно никнут под водяным монолитом мокрые деревья, пригибается к земле изумруд травы, по стеклу вырисовывается хаотичная картина, тут же сменяемая другой. Редкие чересчур болтливые птицы продолжают свою трескотню, спрятавшись в гуще еловых веток. Под шум дождя хочется мечтать о глупостях, которые никогда не сбудутся, и думать о Безвременном.
Чишия мерно раскачивается в плетёном кресле подобно маятнику напольных часов, увлечённо читая учебник по биологии. «И как зрение не портится?» Нираги, облеченный в немного жмущую сухую одежду греется под хлопковым пледом на диване и периодически громко шмыгает носом, желая привлечь внимание мальчика, но безуспешно.
— Мы так и будем тут сидеть?
Чишия неохотно отрывается от книги, смотря на Сугуру мутными глазами, в которых ещё замерли основы селекции.
— Мм? — он сосредоточенно прикладывает пальцы к вискам, возвращаясь в реальный мир. — «Тут сидеть»? Ну да, а что?
— Скукоти-и-ща, — тянет Нираги, откидывая не успевшую высохнуть голову на спинку дивана, чем вызывает страдальческую гримасу у Чишии.
— А ты что предлагаешь? Можешь тоже взять почитать - у меня много разных книг.
— Ой нет, только не это! Они все поголовно или про цветы, или про животных; мне хватило твоих ежедневных лекций про всякую зелень, башка уже пухнет.
— Растений никогда не бывает много, — дуется Шунтаро. — Кстати, как называется цветок камикадзе?
Нираги закатывает глаза и сокрушенно стонет в лежащую рядом подушку.
— Господи, как его там? На «т» что-то. Погоди, сейчас-сейчас, я вспомню. Токкобанда!
— Почти. Токкобана.
— Одно и то же! Мне больше реальные камикадзе нравятся. И фильмы про них.
— Никаких фильмов, — строго отрезает мальчик, сводя брови к переносице.
— Придумай тогда что-то интересное!
— Можем музыку послушать, — осмотрительно предлагает блондин.
— О, уже лучше! Ведь можешь, когда надо, — Нираги скидывает плед и вскакивает на ноги, которые его предварительно заставили ополоснуть от грязи. Чишия вздыхает и откладывает учебник на журнальный столик.
— Куда собрался? Проигрыватель тут, — Шунтаро присаживается на корточки перед шкафом, открывает дверцу и аккуратно достаёт оттуда старинный граммофон из красного дерева с вкраплениями чистого золота.
Нираги, только что присевший обратно, снова вскакивает, во все глаза уставившись на устройство.
— Это что ещё за шарманка?
— Это граммофон, дедушкин, — поясняет мальчик, сдувая пыль с корпуса.
Проигрыватель водружается на столик под пристально-любопытным взглядом брюнета, ни разу не видевшего подобный «антиквариат» вживую.
— Дорогущий, наверное?
— Наверное, — Шунтаро возвращается к шкафу, и в сумраке Сугуру различает объёмную стопку пластинок. Он восхищенно ахает, не зная, что сказать.
— Настоящие? Виниловые?
— Угу, — Чишия протирает их полой рубашки и кладёт рядом с граммофоном. Нираги раскладывает диски в ряд, принимаясь внимательно изучать.
— Старьё-то какое! Э, то есть я в положительном смысле. Ничего против не имею, я люблю старьё, — он чешет затылок, останавливаясь на паре пластинок, привлёкших его внимание. — Я бы, конечно, предпочёл Metallica или Bon Jovi, но Joy Division и The Cure тоже сойдут. А это что за страшный кот?
— Oingo Boingo.
— Никогда не слышал.
— Хорошая группа.
— Включишь?
Чишия кивает.
— Только я бы рекомендовал начать с другого альбома.
— Я все равно не смыслю, поэтому включай что хочешь.
Нираги поудобнее усаживается на диване, кутаясь в плед, и наблюдает за действиями мальчика. Пластинка осторожно берётся в уверенные руки и закрепляется на устройстве. Тонарм с алмазной иглой под 45 градусов устанавливается у края диска. Прокручивание рукоятки - и пружинный двигатель приходит в движение. Звук колеблющейся мембраны усиливается рупором, и комната наполняется чарующей музыкой. Сугуру жестом подзывает Шунтаро, предлагая присесть рядом, хмурится, вслушиваясь в текст и, конечно же, ничего не понимая. Чишия покорно располагается на краешке дивана и прикрывает глаза.
