~}*{~
Начался третий день фестиваля. Хан встал рано, надел свое снаряжение и все необходимое для охоты. Узи была удивлена, что ее отец почти каждый год участвовал в этом мероприятии. Хан обычно был пассивным человеком, который не любил держать в руках оружие, поэтому было немного пугающе видеть, как он несет лук и стрелы на спине и арбалет, что был привязан к бедру. — Сегодня вечером жди изысканного ужина, Узи, — сказал Хан с улыбкой. - До конца дня нам приготовят фазанов и зайцев. Возможно, и лису. И она в это верила. Узи знала, что ее отец был опытным охотником. Один из лучших, если быть честной. Однажды он одной стрелой убил самого большого оленя, которого когда-либо видели, и все говорили об этом в течение многих лет. Все были в восторге от того, сколько дичи он будет привозить каждый год, а Узи размышляла, как ее отец мог так хорошо охотиться, но так плохо руководить. Когда он вместе с остальными охотниками на лошадях отправился в лес, девушка гадала, насколько большим будет его улов в этом году, прежде чем отпустить его. Никто не мог превзойти Хана в охоте. Она отвернулась и подошла к столу, накрытому чистой скатертью и зонтиком, чтобы защитить ее от солнца. На столе были накрыты угощения и чай, но Узи почти не обращала на них внимания и вместо этого начала читать толстую книгу, которую она принесла с собой. Девушка хотела вернуться обратно на виллу и читать в библиотеке, где было спокойно и уединенно, но Хан вытащил ее сюда, заявив, что ей нужно проводить больше времени на солнце, чем в душной темноте. Бисквит свернулся калачиком у нее на коленях, делая вид, что не замечает нескольких дворян, что бросали на нее взгляды, наклонялись к своим товарищам и о чем-то шептались. Она прекрасно знала, скольким из них она не нравилась, и это чувство, безусловно, было взаимным. Ей не нравились аристократы на фестивале, и она определенно не стала бы общаться ни с кем из них. За исключением, может быть, двух. Узи глянула на стол, за которым сидели дворяне Уайтвотер. Она могла заметить, что Лили и Азалия сидят со своими родителями и болтают о чем-то, чего она не могла услышать. Наверное, это было что-то смешное, потому что их мать смеялась, а отец улыбался. Укол боли пронзил ее сердце, когда она увидела семью, полную и целостную, наслаждающуюся временем, что проводили вместе, без всяких забот. Во рту осталась горечь. Девушка быстро отвела взгляд, стараясь отвлечь себя, задумавшись, что поймает ее отец в этом году. Может быть, он принесет лося. Для ее отца это определенно было бы чем-то новым, чем он мог бы хвастаться целую вечность. Большой старый лось. Может быть, он возьмет это и выставит напоказ, показав остальным дворянам, чтобы они увидели, насколько он умело обращается с луком. Узи тоже хорошо владела луком. Когда была маленькой девочкой, она сама изготовила лук и стрелы и неплохо поражала движущуюся цель! Если бы ей разрешили участвовать, Узи была уверена, что смогла бы убить нескольких существ, чтобы похвастаться. Возможно, даже превзойдет своего отца. Охотиться на лучшую добычу. Уничтожить самого большого зверя, чтобы доказать его ценность. Нет. Самого большого МОНСТРА! Если бы все увидели, что она достаточно способна защититься от химеры, тогда, возможно, они бы проявили к ней немного уважения! Черт, она бы убила парочку вампиров, просто чтобы похвастаться! Ее улыбка сменилась нахмуренностью. Вампиры. Хм. Может быть, только одного вампира… если он достаточно ее разозлит. Он все еще ищет кинжал? Возможно. Он все еще был полон решимости найти его, когда она уедет, хотя она и предупредила его, что с изменением сезона у него будет меньше укрытий, чтобы скрываться. Ему, вероятно, следует остаться со своим кланом, когда взойдет солнце, если он не хочет сгореть дотла. Или, может быть, он ждал ее возвращения в особняке. Она знала, что он не сможет прийти, но он выглядел таким взволнованным, когда говорил о фестивале, что она почти волновалась из-за этого… Ого! Погодите-ка! Что это за чувство?! Узи вздрогнула от отвращения. Какого черта?! О чем она только что подумала?! Она? Она почти задалась вопросом, все ли в порядке у Эна?! Как она могла О ТАКОМ ПОДУМАТЬ?! Эн был ВАМПИРОМ! Бессмертный враг человечества! Почему ее должно волновать, в порядке ли он или нет?! Он убил сотни, если не ТЫСЯЧИ людей за ГОДЫ! Она не должна думать о нем с жалостью! Пусть хоть сгорит дотла, ей было все равно! И как он смеет так вторгаться в ее мысли! Заставить ее думать о нем так, будто они были друзьями! Глупые ночные встречи! Вероятно, он пытался заставить ее быть с ним мягче! И ЭТО НЕ СРАБОТАЛО! - Глупый парень-вампир, — проворчала Узи себе под нос. - Простите? - Узи оторвалась от книги и встретилась взглядом с Тэдом. Ее гнев усилился, когда Тэд посмотрел на нее с любопытством, задаваясь вопросом, сможет ли она убрать этот взгляд подносом с угощениями, стоящим на столе. — Вы что-то сказали, леди Узи? — Я назвала тебя глупым придурком, - Сказала она с глубокой прямотой, подбадривая себя, когда лицо Тэда исказилось от боли. — И разве я не говорила тебе не разговаривать со мной? - девушка фыркнула и вернулась к своей книге, желая полностью игнорировать присутствие Тэда и желая, чтобы охота поскорее закончилась. Чем скорее она сможет вернуться на виллу, тем скорее она сможет уйти от всеобщего взгляда. И подальше от Тэда.~}*{~
