Этой ночью Фран больше не сомкнул глаз, ведь у него была ответственная миссия: сторожить прерывистый сон восемнадцатилетнего человека с убитой нервной системой. Выпив литр воды, Лололошка чувствовал, как давление приходит в норму, а тремор в руках ослабевает. Незнакомая сонливость возвращалась, веки пощипывало от слез и усталости. Он уже не мог глотать эту воду, давился ею, но под холодным и пристальным взором старшего тут же превозмогал рвотный рефлекс и пил дальше.
Фран сидел на стуле, который он ранее подтащил с кухни прямо к кровати, откинувшись на спинку и скрестив руки на груди. Ему так не хотелось проявлять строгость, ведь жалость к возлюбленному щемила сердце, но иначе, видимо, с зависимыми не борются. В голове возникало много вопросов, некоторые из них он даже выписал на обрывке клетчатого листочка тетради, чтобы не забыть спросить об этом Лололошку позже. Он чувствовал вину, что не доглядел, не заметил, не посчитал нужным в принципе рассказать об этом подробнее сразу, как и ему когда-то поведали, чтоб уж совсем неповадно было притрагиваться к сомнительным веществам. Тем более с таким заболеванием, как глаукома, и о чудо, что капли справились с подскочившим давлением. А ведь все могло кончиться намного плачевнее.
Лололошка лежал, сжавшись в позе эмбриона и укутавшись в одеяло по самые кончики ушей. Он иногда дрожал от холода, хотя отопление в квартире работало исправно, а окна Фран закрыл, чтобы не продуло. Он виновато смотрел на расплывчатую фигуру на стуле, поджимая губы, а потом сомкнул веки с подрагивающими ресницами, чтобы наконец попытаться уснуть. Спустя полтора часа возни с гидратацией организма, юноша смог задремать, и сновидения его были явно беспокойными: дергалась бровь, пальцы сжимали одеяло, а на лбу проступали капельки пота. Лололошка резко проснулся посреди ночи, ближе к четырем утра, тяжело дыша и ошарашенно вглядываясь в темноту, приподнявшись на локтях. Первым делом главной причиной испуга служило отсутствие Франа на соседней подушке, но потом нежные руки с узнаваемой изящной формой ногтей бережно погладили по голове, и Лололошка видел, как он, уставший и такой красивый в серебряном лунном свете, что блекло освещал комнату сквозь жалюзи, подсаживался на край кровати. «Все хорошо, я с тобой, я рядом», — шептал он, и голубые глаза закрывались, а следующий сон начинал показывать цветные картинки.
Так повторялось несколько раз, пока наконец Лололошка не пробудился окончательно в районе одиннадцати утра. Он чувствовал теплую ладонь в холодной своей, а когда повернул голову, то заметил, что Фран, уткнувшись лбом в колени, сидел на неизменном месте, держа его за руку.
— Фран?.. — тихо позвал юноша, с трудом отрываясь от подушки и тут же чувствуя сильное головокружение.
— М-м? — приглушенно отозвался он в согнутый на коленях локоть, не поднимая головы.
— Можешь убрать руку, ты чего? — слабо улыбнувшись, Лололошка неловко поглядывал в его сторону. На кровать тут же запрыгнуло урчащее пушистое создание, топая когтистыми лапками по скрытому под одеялом телу и сворачиваясь клубочком на груди.
— В семь утра ты проснулся и попросил меня, чтобы я взял тебя за руку и никогда не отпускал, потому что тебе приснилось, как ты тонешь и захлебываешься в бурной реке, — сидя все в той же позе безэмоционально пробормотал Фран. — Вот я и держу. Чтобы ты не утонул. Хотя делать это надо было намного раньше…
Лололошка поджал губы, боясь сделать лишний вдох.
«Он просидел так всю ночь? А потом еще часа четыре просто держал мою руку?..» — от этих мыслей в горле встал ком, а сердце кольнуло от вины.
В животе неприятно заскреблось чувство голода, из-за чего вновь подступила противная тошнота. Он глянул на лежащий на тумбочке телефон и притянул его к себе, поднося экран к глазам и инстинктивно прищурившись от яркого света: поздравление от Ашры, поздравление от знакомого с фехтования, структурированная речь и правильные пожелания от Седрика, заумно-химический текст с шутками про баранов-геев от Берта и несколько строчек с кучей дурацких смайликов от… Эбардо? Последнее имя вызвало отвращение, отчего юноша поморщился.
