Ученик

— Хорошо, что тебя не было на матчах. Тобио выглядит уставшим, и Тоору ободряюще похлопывает его по спине. Он всё же решил не ходить на стадион, чтобы не провоцировать Иваизуми лишний раз на ссору. Вместо этого они с Кагеямой пересеклись около парка неподалёку. — Мы проиграли. Датеко, — Тобио падает на переднее сидение арендованной Тоору машины. — В том году два третьекурсника были в нашем основном составе, и мы пока не сыгрались полноценно с новыми ребятами. — Случается, — Ойкава похлопывает его утешающе по плечу. — Ты сильно расстроен? — Немного. — Хочешь развеяться? Съездим куда-нибудь недалеко, куплю тебе, не знаю, — Тоору морщится, вспоминая про спортивное питание, — что-нибудь, что ты захочешь. — Я проголодался, — кивает Тобио. — Просто поехали куда-нибудь, где можно поесть. На фоне из радио льётся какая-то попсовая песенка. Дороги в Мияги поспокойнее, чем те, к которым привык Ойкава, но приходится снова привыкать к левостороннему движению. Тобио молча пялится в окно, пару раз, кажется, задрёмывая, но быстро просыпаясь на резких поворотах. Тоору проезжает центр, отметая вариант остановиться здесь из-за опасений встретить кого-то из знакомых, и высматривает на окраине что-нибудь подходящее — кафе или хотя бы комбини, чтобы закупиться там едой. Тобио заглядывается на один из мелких магазинчиков, но вздыхает и качает головой. — Нас не должны видеть вместе, — бормочет он, снова роняя голову на сидение. — Это магазин семьи тренера Укая. Сейчас он точно не там, скорее всего, команда ещё едет на автобусе, но если на смене его мама, то она может рассказать, что меня видели тут с незнакомым мужчиной. — Мне нужно было снять здесь где-нибудь квартиру на это время, — чертыхается Тоору. — Мы бы просто заказали что-нибудь и посидели там. — Почему мы вообще вместо всего этого просто не поехали ко мне?.. Невинный вопрос заставляет усмехнуться. Ойкава даже отвлекается на мгновение от дороги. Тобио предлагал как-нибудь заглянуть к нему, если будет возможность, но сейчас выходной, и наверняка квартира не пустует. — Я не готов к знакомству с твоими родителями. Они к знакомству со мной тоже. — Ойкава-сан. — Мм? — У меня нет родителей. Я сирота. От неожиданности Тоору резко жмёт на тормоз, останавливаясь посреди пустой дороги. Он смотрит на Тобио широко распахнутыми глазами, с явным недоумением во взгляде. — Шутишь что ли? — Серьёзно? — огрызается Тобио. — Кто, чёрт возьми, будет в здравом уме шутить об этом? Тоору хмыкает. Это многое объясняет. Нет, на самом деле, правда многое — почему Тобио так спокойно болтал с ним по телефону по ночам; почему Ойкава никогда не слышал, как его окликает кто-то из родителей, чтобы позвать поесть или отправить спать; да и прочие разные мелочи, которые раньше казались странными, а теперь вдруг имеют смысл. — Я их плохо помню, — расщедрившись на откровения, продолжает Тобио. — Они оба рано умерли. Меня и сестру воспитывал дедушка, но его тоже не стало несколько лет назад. С тех пор Мива — моя старшая сестра — взяла надо мной опеку. Она работает в Токио, приезжает по возможности, но большую часть времени я живу один. — Мне жаль, — тихо произносит Тоору, барабаня пальцами по рулю. — Это, должно быть, тяжело. И одиноко. — Тяжело было первые два года. Я не очень… смышлённый, — Тобио морщится, складывая руки на груди. — Нужно было оплачивать счета, пока Мивы не было в городе, учиться готовить, заботиться о себе самостоятельно. Мне тогда только исполнилось четырнадцать, так что я просто… пытался, но