Минус на минус — плюс

      — Я не буду этого делать, — замявшись ответил Лололошка, отступив на один шаг. — Я не могу.       — Ну, значит и я не могу, — театрально вздохнул Эбардо и развел руками.       Постояв на месте еще минут пять, раздумывая, в то время как Эбардо все еще выжидающе смотрел на него, юноша наконец выпалил:       — Куда целовать?       Тот победно рассмеялся, скалясь от осознания своего превосходства. Он убрал мешающиеся волосы рукой, подставляя щеку.       — Сюда, если хочешь одну. А вот сюда, — он постучал указательным пальцем по сухим губам, растянувшимся в улыбке, — если хочешь всю пачку.       Лололошка помотал головой и прикрыл глаза, словно прогоняя остатки совести и собираясь с мыслями. Он озирался по сторонам, прикидывая в уме, сколько человек сейчас могут лицезреть этот срам: абсолютно никто не обращал на них внимания, каждый занимался своими делами. В помещении будто резко похолодало, а может это был обыкновенный сквозняк… Его передернуло, узкие зрачки забегали по лицу напротив, пытаясь прочитать мотив сих абсурдных действий по эмоциям. Но, в конце концов, он пришел к выводу, что Эбардо просто сумасшедший, как и все люди, имеющие предрасположенность к точным наукам.       Он резко нагнулся и порывисто коснулся холодных губ своими, собираясь тут же отстраниться, но Эбардо положил руку на его затылок, удерживая голову в таком положении и с силой кусая нижнюю до крови, возможно даже стремясь углубить поцелуй, но столкнулся с плотно сжатыми зубами, поэтому усмирил свой напор, ослабил хватку и отпрянул, облизнувшись.       Демонстративно вытерев рот тыльной стороной ладони и отмечая алые разводы на коже, юноша цокнул языком и поморщился, испытывая отвращение к самому себе, да и ко всей ситуации в целом. Можно ли считать этот недопоцелуй за измену? Хотелось верить, что нет: не от любви сердечной же это произошло. Подумать только, ради каких-то таблеток… Скажи это ему пару недель назад кто-нибудь — не поверил бы.       — Держи, — Эбардо кинул ему внушительную упаковку, которую тот едва успел поймать.       Контрольная по химии решилась поистине чудесным образом, правда потом Лололошка не мог заявиться домой по понятной причине, отчего слонялся по району без дела. Расширенные зрачки цеплялись за каждую вывеску и каждого прохожего, а мозг зачем-то анализировал их походку и внешний вид. Он купил двухлитровую бутылку воды и уселся за столик на фудкорте в торговом центре. Нужно было выпить ее целиком, чтобы поскорее очистить организм.       Наконец вернувшись домой, предварительно прочистив мочевой пузырь раз пять и удостоверившись в нормальности размера зрачков, юноша еще долго переминался с ноги на ногу на пороге. Пересекаться взглядом с Франом абсолютно не хотелось. Совесть словно грызла и разъедала внутренности под ребрами.       — Что у тебя с губой? — склонив голову взволнованно спросил Фран, приблизившись и бережно проведя по ней большим пальцем.       — Прикусил, когда… — в мыслях тут же всплыл тот противный поцелуй, отчего захотелось наорать на Эбардо благим матом. — С лестницы упал.       — Бедный… Сильно ушибся? — он быстро чмокнул поврежденную губу, после чего метнулся за ватой с хлоргексидином, промакивая ранку. — Как ты так умудрился? Небось опять в облаках витал, мечтал скорее оказаться со мной рядом, я прав? — смешок. Обыденный, привычный, родной.       — Н-ну… Да…       Ему хотелось провалиться сквозь землю от стыда. Нескончаемый поток вранья лег на душу тяжелым грузом, и ведь даже поделиться было не с кем: Лололошка сам понимал, что поддержки в таких действиях ждать будет попросту не от кого.       Нет, он правда не хотел принимать их часто. Так выходило, так было нужно. По крайней мере, Лололошка находил тысячу и одну причину принять таблетку сегодня, а в какой-то момент решил выпить две, потом три, когда ему казалось, что эффекта не хватало. Думалось, что от степени сложности выполнимой задачи доза должна увеличиваться так же, как числа в последовательности Фибоначчи. Чтоб было все идеально, по золотому сечению. Юноша вдруг открыл для себя, что на том же фехтовании этот препарат отлично справлялся со своей задачей: он не уставал, не промазывал шпагой, был очень сконцентрирован и не упускал противника из поля зрения ни на секунду.

