— Еще два виски, пожалуйста! — весело прокричал парень с ярко выраженной гетерохромией, махнув рукой официанту. — Фра-а-ан, ну ты чего приуныл? Мы же наконец закрыли все дедлайны, так и ты еще уволился из школы, теперь будет больше времени на такие вот дружеские посиделки! И праздники через пару дней! — он зачесал темные волосы назад, расплываясь в пьяной улыбке.
Фран сидел напротив него за деревянным округлым столиком, левой рукой подперев щеку, а второй прокручивая стакан с тающими кубиками льда, где пятью минутами ранее находился терпкий желтоватый алкоголь. В баре было душно и пахло жареным мясом, аперолем и ржаным хлебом.
Черные глаза смотрели безжизненно и сонно, невольно цепляясь взглядом за каждого юношу в заведении, у которого была копна пушистых каштановых волос на голове, высокий рост, стройное телосложение и чуть сгорбленная осанка. Клетчатый бирюзово-черный шарф и вовсе стал подобием красной тряпки, и каждый раз, завидев этот элемент одежды с похожим принтом, его сердце начинало биться быстрее, дыхание перехватывало, а по телу пробегали мурашки.
А ведь сейчас он мог крепко обнимать, прижимать к себе и гладить его по волосам и щеке, изредка подшучивая и заставляя юношу мило краснеть от смущения.
Фран рассчитывал, что когда оборвет все связи, станет легче. Постепенно голубые глаза перестанут сниться, и он вновь сможет жить свою обычную жизнь, но этот лазурный оттенок преследовал его везде, ассоциируясь с приятными вечерами за чашкой чая и сказочной ночью на озере.
Он повернул голову в сторону, рассматривая шумное помещение: небольшая площадь, барная стойка по центру и несколько столиков вокруг, причудливые люстры, тускло освещающие заведение желтоватым светом, и снующие туда-сюда посетители. Радостные, с улыбками на лицах. В углу зажались парень с девушкой, страстно целуясь, чуть ли не залезая на стол. Казалось, они сейчас сожрут друг друга губами. Фран поморщился и спешно отвел взгляд.
Друг проследил за траекторией движения черных глаз напротив и усмехнулся:
— Фран, тебе сколько лет-то? Рожу кривить при виде парочек без комплексов. Сам ведь таким был.
— Признай, что это просто отвратительно выглядит.
— Признаю, когда ты мне расскажешь, почему ты уже неделю сам не свой. Если на тебя так влияет работа и учеба, то у меня для тебя плохие новости, — парень откинулся на спинку стула, скрестив руки на затылке. — И зачем тебе тогда резко понадобились мои знания по химии с далекого десятого класса?
— Помогал ученику с контрольной, — отрешенно ответил он, обводя ногтями древесные узоры на столе.
— Неужели тебе кто-то настолько небезразличен, что ты умудрился отвлечь от работы и себя, и меня?
— Да.
— Сколько ему лет?
— Семнадцать.
— О-о… — задумчиво протянул брюнет, изумленно кивая, — я и не думал, что все настолько плохо…
— Ваши два виски со льдом, — молодой официант с пшеничными кудрявыми волосами поставил наполненные бокалы на столик, легко улыбнувшись, и его приветливое выражение лица немного разрядило обстановку.
— Спасибо, — брюнет добродушно кивнул ему и сразу взялся за напиток, сделав глоток, а после наклонился к Франу поближе и понизил голос. — А этот тебе чем не нравится? Смотри как бедрами виляет, небось так и жаждет с тобой поболтать.
— Отвали, — нервно ответил Фран, глотнув немного алкоголя и морщась от его терпкости. Рука запустилась в растрепанные белые волосы, сжимая их у корней.
Когда все вокруг радовались от предвкушения приближающихся праздников, а на улице царила сказочная новогодняя атмосфера, существовали двое с черной дырой в груди, которая питалась материей из истерзанных душ. Фран был уверен, что так нужно, он поступил правильно, подобные связи нужно вырывать с корнем, как бы болезненно это ни было, но в то же время сердце сжималось и покалывало, словно пораженное резким звуком малой секунды, когда он представлял, как горько плачет этот человечек где-то там, в своей мрачной комнате, крича в подушку и дрожа всем телом. Рука каждый раз порывалась написать сообщение, но сразу же стирала все корявые строки, складывающиеся в несколько абзацев. Такое поведение не прощается, а любые оправдания — глупость.
— Так вот почему ты уволился, — после долгого молчания подал голос парень, — н-да, если кто узнает, из педа выпрут точно. И так косо смотрят из-за твоего внешнего вида.
— Я в курсе, — процедил Фран, полностью осушив свой бокал, — благо я вовремя остановился.
— Так а сейчас что не так? Раз уж вас больше не сковывает социальный статус.
