[Верю] не в музыку, что жизнь мою сожгла, А в пепел, что остался от сожженья.*
Префектура Ямагата. Город Нанъё. Начальная школа Акаю. 2 апреля.
— Здравствуйте. Меня зовут Кикути Каяо. Пожалуйста, позаботьтесь обо мне, — безупречный уважительный поклон выходит на автомате. Ей много раз пришлось кланяться незнакомым людям в новом городе и районе. Соседи, продавцы в магазинах, работники местной больницы, в которой нужно зарегистрироваться, патрульные по их району… И, конечно, женщина, с которой она сейчас живет. Новые одноклассники и учителя не станут проблемой.***
Каори-сан пришлось уехать в город Ямагата «по работе». Айван-сан, конечно, сказал девочке как зовут эту «новую работу». Брат того самого «должника» — Комамура Юити, полицейский, 32 года, причуда — Оригами. — Странный он, мелочь. Боюсь, наша бабочка спуталась со слишком опасным человеком. Если заметишь что-то или случиться нечто непредвиденное — пиши и звони, — мужчина кинул на кровать самый простой сенсорный телефон. В списке было пять номеров: Айван, Бабочка, Девятый, Моаши и Сладость (ее новый надзиратель). — Ты… Удачи. Если надо будет, чтобы я вернулся, то пиши. Каяо не знала, нужно ли, чтобы этот человек вообще возвращался. То же самое она могла сказать и про остальных. Она скучала разве что по малышу Шину. А они… «С ними было… не скучно. И относительно безопасно» — Спасибо, что заботились обо мне все это время. И за то, что столько для меня сделали, — это была первая искренняя ее благодарность за все эти месяцы. Глаза почему-то заслезились. — Хах! Да не за что, мелкая! — большая мужская ладонь опустилась на ее голову, слегка растрепав все еще покрашенные в рыжевато-коричневый цвет волосы. — Бывай! Она не была уверена, что ей теперь делать. Ничего не хотелось. Вернуться к родителям? Смешно. Знакомые взрослые занимаются своими делами, до нее никому нет дела. Но теперь она… свободна? Ее не удерживают, кормят… Почему тогда она не вернулась к родителям? Ну решили все за нее и что? Хотя она не хотела быть ни героем, ни полицейским, о чем сразу сказала родителям. А сейчас? — — Приве-е-ет, сладенькая! — протянула хозяйка квартиры, в которой она теперь живет. Нисида Амай — кузина Каори-сан и владелица магазина сладостей «Lady Sweet». — Как прошел первый день в школе? — Неплохо, Нисида-сан. Шумели, много расспрашивали, сплетничали и пытались вывести на эмоции. Всё как всегда. — Я-я-ясненько! ~ Что приготовить на ужин? Может, никудзяга? И сразу говори, какой десерт будешь. — Да, было бы неплохо. Пудинг, если можно. Спасибо большое. — А из кого приготовить? Может, кто обидел? Каяо, как ей настоятельно рекомендовала Каори-сан, спокойно улыбнулась. Такие приступы случались редко, но их нужно было мягко пресекать. — Никто, Нисида-сан. Но если кто-то обидит, то я сразу скажу. — Ах! Ты такая сладкая девочка! — зрачки женщины судорожно сжались, осматривая ее с ног до головы, а потом и соседнюю стену. Жутко. — Ох, прости-прости! Увлеклась. Ну, я пошла готовить. Приходи примерно через полчаса, ладненько? Можешь пока полить цветы. Символ этого города — хризантема. Как и у части городов нескольких префектур, да и всей страны. Поэтому в клумбах чаще всего росли именно эти цветы. На маленьком балконе квартиры третьего этажа они тоже росли в двух горшках, хотя сама «Леди Сладость» их не особо любила. Большую часть места занимали несколько длинных горшков с зеленью и сладкими перцами, в углу на этажерке скромно стояли несколько бегоний и роз. Все обязательно розовые или персиковые. Этот балкон так понравился Каяо, что она проводила тут большую часть времени, даже если погода была не особо приятной. Нисида Амай, 30 лет, на два года младше кузины. Официально беспричудная. Хотя на самом деле у нее была немного жуткая причуда — «Сладость или гадость» (так ее назвала сама женщина). Она позволяла готовить десерты из любой органики (в том числе человеческих тел) не меняя их вкус от стандартного по рецепту. Айван-сан намекнул, что ее муж пропал не просто так. От этого факта Каяо, помниться, била крупная дрожь при встрече с этой странной чудаковатой женщиной в наряде лолиты светло-розового цвета. Короткие персиковые волосы с милыми конфетными заколками, что удерживали длинные передние пряди, фартук с рюшами, пышная юбка и блузка с рукавами-фонарями. На первый взгляд и не скажешь, что она может убить и приготовить кого-либо. Первая фраза, которую она произнесла, чуть не заставила Каяо сбежать. — Противный глазастик! Зачем ты напугал такую милашку?! — потом та резко наклонилась к бледному ребенку. — Не переживай, милая! Я давно прошла терапию и принимаю таблетки, так что срыва не будет. Да и причуду я использую только на фруктах и овощах. Только тс-с! Это большой секрет! Эта чудачка прекрасно готовила, особенно десерты. А еще каждый вечер писала или звонила своей сестре. Так что информацию о состоянии Каори-сан можно было получать хотя бы так. А пока стоит сделать хотя бы часть домашнего задания. Математика все еще не вызывает у нее восторга.***
Префектура Акита. Деревня Хигасинарусэ. 20 мая.