Четыре дня. Узи отсутствовала четыре дня. Вампир знал, что ее не будет неделю. Она сказала ему, что потребуется день, чтобы добраться до места назначения, провести пять дней на праздниках, а затем еще день, чтобы вернуться в поместье. Он знал это. Он знал, что ее не будет неделю. Но все равно было почему-то больно, когда он сидел там, на перилах, ожидая, когда она выйдет с Бисквитом. Хотя знал, что ни девушка, ни щенок не появятся. Бисквит был с Узи, а Узи находилась со своим отцом на фестивале, который казался забавным. Эн хотел бы тоже попасть туда. Он не мог вспомнить, ходил ли он когда-нибудь на фестиваль, когда был человеком. Судя по тому, что Узи рассказывала об этом, это было замечательное время! Часть его хотела пойти и присоединиться к празднованию, но Узи твердо напомнила ему, что он скорее сгорит на солнце, чем получит удовольствие от чего-либо. А в месте, где проходили торжества, стоял ужасный запах, который отпугивал его. Эн дотронулся до своего носа. Он все еще чувствовал запах Узи на балконе. Она так часто приходила сюда с наступлением ночи, что ее аромат разносился по всей округе. Жасмин с легким привкусом ванили все еще витал в воздухе там, где раньше стояла Узи, и в кресле, на котором она сидела. Его уши опустились. Он скучал по Узи. Эн осознал, как сильно ему не хватало общения с кем-нибудь. Его клан куда-то ушел. Он не знал куда, так как Джей сказала ему не следовать за ними, так как он, скорее всего, все испортит, и забрала Ви с собой. Форт казался пустым без его клана, поэтому Эн решил дождаться возвращения Узи в особняке. Вампир заверил, что может подождать. Что он может выдержать несколько дней без компании Узи и смириться с этим. Раньше он месяцами не общался со своим кланом, так что это должно быть легко! Он сломался после второй ночи. Вампир СКУЧАЛ по Узи! Он скучал по разговорам и времяпрепровождению с ней! Прошли столетия с тех пор, как ему удавалось поговорить со смертным, и он жаждал снова услышать язвительный голос Узи. Раздался скулеж, и Эн привалился к перилам. Печеньки. Он и не осознавал, насколько ему нравилось чье-то общество, пока они не ушли! Такого никогда раньше не случалось с Джей или Ви. Он привык к тому, что они уходили, но почему он не мог вынести, когда Узи не было рядом? Эн задавался вопросом. Долго и упорно размышлял, почему он так расстроен. Ничто из того, что он мог придумать, не казалось возможным, и Эн не был уверен, стоит ли ему выяснять почему. Вампир раздраженно фыркнул. Единственными людьми здесь были слуги, и с тех пор, как Узи уехала, они болтали без умолку. Эн пытался не подслушивать, но люди были такими ГРОМКИМИ, что было трудно все перекрыть. Не помогло и то, что некоторые из них плохо отзывались об Узи, называя ее странной, а один слуга вообще надеялся, что она не вернется. Было больно слышать, как смертные говорят такие гадости об Узи. Насколько он знал, она была вполне нормальной. Немного грубовата, но в ней было немного доброты. Она починила его пальто! Она разрешила ему поиграть с Бисквитом! Если это не доказывало, насколько она мила, то он не знал, что же тогда доказало бы. Ему было интересно, думает ли она о нем. Он много думал о ней. Что было странно, поскольку вампир почти никогда не думал о ком-то много. Возможно, это просто его одиночество сыграло с ним злую шутку. Да, возможно, в этом и была причина. Эн вздохнул и привалился к перилам. Он надеялся, что фестиваль скоро закончится и он сможет снова увидеть Узи. Он скучал по разговорам с ней.~}*{~