***

      Сегодня шестнадцатое декабря, суббота. Сердце бешено стучало в груди после двухчасовой тренировки и трех принятых еще утром таблеток. Лололошка уже забыл, когда в последний раз хотел спать или чувствовал усталость. Когда действие аналептика спадало, его мучила адская головная боль и подступала волна тошноты, из-за чего уснуть не представлялось возможным, поэтому по ночам он продолжал пичкать свой мозг абсолютно ненужной информацией, лишь бы отвлечься. Глазные капли иногда помогали справиться с давлением, но не всегда оказывали существенное влияние.       Порой Лололошка удивлялся: как за это время Фран все еще ничего не заметил? Хотя, оно и к лучшему. В любом случае, подсаживаться на этот препарат он не собирался, убеждая себя, что это лишь на время окончания полугодия, а потом он бросит это дело. Целовать Эбардо еще раз у него желания точно не было, да и кто знает, что там еще ему на ум могло прийти. Тем более, результаты работы по математике его полностью удовлетворили — сто баллов из ста, но Франу об этом он хвастаться не стал.       Вернувшись домой поздним вечером, он обратил внимание на то, что Фран с сосредоточенным лицом что-то замешивал в миске на кухне и даже не заметил, как он вошел, напевая под нос песню Ланы Дель Рей, которая также тихо доносилась из патефона с прокручивающейся пластинкой. Рядом лежала свежая вымытая клубника. «Will you still love me When I’m no longer young and beautiful?»       — Привет, — Лололошка, с трудом вытащив ступни из ботинок, подошел к Франу, обняв его со спины и прижавшись к ней щекой. «Will you still love me When I got nothing but my aching soul?»       Фран дернулся от испуга и обернулся через плечо, улыбаясь уголками губ от воспоминаний о том самом дне, когда Лололошка впервые сделал первый шаг со своей коронной «экзотермической реакцией».       — Давно ты вернулся? Шел бы ты пока к Ашре, я еще занят, и вообще, не смотри! — он спешно постарался закрыть руками свои творения, но Лололошке, хоть и будучи все еще под эффектом таблеток, не составило бы труда и без них догадаться, что он затеял.       — Я же все равно уже все увидел, зачем ты меня прогоняешь?       — Отдохни. Ты, наверное, устал после тренировки.       — Нет, вовсе нет. А вот ты — да.       У аспирантов сессия проходила несколько раньше, чем у остальных студентов, но сейчас Франа больше волновала не она, а закрытие ведомостей перед непосредственно сессией его студентов, что подразумевало проведение итоговых работ, бесконечные долги, противным комом свалившиеся за пару минут до дедлайна на его электронную почту, из-за чего он практически не спал, вот только у него не было тех «волшебных» таблеток и приходилось ограничиваться несколькими шотами эспрессо поздним вечером. И Лололошка не спал, но научился притворяться, чтоб не слушать возмущения в свой адрес. Даже тремор рук теперь был не так заметен, потому что он старался прятать их под одеялом.       Эффект все никак не проходил, отчего юноша уже начал беспокоиться. Ему просто не сиделось на месте, хотелось постоянно что-то делать и о чем-то думать, мозг не мог успокоиться и просто устать, как раньше. Лололошка расхаживал по квартире якобы в поисках чего-то, но на самом деле ему было просто нечем заняться. За это время он несколько раз перечитал статьи Франа, открытые на его ноутбуке, периодически задавая заумные вопросы, потом позвонил Ашре, чтобы пересказать их содержание, на что она ответила удивленное «угу», затем вдруг резко решил, что хочет поучить английский, параллельно повторяя позы из йоги, которые ему когда-то давно показывал Фран. А все потому, что с уст старшего в очередной раз прозвучало: «отдыхай, я все сам», а Лололошка уже попросту не знал, что значит отдыхать, когда нервная система была в постоянном напряжении.       