Дитя закатного солнца

Ненастье может скрыть что угодно, а потоки, несущиеся прямиком в Бездну, смывают то, что было ненадёжно закреплено на улицах, заставляя это сгинуть в небытии раз и навсегда. Не выходит только в случае, если кто-то, несущий в сердце зло, всё же нашёл для себя приют. Озен даже не догадывалась о том, насколько не подводит её чутьё, и, будь она свидетельницей этого разговора, пожалуй, сделала бы милость и скормила бы трупным плакальщикам как минимум одного человека. – Отвратительная старуха! – буквально прорычала Илта, заходя в тот небольшой номер на окраине, который они сняли на время своего пребывания в Орте, – Ты видел, как она на нас смотрела?! Я думала, она благородных кровей, но эта кожа и эти глаза... Не иначе, рождена какой-нибудь портовой ш… – Ты понимаешь, что говоришь о легендарном Белом свистке? – в голосе её мужа скорее сквозила настороженность, нежели праведный гнев. Супруги он побаивался. – А мне плевать! Слишком много им дозволено. Сама родить не в состоянии, так ещё и нашла такое же отродье, тьфу! – женщина поискала глазами стул, но, так и не найдя ничего похожего, с негодованием плюхнулась на кровать, заставив пружины той жалобно скрипнуть. – Она спасла моего племянника, – убедившись, что супруга сидит, всё же ввернул слово Свайн. Менее чем через секунду в него метнули злобный взгляд: – А что толку? От твоего брата ничего не осталось! Зря только ехали в такую даль! Да я была бы более спокойной, если бы этот ребёнок оказался не нашего рода! У нас был призрачный, крохотный шанс продолжить жить так, как мы привыкли – и вот, он испарился! Только посмотри сюда! – она сняла серёжки с голубыми камушками, потрясая ими в воздухе, – Это моя последняя пара! Последняя, понимаешь?! Разве может дама из благородного рода ходить в какой-то... – она практически сплюнула, – Бижутерии?! – Дорогая… – точно не зная, что ему предпринять, Свайн тоже безуспешно поискал место глазами, но в итоге опёрся на столешницу. Номер был небогатый, одна кровать да рабочее место, которое полагалось к ней двигать, – Я всё понимаю, и то, что ты хочешь жить на широкую ногу, но сейчас для нас самое главное разделаться с долгами. Кажется, они не бедствуют, и если мы вежливо попросим... – Если мы вежливо попросим, то что? – передразнив его манеру разговора, снова вскочила Илта, – Продадут всё, что имеют, и пойдут болтаться по белу свету вместе с нами? Даже если мы каким-то чудом расплатимся с долгами, мы всё равно не сможем жить так, как прежде! А кредиторы нас найдут, ты и сам прекрасно знаешь. Эти отыщут кого угодно. Свайн вздохнул со смирением человека, который уже давно понял, что спорить с женой бесполезно. Когда они только познакомились, Илта была весёлой жизнерадостной пышкой, и он влюбился в её смех, ещё тогда не зная, с какой радостью эта юная особа примется за его деньги. А ведь можно было догадаться. Ещё с той поры, как отец разделил наследство, и доля от умершего брата перешла к нему, насколько быстро исчезли эти деньги. И как потом Илта нагло напрашивалась к Бьорку, узнав, что его сын болен, вертелась вокруг да около, словно оголодавший стервятник, очень надеясь и на это наследство. Но нет: Бьорк распорядился своими деньгами вот так, спустив их остатки в Бездну. Оставил после себя только сына. Положа руку на сердце, Свайн был очень признателен судьбе за это: по сути, Марулк оставался единственным из его живых родственников. Не испытывал он неприязни и к Озен, и даже к их приёмной дочери, они выглядели крепкой и по-своему красивой семьёй. Единственный недостаток был в его мягкосердечии, и том, что он позволял рулить собой настолько давно, что уже свыкся с тем, что его совершенно не слушают. Но, на самом деле, что бы Свайн ни предлагал, было действительно поздно: Илта до последнего пускала пыль в глаза, устраивая шумные балы для знати, отыскивая связи, пока не осталось совершенно ничего. Для того, чтобы приехать в Орт, они продали фамильные драгоценности, те, что принадлежали Свайну. Стыдно было признаться, но у них даже на обратную дорогу не хватит. Только и остаётся, что смиренно ждать кредиторов. Но, кажется, у Илты был другой план. А ещё у неё было пусть и небольшое, но преимущество: она настолько умело прикидывалась мягкой и беспомощной женщиной, что обязательно находился подлец, который бросался ей на помощь. Нашёлся такой и здесь, познакомились на том корабле, на котором приехали. Нелегал, один из тех умельцев, которые спускаются в Бездну без свистка, контрабандист, отыскивающий редкости на продажу за границу. И, чем больше человек не нравился Свайну, то для Илты был подлинный показатель того, что она нашла золото. Вот и сейчас... – Чего заперлись? Деньги делите? – раздались два мощных удара в дверь, и Свайн, изрядно перепугавшись, шустро открыл, опасаясь того, как бы хлипкая конструкция не слетела с петель и не пришлось оплачивать ещё и эти расходы. Патлатое создание, высокое жилистое, без особых расшаркиваний зашло внутрь, оставляя за собой сочащиеся водой следы: – А чего такие нерадостные? Похороны что ли? – А-а, Видок! – изобразив наигранную радость, тут же вскочила Илта, – Что же Вы ходите по такой непогоде? Болотисто-карие