Префектура Акита. Деревня Хигасинарусэ. 25 декабря.
Сумико снова упала. Не в первый раз, но она тихо молилась, чтобы в последний. Мастер Джукай оказался человеком слова. Уже на следующий день у нее оказался временный деревянный протез «на пробу». Стоит сказать, что встать у нее не получилось даже за двое суток. В этом красивом, в меру обставленном доме девочка почувствовала себя хуже, чем в квартирке Чоу-сан. В те месяцы, что она провела в баре, было даже почти не скучно. К ней часто заходили, оставили много книг и журналов, звуки музыки по радио из общего зала слышались почти всегда. Да и вечера с преступниками нельзя было назвать скучными, стоит сказать. Тогда она либо постоянно боялась, либо привыкала к бытности инвалидом, а потому не чувствовала скуку и монотонность времени. В этом же доме, Сумико была уверена, время тянулось втрое медленней. Здесь было не так чтобы много помещений: три спальни, кухня, большая гостиная (он же зал для гостей), маленькая комната для чайных церемоний, две уборных, библиотека и «комната исцеления» (небольшой лазарет на одну койку и зал с перилами, какими-то деревянными фигурками и шариками). Мастерская была вынесена отдельно, ее девочка видела из окон. Ей запретили читать, отвлекать Мастера от работы, готовить самой что-либо, кроме бутербродов и, главное, выходить из комнаты куда-либо, кроме соседней двери кухни и уборной. Самое смешное, что она пока и не могла ходить, а коляска так и стояла перед домом. Девятый вместе с Мастером заперлись в пристройке и приходили, когда уже стемнеет. Мастер назвал это «медитацией и познанием себя». Она назвала это скукой. Беспощадной и неумолимой. Ей пришлось учиться стоять и терпеть боль. А мертвая тишина дома заставила думать и слушать. В первую очередь саму себя. Самое интересное ее ждало чуть позже, когда был закончен постоянный протез руки. Точнее сказать, искусственных костей. Обычные протезы просто надеваются поверх культи или, в крайнем случае, пристегиваются к телу. Мастер Джукай же искренне презирал мысль о таких неполноценных конечностях. Поэтому действовал крайне радикально вживлял их в плоть. Сначала искусственные кости, потом суставы и часть «мышц», которые никогда меняться не будут. Кость, дерево, фарфор и их смесь. Мастер не работает с углепластиком и металлами. Девятый спорил с наставником почти сутки. Сумико даже из комнаты слышала, как они рычали друг на друга: — Цельный?! Вы с ума сошли! Да она вырастет из него за полгода! — Ей нужно привыкать к весу протезов! В любом случае, с помощью Пятого можно легко увеличить костную основу. А если ваша шайка втянет ее во что-то серьезное, то я, так и быть, заменю кость на что-то крепче! Когда же девочка смогла относительно сносно ходить с костылем, то ее отвели в мастерскую. Началась первая из множества операций. Это было намного больнее, чем тогда в палате. Эта боль сводила с ума, но ничего, кроме травяных легких обезболивающих в доме Джукая не было, а Девятому запретили давать ей лекарства с побочными эффектами. «Пожалуйста, хватит! Это больно! Больно!» — Сумико не могла даже кричать от вечной тупой боли. Она видела свои новые голые кости. Одна. В агонии новой волны боли. В комнате, из которой не может выйти, в которой не горит свет. В доме, где сейчас только один человек, который не хочет убрать эту боль. Который не сделает этого, даже если она будет умирать. — Я… я просто хочу жить без боли, — раздался хрип сорванного от криков голоса. — Почему она не прекращается? Пожалуйста… Ответом ей было глухое карканье с подоконника.***
30 января.
Моаши-сан пришел неожиданно. Мастер раздраженно махнул рукой, чтобы она сама открыла дверь, а сам продолжил заваривать жасминовый чай. Сама. Дошла на своих ногах, открыла тяжелую дверь двумя руками. Волна острой боли снова прошлась по ее уставшим нервам, но Сумико просто тяжело вздохнула. Богомол молчал около минуты, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону. Псевдозрачки забавно бегали по всем его огромным глазам вверх и вниз. — Рад, что теперь ты х-ходишь. Второй вызывает т-хебя. Айван объяснит точ-шнее. Пош-хли. Сердце девочки на миг остановилось, а волнение скрутило желудок. Она шла до машины молча, не забыв забрать куртку и поблагодарив Мастера. Тот снова отмахнулся. — В любом случае через месяц или чуть больше снова увидимся. На переднем сидении высокого микроавтобуса сидел Айван-сан, насмешливо улыбаясь. Как и всегда, когда ее видел. — Не волнуйся, ребенок. Тебе не придется заниматься чем-то… плохим. Ты просто должна будешь применить свою причуду к двум плохим людям, чтобы их осудили. Это не сильно ее успокоило, но выбора все равно не было. Моаши раскрыл перед ней дверь. Что странно, внутри было всего три сидения, ее сложенное в углу кресло и большая спортивная сумка. — И да, переоденься в салоне. Ты сможешь? О, Сумико с огромным удовольствием бы сменила юкату на нечто нормальное. Ее приживленной ноге нужны юбки или свободные штаны, но не что-то настолько сковывающее. Когда мужчины отвернулись, закрыв дверь и заслонку между «кабиной» и салоном, девочка с удовольствием скинула куртку и длинное одеяние. Мастер Джукай, наверное, убьет ее, если она испортит купленную юкату, поэтому она осторожно отложила одежду на сидение. В тусклом свете салона накладка на деревянный протез смотрелась слегка чужеродно, все-таки смесь силикона, кожи животных и ткани не идеально копировали настоящую человеческую кожу. А вот накладка на кисть была потрясающей. Даже на ощупь не отличалась. Черные джинсы, серая кофта с длинными рукавами, невзрачная коричневая шапка и осенние ботинки на пару размеров больше нужного. Сейчас она не должна выделяться из толпы, даже если пока не до конца привыкла к пальцам. С ногой было легче, хотя все также больно. Моаши открыл заднюю дверь и сел на самое дальнее сидение.***
Префектура Акита. Город Акита. 31 января.
