Птичка

Утро Наби застал завернутым в халат и на руках кого-то из альф. Прижав нос к шее мужчины, что нес его куда-то по коридору, Его Высочество сразу определил, что это властелин Полуночи. — Господин? — шепнул принц, постепенно пробуждаясь. — Куда мы? — В мой хамам, шайтан-цветок, — улыбка-таки коснулась обычно сурово сжатых губ Гияза. — Ты весь влажный внизу, да и нам хочется помыться вместе с тобой. — А где милорд Гаяр? — Остался в покоях, ведь сейчас время Дня: его срок править. Не бойся — отдаст распоряжения слугам и присоединится к нам. — Я тебя не боюсь, повелитель, — опустил ресницы юноша, заливаясь румянцем под жарким взглядом сверху. В коридоре им не встретился ни один человек: дорога все время шла под уклон, и Наби понял, что они спускаются на этаж ниже. — А эта дверь? — Его Высочество обратил внимание на резную арку и дверцу за нею. — Что там? — Покои того, кто из нас Тень, — объяснил Гияз. — Разве ты еще не понял, что мы делим власть над Суль-Мирьяхом по справедливости? Юноша кивнул, а после вновь опустил голову на плечо Императора, наслаждаясь близостью и безопасностью. Хамам Сына Небес, Дня и Полуночи оказался небольшим и очень уютным: низкие сводчатые потолки украшала мозаика в виде звездного неба, в центре помещения находился круглый бассейн с теплой водой, от которой поднимался влажный пар. В нише Его Высочество заметил два низеньких топчана для отдыха, столик для игры в баш-май, а чуть далее находился вход в парную — и всюду ни одного слуги, словно Император строго-настрого запретил кому-либо приближаться к своим личным покоям. Объятия разжались лишь затем, чтобы снять с омеги халат, а затем альфа помог юноше сойти в бассейн, придерживая того за руку. Ароматная вода приятно ласкала уставшее тело и Наби чуть слышно застонал от удовольствия, опустившись по плечи. — Подойди сюда, шайтан-цветок, — господин, присев у бортика, протянул Его Высочеству две чаши: в одной находилось освежающее полоскание, а во вторую нужно было выплюнуть настой. Принца бросило в жар от смущения: сам Император делает это для него… Пока Набияр умывал лицо и даже окунулся с головой, альфа тоже освежил дыхание, сбросил свой халат и вошел в воду, не сводя взгляда с купающегося наложника. Усевшись на ступеньку, Император поманил омегу к себе, улыбаясь столь чувственно, что сразу стало ясно, чем именно они будут сейчас заниматься. Приблизившись, юноша плавно забрался на колени, очутившись лицом к лицу с властелином Полуночи. Тот обнял Наби за талию, прижимая сильнее, а ладонями огладил бедра и ягодицы, лаская их приятные округлости. — Значит, не боишься меня, шайтан-цветок? — полюбопытствовал Гияз, наблюдавший за смущением принца. — Нет, повелитель… ты меня возбуждаешь… твое тело… запах твоей кожи… твоя улыбка… Наби потерся членом о член альфы, с удовольствием уловив ответный стон желания. И замечательно… если падать в похоть, то вместе… Влажные пальцы наложника скользнули по широким плечам господина, поднялись вверх по шее, обрисовали красиво очерченные губы, изогнутые, как поэтично выразился Гюльдар, подобно рукояти лука. Наби залюбовался длинными черными ресницами, широкими бровями вразлёт и хищным носом с легкой горбинкой: аристократические черты того, в чьих венах течёт древняя монаршая кровь… — Ты необычайно дерзок, мой прекрасный кадир, — Император опустил руку в воду и обхватил оба их члена. — Зачем бояться удовольствий? — хрипло застонал Набияр, откликаясь на ласки. — Мне так хорошо… и я никогда не боялся альф… — Каких это альф?! — глаза