Эбардо: «С днем рождения! Подарочек сейчас или лучше уже под елочку положить? :з»
— Как ты себя чувствуешь? — тихо поинтересовался Фран, лениво потянувшись, и зевнул, прикрыв рот тыльной стороной ладони.
— Чувствую, что поспал, — Лололошка замялся, все еще держа в руке устройство с сообщением на экране и периодически опуская на него взгляд.
— Что там? — старший заметил раздражение на лице юноши, поэтому пересел на кровать и заглянул в его телефон.
— Да не, ничего, — быстро заблокировав экран пробубнил он, ощущая какое-то неприятное чувство...
...Противное такое. Ложь любимому человеку вообще дело мерзкое как для того, кто врет, так и для того, кто доверяет и даже не подозревает об этом. Ложь, как наркотик — подсаживаешься на нее и начинаешь забывать, кому ты, что и когда наплел.
— Так, Ло, — Фран повернул его голову на себя пальцами правой руки, — не нужно больше врать мне. Сейчас ты поешь, а потом расскажешь абсолютно все: кто тебе рассказал про модафинил, откуда ты его достал и почему начал глотать его как не в себя. Договорились?
Лололошка рассеянно кивнул, и старший утомленно поднялся с места, шаркая по полу направляясь на кухню.
Через несколько минут овсянка была готова, и Фран принес миску с кашей прямо в кровать, порезав сделанную вечером клубнику в шоколаде внутрь и украсив ею столь скучное и обыденное блюдо. Зачерпнув ложкой немного, он подул на содержимое и поднес ее ко рту Лололошки.
— Я и сам в состоянии поесть, я вообще-то не немощный, — скосив взгляд на ложку пробубнил юноша, но кашу все-таки съел.
— Дай мне позаботиться о тебе, не возникай, — возразил Фран, зачерпнув новую порцию овсянки и вновь предварительно остудив ее.
Когда миска оказалась пуста, Фран самодовольно улыбнулся, ведь наконец-то этот голодающий нормально поел, и, вроде как, даже с аппетитом. Он отнес ее в раковину, налил полную кружку горячего черного чая с мятой и оставил ее остывать на столе, после чего вернулся на свое место, постукивая пальцами по коленке.
— А ты есть не будешь? — Лололошка приподнял бровь, взволнованно смотря на старшего и поглаживая ладонью шерстку на спинке урчащего на груди кота.
Фран махнул рукой и покачал головой.
— Позже. Не оттягивай неизбежное. Мне, конечно, очень жаль видеть тебя таким и донимать не хочется, но в этот раз я от тебя не отстану, — он говорил это с раздражением и разочарованием в голосе, сцепив пальцы в замок. — Рассказывай. Абсолютно все, с самого начала.
— Ну… — Лололошка нервно сглотнул ком в горле, чувствуя, как начинают трястись его плечи и руки. — Этот… Этот парень превосходил меня во многом, особенно в математике, но всегда выглядел так бодро и раскованно, что ставило меня в тупик. Меня бесило, что я прилагаю столько усилий и не сплю ночами, решая с тобой эти долбанные параметры, а он выглядел так, будто спал по десять часов и совершенно не запаривался над заданиями, щелкал их как орешки, понимаешь?
— Это мы обсуждали, и мое мнение ты знаешь. Дальше?
— А потом в какой-то день он впервые со мной заговорил. Тыкал мне в лицо своей идеальной работой, после чего спросил, не хочу ли я узнать один «секретик».
— А ты что?
— А я ничего не ответил, он сам. Упомянул название препарата. Спросил, хочу ли я попробовать. Я задал ему вопрос, что это такое, он сказал что-то про аналептики и ушел.
Фран тяжело вздохнул и помотал головой, устало прикрыв глаза и потерев пальцами переносицу.
— Имя, — процедил он, нервно царапая ногтями колени.
— Что? — Лололошка встрепенулся от непривычно строгого и холодного голоса, сложив брови домиком.
— Его имя.