And though still alone, she grew much inside
Oh Mary won′t you please come
And after a time, she became so sublime
She could look in people's eyes and read their minds
Though her hands would sometimes bleed and occasionally
She would long for her past and memories they bring
Нираги дышит через раз, звучащая мелодия отдаётся острой бритвой по сердцу, во рту - привкус свежего багрового мяса, а в глазах - свинцовое небо. Усидеть на месте трудно, да и мелодия не приносит особого удовольствия, но ради Чишии он готов потерпеть ещё.
Раскаты грома завершают Mary, в зале становится ещё темнее. Сугуру первым решает прервать хрупкое молчание, повисшее тонкой паутиной в воздухе.
— Знаешь, вот во время грозы, когда тучи нависают сверху, обязательно найдется какая-нибудь светлеющая прогалина, и мне всегда кажется, что через неё за нами наблюдают, — запинаясь, говорит он.
— Я понимаю, — Чишия все ещё не открыл глаза, только лицо его стало серьезнее.
Сугуру смятенно смотрит на него. В полумраке бледная кожа кажется ещё прозрачнее и призрачнее, и до неё хочется легонько дотронуться, провести пальцем, чтобы проверить, реален ли этот человек, трепетно замерший под оркестр ливня. Фиалка горит на сердце.
Спугивая налёт таинства момента, у Нираги урчит желудок, и брюнет неловко усмехается, складывая руки на животе.
— Пожрать бы.
Шунтаро сочувственно кивает и убирает пластинку в упаковку.
— Спустись пока вниз на кухню, я что-нибудь принесу.
Брюнет задорно подпрыгивает и выбегает из комнаты, направляясь к лестнице. Кромешная тьма, поджидающая его в подвале, совершенно не прельщает, и он сглатывает ком в горле.
— Чишия-кун, я тут голову расшибу.
— Почему? — доносится из зала вместе с хлопком дверцы шкафа.
— Тут ни зги не видно.
— Возьми свечу.
— Где я ее тебе возьму?
— Тогда просто стой и жди меня, — Чишия выходит в коридор. — Я сейчас за едой сбегаю.
— У вас что, еда не на кухне?
— Нет, — озадаченно хлопает глазами блондин.
— А где?
— В погребе.
— Ужас! Как в глухой деревне живешь, — выносит вердикт Сугуру, смотря в окно - ветки сирени с размаху хлещут по стеклу.
Чишия неопределенно встряхивает головой и скрывается за входной дверью, оставляя Нираги одного в подкрадывающемся отовсюду мраке. Ветер начинает завывать сильнее.
Наконец слышится характерный громкий звук, и Шунтаро, позвякивая столовыми приборами и банками, проскальзывает обратно, направляясь к ступеням в подвал. Сугуру стоит на месте, не решаясь последовать за товарищем и рискнуть шеей.
— Чего стоишь?
— Свет будет?
— Будет, когда спустимся.
— Ну ты тогда сначала спустись, зажги все, а я потом.
Блондин непонимающе косится на него, но продолжает сход - в пучины ада или, по крайней мере, в комнату 101, как кажется Нираги, - вниз.
Быстро найденный уверенной рукой коробок со спичками, а следом за ним и давно не использовавшаяся свеча - мальчик уже привык трапезничать на улице. По правде сказать, он бы и сегодня так поступил, но Сугуру настоял на единичной измене рутине.
Стоит только огоньку мелькнуть внизу, как грохочущие шаги через ступеньку настигают Чишию, со всей изысканностью принявшегося сервировать стол.
Тьма, заставлявшая поёжиться, убыла, как вода, просочившись сквозь бетонный пол, покрытый нежно-голубой керамической плиткой, спугнутая пламенем свечи. Маленькое окошко, наполовину возвышающееся над землей, впускает в помещение серый свет. Два холодильника, две лавки по обе стороны от длинного плохо обтесанного стола, плита с вытяжкой, старая микроволновка и штук 11 шкафчиков - здесь можно хранить запасы еды на добрых пять лет.
— Сюда бы лампу. И батарею… А что есть будем?
— Сливки, творог со сметаной и помидоры.
— Нет,
есть что будем?