Темные глаза безучастно уставились на нее. Большие. Широкие. Безжизненные. Узи не была уверена, почему ей стало не по себе, когда безжизненные глаза медведя уставились на нее. Ее не тошнило при виде крови, но ей всегда становилось немного грустно, когда она смотрела на мертвое животное. - Не так уж плохо, а? - Хан улыбнулся, вытирая кровь с рук, и подошел к Узи. - Об этом плохом парне будут говорить в Меди-9, когда мы вернемся. - Девочка. - Хм? - Это девочка, - сказала Узи, неуверенная, почему она указала на это своему отцу. Хан взглянул на это, пробежав глазами по медведю. - ...так и есть, - сказал он через мгновение. Мужчина отбросил тряпку, упер руки в бока и уставился на свой трофей. Узи было неуютно. Каждое убийство, которое приносил ее отец, вызывало у нее неприятное чувство. Она хорошо понимала, что убийство было естественной частью выживания, но ей не нравилось, насколько безжалостно и жестоко большинство охотников использовали свои методы для уничтожения добычи. Это было почти так, как если бы им нравилось заставлять животное страдать в последние минуты его жизни. По крайней мере, ее отец старался не торопиться с убийствами, даже если это все еще казалось ей жестоким. - Я не думала, что в лесу все еще будут медведи, - сказала Узи, продолжая смотреть на медведя. - Я тоже так не думал, - согласился Хан, улыбаясь своей работе. - Неплохое достижение, тебе не кажется? Я подумываю о том, чтобы превратить его мех в красивый коврик для моей комнаты. Узи съежилась от этого. Бедное животное. Превратиться в предмет декора. Как печально закончилась ее жизнь. Но что она могла сделать? Животное было уже мертво, и Хан уже приказал слугам приготовить мясницкие ножи, чтобы вырезать мясо из его тела. Каждый дворянин, который видел свою добычу, ожидал, что какой-нибудь трофей будет выставлен на всеобщее обозрение, сплетничая и указывая на добычу широко раскрытыми глазами. Он, вероятно, будет демонстрировать мех в течение нескольких недель, прежде чем повесить его в своей комнате. - Интересно, что хорошо сочетается с медвежатиной, - Хан задумался, несколько раз пригладив усы, прежде чем повернуться к Узи. - Скажи, раз уж этот большой мальчик.. - Девочка. - Поскольку этот медведь такой большой, на ужин, вероятно, будет немного лишнего мяса. Как насчет того, чтобы пригласить Уайтвотерс? Я уверен, что они с удовольствием отведают медведя сегодня вечером. Слово "НЕТ" вертелось у нее на кончике языка, ей казалось почти отвратительным разделывать это животное и подавать его на блюде благородным придуркам, но Узи вместо этого тупо кивнула. Лили и Азалия - приятная компания. И ее отцу нравилось общаться с герцогом и герцогиней. Они были едва ли не единственными дворянами, которые охотно общались с ней. Но как долго? Наскучит ли она им и они уйдут? Пойдут ли разговоры за ее спиной, когда они начнут возмущаться ее личностью? Узи старалась не думать об этом, пока готовилась к приему гостей позже тем же вечером. Девушка надела красивое платье, которое было немного не в ее вкусе, но она проглотила свою гордость ради себя и своего отца. Она сумела вежливо поклониться герцогу и герцогине, когда прибыли Уайтвотеры, и искренне улыбнулась, заметив сестер. Они все перешли в гостиную, болтая друг с другом в ожидании, когда будет готов ужин. Узи внимательно слушала, как Азалия объясняла, какие цветы используются для особых мероприятий и как они отражают скрытый смысл, который лишь немногие могли понять. Цветы ее не особо интересовали, но слушать, как Азалия объясняет всю сложность, было лучше, чем слушать сплетни. Хан был занят разговором с герцогом о своей добыче, о том, как он выследил ее и убил стрелой в сердце и перерезал горло. Было отвратительно слышать, с какой гордостью Хан рассказывал о своем убийстве. Вскоре объявили об ужине, и все уже сидели за обеденным столом. Ей стало почти тошно, когда перед ней поставили тарелку с вареной медвежатиной. - Должен признать, Хан, ты удивляешь меня с каждым днем, - сказал герцог, принимаясь за еду. - Когда я услышал, что ты был чемпионом-охотником Осеннего фестиваля, я подумал, что это был другой парень с таким же именем. Я должен был увидеть это своими глазами, чтобы поверить, что ты такой способный охотник! - Многие сначала с трудом в это верят, - Хан сказал с улыбкой. - Но я действительно верю, что это последний раз, когда я участвую в фестивальной охоте, - при этих словах Узи подняла голову. - О? - Герцог склонил голову. - И почему это, мой добрый друг? Ты больше не испытываешь того азарта охоты, который испытывал в юности. - Нет, нет. Ничего подобного. Я решил, что пришло время позволить победить кому-то другому. Кажется немного несправедливым с моей стороны всегда забирать победу, когда есть другие способные молодые люди, желающие получить шанс проявить себя. Я случайно услышал, что одному из охотников удалось подстрелить оленя огромных размеров, но добыча упала с обрыва. И я подумал, что, если бы я не нашел медведя, я бы проиграл. А какой-нибудь молодой джентльмен выиграл бы вместо меня. Вот мне стало немного грустно от этого. - Что ты чуть не проиграл? - Нет. Что какой-то бедняга не выиграл, потому что потерял свою добычу. Я бы не возражал проигрышу, если бы олень все еще был у него. Узи слышала о том, что кому-то удалось подстрелить оленя огромных размеров, но она была удивлена, что ее отца не смущала мысль о том, что он почти мог проиграть. Участие в