Франу даже дослушивать эту противную историю не хотелось: он знал, что так это и происходит по классике жанра и сразу представил себе всю ситуацию, отчего кровь яростно забурлила в жилах. Он был зол на этого мелкого барыгу, на Лололошку и больше всего на самого себя, что позволил этому случиться. Быть может, если бы он еще тогда остался работать в школе, то сразу бы заметил неладное, но история не терпит сослагательного наклонения. Кто знает, как бы сложилась их судьба, если бы не то расставание на три месяца.
— Подожди, Фран… Есть еще кое-что, что тебе нужно знать, — юноша виновато опустил взгляд на искусанные пальцы, ковыряя ногтем до боли надоедливые заусенцы, за что тут же получил легкий шлепок по рукам. — Ай, за что?
— Не ковыряй. Говори.
— На следующий день после нашего с тобой разговора, я… Я подошел к нему и попросил таблетку. Он сказал, что не даст ее просто так, и мне нуж-… — Лололошка запнулся, когда поднял на него взгляд и прочитал разочарование в его потухших глазах. — Он… Ну, он сказал… В общем, ну, это самое…
Фран взял его ладонь в свою и легонько сжал, придвинувшись ближе.
— Успокойся, я тебя слушаю и не брошу. Продолжай, — с горечью в голосе шептал он, находясь в паре сантиметров от напряженного лица.
— Я должен был поцеловать его в щеку, если мне нужна была только одна таблетка, — зажмурившись вымолвил Лололошка, еле шевеля губами. Он чувствовал, как кровь приливает к лицу, но далеко не от смущения, а от противного чувства стыда, несравнимого с тем, что он испытывал, когда Фран год назад заявил об осведомленности насчет его эрекции при объятиях или когда он увидел ту глупую фотографию с макияжем. Это совсем другое.
— Но я нашел у тебя почти израсходованную пачку, — заметил старший, смотря на него исподлобья и понимая, что морально давит сейчас, но он уже мысленно душил того придурка-манипулятора петлей своей ненависти.
— А потом он предложил всю пачку целиком за поцелуй в губы, — после недолгого молчания выпалил Лололошка, одернув руку и закрыв ладонями лицо. Щеки горели, глаза щипало от подступивших слез удушающей вины за содеянное и отвращения к своему поступку, столь недостойному для человека в отношениях, да и как унизительно это звучало…
— И ты?.. — подрагивающий голос Франа был полон надежды на то, что его любимый человек не поступил бы так низко, не опустился на самое дно, может придумал какой-то другой способ, да хоть украл! Но не это.
— Ты спросил тогда, что у меня с губой. Я не падал, Фран… — Лололошка нервно посмеялся, тут же осуждая себя за вырвавшуюся реакцию, но ничего не мог с собой поделать. — Это он меня укусил во время поцелуя. Я хотел быстро коснуться губами и все, а он меня схватил за заты-…
Юноша даже не успел договорить, дернувшись от испуга во время того, как Фран резко вскочил с места и громко выругался, раздраженно расхаживая по квартире, то и дело порываясь что-то стукнуть, но каждый раз борясь с самим собой и своими взрывными эмоциями.
— Я… Я потом целовал тебя, обрабатывал эту ранку! А ты бесстыдно врал мне в глаза! — он остановился на другом конце квартиры, прислонившись спиной к стене и медленно сползая по ней на пол. — «Господи, помоги мне выжить среди этой смертной любви», — тяжело вздохнув выпалил Фран, запустив пальцы в растрепанные белые волосы и сжимая их у корней; он притянул к себе колени и опустил на них голову.
— Прости, прости меня, пожалуйста! Я очень виноват, я ненавижу себя за это, прости! — всхлипывая бормотал Лололошка, царапая угловатыми покусанными ногтями лицо, пока горячие слезы стекали по щекам и подбородку.
— Тебе было больно? Я убью того, кто посмел тебя коснуться, и плевать я хотел, сколько ему там лет! — начал кричать он. — Ты вообще понимаешь, что он просто издевался над тобой? Тешил свое эго превосходством над очередным зависимым человеком, ощущал свою власть. А если бы он попросил подошву ему вылизать, ты бы тоже согласился? Черт, как же это отвратительно. Мне даже не столько обидно от того, что ты, считай, изменил, сколько то, что ты так унизил себя и втоптал в грязь свою личность, пресмыкаясь перед наркотической зависимостью и своими эгоистичными желаниями.