проваливался. В школе были проблемы. Но сейчас всё в порядке. Устаканилось. По крайней мере, я научился оплачивать вовремя счета. — Вам, наверное, охренительно тяжело в финансовом плане. Тобио не выглядит как голодающий, но тяжело представить, как выживают мальчик его возраста и сестра, наверняка ещё не перешагнувшая порог тридцатилетия, оставшиеся без родителей. — У нас была обеспеченная семья. Мы не остались просто на улице без всего. Я живу в квартире, оставшейся после родителей; дом, принадлежавший дедушке, мы продали — часть ушла на оплату моей старшей школы, но это мелочи. Я не голодаю, если ты об этом. Мива заботится обо мне и о распределении финансов. Я ей за это очень благодарен. — Сейчас ты говоришь не как шестнадцатилетка, — бурчит Тоору. — Ага. Потому что мне уже семнадцать. Ойкава замирает с приоткрытым ртом. Он пропустил чёртов день рождения Тобио. Если призадуматься, он даже не знает, когда у Тобио день рождения. Им будет о чём поговорить, но не сейчас и точно не посреди дороги. *** Квартира, оставшаяся от родителей, очень славная, пусть и в некотором запустении. Легко проследить, что для одного Тобио пространства здесь слишком много — из трёх комнат, которые явно предназначались для семейной пары и их двух детей, две немного заброшенные. Комната самого Кагеяма самая маленькая и аскетичная, но чистая. Ничего лишнего, только выбиваются из общей пустоты плакаты со спортсменами и лежащий в углу волейбольный мяч. Себя на плакатах Тоору не находит, что заставляет слабо усмехнуться. Видимо, снял. — Мы можем посидеть в зале, если тебе здесь тесно, — скованно предлагает Тобио, словно смущённый присутствием Тоору на его маленькой территории. — Мива уехала всего неделю назад, так что там сейчас тоже прилично. — Неа. Мне здесь нравится, — Ойкава валится на постель, закидывая руки за голову. — Расслабься. У тебя правда хорошо. В моей аргентинской квартире просто мрак, как бы я ни пытался убираться, там всегда откуда-то материализуется всякий дурацкий хлам. — Плакаты с инопланетянами? — смешливо фыркает Тобио, присаживаясь на край кровати. — Не в спальне. Я туда всё-таки женщин раньше водил. Неудовлетворённый необоснованной скромностью, Тоору утягивает Тобио лежать рядом. Кровать для них двоих откровенно тесная, поэтому укладывать приходится скорее на себя, чем на неё, но Ойкава не жалуется. — Тебе неловко рядом со мной? — сразу спрашивает Тоору. — Я понимаю, что общаться в интернете — это одно, но вживую всё иначе. — Странно снова видеть тебя так близко, — кивает Тобио. — Как-то… нереально. Будто сон. — Хороший, надеюсь? — Нет, кошмар. Тоору фыркает, разглядывая заметную красноту румянца на чужих щеках. Врать Тобио не умеет совсем. — И часто тебе снятся такие кошмары? — подтрунивает он, оттягивая раскрасневшуюся щёку и срывая с губ Кагеямы крайне недовольный звук. — Чаще, чем мне бы хотелось. Забавный. Тоору стискивает лежащее на нём тело покрепче и достаёт из кармана телефон, чтобы всё-таки выполнить изначальный план и заказать еду. У него есть ещё несколько часов сегодня, пока мама не начнёт названивать, требуя его присутствия на ужине, так что можно отдохнуть. — Я рад тебя видеть, — бурчит Тобио куда-то Тоору в шею. Три свободные недели ещё только впереди. *** Вальсировать между «я переночую дома» для Иваизуми и «я переночую у Ива-чана» для родителей — не слишком надежный план, но другого нет, не пропадать же просто так, без объяснений. Это вызовет только больше ненужных вопросов и подозрений. Тоору выполняет всю