— Ему семнадцать, а еще он был моим учеником, это непра-…
— А все, что было до — правильно? Ты зачем вообще к нему лезть тогда начал? Правильный он, — глаза разного цвета раздраженно сверкнули, и парень тяжело вздохнул. — Не надо оправдывать свою трусливость «высокой моралью». Так и скажи: «я побоялся, что эти отношения закончатся так же, как и все предыдущие, поэтому намеренно прерываю их, чтобы потом не чувствовать себя в десять раз хуже», — проговаривая эту реплику, он сложил руку в жесте «бла-бла-бла».
Фран молчал. И сказать было нечего, потому что друг был чертовски прав. Бледное лицо с хмельным румянцем буквально ничего не выражало. Недолго думая, он встал, отчего ножки стула противно скрипнули, и направился к выходу из заведения, взяв с собой только телефон. Брюнет последовал за ним, но перед этим заскочил в гардероб, чтобы забрать свою куртку.
Фран вышел на улицу, прислонившись спиной к стене и вежливо попросив сигарету и зажигалку у стоящих рядом крупных мужчин в деловых костюмах, которые сначала как-то осуждающе смерили взглядом парня в темно-синем свитере с длинными белыми волосами, кольцами в ушах и аккуратным маникюром, но потом все-таки протянули пачку.
Сан-Фран не курил. Эту привычку он оставил в далеком прошлом, в той самой безбашенной юности, когда хотелось попробовать абсолютно все на свете: от наркотиков до вышивания крестиком. Он знал, что никотин пагубно влияет на интеллект, нарушая кровообращение в головном мозге и снижая активность нервных клеток, а также на концентрацию и внимание, что было крайне важно в его дальнейшей профессии, и это было единственной причиной, почему он не возвращался к курению вот уже семь лет.
Фран крупно пожалел, что решил одолжить сигарету у тех амбалов. Она была довольно крепкая, а такие покупают только заядлые курильщики с прожженными легкими, которым с каждым разом требуется все большее содержание никотина. Поэтому, сделав затяжку, он сильно закашлялся, ощущая, будто сейчас легкие вывернутся наружу; прям как подросток, впервые пробующий подобные шалости с друзьями во дворе за школой. Голова закружилась от непривычной дозы никотина в крови, по телу пробежался холодок, в глазах потемнело.
Брюнет вышел из помещения, наспех накинув куртку на плечи и вдохнув свежий морозный воздух, а затем скосил взгляд на Сан-Франа, который с томным видом докуривал сигарету, элегантно зажав ее двумя пальцами и периодически стряхивая скопившийся на конце пепел. Лишних вопросов о том, почему вдруг математик взялся за старую привычку, не возникало. Тут и так все было понятно.
— Ты мне вот что скажи, — парень встал рядом, внимательно наблюдая за тем, как друг морщится от попадания дыма в глаза, — что-то серьезное у вас было? Что тебя так напугало?
— Поцелуй.
— И все?
— Да, — хрипло ответил Фран, потушив бычок об урну.
— А теперь представь, что творится у этого мальца в башке сейчас. Ты ему, возможно, психику вывихнул. Сделал из него собачку Павлова, кормя обещаниями и комплиментами, я уверен. А теперь у него будет ломка, ты словно подсадил его на тяжелый наркотик под названием Франческолин. Сам же знаешь, как подростки эмоционально нестабильны, так зачем делать из человека Хатико?
— Ты его не знаешь. Он во многом сильнее меня и обязательно справится, но нам не по пути. Я очень виноват перед ним, и лучшее, что я мог сделать — уйти.
— Ты такой конченный, Франческо.
Фран в ответ лишь уныло усмехнулся, и с его уст в воздух взметнулись клубы пара.
***
Так пролетали дни, недели, месяцы. Луна сделала множество оборотов вокруг Земли, а Земля, плавно вращаясь вокруг своей оси, двигалась по орбите. Солнце вставало над горизонтом, радуя людей своим недолгим присутствием, а затем спешно убегало по своим делам, скрываясь где-то за лесом из новостроек. Постепенно ясных дней становилось больше, морозы отступали, а лед, который, кажется, навеки примерз к асфальту и почве, начал таять под натиском весны.
Каждый день из жизни Лололошки был похож на день сурка. Он просыпался, шел в школу, отсиживался там дай бог до четвертого урока, а затем бежал к ученику, которому все еще нужна была помощь с математикой. Домой он возвращался под вечер, и сил хватало только перекинуться с Ашрой парочкой сообщений, чтобы уведомить подругу, что он в порядке, его никто не зарезал, да и сам он руки на себя не наложил. Ашра с облегчением выдыхала в трубку, и их разговор заканчивался, а юноша откидывался на подушки, пил черный чай с уже привычным вкусом мяты и засыпал. А потом все начиналось заново.