— Ты прав, ты прав, Фран… Прости! Я не хотел, я люблю только те-…
— Я знаю, Ло, я знаю, — он тяжело дышал, а Лололошка не решался нарушить повисшую тишину, которая длилась около десяти мучительных минут, в течение которых Фран сдерживал желание убить уже хоть кого-нибудь, кто первым попадется под руку; его глаза метали яростные молнии, а доселе идеально гладкая и нежная нижняя губа покрылась мелкими трещинками от постоянных покусываний.
Вдруг Фран кряхтя поднялся на ноги и метнулся в прихожую, быстро надевая ботинки. Он судорожно накинул пальто на плечи, собираясь уже выбежать из квартиры.
— Ты куда? — жалобно проскулил юноша, повернув поникшую голову с заплаканными глазами в его сторону.
— Мне нужно подумать. Скоро вернусь, — отрешенно бросил Фран, громко хлопая дверью. Его телефон остался лежать где-то на тумбочке, а чай на столе давно остыл.
День выдался особенно морозным, но ясным, поэтому хотя бы голубое небо без единого облачка не оказывало морального давления. Франу всегда было тяжело контролировать свои эмоции, он был вспыльчив, как «Легкая пятидесятка» и быстро впадал в агрессию, когда в голове резко перещелкивало, опускались шторы, гаснул свет, и гнев, как единственная испытываемая в данный момент эмоция, выходила на сцену, являя себя окружающему миру через деструктивное поведение и повышенный тон в голосе. Фран знал, что может поднять руку в порыве злости, но делал это чаще всего неосознанно и довольно редко, однако именно в сложившейся ситуации ладонь так и чесалась влепить пощечину.
Ледяной воздух немного остужал пыл. Выбежав на улицу, он ощутил, как мороз царапает щеки и щекочет ноздри. Глубокий вдох и долгий выдох через рот, пар, вздымающийся вверх подобно сигаретному дыму. Фран нервно усмехнулся и подумал, что сигарета была бы сейчас очень кстати, но моральных сил идти в магазин сейчас просто не было, а стрелять у прохожих тоже не вариант — не хотелось невзначай на кого-то выплеснуть негативные эмоции. Он засунул руки в карманы и несколько раз обошел дом, после чего решил сменить траекторию, и ноги сами привели его в парк неподалеку. Сев на промерзшую скамейку, припорошенную снегом, он сжал кулаки и думал, думал, думал...
Навязчивые мысли пугали своей противоречивостью. Фран ненавидел себя и в то же время обожал, и к Лололошке он испытывал сейчас точно такие же чувства. Врезать за столь глупые поступки хотелось безумно, а всем, кто причинил его одиннадцатикласснику боль, было желание свернуть шею. Получается, убить хотелось самого себя? Нет, бóльшую ненависть он испытывал к его однокласснику, который и заварил эту кашу и пошатнул их только-только выстроившиеся по кирпичикам отношения, которыми он очень дорожил и старался беречь как зеницу ока, взращивать как крохотный побег, в перспективе разрастающийся крепким деревом, переплетая ветви.
Тяжело. Фран думал, что сдержится, более-менее спокойно выслушает, очевидно простит и постарается сделать все возможное, чтоб такого никогда больше не повторилось. Воспоминания о прошлом иногда всплывали в голове особенно ярко в момент осознания того, что Лололошка принял наркотическое вещество. На самом деле, Фран не просто так поставил крест на подобных способах изменения сознания, хоть модафинил и не вызывал галлюцинации, но все же последствия его применения выливались в нечто страшное для нервной системы.
Дело в том, что лет семь назад у него завязались отношения с парнем постарше: он был весьма интеллигентным, галантным, одевался с иголочки, весь из себя эрудит из высшего общества, совершенно не был похож на клишированного гомосексуала, потрясающе играл на фортепиано и много говорил об искусстве эпохи Возрождения, в то время как у Франческо молодость только начиналась и била ключом, выплескиваясь в студенческие пьянки и, впоследствии, различные синтетические наркотики для продления эйфории от юношеских забав. Он так же скрывал свои пристрастия, а потом, вернувшись поздно ночью с очередной тусовки, словил передоз, после чего долго мямлил в трубку своему возлюбленному что-то про божественных сущностей в его голове и яркий свет, исходящий от ладоней, на что тот, осознав все, бросил трубку и никогда больше не отвечал на сообщения. Чудесным образом Франческо додумался вызвать себе помощь, ведь иначе не существовало бы в этой параллельной вселенной Сан-Франа как успешного аспиранта математических наук.