установленную норму общения с близкими людьми, поэтому никто не может обвинять его, когда иногда под вечер он заявляет, что пойдёт домой/к друзьям, в зависимости от того, кому нужно соврать. Благо, совместный ужин в честь праздников уже был, поэтому вероятность того, что его родители пересекутся с Ива-чаном, невысокая. Тоору надеется на это. *** Правило изначально было одно — они не трахаются. Ну, то есть, вообще. Любой тактильный контакт, обнимашки, да хоть поцелуи, но не секс в любом его проявлении, потому что Тоору не хотелось улетать назад с ещё одним грузом на сердце. Две недели всё было хорошо — посиделки вместе, совместный сон на тесной кровати, просмотр волейбола или сериалов, в середине которых Тобио всегда стабильно засыпал. Почти тусовка двух приятелей, за исключением десяти лет разницы в возрасте и тех моментов, когда Тобио задыхался под ним из-за поцелуев. Но Тоору пора бы уже привыкнуть, что в их случае если что-то идёт хорошо и стабильно, то это затишье перед бурей. — Почему ты не сказал раньше?! — Ты не спрашивал. — Но ты бы мог сказать! — Но ты не спрашивал. У Тобио был день рождения прямо под Рождество. Это бесит ещё сильнее, потому что Ойкава тогда уже даже был в Японии и мог бы спокойно поздравить, если бы знал. Но он не знал. Потому что не спрашивал. Замкнутый круг, причиной которого является то, что Тобио считает нормой вытягивать всё, что болтливый Тоору готов рассказать (то есть, буквально всё), но при этом не отвечать взаимностью и отмалчиваться на любые вопросы о себе. Неудивительно, что он и про семью-то узнал только сейчас, спустя год почти постоянных переписок. — Мы просто отпразднуем сейчас, — решает Тоору. — Какой ты хочешь подарок? — Мне не нужны подарки, я же говорю, — продолжает настаивать Тобио. — Я не люблю праздновать. Это лишняя морока. — Да тебе и не нужно ничего делать, дурак. Сядь на диван, подумай своей очаровательной головкой, чего ты хочешь, и скажи мне. Я же тут не вечеринку предлагаю устраивать. — Ещё бы ты предлагал устраивать вечеринку. Тоору бросает на него мрачный взгляд. Нет, конечно, начать спорить и придираться к словам — это хороший способ его завести и заставить отвлечься (иногда Ойкаве всерьёз кажется, что каким-то образом этот мелкий тупица сконтачился с Иваизуми и тот выдал ему лично в руки методичку со всеми возможными способами вывести Ойкаву Тоору из душевного равновесия), но сейчас он слишком серьёзно настроен довести дело до конца, и этот трюк не сработает. — Подумай, — настойчиво повторяет Тоору. — И скажи мне. Тобио тяжело вздыхает и раздражённо трёт виски, всем видом демонстрируя то, насколько мучительно для него думать о чём-то дольше трёх секунд. — Ладно, — наконец ворчит он, — хорошо. Подари мне свою форму. — Форму?.. — Твою волейбольную форму. — Мою старую форму или… — Тоору чувствует себя так, словно его интеллект вдруг упал куда-то на уровень дна Марианской впадины. — Волейбольную форму твоего клуба, — на удивление терпеливо поясняет Тобио. — Форму CA Sah-Juan. Такая голубая, с номером… — Я знаю свой номер! — перебивает Тоору. — Окей. Без проблем. Но у меня нет её с собой здесь, в Японии. Я не привозил её. — Ты не возишь с собой форму?.. — удивленно спрашивает Тобио. — А если ты, не знаю… захочешь поиграть или вроде того? — Я привозил форму с собой один раз, лет шесть назад, когда стал официальным членом клуба, чтобы показаться маме и сфотографироваться с семьёй, — Тоору пожимает плечами. — Если я захочу размяться, то просто надену спортивный костюм. Мне