Каяо раздраженно хмыкает, пытаясь не застонать от боли. Как и предсказывал Девятый, из протезов она быстро выросла. Когда разница в длине ног стала больше двух сантиметров, ходить стало настоящей пыткой. Кости и мышцы росли, а вот дерево и фарфор — нет. На этот раз условия были еще хуже: на саму операцию и адаптацию после у нее было всего трое суток. Тогда она впервые увидела Пятого ученика. Да, Мастер просто называл всех своих учеников и последователей по номерам, иногда заменяя их кличками. Про одного «Пятого» девочка уже слышала и такое повторение ввело ее в ступор. Высокий и худой мужчина не совсем понятного возраста возвышался над Мастером как кипарис. Возможно, он был даже прилично выше Акиры. А тот низким, вообще-то, не был — почти сто девяносто сантиметров! Поэтому Каяо, не думая долго, назвала мужчину Кипарисом. Тот фыркнул. Благодаря редкой медицинской причуде, вся операция длится не более десяти минут. Не пришлось даже полностью заменять все искусственные элементы — Кипарис просто добавил новый материал и срастил его со старым. Ощущения после операции были лучше, но боль никуда не делась. Каяо справедливо думает, что та никогда не исчезнет. Наверное, это справедливо. Ведь если что-то чувствуешь, значит ты живой.***
Префектура Ямагата. Город Нанъё. 22 мая.
Последний класс начальной школы. Все те же скучные уроки и надоедливые дети. Каяо отвыкла от такого шума. Неприятно. Каждый раз, когда громкость их смеха, голосов и криков вокруг становится невыносимой, у девочки болят потерянные конечности, а искусственные кости будто глубже впиваются в мясо, заставляя ее глотать таблетки. Она знает, что это бесполезно. Знает и то, что от причуды Дознавателя тогда надолго потеряла сознание и не могла ни видеть, ни слышать взрыв, не могла чувствовать боль, видеть трупы и кровь и своих оторванные конечности под завалами. Наверное, именно это и спасло ее рассудок. — Все в порядке, Каяо-чан? — Да, все отлично. Очередная ложь. И так каждый день. Она устала. Не понятно от чего именно и как сильно, но противный комок напряжения где-то в голове не дает расслабиться.***
Ей уже одиннадцать. По новым документам она старше***
Спокойно было, да. Ровно до осени. В начале сентября она сделала небольшие подарки… хорошим злодеям (Айван-сан и Амай-сан смеялись как ненормальные, когда случайно увидели подписанный так пакет). В честь годовщины ее горя. Ровно год, как она не видела семью. Год, как стала калекой. — Прекратите так говорить, юная леди! Иначе на все каникулы уедешь к Мастеру. Он выбьет из тебя эту дурь!) Много чего произошло. Плохого и хорошего, пугающего и даже радостного. Новые знакомства, калечащая правда, протезы, первое преступление,***
7 сентября.
— Ох, малышка! Тебе еще рано о таком знать, но… Я влюбилась! Этот клиент показался мне особенным с самого начала! Им всем нужно было сразу догадаться, что с ее «новой работой» что-то сильно не так. Странный полицейский, который решил завести длительные отношения с переводчиком в какой-то небольшой юридической фирме. (Каяо была слегка ошарашена, когда узнала, что ее официальная-по-всем-бумагам мать знает три языка помимо родного японского.) — Он так мило ухаживает! Провожает до квартиры, патрулирует мой район, всегда приглашает в рестораны и оплачивает расходы. Даже не настаивает на *кхм*! Мечта, а не кавалер! Затем он узнал, что у женщины официально есть ребенок и, не официально, вторая работа. Прикрыл стриптиз-клуб, где Чоу выступала, из-за скандала с наркотиками. Отмазал от своих коллег и проверок. Спустя месяц с небольшим от первого знакомства предложил съехаться. Каори-сан была слишком поглощена своими новыми чувствами. Не заметила ловушку. Та захлопывалась еще почти месяц. Мерзавец постепенно запретил ей звонить своим друзьям и знакомым. Попросил сократить звонки сестре и дочери (!). Исключение было только для рабочих звонков. И то продержался он недолго. — Прости, малышка, не могу долго говорить. Юити-кун обидится. Но у нас все хорошо! Возможно, скоро вам придут приглашения на свадьбу! Передавай Амай привет и скажи, что она проиграла спор! Целую! Ручные птицы Айвана на третий месяц потеряли Каори из виду. Та изредка выходила из квартиры в магазин, но на условные знаки не реагировала, а сообщения оставались не прочитанными. С работы женщина уволилась «без объяснения причин». Последнее сообщение пришло в первый день августа. «Со мной все хорошо, милая. Прости, что не писала так долго. Видела, что вы меня потеряли. И я, и Юити-кун сильно заняты на работе в последнее время. Извини, что заставила волноваться! Люблю тебя!» Причуда Каяо не работала на написанной или напечатанной информации, а также по телефону. Но именно сейчас девочка чувствовала не просто ложь, а гниль от этих строк. Это писала не Каори-сан. Она в беде. В большой беде. Тот самый комок нервов, что прятался где-то в голове почти взорвался от боли, а сознание заволокло нечто… злое. Животный ужас, ярость, грусть… На секунду захотелось применить на обманщике***
Префектура Ямагата. Город Саката. Заброшенное здание недалеко от порта. 8 сентября.