охоте было одним из немногих занятий, в которых любил участвовать ее отец. Если он решил уйти от охоты, что он тогда собирается делать теперь? - В самом деле? Ты? Не возражаешь, если проиграешь? - спросил герцог с явным удивлением в голосе. - Я почти двадцать лет занимаю первое место в соревнованиях по охоте. Я думаю, пришло время позволить кому-то другому выиграть хоть раз, - объяснил хан, когда герцог кивнул головой. - Понимаю. Что ж, это досадно, но я рад, что хотя бы раз смог убедиться в твоем охотничьем мастерстве, молодец. И иметь честь разделить с тобой вкусную трапезу с твоей охоты! - Для меня честь, что ты ешь с нами! - Хан улыбнулся, чокаясь бокалом с герцогом. Мужчины углубились в разговор об ожиданиях от нового чемпиона по охоте на следующий год, но Узи проигнорировала их. Ее отец. Больше не участвует в охоте на фестивале. Это было почти нереально. Девушка ожидала, что ее отец, по крайней мере, будет участвовать еще несколько лет, прежде чем уйдет, но она не ожидала, что это произойдет так скоро. Ей было интересно, что он собирается делать сейчас на будущих фестивалях, если не собирается участвовать в охоте. - Лили, зачем ты ковыряешься в еде? - голос Азалии привлек внимание Узи, переключив ее внимание на младшую сестру Уайтвотер. - Тебе следует поесть, пока не остыло. - Я никогда раньше не пробовала медведя, сестренка, - Лили потыкала мясо вилкой, с любопытством разглядывая его. - Я слышала, что это был гигантский черный медведь, испещренный старыми шрамами и ранами по всему телу. Очень отвратительный! - Это было не так, - сказал Узи, привлекая внимание одной из сестер. - Насколько я могла видеть, на теле не было никаких шрамов или неприятных ран. - Ты его видела? - спросила Азалия, ее глаза расширились от удивления. - Он был очень большим, как все говорят? - спросила Лили, пристально глядя на Узи. - Он был большим, - сказал Узи, вспоминая вид медведя, когда его вкатили в город. - Я никогда раньше не видела медведя, но он определенно был большим. Даже для самки. - Самка? Это был не самец? Узи покачала головой. - Это определенно была самка. - Ух ты. - выдохнула Лили, с благоговением уставившись на свой кусок мяса. Она отрезала маленький кусочек мяса и мгновение смотрела на него, прежде чем откусить кусочек. - Хм, - она издала тихое мычание, пережевывая, прежде чем заговорить. - В этом нет ничего необычного, но, я полагаю, это вкусно. Довольная тем, что ее сестра ест, Азалия нарезала себе мяса и тоже поела. Узи последовал ее примеру, когда отрезала кусок и уставилась на него на вилке. Было ли неправильно есть это? Она и раньше много раз ела мясо. Так почему она сомневалась сейчас? Девушка задумалась, когда поднесла мясо ко рту, но остановилась, когда заговорила герцогиня. - Я надеюсь, что этот медведь не был матерью, - сказала она, аккуратно нарезая еду. - Это было бы жестоко. - Почему ты так говоришь, моя дорогая? - Потому что без матери, как медвежонок может надеяться выжить в дикой природе? Я слышала, что медвежата остаются со своими матерями около двух лет, прежде чем уйти жить самостоятельно, и меньшее количество времени было бы смертным приговором. Узи внезапно почувствовала тошноту. Мать? Могла ли медведица быть матерью? Возможно ли, что у нее был детеныш? Узи уставилась на мясо, внезапно почувствовав себя слишком убитой, чтобы ужинать. - ...э... извините, - она встала, заработав удивленные взгляды своих гостей и отца. - Я внезапно почувствовала недомогание. Думаю, мне следует лечь спать, - девушка поклонилась и быстро вышла из комнаты, направившись прямиком в свою спальню и быстро заперла дверь. Мать. Медведица могла быть матерью. Она не могла выбросить эту мысль из головы, когда выскользнула из платья в ночную рубашку, свернулась калачиком под одеялом своей кровати и крепко прижала к себе Бисквита, пока ее мысли кружились в голове. Могла ли медведица быть матерью? Мог ли у нее быть детеныш? Она не знала. Она пыталась выбросить это из головы, но это никак не уходило. Даже после того, как ее отец пришел проведать ее и обнаружил, что она свернулась калачиком под простынями и выглядела бледнее обычного. Ее плохое самочувствие, должно быть, вызвало сочувствие в его сердце, потому что он не стал ругать ее за то, что она так внезапно встала из-за стола, и даже приказал горничной привести доктора. Узи молчала, пока врач осматривал ее. Тот пришел к выводу, что она, должно быть, слишком долго находилась на солнце, раз ей стало так плохо. Он приказал ей оставаться дома и пить воду, пока ее тело не остынет, оставив ей какое-то лекарство перед уходом. - Ты все утро плохо себя чувствовала? - спросил ее Хан, пока она принимала лекарство. - Тебе следовало сказать мне раньше. - Я чувствовала себя прекрасно, пока... пока не