здесь лишнее внимание ни к чему. — Это… хм. Логично. — Тебе придётся подождать немного, пока я не вернусь в Аргентину. — Я вообще не думал о подарке, поэтому не проблема, — фыркает Тобио. — Теперь ты спокоен? Тоору признаётся сам себе, что нет, он не очень спокоен по двум разным причинам. Во-первых, конечно, нет ничего удивительного, что Тобио попросил в качестве подарка что то связанное с волейболом, но это не просто какая-то фанатская штука, это его собственная форма — что пацан вообще собирается с ней делать?! Вряд ли носить, скорее оставит как уникальный трофей, но мысли о том, как Тобио таскается по дому в майке с фамилией Ойкавы на спине, делают что-то странное с ним. Во-вторых, это займёт время. Тоору не хочет откладывать этот вопрос в долгий ящик. — Нет. — Я выбрал подарок! — возмущается Тобио. — Я хочу сделать тебе что-нибудь здесь и сейчас, — Тоору жмёт плечами. — Что займёт максимум пару дней, а не, в лучшем случае, месяц. Тобио устало опускает плечи. — Тогда я не знаю. Я плох в этом. Мива обычно дарит мне билеты на какие-нибудь матчи, а остальные не знают, когда у меня день рождения. Кагеяма пытается объясниться и, вероятно, успокоить, но вместо этого делает только хуже, потому что после фразы «мои друзья не знают, когда у меня день рождения» у Тоору глаза на лоб вылезли. Тобио знает этих людей уже полтора года — и никто до сих пор не озадачился тем, чтобы спросить?! Он и сам не лучше, но они с Тобио просто друзья по переписке, а не люди, пересекающиеся друг с другом почти ежедневно на постоянной основе. — Послушай, — вкрадчиво начинает Ойкава, усаживая Тобио на диван и опускаясь рядом на корточки, — я понял, что ты не придаёшь этому большого значения, когда речь заходит конкретно о тебе. Хорошо, я уважаю это. Но ты всё равно расцениваешь дни рождения как праздники, иначе не стал бы делать подарок мне. Я просто хочу отплатить взаимностью, это важно для меня — ты думал обо мне, приготовил что-то, и теперь я хочу отплатить тем же. Не из-за того, что чувствую себя обязанным и не из-за того, что должен, а из-за того, что хочу. Ты понимаешь? Тобио медленно кивает, после опуская голову. Тоору успокаивающе кладёт ладони ему на колени, размеренно поглаживая, не давая погрузиться слишком глубоко в состояние меланхоличной задумчивости. — Ты можешь попросить что угодно, — добавляет Ойкава. — Если это в моих силах. — Для меня твоё присутствие здесь уже подарок, — до глупого искренне бормочет Тобио, всё ещё отказываясь поднимать взгляд. — Тогда попроси меня сделать что-то особенное, — поймав пальцами его подбородок, Тоору приподнимает опущенную голову и заглядывая в хмурые глаза. — Я скоро улечу снова и мы не увидимся ещё год, в лучшем случае. Два, если я не смогу вырваться из Аргентины. Намного больше, если наше общение просто сойдёт на нет из-за недостатка времени или интереса. Раз уж я застал твой день рождения, пусть и не попал на него, я хочу оставить тебе в подарок что-то запоминающееся. Тобио что-то невнятно бормочет в ответ на это. Тоору старается разобрать, но всё равно не понимает ни слова. — Что?.. — Я сказал, — выдыхает Кагеяма, — что ты всё равно не сможешь дать мне то, чего я правда хочу. — Это материальный вопрос? Я не миллионер, конечно, но… — Я хочу повторить. То, что было тогда в раздевалке. После матча. Тоору всю жизнь считал своим главным преимуществом возможность думать наперёд и предугадывать следующий ход оппонента, но именно сейчас вдруг это простое и очевидное желание ловит его абсолютно