Каяо смотрела на ублюдка с равнодушным отвращением. Смазливый мужчина с оливковой кожей, некоторыми чертами лица отдаленно напоминающий ей отца. Из-за этого ярость и отвращение клокотали в ней вулканом, пока еще не прорываясь наружу. — Покайся. *Пик* — включилась запись с камеры на штативе. Забрызганный кровью и чем-то белым Комамура в одних пижамных штанах должен был сделать все это самостоятельно, «чтобы выглядело правдоподобно». Началась прямая трансляция. Прямо за камерой, куда должен был смотреть мужчина, стояла уставшая, озлобившаяся девочка, которой хотелось то ли засадить ублюдка в Тартар, то ли позволить ее «хорошим» злодеям самим разобраться. Сейчас ей хотелось только навестить бессознательную Каори-сан в больнице и закончить с этим «допросом». Помешанный урод. Увидел красивую женщину и решил забрать себе. Сделать зависимой от него рабыней. Избиения, пытки, изнасилования, психологическое манипулирование — не полный список того, в чем он признался. Нечто описал полностью. Даже вспомнил статьи, по которым бы его посадили. Каяо стоически терпела, хотя только от одних описаний ее затошнило. Она была рада, что части слов просто не знает. — «Прости меня, моя Бабочка. Я раскаиваюсь. И приму любое наказание за свои преступления.» «Лжец!» — очень хотелось крикнуть девочке, но она сжала зубы. «Она не твоя!» — пришла вторая громкая мысль, но и ее пришлось проглотить. Второй пик камеры прозвучал настоящей музыкой для ее нервов. А вот злобный взгляд и наглый оскал бывшего полицейского очень хотелось стереть. Как когда-то у Второго. — Я так и думал, что моя Чоу связана с какими-то ублюдочными злодеями. — Она не твоя, — одновременно сказали Айван и Каяо. — Да что вы? Моя! Лучше бы она сразу сдохла, чем была запятнана отбросами! Каяо трясло. Иногда Дознаватель тоже называл злодеев «отбросами», ублюдками, гнилью. Тогда его маленькая дочь, которая большую часть оскорблений просто не знала, уверенно тихо кивала, соглашаясь. Миюки же всегда осаждала его и говорила: «Все злодеи — люди (или были ими), но не все люди — злодеи!» Тогда девочка не понимала. Сейчас ей пришлось. Еще тогда — в баре. Но молчать она больше не могла. — Ублюдок и отброс здесь только ты! Не смей оскорблять этих людей и***
— Спасибо… Спасибо, милая! И прости меня! — ревела Каори, сжимая девочку в объятиях. Сломленная, изуродованная женщина, чья красота не уменьшилась, но померкла. Варварски отрезанные до подбородка волосы, что раньше были буйными кудрями до пояса, неприятно щекотали шею и щеки, но девочка не жаловалась. Она молча гладила плечи женщины. На спине, животе и груди не было живого места от побоев и ран. Девочка боялась даже прикасаться к ней, только чтобы не доставить лишней боли. Черные синяки на оба глаза, лопнувшие местами губы, оборванные до мяса ногти… Каяо зажмурилась, чтобы не смотреть на результаты того, о чем говорил ублюдок. Больно. И заплакала. Надрывно, искренне.От счастья, что женщина жива, от того, что узнала, от страха и напряжения, от облегчения. Выплескивала все эмоции разом, пытаясь снять боль как со своего перегруженного сознания, так и с Каори. — Я так рада, что ты жива, мам! Я- В-все волновались! — Спасибо, милая. Я здесь. Все теперь будет хорошо! Она осталась спать в палате, свернувшись калачиком рядом с женщиной. Как когда-то в ее старой квартире в баре, хоть это и было всего несколько раз. Противный комок напряжения где-то в мозгу ослаб, позволяя ей, наконец, уснуть спокойно и без сновидений.