Стрелка настенных часов приближалась к двенадцати. Со временем эффект действия модафинила ослабевал, за чем следовала незамедлительная реакция изнеможенного организма. Мозг словно разбух и давил на стенки черепа изнутри, юноша запустил пальцы в растрепанные волосы и сжал пряди до боли у самых корней, осев на кровать.       Фран изредка поглядывал на него, но в общем-то был очень увлечен приготовлением, поэтому старался не отвлекаться. Когда шоколад на клубнике наконец застыл, он эффектно посыпал десерт той самой ярко-бирюзовой присыпкой в виде сердечек, самодовольно улыбнувшись.       — Знаешь, Ло, — он повернулся к юноше, прислонившись спиной к столешнице, держа в руках тарелку со своим кулинарным творением и облизывая испачкавшийся в шоколаде палец, — мне кажется, это будет неплохой традицией. Клубника в шоколаде — удвоенная порция серотонина. Как мы с тобой. По крайней мере, когда ты рядом — я по-настоящему счастлив, — на его уставшем лице с лиловыми синяками под глазами расцвела легкая безмятежная улыбка.       «Ты ведь даже не знаешь, что прямо сейчас в моем организме этого серотонина в три раза больше, наверное», — подумал Лололошка, издав тихий нервный смешок.       — Да, Фран…       — Я люблю тебя, — слова повисли в воздухе и разбились на тысячи осколков, что острыми лезвиями резали бешено стучащее сердце, заставляя юношу дрожать от чувства вины.       Лололошка ничего не ответил, откинувшись спиной на холодные простыни и с силой нажимая ладонями на глаза, будто это помогло бы снять напряжение. Фран отложил тарелку и сел рядом, проведя рукой по бедру, отчего младший сразу дернулся.       — Ты нервничаешь? Почему трясешься? — встревоженно пробормотал Фран и лег рядом на живот, приподнявшись на локтях.       — Д-да, нервничаю… — юноша почувствовал, как начинают стучать его зубы, поэтому сильнее стиснул их, чтобы не выдавать свое состояние. Переизбыток норадреналина истязал нервную систему, но он терпел. Попасться на отходáх ему уж точно не хотелось, особенно в этот момент.       — Почему? — черные глаза мельком взглянули на часы, стрелки которых размеренно тикали в полной тишине, с легким прищуром: без пяти минут двенадцать.       — Я н-не хочу говорить.       — Малыш, я с тобой. Я понимаю, я тоже нервничал, когда исполнялось восемнадцать. Думал, что тут же стану «взрослым», сразу на меня свалится бремя самостоятельной жизни. Хотя, на тебя оно свалилось уже в шестнадцать, поэтому все будет хорошо, я уверен! В восемнадцать жизнь только начинается, поверь мне. Ты… Мы обязательно справимся, вот увидишь. А потом я сделаю тебе предложение руки и сердца, и мы пое-… поездим по миру, да? Ха-ха! — он усмехнулся, чмокнув теплую порозовевшую щеку, и потрепал мягкие каштановые волосы.       Лололошка будто и не слушал его вовсе: шум в ушах от бушующей в венах крови усиливался, а мысли были сосредоточены на белом потолке, на котором словно вырисовывались какие-то узоры, шахматные фигуры, потом там появлялись буквы и цифры, складывались в формулы и растворялись в небытие светлой дымкой. Тело продолжало непроизвольно дрожать, отчего юноша перевернулся на бок и зажмурился, сжав руки коленями.       — Эй, ты чего? — голос стал более взволнованным. Фран придвинулся ближе, приобнимая его одной рукой и поглаживая предплечье кончиками пальцев.       В его мыслях проносилось множество вариантов причин подобного поведения возлюбленного, и передоз от сомнительных таблеток стоял скорее на самом последнем месте, потому что Фран ему искренне доверял, да и сам старался ничего более не утаивать.       