неподготовленным и безоружным. Если бы Тобио попросил об этом вчера, он бы шутливо отказался и свёл всё на нет. Они обсуждали этот вопрос, договаривались, очерчивали рамки и границы, за которые не должны выходить, чтобы не ухудшить и без того тяжёлую ситуацию. Тоору проваливался столько раз, что он уже даже не пытается считать, но после каждого провала стабильно обещал себе, что этот раз точно станет последним. Легко было простить себе ошибки, когда речь шла о лёгком флирте в переписках; даже дрочку по телефону можно было списать на то, что «ну с кем не бывает». Дрочку вне телефона тоже. Когда это необходимо, Тоору всегда мог прощать себе косяки, если был уверен, что это не приведёт к глобальной проблеме. Но вот они здесь. И вот она — глобальная проблема. Очень глобальная и очень проблема. Потому что прошло, по ощущениям, уже минуты две, а Тоору всё ещё не сделал то, что, по идее, должен был: не дал чёткий и прямой отказ. И даже нечеткий и завуалированный. Да даже просто рот не попытался открыть, чтобы промямлить что-нибудь. — Это… — Нет, не надо, — Тобио качает головой, сильнее хмуря и без того мрачное лицо. — Я понимаю. И боги, почему эта грустная мордашка вообще имеет такую силу над ним. — Я хочу этого тоже, — эмоционально заверяет Тоору, сильнее сжимая пальцами нервно подрагивающее колено Тобио. — Но мы не должны. Это неправильно. — Мы уже зашли далеко. Какая сейчас разница? — вздыхает Тобио, прикрывая лицо ладонью. — Я соврал, я не понимаю. Я вообще не понимаю. Все эти разговоры тогда, весной, о том, что мы должны просто забыть обо всём; потом ты… делаешь это, сыплешь намёками, заставляешь меня снова постоянно вспоминать и думать о случившемся. Я пытался не делать вещи странными. Но ты делал вещи странными, постоянно, каждый грёбаный раз это был именно ты. Я даже не собирался говорить об этом сегодня, но снова — что-то особенное, запоминающееся. Ты мне нравишься, Ойкава-сан, я знаю, что это тяжело понять, даже после того, как я уже сказал об этом прямо в самом начале. Ты мне нравишься. Что-то особенное и запоминающееся? Ты особенный и запоминающийся. Мне нужен ты. Я хочу тебя. Я не знаю, какими ещё словами выразить это понятнее. Тоору пересаживается с корточек на колени и роняет голову с тяжёлым вздохом. Это было… интенсивно. Возможно, это самое большое количество слов, которые Тобио произносил при нём за один раз. Немного забавно, но Тоору даже похихикать над ситуацией не может, потому что реальность происходящего накатывает с новой силой, оглушает и заставляет осознать, что он сидит на коленях на полу в квартире семнадцатилетнего парня, которого почти случайно трахнул в рот год назад и от которого теперь слушает признания. Ива-чан был прав. Ива-чан всегда прав, но почему-то Тоору постоянно осознаёт это только в тот момент, когда оказывается глубоко в заднице, без карты, фонарика и даже намёка на выхода. Было бы проще закончить всё год назад. Было бы проще не начинать вообще. Но, даже всучи ему кто в руки машину времени, Тоору уверен, что поступил бы точно так же снова, снова и снова. — Я не могу сказать, что ты мне нравишься тоже, — честно признаётся он. — В семнадцать легко влюбляться, но мне тяжело с такими глубокими чувствами. — Тогда зачем ты здесь? — вздыхает Тобио, откидываясь на спинку дивана. — Зачем ты продолжаешь приходить? Зачем ты продолжаешь со мной общаться? Зачем вообще всё это тогда? Ради веселья, разбавить скуку? — Не из-за этого. Но я не знаю причины. Я просто… хочу всего этого. — Почему именно сейчас ты