повелителя хищно сузились. — С кем ты встречался, кроме Гаяра?! — В этом смысле ни с кем, — стушевавшись, отозвался Его Высочество: маленькая ложь ради всеобщего блага. — Ты, господин мой, был первым, кто… с кем я… возлёг как с мужчиной… — Что это с тобой, шайтан-цветок? — довольно усмехнулся Гияз. — Неужели наконец-то смущен? Вместо ответа Наби со стоном прильнул к манящим его губам, обхватывая господина за шею. Какие уж тут могут быть разговоры, когда нутро все зудит от потребности вновь оказаться наполненным? — Я хочу тебя, повелитель… пожалуйста… трахни меня… Гияз… Зрачки Императора расширились от желания, что ударило в пах невыносимым жаром, стоило лишь услышать собственное имя из этих прекрасных уст. Приподнявшись на ступеньку выше, чтобы вода не смывала естественную смазку течного омежки, господин приподнял Наби над собой, а затем насадил на член, рывком погружаясь до самого узла. Небо, как хорошо… — Сладкий цветок, — рычание рвалось с губ в такт сильным толчкам. — Мой… весь мой… Наби откинулся назад, в сильные руки Сына Небес, позволяя тому вести любовный поединок по собственному усмотрению. Шире разведя колени, юноша смотрел вниз, на собственный член, влажно блестевший и проткнутый насквозь золотым колечком с бубенцом, на плоский живот, на естество альфы, приникавшее в тело раз за разом все глубже. После целой ночи непрерывных вязок вход растянулся достаточно, чтобы можно было войти вместе с еще не увеличившимся узлом, и всякий раз, как повелитель делал это, с губ Наби рвался жалобно-сладкий стон. Набияр кончил первым, изливаясь на живот своему мужу, а затем его накрыла волна упоительно-долгожданного омежьего оргазма. Закричав, юноша изогнулся, и в этот самый миг Гияз насадил его до самого основания, заливая нутро кадира семенем. Узел тут же принялся расти, сцепляя любовников воедино. Его Высочество тихонько вскрикивал и кусал мужчину за плечо, прижимаясь к Гиязу всем телом. Было невыносимо хорошо: каждую мышцу скручивало в узлы удовольствия, а задницу растянуло до сладкой муки. Казалось, еще немного, и его разорвёт, но, Небо, он бы ни на что не променял эти чудесные мгновения усталости, опустошения, наслаждения и счастья. Гияз, прижимая наложника к себе, опустился глубже в воду. — Обхвати меня ногами за поясницу, бесстыжий, — велел он. Омега послушно выполнил, что от него требовалось, пребывая на грани блаженного забытья. — Наби, цветок мой, — шепнул Император, касаясь губами влажной щеки принца. — Как же в тебе хорошо… Теплая вода приятно обнимала тело, а ладони властелина Полуночи удерживали юношу в самом удобном положении. Искорки оргазмов рассыпались внутри, расходясь от растянутой узлом задницы по всему низу живота. Наби постанывал, опустив голову на плечо повязавшего его альфы. Кажется, он задремал, пропустив момент, когда узел спал и его, вновь закутав в халат, устроили на топчане, не забыв обложить со всех сторон мягкими подушками. Приоткрыв глаза, Набияр обнаружил обоих своих альф в бассейне: те говорили о чем-то, потягивая из пиал прохладный щербет. Ну, пусть… еще немного полежать и можно продолжить… Его Высочество опустил ресницы, проваливаясь в сытую дремоту. Было тепло, хорошо и очень уютно. Наконец-то он чувствовал себя по-настоящему дома. *** — Что сказала Советница? — полюбопытствовал Гияз, откидывая голову на бортик и блаженно щурясь. — Грозила страшными карами, — ответил брату Гаяр. — Уверяла, что мы с тобой перегрызёмся за Птичку, и Суль-Мирьях вновь окунётся в кровавые распри. Властелин Полуночи усмехнулся, представив