приехали наши друзья, - сказала Узи. Она не была честна, но она не подумала сказать своему отцу, что ее подташнивало при мысли о том, что медведица могла быть матерью. - Думаю, я не осознавала этого до ужина. - Ну, по крайней мере, это была незначительная причина, - Хан потер затылок. - И, к счастью, герцог проявил понимание. Мне удалось поддерживать беседу в течение нескольких часов, прежде чем они ушли. Хотя сестры очень беспокоились о тебе. Узи съежилась. Она не хотела заставлять своих единственных подруг беспокоиться о ней. Ей нужно будет извиниться перед ними завтра. - Завтра выставка крупного рогатого скота, - заговорил Хан, вставая с кровати. - Я думаю, поскольку это будет обычное мероприятие, тебе следует отдохнуть. Я попрошу горничных принести тебе нашу еду утром, - он посмотрел на нее взглядом, которого она раньше не видела, таким, который заставил ее снова почувствовать себя маленьким ребенком. - Отдохни немного, хорошо? Увидимся утром. Спокойной ночи. - ...спокойной ночи, - тихо сказала Узи, когда Хан вышел из комнаты. Она сидела на кровати, поглаживая мягкую шерстку Бисквита. Она не видела такого выражения на лице своего отца. Уже много лет. Или это было в первый раз? Девушка не знала. Она хотела сосредоточиться на этом, но медведь быстро вернулся в ее сознание, когда мир снаружи потемнел и на небе одна за другой начали появляться звезды. Это продолжало мучить ее, пока она больше не смогла этого выносить. Девушка выскользнула из кровати, достала из гардероба темный плащ, накинула его на плечи и крепко завязала. Схватив фонарь, который прятала в половицах, девушка наполнила его маслом и сунула в карман коробок со спичками. Поставив фонарь у окна, Узи быстро, но тихо принялась собирать все шелка, тряпки и простыни, какие только смогла найти, связывая концы вместе, пока у нее не получилась длинная веревка. Когда один конец прикрепила к кровати, девушка выбросила остальное в окно и нахмурилась, увидев, что оно не совсем достает до земли. Ее последняя попытка вылезти через окно привела к большим неприятностям, и Прин перевела ее в самую верхнюю комнату виллы, где было меньше ткани, чтобы затруднить ее побег. Узи сжала кулак и все же решилась пойти на это. Поцеловав на прощание Бисквита в его маленькую головку и пообещав вернуться, прежде чем схватить фонарь и осторожно спуститься по стене. Сегодня ночью было полнолуние, поэтому она слилась со стеной благодаря темному цвету плаща. Даже если ночью никто не выходил, Узи все равно не хотела, чтобы ее застукали за тем, как она крадется. Хан никогда больше не позволил бы ей выйти из своей комнаты, если узнает, что она снова вышла наружу. Она бесшумно сползла по самодельной веревке, повиснув на конце, прежде чем позволить себе упасть. Ей сразу же захотелось надеть туфли, когда ее ноги коснулись холодной влажной земли, но она проигнорировала это, поскольку убедилась, что вокруг никого нет, прежде чем броситься прочь. Девушка смутно помнила, в каком месте из границы леса вышел ее отец, предполагая, что если она пойдет туда, то сможет найти путь к тому месту, где ее отец убил медведя. Узи не была уверена, чего достигнет, но ей нужно было туда пойти. Что-то внутри нее подсказывало ей, что ей нужно пойти и посмотреть. Чтобы убедиться, что у нее просто паранойя из-за пустяков и что она может вернуться домой со спокойной душой. Когда она зашла достаточно глубоко в лес, девушка вынула спички, чтобы зажечь запал в фонаре, и побрела вперед. Ей потребовалось некоторое время, чтобы осознать небольшую проблему в своем плане. Об этом ей следовало подумать, прежде чем покинуть виллу. Она понятия не имела, куда идет. Девушка знала, куда ей нужно идти. Она подслушала, как Хан слишком подробно описал, где он нашел медведя и убил его. Но она не знала, где это место и куда идти, чтобы туда добраться. Лес был для нее совершенно одинаковым. Узи огляделась вокруг, пытаясь найти хоть что-нибудь, что могло бы ей помочь. Она миновала густые деревья, нависающие над ней, обходя кусты, лишенные листьев. Пересекая небольшой ручей, она надеялась на камни и отбрасывала ветки, свисавшие низко к земле. Как же ей найти место, где ее отец убил медведя? Даже в неясной темноте она не могла отличить, что было другим, а что одинаковым. Пронесся холодный ветер, и Узи вздрогнула, сильнее запахиваясь в плащ. Ночью становилось холодно — верный признак того, что скоро зима и начнет падать снег. Теперь Узи пожалела, что у нее нет обуви, чувствуя, как при ходьбе у нее немеют пальцы ног. Она наткнулась на большой камень и решила передохнуть, села на твердый камень и попыталась хоть немного согреть ноги. Сидя, Узи задавалась вопросом, как ей найти это место. Хан упомянул, что нашел медведя недалеко от границы села. Где-то