ведёшь себя так глупо? — раздражённо бросает Тобио. — Дай мне хоть один чёткий ответ. Да или нет. Что угодно. — Я не могу сказать нет, — по крайней мере, в этот раз Тоору не пытается лгать. — Я могу, но не хочу. — Тогда не делай вещи сложными. Просто скажи да. — Но мы не може–... — Ойкава-сан, — перебивает Тобио, повышая голос, — мы уже это сделали. Небо не свалилось на землю. Солнце не взорвалось. Мне семнадцать, а не семь. — А мне почти тридцать, — напоминает Тоору. — Мне почти тридцать, Тобио-чан, я живу на другом конце планеты, у меня есть устроенная жизнь, которая может развалиться, если хоть что-то всплывёт на поверхность. — Я не прошу тебя об отношениях и прогулках за ручку. Плевать, мне не нужно это. Просто… подари мне один этот момент. Теперь точно в последний раз. Пожалуйста. В последний раз. Точно в последний раз. Ойкава молча хватает Тобио за руку и тащит за собой из зала в его комнату. Это ведь подарок. Он ошибётся опять, ещё раз, но точно больше не повторит это снова. *** Иваизуми останавливается напротив стеллажа с молоком и несколько секунд выискивает среди десятков разных названий нужное. Мама привередливая, поэтому если он снова провалится и притащит что-то не то, она точно отшлёпает его кухонным полотенцем. Хаджиме как раз тянется за коробкой, когда за спиной раздаётся радостный голос: — Иваизуми-кун! Ты ещё не вернулся в Токио? Рада снова тебя видеть. Как прошёл отпуск? — Ойкава-сан, — Иваизуми приветствует женщину уважительным кивком, после чего, бросив молоко в корзину, разворачивается к ней полностью лицом. — Возвращаюсь послезавтра. Праздники прошли хорошо, семья была рада наконец-то увидеть меня. — Не только тебя, но и моего балбеса, он же постоянно пропадал у тебя, — Ойкава-сан смеётся, дружелюбно хлопая его по плечу. — Нет-нет, я не жалуюсь, я очень рада, что вы, мальчики, до сих пор так тесно общаетесь, несмотря на время и расстояние. Тоору повезло иметь такого хорошего друга. Иваизуми смущённо чешет затылок. Характером мама Ойкавы похожа на него почти как две капли воды, болтливая и добродушная женщина, которая ещё с ранних лет всегда ставила его в ступор своей искренностью в словах и поступках. Но смущение проходит быстро, когда до него доходит первая фраза. — Мы не так много виделись в январе, — Иваизуми неловко улыбается. — Тоору, кажется, пытался уделять больше времени семье в этом отпуске. — Ох, да ладно тебе, — Ойкава-сан мягко хихикает, отмахиваясь. — Я от него только и слышала, что «я переночую у Иваизуми, я переночую у Иваизуми». Я знаю, что с друзьями интереснее, чем со стариками! Я всё равно рада была видеть его, даже если приходящим под утро. До сих пор беспокоюсь о том, как же он там нашёл себе друзей в другой стране, не скучает ли постоянно в одиночестве… — Вы же знаете Тоору, — на автомате успокаивающе бормочет Иваизуми, хотя мысли его заняты совсем не проблемами акклиматизации живущего в Аргентине уже девять лет Ойкавы. — Он и с камнями подружится, если ему нужна будет компания. — Ты прав! Тоору показывал мне фотографии своих приятелей, там такие внушительные мужчины… Пока Ойкава-сан рядом болтает об аргентинских волейболистах, Иваизуми хмуро пялится на коробку молока. За январь Тоору не ночевал у него ни разу. Они пересекались несколько раз, дома или в кафе и барах, но он всегда уходил вечером, уверяя, что мама и сестра скучают и нужно провести время с ними. Это ещё тогда показалось немного странным, но нет ничего плохого в желании провести время с семьёй, верно? За исключением