себе осуждение, сквозившее в каждом движении Хонг-Чон-Линь, если та считала, что правитель поступает неправильно. — Надеюсь, ты напомнил ей, что это она служит нам, а не наоборот? — Напомнил, — Гаяр обернулся, глянул на спящего омегу, любуясь на крутой изгиб талии и бедра, на показавшийся из-под халата острый локоток и длинные влажные локоны, свисавшие с топчана густой волной. — И, клянусь, скорее небо упадет на землю, чем я позволю кому-то причинить вред Лирою. — Да будет так, — согласился с ним Гияз. — Госпожа Линь станет следить за здоровьем и счастьем этого омеги пуще, чем за собственным. Я отказываюсь расставаться с ним. Пусть будет объявлено: кадир Небес отныне и вовек является величайшей драгоценностью Императора. Некоторое время альфы молчали, наслаждаясь покоем хамама. — Скоро праздник Великого пророка, — хозяин Дня поднялся на ноги, и вода с шумом хлынула обратно в бассейн. — Кто из нас поедет по султанатам с сыновьями, вошедшими в возраст? — Бросим жребий, — Гияз последовал примеру брата: подтянулся, выбираясь из купели наружу. — Пусть судьба рассудит, чья в этот раз очередь покидать дворец. *** Пробуждение получилось очень приятным: Наби сначала почувствовал, как его вновь заполняет член альфы, а затем оказался вжат в подушки тяжестью мужского тела. Сладко вздохнув, Его Высочество шире развёл колени, позволяя войти глубже, а сам, обняв любовника, ткнулся носом в его плечо, лизнул, пробуя на вкус загорелую до смугла кожу. — Милорд Гаяр, — томно мурлыкнул омега. — Значит, ты с легкостью различаешь нас, Птичка? — альфа толкнулся вперед, не спеша, впрочем, задавать быстрый темп. — А-ах… да… различаю… вы пахнете по-разному… — Очаровательно, — усмехнулся Гияз, наблюдавший за братом и Его Высочеством. Повернув голову, принц встретился взглядом с властелином Полуночи: тот устроился рядом, любуясь поистине прекрасным видом. Покраснев, Наби опустил ресницы, но успел заметить, как хищно затрепетали ноздри альфы, почуявшего возбуждение омеги — судя по всему, после Гаяра его снова повяжет Гияз… И это понимание жгучим постыдным счастьем пронеслось по венам юноши, заставляя его терять голову от предвкушения. Пусть они будут в нем по очереди, пусть наполнят собой, пусть целуют, обнимают и ласкают, лишь бы только не отпускали никогда… — Еще, господин… еще, — простонал юноша, вцепляясь ногтями в спину Гаяра. — Не могу… прошу… ах, Небо! Альфа сразу понял, в чем дело: за сутки практически непрерывных вязок тело наложника стало гораздо чувствительней, чем прежде. — Хочешь скорее получить узел, мёд души моей? Теперь толчки стали быстрей и глубже. — Да… о, да, повелитель… как хорошо… я сейчас… сейчас… В губы ткнулся второй член. Наби мгновенно приоткрыл рот шире, впуская в себя и другого возлюбленного. Отчего-то именно это нравилось Его Высочеству больше всего: ощущать в себе сразу два стрежня жизни, принимая их в оба подходящих для этого отверстия. Мужчин такой поворот лишь подстёгивал. Казалось, они собираются затрахать прекрасного наложника до смерти, вбиваясь в его податливое тело. Вязка отозвалась внутри упоительно-сладким восторгом, Набияр содрогался под властелином Дня, вновь вцепляясь в его спину и плечи, но губ не разжал, дожидаясь, пока и властелин Полуночи достигнет вершины наслаждения. — Наби, — простонал Гияз, толчками изливаясь в мягкую влагу омежьих уст. — Грешный мой цветок… — Птичка, — Гаяр сцепил клыки, вновь обновляя метку. — Как же ты хорош… *** — Дорогу! Дорогу повелителю нашему! Дорогу Сыну Небес, Дня и Полуночи! Падите