Его бросили тогда, но он бы никогда бы не поступил так же. Это было бы самым настоящим предательством. Агрессия отступила, сменяясь на жалость к Лололошке как к самому себе. Ребенок... Ребенок несмотря на то, чем они вчера занимались и сколько лет ему исполнилось. Стало немного стыдно за очередное избегание, но другого выбора не имелось: ему было необходимо посидеть в одиночестве и хорошо обдумать дальнейшие действия, чтобы не наворотить дел сгоряча. Хотя какие еще могут быть действия, если он отчетливо чувствовал незыблемое желание помочь, оградить от неприятностей, успокоить и, в конце концов, просто прижать его к себе, выражая таким образом свою поддержку и бесконечно повторяя: «Я никогда тебя не брошу, ни при каких обстоятельствах, пока ты сам этого не захочешь».
Фран поднялся со скамейки и отряхнул пальто, после чего медленно направился к соседнему дому, где находился цветочный магазин. Снег хрустел под ногами, а в воздухе кружились его мелкие поблескивающие частички. Кошелек он не взял, но в кармане лежало несколько купюр, чего должно было хватить на скромный примирительный букетик.
***
Когда Фран ушел, Лололошка еще долго не мог остановить нескончаемый поток слез. Артериальное давление хоть и более-менее пришло в норму, но вот нервная система все еще была нестабильна и то гиперболизировала эмоции, но наоборот приглушала их проявление. Он наконец-то устал, сонливость заставляла веки, что уже щипало от слез, тяжелеть и слипаться. Юноша повернулся на бок, одним глазом читая поздравления в телефоне и вяло на них отвечая, игнорируя лишь одно, которое он потом и вовсе удалил, чтоб лишнюю тревогу не вызывало. Скомкав одеяло, он обнял его конечностями и провалился в сладкий сон без страшных сновидений. Может быть, это связано с тем, что он наконец рассказал всю правду? Кто знает.
Лололошка спал долго, часов до шести вечера, и даже не заметил, как Фран вернулся. Щуря веки и протирая опухшие от слез глаза, юноша повернул голову и слабо улыбнулся: светлая макушка лежала рядом, теплое дыхание щекотало кожу на шее, а рука обвила талию и крепко в нее вцепилась, словно боясь отпустить. Взгляд голубых глаз сфокусировался на кухонном столе, на котором располагались хрустальная ваза с белыми лилиями и миска с недоеденной кашей.
Решив не будить Франа, юноша вывернулся из его объятий и бесшумно сполз с кровати, чтобы подойти к цветам и вдохнуть их сладкий аромат, который и так наполнял всю комнату.
— Ло, ты уже проснулся? — Фран нахмурился, растерянно оглядывая пустое место рядом с собой и все еще не до конца очнувшись, а затем, найдя его глазами, сонно пробормотал: — Это тебе там... Ну, эти, как их...
— Спасибо, очень красивые лилии, — Лололошка слабо улыбнулся, включив чайник и оперевшись на столешницу. — И тебе не нужно извиняться, это моя ви-...
— Все, закрыли тему, — резко оборвал его на полуслове старший, вяло приняв сидячее положение и чихнув в ладонь. — Ты как? Голова не болит?
— Нет, вроде бы все в порядке, — он залил кипятком пакетик с зеленым чаем, вдыхая приятный травяной запах. — Ты не простудился? Чай хочешь?
— Я просто чихнул! Иди сюда.
Все люди обычно выглядят довольно помято, когда спят днем, и Фран исключением не был: волосы забавно топорщились во все стороны и пушились, глаза поблескивали и вид у него был как у беспомощного новорожденного котенка. Лололошка находил его облик очаровательным, а там и до той самой милой агрессии не далеко.