Лололошке стали часто сниться кошмары. Он стабильно наблюдал их каждый понедельник, отчего этот день недели стал еще более невыносимым. К тому же, именно в понедельник его бросил Фран. Саму суть страшных снов юноша помнил плохо, но каждый раз он просыпался в холодном поту от того, что чье-то светлое лицо резко пропадало из поля зрения, его черты расплывались, Лололошка тонул в мрачном и вязком омуте, и повсюду начинали расползаться массивные черные дыры.
Фран рассказывал о них несколько месяцев назад в один из вечеров в его квартире, когда Лололошка спросил, есть ли места во Вселенной, где не работают законы физики:
«Допустим, у тебя есть звезда с массой, в десять раз превышающей массу Солнца, — для наглядности примера он скомкал зеленый фантик от жвачки и салфетку, положив образовавшиеся бумажные шарики на стол. — За миллиарды лет эта звезда излучала много тепла и света, превращая водород в гелий внутри, в своем ядре. Этот процесс необходим для сохранения достаточного давления, чтобы удержать звезду в равновесии в поле ее собственной гравитации. Когда звезда исчерпает свое ядерное топливо, она начнет коллапсировать, вот, смотри, — Фран говорил это полушепотом, своим привычным бархатным голосом прямо около уха; он сжал кисть, образуя кольцо, накинул на нее эластичную ткань футболки и положил сверху шарик из салфетки; другой рукой он схватил длинный палец Лололошки и поставил его перпендикулярно поверхности ткани, начав чуть продавливать его вниз, — по мере уменьшения размеров звезды, гравитационное поле на поверхности будет становиться сильнее. Образовавшаяся воронка абсолютно эластична, и она будет углубляться до тех пор, пока ее верхние края не схлопнутся где-то над тяжелым шаром, — Фран надавил сильнее, вгоняя бумажный макет массивной звезды глубже в сжатый вокруг пальца Лололошки кулак, после чего бережно вытащил его для демонстрации соединенных краев воронки; юноша от такого жеста немного смутился, смотря то на лицо Франа, то на их руки, но продолжил наблюдать завороженно, — и все! Больше мы эту звезду никогда не увидим, ведь ткань пространства-времени сомкнулась, и она стала невидимой для всей Вселенной».
И Лололошка чувствовал, что сам постепенно проваливался в эту черную дыру. Или он уже давно в ней находился? Времени вокруг будто не существовало, а пространство сжалось до маленькой комнаты в облезлой панельке. Самая настоящая сингулярность.
На самом деле, их неудавшиеся отношения и правда можно было сравнить с жизненным циклом огромной звезды: все началось с туманности, а закончилось взрывом сверхновой и образованием черной дыры. Когда Лололошка смотрел снимки того, как выглядит смерть звезды, он почему-то подумал, что именно так он и ощущал тот чертов поцелуй в лифте, ведь закрыв глаза тогда, в черноте возникали разноцветные яркие вспышки — эмоции походили на новогодние фейерверки.
***
Сан-Фран думал, что спустя три месяца их разлуки Лололошка давно не вспоминает о нем, да и сам старался максимально отвлечься от накатывающей волны тоски каждый раз, когда он пил ненавистный ранее зеленый чай и надевал ту синюю куртку, где в кармане все еще лежала записка с названием капель от глаукомы. Он неосознанно искал юношу с голубыми глазами взглядом в каждой очереди продуктового магазина, в каждом недорогом кафе и у каждой автобусной остановки в окрестностях, но понимал, что даже если они встретятся — он пройдет мимо, потому что просто не сможет подобрать нужные слова.
Лололошка думал, что спустя три месяца их разлуки Сан-Фран давно не вспоминает о нем. Однако у самого Лололошки воспоминания о нем, улыбчивом и нежном, всплывали в сознании постоянно. Он был везде: в черном чае с мятой, в формулах на бумаге, в клубничках на пенале одноклассницы и в звездах на небе, которых с каждой ночью виднелось все больше и больше. А ведь на самом деле девяносто шесть процентов всех этих светящихся точек уже давно исчезли. Вселенная расширяется неимоверно быстро, и те галактики и звезды, которые мы видим сейчас, отдаляются со скоростью более пятисот тысяч километров в секунду.
Сан-Фран думал, что уже поздно что-то предпринимать, но перед сном его главным хобби стало вычисление вероятности встретить юношу в темных очках в продуктовом магазине рядом с домом после восьми часов вечера.
Лололошка думал, что после зимы всегда наступит весна, после самой глубокой ночи — утро, а после взрыва сверхновой где-то на другом конце бесконечной Вселенной обязательно появится новая звезда.
И когда-нибудь эти два события произойдут в одно и то же время.