близко, где можно было бы беспокоиться, если бы он приблизился, но достаточно далеко, чтобы это было на расстоянии. Он уточнил, где именно он нашел медведя, но Узи была уверена, что это должно быть достаточно близко, если ее отец чувствовал, что это станет проблемой для деревни. - Давай, соображай, - Узи закрыла глаза, пытаясь вспомнить, что говорил ее отец о месте, где он убил медведя. Она попыталась представить это место, думая о небольшой поляне, где медведь, не подозревая о своей приближающейся кончине, встал на задние лапы и принюхался к воздуху, ощущая присутствие, но не зная, где оно находится. Она представила, как ее отец, спрятавшийся где-то, целится из лука в сердце медведя и ждет подходящего момента, чтобы выпустить стрелу. Она думала о стреле, падающей в воздухе и приземляющейся в цель, когда медведь впал в шок и боль, в то время как ее отец вскочил и бросился на медведя, выхватив охотничий нож и с быстрым умением и точностью разрезав горло медведя, когда тот встал на четвереньки, чтобы убежать. Ее живот скрутило, когда представила, как медведь падает на землю, окрашивая землю в красный цвет своей кровью, делая землю багровой, истекая кровью, и его жизнь постепенно ускользает, пока Хан стоял над ним, гордясь собой за то, что смог убить огромное существо. Она попыталась отогнать эту мысль и сосредоточиться на месте. Если медведь там истек кровью, то на земле должно быть большое пятно крови. Ей просто нужно найти это место и поискать там. Но как она должна… Что-то мелькнуло перед ней и Узи в тревоге отшатнулась назад и удивленно моргнула, когда перед ней завис маленький жук. Он сверкнул на нее своим светом, плывя по воздуху, пока Узи смотрела на него, пока ее внимание не привлекла еще одна вспышка. Ее взгляд обратился к еще одному жуку, который мелькнул в темноте, к которому присоединился еще один мигающий жучок. К ним присоединился еще один, и еще, и еще. Узи с трепетом наблюдала, как ее быстро окружили мигающие жуки, наполняя пространство светом. Она смотрела несколько секунд, прежде чем заметила, что жуки один за другим направляются в часть леса. Любопытство взяло верх над ее осторожностью, она встала и последовала за жуками. На ходу девушка приглушила свет фонаря, окунувшись во тьму, следуя за вспышками света. Казалось, прошла вечность, прежде чем она наткнулась на небольшую полянку, где собрались жуки, танцуя близко к земле и сверкая. Что-то привлекло ее внимание, когда жук вспыхнул. Узи подняла фонарь и повернула его так, чтобы получить больше света. Когда свет усилился, ее сердце резко упало, обнажив темное пятно засохшей крови на земле. Это было оно. Это было то место, где ее отец убил медведя. Она была в этом уверена. Поставив фонарь на камень, Узи прошла вперед, приближаясь как можно ближе к пятну крови. Оно было большим. Неужели в этом самом месте у медведя пролилась кровь? Узи не хотела знать. Она уставилась на это место, гадая, что ей теперь делать. Она нашла место, где был убит медведь, но теперь понятия не имела, что делать… Она смотрела, казалось, целую вечность, тогда как в тот момент, когда она почувствовала это, могла пройти минута. Ощущение, что за ней наблюдали. Узи подняла взгляд и оглядела лес. Она мало что могла видеть, но была уверена, что кто-то точно наблюдал за ней. И это было близко. Подняв с земли камень, Узи медленно обошла вокруг, оглядываясь по сторонам. Ощущение, что за ней наблюдают, не покидало ее и становилось все сильнее, когда она подошла к дереву. Она собиралась пройти мимо, но девушка уловила звук и остановилась. Это звучало так, будто что-то было сверху. Узи устремила взгляд на дерево, щурясь в темноте. Ей показалось, что прошла целая вечность, прежде чем она увидела это. Пара светящихся глаз. Смотрящих прямо на нее с вершины дерева. Ее сердце ухнуло, когда она сразу поняла, на что смотрит. Медвежата. Два маленьких медвежонка. Ей хотелось плакать. Ей хотелось кричать и проклинать своего отца и каждого охотника, участвовавшего в охоте. Медведица была матерью. Ее отец убил медведицу и сделал этих двух маленьких детенышей сиротами, оставив их беззащитными и одинокими, и некому было направлять или защищать их. Узи хотелось бежать обратно на виллу, хотелось подбежать к двери отца и выбить ее, закричать на него во все горло и вырвать у него все волосы. Но какая польза от этого? Медведь был мертв. Сделанного уже не отменить, как бы Узи ни желала, чтобы нашелся способ это исправить. Эти два детеныша потеряли мать из-за ее глупого отца, и с этим ничего не поделаешь. Узи уставилась на детенышей. Ей стало плохо, когда она увидела, как они наблюдают за ней. Знали ли они, что она дочь человека, убившего их мать? Чувствовали ли они, что она знала, что в том, что они остались без семьи и защиты, виноват