Маленькая стрелка замерла на числе двенадцать, знаменуя наступление следующего дня — семнадцатого декабря. Заметив это, Фран уткнулся носом в теплый затылок, горячо шепча с улыбкой на блаженном лице:       — С днем рождения, Ло.       Словно очнувшись ото сна, юноша вздрогнул, улыбаясь плотно сжатыми губами. Вот же он, тот самый день, которого он так ждал! Но почему вдруг стало так хреново, почему именно сейчас? Он мысленно проклял тот день, когда поцеловал Эбардо ради пачки таблеток: и способ их добычи, и сама цель вызывали отвращение, отчего тут же накатывала волна тошноты, сдавливая горло.       — Спасибо, — хрипло выдавил из себя Лололошка прерывистым голосом, все еще боясь обернуться. Его мотало из крайности в крайность: то хотелось прижаться к Франу, зацеловать его до потери пульса от неконтролируемой нежности, то наоборот отодвинуться подальше и спрятаться в шкафу, да и вообще — как, как теперь смотреть в эти бездонно-черные глаза, выражающие полное доверие?       Фран продолжал исступленно прижимать его тело к себе, покрывая смазанными поцелуями затылок, шею и подрагивающие плечи, пока рука рисовала узоры где-то на ребрах, задрав футболку.       — Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя, и я могу повторять это бесконечно долго, покуда не кончатся знаки после запятой в числе Пи. Я люблю тебя, и я так счастлив быть рядом с тобой, дышать одним кислородом и соприкасаться каждым атомом… Ты бы знал, Ло, — бормотал Фран с придыханием, любовно и искренне, мечтая никогда не разжимать объятий и, возможно, умереть желая так же, задохнувшись от аромата лаванды с примесью родного запаха его кожи.       По покрасневшей щеке скатилась слезинка, тут же впитываясь в белоснежную простыню. Лололошка проследил за ней взглядом и закусил губу, чтобы не издать ни одного всхлипа.       — Почему ты молчишь? — старший ласково положил ладонь на мягкую щеку и тут же одернул, почувствовав влагу. — Ты что, плачешь? Ло? — Фран сел на него сверху, перекинув ногу и повернув лицо юноши на себя.       Вместо ответа Лололошка протянул к нему трясущиеся руки и обвил ими его шею, притягивая к себе и завлекая во влажный поцелуй. Ему просто хотелось поскорее скрыться от этого испытывающего взгляда, изучающего его покрасневшее лицо и дергающиеся уголки потрескавшихся губ.       — П-подарок… Ты не забыл про подарок, Фран? — бормотал юноша, находясь в этот момент словно в бреду из-за каши из мыслей в голове и перебивающих друг друга эмоций.       — Ты правда этого хочешь? — Фран склонился над ним, томно шепча эти слова прямо на ухо. — И ты перестанешь плакать?       — Да, — глухо отозвался он, сведя брови к переносице и стараясь унять дрожь во всем теле то ли от предвкушения, то ли из-за очередных проделок нервной системы.       — Ты хорошо себя чувствуешь? Ничего не болит?       Лололошка отрицательно помотал головой, думая о том, что он даже не понимает, чем обусловлено его желание сейчас. Он рассчитывал, что Фран вновь откажет или найдет отмазку, но, кажется, сейчас он был абсолютно серьезен. Нельзя сказать, что Лололошка не грезил моментом преобразования их любви во что-то большее, он и сейчас этого безгранично желал, однако, возможно, таким образом он хотел отвлечь внимание старшего от своего странного поведения, из-за чего становилось паршиво на душе.       Фран нежно накрыл его губы своими, постепенно углубляя поцелуй, пока руки медленно задирали футболку и блуждали по стройному крепкому телу, изрешеченному белесыми шрамами от самых разнообразных увечий. Пальцы бережно очерчивали ребра, спускаясь ниже и поглаживая впалый живот с напряженными мышцами.       — Ты похудел, — тихо, немного настороженно заметил Фран, разорвав поцелуй, после которого меж их губ натянулась хрупкая ниточка слюны. — Видимо, я плохо тебя кормлю.       Поцелуи плавно перетекли на шею, покрывая каждый миллиметр кожи, под которой ощутимо быстро пульсировала артерия. Лололошка чувствовал, как собственное сердце стучит метрономом и будто скоро вот-вот остановится от перенапряжения. Возбуждение от осознания долгожданного процесса накрыло с головой и жгло внутри, электризуясь в районе кончиков пальцев. Он повернул голову в сторону и зажмурился, открывая старшему больше пространства для прикосновений. Мокрая дорожка поцелуев спустилась к ключицам, а Фран, не сдержавшись, чуть прикусил выступающую косточку, отчего тут же услышал мгновенный писк со стороны младшего и сразу смазанно коснулся губами места укуса, извиняясь.       — Приподнимись, — заботливый, ласковый шепот.       Лололошка послушно выполнил просьбу, позволяя Франу стянуть с себя футболку, которая отлетела на другой конец кровати. Вмиг стало холодно, отчего предплечья покрылись мурашками; дыхание сбилось окончательно, когда мягкие поцелуи перешли на грудь, а язык прошелся по затвердевшему соску. Юноша инстинктивно поджал ноги, сведя их вместе, но старший бережно положил ладони на острые коленки, покрытые множественными шрамами, разводя их в стороны, чтоб не мешались, и поглаживая бедра. Белые пряди у лица защекотали оголенную кожу живота, когда он вновь припал губами к желанному телу, подрагивающему от каждого трепетного прикосновения.       — Ло… — старший снова прильнул к шее, задержав нежные руки на талии.       — М-м? — вопросительно промычал он, переведя влажный взгляд на светлое расплывчатое лицо.       — Ты случайно не гипербола? — Фран тихо усмехнулся, опаляя дыханием нежную кожу под мочкой уха.       Юноша цокнул, но головой чуть помотал: на слова не хватало кислорода в легких.       — Тогда откуда у тебя такие… — указательный палец правой руки прочертил линию вниз от подмышечной впадины до бедер, едва касаясь ногтем. — Плавные изгибы?       Его шепот опьянял, голова шла кругом от переизбытка эмоций, а крохотные слезинки скопились во внешних уголках глаз; мозг просто не мог правильно трактовать нахлынувшие чувства, отчего они проявлялись все разом, порой вводя старшего в некоторое замешательство: он плохо помнил себя в момент лишения девственности, но, кажется, подобный спектр эмоций у него тогда присутствовал, поэтому и подозрений особых такая реакция организма не вызывала.       Дойдя поцелуями до низа живота, Фран поднял на Лололошку черные глаза, выглядящие в данный момент как два омута с бешеными чертями, словно спрашивая дозволения. Дождавшись хриплого «да», он осторожно схватился зубами за резинку темно-серых шорт, стягивая их вниз, в то время как Лололошка приподнял бедра для удобства маневра. Откинув снятый элемент одежды туда же, куда недавно полетела футболка, Фран вновь навис над юношей, горячо целуя его в губы и заставляя щеки наливаться краской. Кислород вокруг плавился, картинка перед глазами плыла, смазывалась, теряя очертания лица напротив. Лололошка жалобно смотрел на объект своей юношеской любви с белоснежными волосами и серебряными сережками в правом ухе, в которых отражалось его смущенное выражение лица, наконец подняв трясущиеся руки и обхватывая ладонями его щеки, чтобы притянуть его к себе еще раз за новым жадным поцелуем.       Лололошка чувствовал, что вот-вот задохнется. И дело было не только в поцелуе: дышать становилось тяжелее, приятные ощущения под остаточным действием препарата усилились в несколько раз, а кончики пальцев покалывало от возбуждения.       