Юноша подошел к кровати и сел на краю, внимательно рассматривая светлое лицо с почерневшими синяками под глазами. Кажется, за эту ночь он влюбился в Франа заново: нежность во время интимного процесса и столь самоотверженная забота во сне просто в голове не укладывались. «Ну как можно быть таким... Таким идеальным», — думалось Лололошке, пока он все еще сидел и облизывал его лицо влюбленным взглядом, затаив дыхание. Правда, он и представить не мог, что Фран прямо сейчас думал точно так же.
— Я тебя люблю, — еле слышно, завороженно озвучил мысли вслух Лололошка, разбавляя подрагивающим голосом полную тишину четырех стен. — Я только сейчас понял насколько.
— Рад вновь услышать от тебя эти слова, малыш, — пальцы потянулись к каштановым волосам, чуть сжимая их, а дальше поползли к затылку, едва касаясь и притягивая его голову к себе.
Лололошка трепетно накрыл его губы своими, так невинно и неуверенно, словно это был их первый поцелуй. По всему телу словно распустились тысячи белых лилий, окрашиваясь в алый от легких прикосновений.
— Не ври мне больше. Никогда, — прошептал Фран, болезненно улыбаясь.
— Никогда. Обещаю... — он улегся на него сверху, прижимаясь всем телом и стремясь синхронизировать их дыхания, пока Фран бережно гладил его по голове. Лололошка чувствовал смесь запаха мяты с лавандовым, а счастье искрилось на кончиках пальцев.
— Так как его зовут, Ло? — спустя десять минут безмолвной ласки задумчиво спросил Фран, невесомо проходясь пальцами по позвоночнику.
— Эбардо.
***
— Ты уверен, что тебе сегодня надо идти? Я переживаю за твое эмоциональное состояние, нервная система не восстанавливается так быстро, — Фран хмуро стоял на пороге в том самом тоненьком халате, переминаясь с ноги на ногу из-за ледяного пола, который обдавал ступни холодом даже когда на них были носки.
— Я слышал, что коты и объятия положительно на нее влияют. Мне уже намного лучше, правда спать так хочется, — Лололошка зевнул, потирая сонные глаза под очками.
— Это побочный эффект, потому что ты резко перестал принимать. Желания возобновить нет? — приподняв одну бровь спросил старший, укоризненно смотря на юношу.
— Нет-нет-нет, ты чего! — он замахал руками, скривившись в лице. — Кстати, а куда ты дел оставшиеся таблетки?.. Ты не подумай, мне просто интересно.
— То-то же. Пока спрятал, вдруг у тебя бы что-то вроде ломки началось, хотя они не должны ее вызывать. Но раз так — смою в унитаз.
— Как в фильмах?
— Это какие ты такие фильмы смотрел, м? — Фран посмотрел на него с наигранным прищуром и усмехнулся, обняв себя руками от холодного ветра, задувающего с лестничной клетки. — Ты давай, топай уже. Я и так заболеваю, мне мерзнуть нельзя.
— А думать надо было, прежде чем выбегать на улицу в минус пятнадцать с пальто нараспашку! — пробурчал Лололошка, развернувшись, и направился к лестнице.
— Если бы я еще и начал думать в тот момент, ты бы потом собирал осколки посуды по всей квартире... Удачи!
Лололошка выбежал из подъезда, вприпрыжку догоняя Ашру, которая как раз проходила мимо. Ему предстояло многим с ней поделиться, ведь в последние месяцы он совсем замкнулся в себе и практически ни с кем кроме Франа не коммуницировал, и то, с Франом их общение строилось только по причине сожительства, и он бы предпочитал в то время сидеть в одиночестве. Но теперь все наладилось.
— Блин, дурак! — взвизгнула Ашра, когда Лололошка напрыгнул на нее со спины и вцепился всеми конечностями. Она сразу его узнала, но удивилась такому приподнятому настроению.
— И тебе привет, — издав тихий смешок пролепетал юноша, отстраняясь.
— Ну что, как прошел день рождения? — с толикой грусти спросила Ашра, слабо улыбаясь. Она еще не знала всех подробностей насчет модафинила и того, что семнадцатое декабря он провел в четырех стенах, отсыпаясь и глотая воду литрами.