того, что это время Тоору, видимо, проводил не с семьёй. — Ойкава-сан, — неожиданно прерывает Иваизуми, — могу я спросить вас кое о чём? — Конечно, — женщина поднимает на него взгляд и кивает. — Что такое? — Тоору, он… не казался вам немного странным в последнее время? Может быть, он делал или говорил что-то необычное? Или… не знаю. Что угодно. Ойкава-сан задумчиво качает головой. — Я не припомню, дорогой. Ты знаешь, как трудно бывает понять его — такой болтун, вечно треплется, но никогда не покажет, что у него по-настоящему в голове. А что, что-то не так? Думаешь, у Тоору какие-то проблемы? Если это то, о чём Иваизуми думает, то у него правда огромные проблемы. Но он ничего не говорит вслух и только качает головой. — Нет, всё в порядке. Просто… задумался. — На самом деле, он был особенно грустным перед отлётом в этот раз. Конечно, покидать родной дом всегда грустно, но Тоору уже так прикипел к Аргентине… Но да, в этот раз он улетал с какой-то тоской. Очень нервничал в аэропорту, хоть и не показывал. Я беспокоилась, что он мог потерять документы. Может быть, у него что-то не так там, в Аргентине? Или проблемы с командой?.. — Нет, уверен, что с этим всё хорошо. Не беспокойтесь об этом, — Иваизуми вымучивает короткий смешок. — Может, на него просто напало меланхоличное настроение. Вы же его знаете. — Ох, да. Мой чувствительный мальчик… Выйдя из магазина с одной коробкой молока в руках, Иваизуми присаживается на скамейку и несколько минут задумчиво пялится на стену соседнего дома. У него был большой список покупок, но, в итоге, он взял только молоко и из-за мыслей об Ойкаве напрочь забыл обо всём остальном. Тоору не ночевал у него и не ночевал дома, но где-то же он должен был пропадать всё это время? У кого-то. В голову настойчиво лезет один-единственный вариант, но Иваизуми изо всех сил пытается выкинуть его оттуда. Тоору идиот, но не настолько же. В конце концов, правда прошёл уже год, и он наверняка даже не общался с Кагеямой с тех пор, как объяснился с ним тогда. Это должен быть кто-то другой. Точно не он. — Э. Извините. Вы в порядке? Иваизуми дёргается от неожиданности, резко вскидывая голову. На него смотрит огромными глазами какой-то черноволосый пацан, закутанный до самого носа в тёплую куртку. — Вы тут просто… гм. Сидите нараспашку и бормочете что-то. Всё хорошо? — из-за куртки его слова больше похожи на невнятные бормотания, но Иваизуми вроде понимает суть и поэтому кивает несколько раз. — Всё в порядке. Спасибо. Он замечает, что судорожно сжимал коробку молока всё это время, и ставит её на скамейку рядом с собой, после чего застёгивает куртку. Точно, не хватало ещё заболеть прямо перед началом работы. — Ну ок. Пойду тогда. Иваизуми провожает юношу взглядом, пока тот не заходит в магазин, после чего со вздохом поднимается на ноги. Нужно возвращаться домой. И по пути всё-таки закупиться до конца где-нибудь в другом месте. Ойкава уже не ребёнок, нет смысла сжирать себя так из-за того, что он мутит что-то у всех за спинами и не считает нужным оповещать даже так называемого лучшего друга. Быть наседкой и вести себя как заботливая мамаша было забавно и весело в школе, но им обоим сейчас двадцать семь, и есть проблемы поважнее, чем беспокоиться из-за того, что один придурок залезает по самую макушку в какое-то дерьмо и, видимо, даже не собирается из него выплывать. Если ситуация станет хуже, они просто поговорят об этом позже. Тоору может врать сколько угодно, но слишком долго этого огромного кота в мешке не скроешь.