Теплые пальцы нырнули под ткань нижнего белья. Фран медлил, словно все еще собираясь с мыслями, но затем бережно обхватил горячую плоть, тут же стрельнув взглядом на лицо Лололошки, желая насладиться реакцией. С приоткрытых вишневых от постоянных покусываний губ сразу сорвался тихий стон, а когда рука начала плавно двигаться снизу вверх, юноша сильно сжал простыню вспотевшими ладонями и вновь свел колени, запрокинув голову.       — Все в порядке? — глухо поинтересовался Фран, другой рукой стягивая нижнее белье с бедер и параллельно покрывая поцелуями коленки.       Ему и самому не верилось, что это происходит прямо сейчас. Он не хотел, чтоб Лололошка думал, что спустя пятнадцать минут наступления его совершеннолетия он резко сорвался с цепи, хоть и выглядело это именно так. В его представлении интимные действия можно было бы отложить до иного момента, ведь для него это не являлось ключевым элементом в отношениях, но раз уж этот несчастный сам попросил, то нет причин отказываться, не так ли?       — Д-да... Фран, пожалуйста, быстрее, — шумно выдохнув, Лололошка заерзал бедрами, самостоятельно толкаясь ими навстречу. — А почему ты сам... Не...       Фран чувствовал, как ему становится тесно в домашних брюках от вида раскрасневшегося и такого невинного юноши, который уже не знал куда себя деть от возбуждения, но раздеваться не спешил: в его планы не входило что-то большее, кроме петтинга, да и сам факт удовлетворения сексуальных потребностей любимого человека приносил не меньше удовольствия, нежели сам процесс соития.       — Я хочу, чтобы тебе было приятно, малыш, — прошептал Фран, опаляя горячим дыханием низ живота и едва касаясь языком причинного места; движения пальцев ускорились, обильно естественно-выделяющаяся влажность способствовала плавному скольжению. — Мне приятно делать тебе приятно.       — А как же... А...       — В другой раз, доверься мне, — язык прошелся от основания до самого кончика, слизывая проступающие капельки предэякулята.       — Почему ты опять... Отказываешься? — Лололошка говорил тихо, прерывисто, стараясь выровнять дыхание и сдерживать стоны, но получалось, откровенно говоря, плохо. — А-ах...       — Все не так просто, малыш. Я научу тебя когда-нибудь, как нужно... Подготавливать себя перед процессом, но сейчас нам это ни к чему, — Фран ухмыльнулся; губы сомкнулись, вбирая сантиметр за сантиметром.       Воздух вокруг будто настолько сильно нагрелся, что начал плавиться; Лололошка периодически сжимал и разжимал ткань простыни пальцами, раздвигал ноги шире и кусал внутреннюю сторону щеки. С его уст срывались сладкие стоны, ласкающие слух старшего и распаляющие желание доставить больше ощущений посредством то ускорения, то замедления темпа до минимума, тем самым доводя юношу до истомы. Фран вновь по-любовному игрался с ним, заставляя ерзать на кровати и подмахивать бедрами.       — Фран, я… Я сейчас… — Лололошка рвано дышал и извивался всем телом, кусая губы.       Старший безропотно провел языком по самому краю, вырисовывая окружность, и отстранился, прикрыв содрогающуюся плоть ладонью во избежание попадания белесой жидкости на лицо. Он самодовольно улыбнулся и, аккуратно вытерев руку лежащими на прикроватной тумбочке салфетками, навис над Лололошкой, бережно целуя его вспотевший и покрасневший лоб, к которому назойливо липли влажные каштановые пряди.       На пике удовольствия юноша почувствовал, будто внутри, по всему телу, запустили несколько фейерверков одновременно, которые раскрылись яркими красками во тьме плотно сжатых век. Сердце бешено колотилось, приоткрытые губы жадно глотали ускользающий кислород, орган слуха в моменте полностью отключился, словно он находился под водой, а мышцы мгновенно расслабились до ватного состояния. Экстаз длинною в какие-то семь долгих секунд.       