ее отец? Винили ли они ее в случившемся так же, как обвиняли Хана в том, что он забрал их единственного наставника, который мог научить их выживанию в этом жестоком мире? Она не знала. Но похоже это было именно так. И это было вполне заслужено. Узи посмотрела на землю, нахмурившись, глядя на пятно крови на лесной подстилке. Хан лишил жизни медведицу, единственное преступление которой заключалось в том, что она подвела своих детенышей слишком близко к человеческой территории в поисках еды. Если бы она увела их куда-нибудь дальше, дожила бы она до того, чтобы прожить еще один день со своими детенышами? Узи не была уверена. И было ужасно думать, что ее собственный отец лишил медведицу жизни и оставил этих двух медвежат без матери. Ей хотелось плакать. Эти бедные детеныши. Она посмотрела на дерево, глядя в сияющие глаза, которые до сих пор не сводили с нее взгляда. Как мог ее отец сделать что-то настолько жестокое? Неужели он не осознавал, что делает? Покончить с жизнью медведя, забрав мать у двух драгоценных детенышей? Было отвратительно думать, что она связана с таким ужасным человеком. Узи от стыда опустила глаза в землю. Как она может смотреть на этих детенышей, зная, что ее отец забрал их мать? Зная, что без нее эти детеныши не выживут? Было несправедливо по отношению к ним подвергнуться такой участи. Тошнотворное чувство вернулось, когда она уронила камень и скорбно подошла к засохшей крови, чувствуя, как ее ноги подгибаются и она падает на лесную подстилку от стыда. Ее глаза горели, чувство вины и стыда сжимало ее горло, слезы катились по ее лицу, когда ее руки сжимали землю. Ее дыхание сбилось, когда она заплакала. Плакала над потерянной жизнью медведя. Плакала о потерянной матери детенышей. Плакала из-за жестокого поступка отца. Плакала от осознания того, что она ничем не может помочь. Она плакала часами, волны вины и раскаяния захлестнули ее, пока она лила слезы о медведице и ее медвежатах. Девушка была уверена, что пролила уйму слез, прежде чем почувствовала, как что-то холодное и влажное прижалось к ее щеке. Подняв голову, Узи была поражена, увидев одного из медвежат, стоящего рядом с ней и смотрящего на нее своими темными глазами. Его брат стоял у дерева, обнимая ствол, глядя на землю и размышляя, стоит ли ему спуститься вниз и присоединиться к своему брату. Узи фыркнула, вытерла лицо и посмотрела на медвежонка. Он был немного больше, чем она ожидала, но все же был достаточно маленьким, чтобы она знала, что ему еще не исполнилось и года. У него была нечеткая круглая голова и пара темных глаз, которые с любопытством смотрели на нее, наклоняя голову и подергивая ушами. Маленький. Милый. Невинный. И уязвимый. Вот что пришло в голову Узи, когда она посмотрела на медвежонка. Такое уязвимое существо. Как мог кто-то подумать отнять у него мать? Новые слезы покатились по ее лицу, когда плач Узи возобновился, ее вина возросла в десять раз, когда она плакала по медвежонку. Девушка почувствовала, как детеныш колеблется, а затем медленно подошел к ней, прижимаясь к ней своим телом. Ее руки обхватили малыша, прижав его к себе, и она обняла его, плача. Некоторое время спустя второе тело прижалось к ее спине, и плач Узи усилился, когда второй детеныш присоединился к ее объятиям. Они знали? Знали ли они, насколько виноватой она себя чувствовала? Как бы ей хотелось, чтобы она не была родственницей убийцы их матери? Как ей хотелось это исправить, но она знала, что ничего не сможет сделать? Это заставило ее еще сильнее плакать по этим детенышам, крепко обнимая их. Она плакала долго и сильно, прежде чем наконец почувствовала себя опустошенной и ее глаза высохли. Узи держала медвежонка, чувствуя, как его тело поднимается и опускается с каждым движением. Из-за этого ей снова захотелось плакать. У этих детенышей не было матери, которая бы о них заботилась. Некому учить их или защищать, пока они растут. Они были уязвимы для стихий и опасностей леса. Они умрут, не дожив даже до первого года жизни. И сердце Узи ранило это осознание. Знать то, что она ничего не могла сделать. Знать то, что эти детеныши были обречены умереть, не имея никаких шансов на выживание. Знать то, что ее собственный отец убил их мать, она не сожалела об этом. Больно. Это было так больно. Она хотела помочь. Ей хотелось дать этим маленьким медвежатам шанс, но что она могла сделать? Отстранившись, она посмотрела на маленьких детенышей. Их темные глаза смотрели на нее с любопытством. Что она могла сделать? Что она могла сделать, чтобы помочь этим маленьким медвежатам? Она не сможет вернуться с ними, их убьют жители деревни. Она не сможет вырастить их в лесу. Она ничего не знала о воспитании медвежат. Как бы она на это ни смотрела, эти детеныши в конечном итоге умрут, как