— Творог со сметаной, помидоры и сливки, — блондин переставляет слова, чтобы они выглядели более весомыми и сытными.
— Приехали. Это все?
— Да, — Чишия нарезает томаты и чуть подсаливает их, после чего разливает сливки по стаканам.
— Кошмар какой! И ты так всегда питаешь?
— Да.
— Как ты только коньки не откинул? — Нираги по-турецки усаживается на длинную лавку, недовольно оглядывая миску с творогом, перемешанным со сметаной.
— Сейчас добавлю сахар, и будет все вкусно.
На столе помимо посуды стоит салфетница, пачка сушек и сухарей и пластмассовая полупрозрачная голубая коробочка с надписью «
Съешь меня после завтрака» и рисунком кота на крышке.
— А это что? — руки сами тянутся к предмету, но останавливаются в нерешительности, поминая недавний нежелательный случай любопытства.
— Таблетки всякие.
— Твои?
— Чьи же ещё?
— А приписка зачем?
— Иначе забуду.
— Понятно.
Выходя из роли заботливой домохозяйки, Шунтаро устраивается рядышком и придвигает к себе тарелочку с кругляшками сочного красного плода. Молча начавшийся скудный обед разочаровывает Сугуру, и он даже не скрывает расстроенного выражения лица, но Чишия ничего не замечает. Да даже если бы заметил, что он мог бы сделать? Впрочем, сам юный хозяин с аппетитом наворачивает ложкой подслащённый творог, закусывая помидорками и изредка запивая все сливками. Нираги ничего не остаётся, кроме как следовать его примеру, и вскоре донышко миски выглядит подчистую вылизанным.
Ураган за окном не спешит утихать. Остатки сливочек стекают по стенкам гранённого стакана, вычерчивая стремительно растворяющиеся картинки.
— Смотри! Вон дама в пышном платье с зонтиком!
— Где? — блондин вертит головой по сторонам в попытке застать девушку, не пойми как проникшую в его неприступную крепость.
— Да вот тут! — Сугуру тыкает пальцем в растекающееся белое пятно на стакане.
Шунтаро приближает лицо к сосуду, силясь уловить след эфемерной незнакомки, но не видит ровным счетом ничего.
— Ээ, упустил! — Нираги взмахивает рукой. — Зато теперь появилась собака!
— Где?! — мальчик уже сердито смотрит на него, лишь взглядом умоляя перестать издеваться. «
Хватит разыгрывать меня!»
— Да вот же, вот! — брюнет хватает стакан и подносит поближе к Чишии, но безрезультатно - тот отстраняет его рукой и продолжает хмуро смотреть на мальчика из-под насупленных бровей.
— Ну ты что, не видишь?
— Что я должен видеть?
— Рисунки на стекле.
Шунтаро в замешательстве приоткрывает рот, страдальчески поднимая брови.
— Какие..?
— На стекле от сливок. Такие белые силуэты, ну ты понимаешь.
Чишия мотает головой.
— От сливок растекаются пятна, и они похожи на фигурки! Картинки! Ну?!
— Аа… Нет, я их не вижу.
Внезапная мысль передаётся Нираги от головы пальцам, и он берет графин в руки и доливает ещё сливок, после чего протягивает их товарищу, приказывая:
— Пей до дна, тогда я тебе ещё картинки покажу.
Мальчик с сомнением берет стакан, но все же следует указанию брюнета, в один присест опустошая емкость.
— Не подавись! — Сугуру забирает стакан и водружает его обратно на стол, готовясь проводить экскурсию по постоянно сменяющимся экспонатам молочного музея. Взглянув ещё раз на Чишию, он резко наклоняется ближе и неловким движением пальцев проводит по губам мальчика.
— Молочные кошачьи усы, — быстро поясняет он отпрянувшему от неожиданности Шунтаро, возвращаясь в прежнее положение.
— Вот мужчина во фраке с цилиндром.
— Не вижу.
— А вот перевёрнутая улитка.
— У-у, — отрицательно мычит Чишия.
— Ну смотри же, теперь ты просто обязан увидеть этого слона!
Дождь хранит в себе божественный секрет, передавая его подпитавшейся почве, которая в свою очередь расшёптывает его всему живому на земле. И есть в этом секрете что-то родное нам, но предусмотрительно остающееся неизвестным.