ниц перед богоподобным господином нашим! Гаяр шел сквозь гарем, держа на руках спящего Птичку, а позади шагали верные серваны, составлявшие личную охрану Императора. Надо думать, среди наложников сейчас возникнет настоящий переполох, ведь никогда прежде Сын Небес не входил под эти своды — омег приводили к нему и заведённый порядок не нарушался. Теперь же все должны понять, сколь важен для господина этот цветок, раз после пяти дней течки, повелитель сам возвращает его назад, прижимая к груди, будто величайшую драгоценность. — Повелитель, — ахнул мальчишка-евнух, увидев на пороге высокую фигуру мужчины, на которого запрещено поднимать взгляд. Кудрявый мальчуган тут же распластался на полу, а следом пред властелином Дня склонились и все остальные обитатели Гранатового Двора. — Кто здесь Парис? — задал вопрос Император. — Это я недостойный, о повелитель, — не поднимаясь с пола, откликнулся парнишка. — Позаботься о моем кадире, Парис. Он говорил, что ты хорошо служил ему самого первого дня во дворце. — Я предан моему янтарному господину всем сердцем, повелитель… — Славно, — чуть улыбнувшись, Гаяр прошел мимо лежавших ничком слуг прямиком в спальню. Уложив спящего омегу на ложе, Хван коснулся губами губ юноши, сильнее запахнул на нём подаренный халат, а затем поднял взгляд на качавшиеся под пологом розы. Засушенные цветы, те самые, что он оставлял Птичке в залог своей любви, висели ровными рядами, отмеряя дни их тайных свиданий. — Надо же, — в груди альфы разрасталось приятное тепло: Птичка, действительно, испытывал к нему сильные чувства, раз сохранил каждую из роз. — Мой нежный, пылкий кадир… Пожалуй, стоит прислать ему целую корзину цветов: Птичка говорил, что у него на родине подобные знаки внимания крайне ценятся омегами… — Парис! — Сын Небес вышел из спальни, и теперь остановился посреди главной комнаты, дожидаясь, пока мальчишка с поклонами приблизится к нему и остановится рядом, низко опустив голову. — Я вверяю тебе заботу о своем любимом наложнике и надеюсь, что ты оправдаешь возложенные на тебя ожидания. Пусть отдохнет и наберётся сил. Все, чего он попросит — добудь. Все, чего пожелает — достань. Ты понял меня, Парис? — Для меня это великая честь, о повелитель! На этом визит на омежью половину дворца можно было считать законченным. Все, что Гаяр хотел увидеть, он увидел и запомнил. Птичке будет хорошо на Гранатовом дворе, теперь в этом можно не сомневаться: это покои, достойные принца. Стремительно проходя через гарем, Хван безразлично скользил взглядом по наложникам, что все так же лежали ничком на полу, не смея пошевелиться. Никого больше не хочется… наверное, именно об этом толковала Линь, убеждая Гаяра в необходимости лишить Лироя жизни. Все эти цветы прекрасны и совершенны, ибо в гарем попадают лишь лучшие из лучших, но никто не пахнет так сладко, не стонет так томно, не отдается так чувственно, как Птичка… и никто больше не знает их с Гиязом тайны… Несколько прошедших дней бесконечного удовольствия на троих расставили все по местам: чужеземный принц с глазами цвета янтаря стал для них с братом кем-то невероятно важным, настолько, что хотелось искусать его до крови, помечая как свою собственность. А уж во что превратились покои, об этом и вспоминать без улыбки нельзя: увлекшись, альфы сломали оттоманку, а после пострадала и кровать, не выдержав горячки двойного гона. Гаяр вновь ощутил нарастающее возбуждение, а перед глазами замелькали самые соблазнительные картины, какие только можно было вообразить: вот Птичка стонет под ним, широко