глаза тут же уставились на неё со смесью презрения и настороженности: – Мне была обещана доля. Что, у вас ничего не вышло? – Видишь ли, – зная, что сейчас жена начнёт разыгрывать вопли и слёзы с падением на колени, избавил супругу от этого Свайн, – У мальчика нет никаких денег. От отца ничего не осталось. Всё, что было, положили в дирижабль, а тот разбился. Такие дела. – Что, прямо вообще ничего? – орлиный нос втянул воздух, будто принадлежал охотничьей собаке, а не человеку. – Возможно, у его жены есть, – вдруг произнесла Илта с хитрой улыбкой. – А кто его жена? – заинтересовался Видок. Свайн только теперь понял, что они даже не знают настоящего имени этого проходимца. Но упреждающие жесты в сторону супруги были бессмысленны, она уже приняла решение а значит, шла до конца. – Белый свисток Озен Недвижимая, – улыбка Илты стала гораздо шире. Только теперь на лице контрабандиста появилось изумление: – Да вы меня надуть решили? – Нет, так оно и есть! – всплеснула руками женщина, начиная обхаживать незваного гостя, – Они там музей строят, и у них приёмная дочь. – Музей можно ограбить, – протянул Видок, потирая подбородок, – Чисто теоретически. – Как я поняла, он ещё не готов, экспонатов мало, – покачала головой Илта, – Но если мы подождём... – Лично я не собираюсь ждать, – отряхнув свои сальные патлы, Видок одним широким движением пятерни зачесал их назад, явив миру костистое в лицо, в паре мест украшенное шрамами, – Я итак здесь на птичьих правах. А Озен… Это слишком даже для меня. Она смертельно опасна. – Неужели же такой опытный разведчик Бездны, – затянула свою привычную шарманку Илта, подмигивая сухопарому негодяю, – Испугается какой-то старой перечницы? – О, ты не понимаешь, – по лицу контрабандиста зазмеилась ироничная улыбка, – Она только кажется спокойной и медлительной. Один щелбан – и у тебя сотрясение мозга, а об ударе кулаком вообще ничего не скажу, после такого можно открыть твой рот и просто вылить тебя в любую бутыль, абсолютно жидкая масса из органов и костей. Я не знаю никого, кто выживал бы, будучи с ней в ближнем бою. А Белые свистки... они с таким не медлят. Лично мне ещё жить охота. Как и всегда в сложных ситуациях, первое, что сделала Илта, это засопела носом, что обыкновенно сопровождало её мыслительную деятельность. Свайн не понаслышке какая она внимательная к деталям, вот он об этом музее ни сном ни духом, а супруга даже в такую непогоду разглядела. И уши у неё всегда были навострены, искала, где чего сделать, и когда надо, идея приходила. Пришла и сейчас. – Видок, а скажите, – всё же умудрившись вытащить гостя из промокшей куртки и повесив одежду сушиться, заговорила женщина, – А те слухи, которые про этот... я не знаю как правильно, кажется, дрейф артефактов, это правда? Что скоро появится какой-то особенно сильный артефакт, который может повлиять даже на расстановку политических сил? Видок напрягся. Казалось, этот проходимец сейчас пытается прочесть её мысли: – Да, но официальная экспедиция ещё не начата. – Вот как, наверняка, эта штука может стоить очень много денег, – хитро прищурилась Илта, подходя к нему поближе. – Такие артефакты бесценны, государство за них будут глотки друг другу рвать, – с очень серьёзным лицом подтвердил её догадки Видок, – Но я пока не пойму, к чему вы клоните. – Да к тому, что нет проводника до крутых артефактов надёжнее, чем самый настоящий Белый свисток. Всё же, тот же самый Водяной лев – её достижение, – не обращая внимания на то, что муж машет ей руками, снова продолжила гнуть свою линию Илта. – А… – наконец-то смекнув, даже расплылся в улыбке Видок, – Ну конечно, как же я сразу об этом не подумал. Что вы сказали, у неё там есть? Семья? Свайн почувствовал, как холодеет изнутри, да так, как ему не приходилось даже в самые суровые зимы Джесеку: – Вы же не всерьёз, правда? Нельзя так делать! – Спокойно, папаша, – в тоне контрабандиста отчётливо сквозило презрение, – Никто не собирается никого убивать, напротив, это мы будем в смертельной опасности. Обстряпаем всё тихо, добудем эту штуку, перестанем шантажировать и попрощаемся. Вы в одну сторону, я – в другую. Ваша сладкая жизнь, ну и мне кусочек счастья в этом мире. Как только в Орте спохватятся, что проморгали, будет уже поздно. Остальное не наша забота. И – клянусь душой, у меня есть, что вам предложить. Он начал рыться в своих бездонных карманах, пока Свайн пусть и тщетно, но пытался переслать жене немой укор. Та даже не смотрела в сторону мужа, казалось, все забыли о его существовании. – А вот и он, красавец, – спустя минуту в руке контрабадиста оказался шарик, совсем маленький, с лесной орех, отливающий серебром, – Жалящая Струна. Я хотел выручить за неё хорошие деньги, но что поделать, для благого дела не жалко. Всё, что вам надо сделать, так это обвалять её в сахаре, словно конфету, а потом отдать девочке. – Она должна быть в порядке, – наконец-то осмелился Свайн, вылавливая его взгляд. Выражение лица Видока могло значит что угодно, но он лишь хмыкнул в ответ на это заявление: – Если всё пойдёт по плану, будет в порядке. И вообще: вам нужны деньги или нет? – Я возьму это, – без обиняков протянула руку Илта, – Обвалять в сахаре, говорите?