— Ох, Ашра... Если вкратце, то ночью мы почти... Ну, — Лололошка украдкой показал тот самый жест, вставляя палец в кулак, — ну, короче, почти, да.
— Что значит «почти»? Что, мой подарок не пригодился? — девушка хихикнула, заметно повеселев.
— Я не буду тебе в подробностях описывать, как он мне... Так, все! Короче, весь день мы спали, я плохо себя чувствовал. Прости, там еще много нюансов, которые нужно тебе рассказать, но давай лучше не сейчас. И не разговаривай с Эбардо. Вообще.
— А? А он тут при чем? — озадаченно окинув взглядом друга, Ашра добавила: — Ну да ладно, не важно. Главное, что с тобой все в порядке и ты счастлив, только прошу, ты там не забывай обо мне, я ведь тоже волнуюсь, — она приобняла его за плечи, притянув к себе и потрепав по волосам.
— Не забуду, Ашра.
***
— Ло, куда мы идем? — Фран неуверенно поднимался по лестнице с завязанными лентой глазами и то и дело норовил приспустить ее, чтобы рассмотреть окружающую действительность. — Ты меня пугаешь, почему мы так долго идем? Мне кажется, мои мышцы еще не восстановились с лета...
— Ну хватит уже ныть! Потерпи! Еще несколько ступеней, — Лололошка шел сзади, придерживая старшего за талию, направляя. — Все, стой, жди. Секунду.
Юноша выбежал вперед, сгибая пальцами скрепку и спешно вскрывая замок на покосившейся от времени двери. Приоткрыв ее, он сначала протиснул голову, осматриваясь, после чего вернулся к старшему и снова начал подталкивать его руками в нужном направлении. Фран чувствовал себя ребенком в этот момент в свои двадцать шесть, когда ты действительно не представляешь, какой сюрприз тебе могли подготовить друзья и одновременно с трепетом и опаской следуешь их указаниям.
Зайдя за дверь Фран почувствовал, как холодный порывистый ветер начал обдувать его щеки. Лололошка снова обежал его и осторожно стянул ленту с глаз, затаив дыхание и вдохновенно смотря на его лицо, выжидая появление реакции.
Перед ними раскинулся центр города, окутанный вечерней дымкой. Из-за мороза в небе отчетливо были видны звезды, а луна освещала дома вместе с яркими фонарями и разноцветными новогодними огоньками, которыми были украшены улицы накануне празднования Рождества и Нового года. Там, внизу, туда-сюда сновало бесчисленное количество машин, периодически сигналя, а люди суетились, наверное ходя по магазинам и выбирая подарки.
Фран замер, разинув рот от удивления: он, конечно, бывал на крышах в юности и причем не раз, но конкретно на такой, откуда было хорошо видно исторический центр города со внушительной высоты, он никогда не был. Ветер играл в его пепельных от освещения волосах, а на щеках проступил вишневый румянец; он подбежал ближе к краю, схватившись руками за перила и осторожно посмотрел вниз.
— Ну и ну, малыш... — наконец задумчиво выдал он, вглядываясь в мельтешащие вдалеке фигуры под ногами. — Да ты, оказывается, романтик похлеще меня, — усмехнувшись, Фран обернулся, и веселые звездочки заплясали в его бездонно-черных глазах. — Это так сказочно, что аж дух захватывает. На каком мы этаже?
— А ты не считал ступени?
— Кто вообще считает ступени?
— Я. Каждый раз, когда поднимаюсь по лестнице, — Лололошка скрестил руки на груди и подошел к Франу. — На тринадцатом.
— М-м... Понял, вопросов нет, — он пожал плечами и хитро улыбнулся, после чего резко обвил талию юноши правой рукой и притянул его к себе вплотную, завлекая в чувственный и пламенный поцелуй, отчего Лололошка сначала опешил, но быстро сориентировался, положив ладони на его плечи, охотно отвечая и растворяясь в моменте. — Следующий подарок у нас на Новый год, верно? — Фран облизнулся, наконец оторвавшись от зацелованных губ и сплел их пальцы, учащенно дыша.
— П-подарок? — не сразу понял он, озадаченно хлопая глазами.
— Ну, на день рождения подарок дарил я. А на Новый год подарки дарят друг другу, не так ли?