разводя ноги, вот прогибается и подставляется под Гияза в то время, как Гаяр трахает омежку в мягкий влажный рот…. Вот они берут Наби, по очереди вталкиваясь в его раскрытые и влажные медовые врата… Небо, как же упоительно-прекрасен их истинный… Однако требуется решить еще одно дело. Остановившись, Сын Небес бросил взгляд в сторону возвышения, где находились имбали Дня и Полуночи. — Джайдра, подойди ко мне, — позвал Хван старшего из своих супругов. Златокудрый красавец из северных стран стал первым омегой, которого Гаяр приблизил к себе здесь, во дворце. Ласковый, нежный и легкий характером наложник быстро снискал расположение господина, а вскорости порадовал счастливой вестью — после первой же течки Джайдра оказался в тяжести. — Повелитель мой, — счастливый от внимания Императора, имбаль Дня поднял взгляд на царственного альфу. — Чем я могу тебе услужить? За прошедшие шесть лет краса Джайдры ничуть не померкла, а напротив, в заботе и уходе расцвела пуще прежнего. Гаяр улыбнулся в ответ, коснулся щеки омеги ласково, почти невесомо, отмечая, как зарумянилась его бледная кожа. Отметил, увидел, почуял и понял, что Хонг-Чон-Линь была права, остерегая их с братом от увлечения Птичкой. Все, что было с Гаяром до, теперь воспринималось им с нежностью, благодарностью, любовью, но этого было преступно мало. Да, он любил каждого из своих имбалей, вот только ни один из них не был центром и смыслом его жизни. Это место отныне и навсегда занял иноземный принц из рода Де Корд. Лирой. Птичка… — Сегодня вечером я приду ужинать в твои покои, — Хван коснулся губ Джайдры легким поцелуем. — Пусть остальные имбали тоже придут. Я хочу обсудить с супругами грядущий праздник Великого пророка Небес. — Ты осчастливишь каждое мгновение моего вечера, господин мой, — восторженно прижав руки к груди, прошептал омега. — Так давно я не видел твоего лика! Воистину, счастливый день! Кивнув златокудрому омеге, Гаяр Хван направился к выходу из гарема, сопровождаемый верной стражей и взволнованными евнухами, а Джайдра, обхватив себя руками, улыбался так, словно его озарил божественный солнечный свет. — Что сказал повелитель? — к нему поспешили оставшиеся имбали, а простые наложники навострили уши, желая тоже быть причастными к их тайнам. — Господин наш пожелал сегодня отужинать в моих покоях, — румянец залил щеки Джайдры, осознавшего, насколько великая честь оказана ему. — Небо! Нужно все подготовить! Должна быть музыка! И танцы! Вы все тоже должны присутствовать, ясно?! Михир, ты сможешь преодолеть дурноту? Заметно округлившийся омега погладил живот, рассеянно улыбаясь. — Дурно мне только по утрам… да, я буду… ты счастливец, Джайдра… — Все мы счастливцы, раз сумели подарить повелителю детей, — заметил Гюльдар. Иман и Зедан лишь кивнули, соглашаясь и на ужин, и с заявлением Полуночного. Может, зря Гюльдар так настроен против Золотого Мака? Вдруг в чреве этого наложника уже дало всходы семя их повелителя? И что тогда? Разве Сыну Небес не положено окружать себя самыми достойными супругами? Золотой Мак — омега царских кровей и его присутствие в гареме лишь усиливает величие Императора… Стоит ли враждовать с тем, кто, вполне возможно, вскоре станет одним из них? — Идемте готовиться, — Джайдра, подхватив под руку Михира, увлёк того к лестнице на второй этаж. — Нам нужно выбрать наряды, составить список угощений, отобрать самых изящных наложников, которые усладят взгляд господина танцами! — Верно! — О, Небо, великий день! — Поспешим! До захода солнца осталось не так уж много!