В нескольких кварталах на север от центральной площади сейчас находится сквер памяти с несколькими табличками и обелисками. Айван привел ее туда, потому как они приехали раньше намеченного времени. Моаши-сан куда-то ушел.«Немото Сумико, 03.15.21ХХ — 08.04.21ХХ, 10 лет»
Одна строчка на сером мраморе обелиска с погибшими. И небольшая могила на городском кладбище. Вот и все. На отдельных небольших табличках были написаны имена погибших героев и их рабочие прозвища. Возле этих кусков камня даже сейчас, зимой и в снегопад, люди несли белые лилии. Девочка не любила лилии. — Идем. Нам нужно дождаться цель на месте. Быстрое интервью с мэром и какими-то чиновниками. Сумико смотрела на них из-за угла здания. Обычны взрослые мужчины в дорогих костюмах рядом со своими телохранителями. Перед ними стояли несколько десятков людей из СМИ с микрофонами и камерами, по бокам, ограждая прохожих, стояла полиция. Айван и ребенок стояли в толпе поодаль. Невзрачная пара людей, не выделяющаяся из массы. Отсюда было не очень хороший обзор, но слышно было довольно хорошо. Айван же использовал причуду на собаке, которая сейчас находилась со Вторым где-то в укрытии. Сквер памяти, компенсации, памятники, борьба с хакерами, сборы и пожертвования. Не интересно. — Сейчас. Нужны данные о пропавших год назад злодеях. Дальше пусть отвечают на все вопросы. Подать мысленный запрос. Настроиться на цели… — Как продвигаются дела о пропавших год назад злодеях? Их до сих пор не нашли? — спрашивает подставной репортер, приближая микрофон к чиновникам. Мэр секунду молчит, а после гордо заявляет: — Они никогда не будут закрыты! Это были родственники премьер-министра и мэров префектур, конечно же их выпустили и оправдали! Сумико чувствует попытки сопротивляться ее силе. Безуспешно. Пока она не захочет, они продолжат говорить. Такое грубое воздействие она продержит минуты две или чуть больше. «Кто убил ХХХ? Куда пропали деньги организации ХХХ? Как связаны события?..» — вопросы от нескольких подставных и подкупленных репортеров сыпались непрерывно, пока толпа зверела от ответов трех, теперь уже, преступников. — Вы подтверждаете свою виновность?! Это вы причастны к большей части преступлений и махинаций?! — Да, подтверждаю! Они тайно финансировались из бюджета префектуры. Все документы находятся в моем офисе. Сумико отпустила контроль, опуская голову. Перед глазами плясали черные точки от напряжения. Свою часть работы она выполнила. О смысле этого поступка она подумает завтра. Только вот утром ее резко разбудила Чоу-сан со странной улыбкой на лице. — Теперь все в порядке, милая! Второй мертв! — возбужденно сказала женщина, лихорадочно скидывая свои вещи в чемодан. — Собирайся, нам нужно будет уехать! Здесь теперь опасно. — Ч-что? Но… кто? Герои? Я не понимаю! — девочка установила деревянную икру в паз сустава до щелчка. Она была растеряна ранней побудкой и совсем ничего не понимала. — О нет, не полиция и не герои. О нем тебе знать не стоит. Как и ему о тебе, — вмиг стерев улыбку с лица сказала Бабочка, неотрывно смотря ребенку в глаза. — Иначе ты умрешь. Сумико даже перестала одеваться. Она вообще перестала что-то понимать. Ее убьют за пособничество? Или Комиссия и родители узнали ее вчера? — Меня узнали? По причуде? Я не- — Молчи и собирайся. Он не знает ни о тебе, ни о твоей причуде. Молись, чтобы так и оставалось дальше, — почти прошипела женщина, помогая ей завязать шнурки на ботинках. Испуганная девочка молчала. Она никогда не видела Бабочку такой нервной, взволнованной и злой. Собрались они всего минут за двадцать, потому как вещей в этой квартире было откровенно мало. Как только они вышли в общий зал, Моаши занес в тот коридор несколько резко пахнущих канистр. «Это… бензин?» — удивилась Сумико, растерянно бегая глазами по взрослым. Бабочка, Айван, несколько «сестричек», пара преступников, которые приходили почти каждый вечер. Айван дернул ее за себя за плечо. — Сейчас мы уезжаем из города. Бабочка остается здесь. Если получится, потом увидишься с ней. Молчи и не задавай вопросов. Все выглядели нервно и напугано. Даже Айван-сан не улыбался. Он нервно тер узкий глаз на лбу, закидывая сумку с ее вещами в серую небольшую машину. Электронные часы показывали почти пять часов утра. В заднем стекле машины Сумико увидело вспыхнувшее как спичка здание. Сначала весь первый этаж, потом огонь быстро дошел до двух других. Она впервые поняла, что в здании всего три этажа. Происходило что-то странное, неясное, тревожное и смертельно опасное. Девочка была уверена, что не этого хочет знать. По щекам покатились слезы. Не понятно почему: ей было не очень страшно, не грустно и не особо больно. Сложив ладони перед грудью, она тихо просила бога, чтобы опасность обошла ее стороной. Чтобы Чоу-сан, Айван-сан, Девятый и Моаши-сан избежали смерти. Много позже она обрадуется, что тогда молитва сработала.