бы она ни старалась им помочь. И это было больно. Подул порыв ветра, и Узи почувствовал, как детеныши дрожат. Она посмотрела на них и увидела, какой у них тонкий мех. Разве медведям не должны быть толстыми? Они показались ей слишком худыми. — Я не могу вам помочь, — сказала девушка осипшим голосом, грустно глядя на одного из детенышей. - Я ничем не могу помочь. Если я возьму вас с собой, вас убьют. И если я останусь с вами, тогда мы все умрем. Детёныши наклонили головы. — Но… но, может быть, я могу остаться с вами сегодня на ночь? У меня немного денег, но этот плащ согреет вас, - она отпустила их, приподняв концы накидки. Да. Она могла согреть их до утра. Возможно, к тому времени она найдет способ помочь им. Поднявшись с земли, Узи подошла к дереву, на котором нашла детенышей, и села у основания, разложив плащ. Один из детенышей последовал за ней, а другой колебался. Нетерпеливый маленький детеныш забрался к ней на колени, устраиваясь поудобнее, а Узи старалась не стонать под его тяжестью. Он мог показаться маленьким, но определенно имел некоторый вес. Как только ему стало удобно, он повернулся к своему брату и позвал его, чтоб тот тоже подошел к ним. Детеныш постоял там некоторое время, а затем медленно приблизился к ним, остановился у плаща, прежде чем подойти к Узи и лечь на землю рядом с ней. Он положил голову ей на колени, ударился носом о своего брата и вздохнул. Узи, колебась, но подняла руку и затем аккуратно положила ее на голову детеныша, нежно поглаживая его шерсть. Оно было мягким. Девушка даже не осознавала, насколько мягкой на ощупь была шерсть детенышей. Она нежно гладила детенышей, проводя пальцами по их мягкой шерсти, пока их дыхание не выровнялось, прижимаясь к ее телу в глубоком сне. Дрожащая улыбка растеклась по ее лицу, когда она смотрела на спящих детенышей, глубоко желая, чтобы нашелся способ помочь им, чтобы что-то случилось и дало этим детенышам второй шанс на жизнь. Ее взгляд поднялся к небу, и она увидела очертания темной луны среди звезд. Это напомнило ей темные глаза мертвого взгляда матери-медведицы, и ее охватило новое чувство, горячее и сильное. Злость. Она почувствовала гнев. Гнев на отца за убийство матери детенышей. Гнев на фестиваль за организацию охоты, унесшей жизнь медведицы. Гнев ко всем охотникам, которые забрали жизни бесчисленного количества животных, которые были и матерями, и отцами их детенышей, в жестоком спорте ради извращенного развлечения. Это заставило ее кровь закипеть. Ей хотелось кричать на всех. - Надеюсь, они больше никогда не будут охотиться, - Узи тихо зашипела, прижимая к себе детенышей, думая обо всех бедных детенышах животных, потерявших родителей во время охоты. - Я надеюсь, что их оружие сломается, а их цели ослабнут, - она думала о бедных созданиях, попавших в ловушки, расставленные охотниками, о боли и страданиях. - Я надеюсь, что каждый нож, которым они владеют, станет хрупким, как палка, или будет обжигать, - она подумала о лисицах и кроликах, с которых содрали шкуры, а из их меха сделали декоративные шарфы или рукавицы, которые дворянки носили, чтобы выставить себя напоказ. - Надеюсь, что каждый из них, каждый охотник, принявший участие в фестивале, почувствует, каково это – быть жертвой охоты. Она взглянула на луну, думая обо всех бедных животных, которых застрелили, разрезали и выставили напоказ как отвратительные трофеи. Она почувствовала тошнотворное мрачное чувство, когда подумала обо всех еще живых существах, которые стали свидетелями резни и ничего не могли с этим поделать. И она подумала о детенышах, задаваясь вопросом, были ли они свидетелями того, как отец убил их мать, и были ли бессильны остановить все это. - Пусть все существа, пострадавшие от руки охотника, вернут страдания своим убийцам и семьям в десятикратном размере, — прошептала она, чувствуя, как ее охватывает темная ярость, когда она натягивала плащ на детенышей, надеясь, что сегодня вечером она сможет дать им немного утешения перед темным, жестоким миром.~}*{~
Где-то глубоко в лесу в реке лежал мертвый огромный олень. Стрела, что пронзила его глаз и застряла глубоко внутри черепа. Его застрелили рано утром, и он страдал от непрекращающейся боли, как бы он ни блеял и не пинался, пытаясь уйти. В состоянии боли он не смотрел, куда идет, и перевалился через край утеса, где упал в реку, полную острых камней. От столкновения у него сломались ноги и разорвался живот, пока его несло вниз по течению, превратив его в кровавое месиво. Река покраснела от крови оленя, когда его изломанное тело лежало на берегу воды, разорванное и искалеченное. Он уже не тот великий и красивый олень, каким был когда-то. Тело было холодным и окоченевшим, кровь больше не текла из тела. Но вскоре. Одна из его ног дернулась.