Когда эффект послеоргазменной неги наконец улетучился, Лололошка укутался в одеяло и выпалил подрагивающим голосом:       — Прости...       — Что? — Фран в этот момент улегся рядом, поглаживая большим пальцем его щеку, и сказанное юношей слово его не на шутку перепугало. — Что-то не так?       — Я... Я...       — Все хорошо. Давай спать, завтра у тебя будет длинный день, — он широко зевнул и потянулся, после чего подполз к краю кровати, подбирая небрежно вышвырнутую за ее пределы одежду. — Оденься только.       Фран забрался под одеяло и, притянув Лололошку к себе и расположив его голову у себя на плече, прикрыл глаза, утыкаясь губами в его макушку. Спустя пару минут он провалился в царство Морфея от безграничной усталости, а младший таким быстрым навыком отрубаться от реальности похвастаться не мог: он лишь сомкнул веки для вида, продолжая обдумывать произошедшее.       Не прошло и двух часов после накрывшей с головой эйфории, как Лололошка почувствовал острую боль, которая начала сковывать под черепом, окольцовывая мозг и с силой пульсируя в глазах. Он резко сел и зажмурился, массируя веки пальцами. Начала подступать противная тошнота. Юноша согнулся, трясясь всем телом и стиснув зубы; хотелось сжаться, скорчиться и самоуничтожиться, как звезда, коллапсирующая перед взрывом. Дыхание перехватило, когда, разлепив веки, перед глазами зияли черные дыры, разъедающие окружающую реальность.       — Дай капли, пожалуйста... Фран, быстрее!       Пробормотав сквозь сон что-то вроде «сейчас-сейчас» и тут же очнувшись, тот мигом спрыгнул с кровати и подбежал к прихожей, щупая руками карманы черного пальто.       — А где они? В пальто?       — Н-нет, не в пальто, не ищи там, м-м... В рюкзаке они, в рюкзаке!       — Ло, а что эт-... — пальцы нащупали шелестящую упаковку и аккуратно подцепили ее, поднеся к заспанным глазам. Фран с трудом вчитался в название.       — Я сказал не ищи там! — надрывисто крикнул Лололошка, корчась от боли и стараясь унять дрожь во всем теле.       — Ты... Ты все это время жрал таблетки?! — осознание вылилось в шоковое состояние; он схватился за голову, окидывая беглым взглядом мрачную комнату. — Я, блять, настолько уставал на работе, что не замечал этого?!       — Просто дай мне капли!       Фран метнулся к рюкзаку, осматривая кармашки в поисках маленькой баночки с необходимым веществом. Найдя ее, тут же сел рядом с Лололошкой, рукой разворачивая его лицо на себя и зачесывая назад прилипшие ко лбу мокрые пряди. Он быстро приподнял его голову за подбородок и, пошире распахнув подрагивающие веки, закапал в глаза.       — Почему, Лололошка, ну почему ты не послушал меня? Сколько таблеток ты принял? Говори! — он подскочил с места, принявшись нервно расхаживать по комнате, массируя виски указательными пальцами. — Глупый, глупый, глупый! Это моя вина. Я и подумать не мог, что ты... — он резко включил свет и подбежал к юноше, показывая ему три пальца. — Сколько пальцев? Ты видишь?       Лололошка заметил, как черные пятна, расползающиеся перед глазами, начали уменьшаться, но зрение все так же было смазанным.       — Три, — он виновато опустил голову, поддевая пальцами одной руки заусенцы на другой.       — Что три? Таблетки или пальца?       — И то, и то...       — Блять, какие три таблетки? Как ты еще в обморок не упал? Ты вообще спал на неделе? — Фран глубоко вздохнул, стараясь успокоиться: все-таки, сейчас не лучший момент для очередных нравоучений. Он подтащил к кровати две бутылки с водой. — Воду пей, много. Завтра поговорим.       Лололошка нервно сглотнул, все еще чувствуя, как будто внутри него содрогаются внутренности. Разговор обещал быть не из приятных.