Неравнодушие

— Сгинь, нечистая, — открывает ключами дверь квартиры Дима, пытаясь отделаться от фанатки. Фанатки ли? Нихуя она не фанатка, угораздило же, дурак. — Нихрена я не нечистая, это раз... да ты может, выслушаешь? — девчонке, кажется, все равно, в машине он скрывается, в кафешке, в собственных мыслях или за порогом квартиры. Упрямо следует за ним. — Нет. Приговор. Пару секунд застывает в прихожей, мыслями ищет, что делать. Да, куртку скинуть. Отлично. Потом… — Ты меня видишь! — И, к сожалению, слышу. Топает дальше. Сосед по квартире, слава всему, еще не вернулся с работы, потому тишина кажется почти благом. Почти. Потому что тишина эта относительная. — Ты экстрасенс? Так, стакан с водой. Отлично. Игнор — лучшее средство, далее он проведет обряд и избавится от занозы. Один в один, кстати, ага, прямо в детстве, когда засадил случайно, плакал долго, а мама пришла и вытащила. Мамы рядом нет, вытаскивать занозу надо самому. — Я понимаю, как это смотрится. Звучит бредово, — хихикает странно призрак, заставляя молодого мага закатить глаза. — Ты первый, кто меня заметил. Чудо, да? — Нет, — фыркает и тут же осекается. Призрак почти добродушно улыбается в ответ. Блин, ну что за день-то? Снова побег, попытка скрыться в своей комнате, там символы, нечисть не пройдет. Так, если он проведет обряд прямо сейчас, сработает? Должно. — Я просто хочу узнать, что случилось, — летит ему в спину, но не останавливает. Свечи, где эти чертовы свечи? А зажигалку где оставил? — Эй-эй, стой, — она мельтешит чуть ли не перед его носом. — Ты же можешь заглядывать тип в прошлое, поколдовать… Пару секунд чернокнижник смотрит, как призрак, настоящий, странный, но призрак, с такими он точно не сталкивался, перешагивает через порог его обители. Озирается так, словно он ее сюда пригласил, придирчиво окидывает взглядом незаправленную кровать, чехол для гитары в углу, книжки на единственной прибитой криво полке. — Этим и собираюсь заняться, — почти доверительно сообщает, отвлекая. — Правда? В серых призрачных глазах живой восторг. Дима даже тормозит, хмурится, внимательно разглядывая молодое лицо. А она вообще понимает, что мертва? — Тебя как зовут? — чуть хмурится, разглядывая пристальнее. Ему кивают и отчего-то улыбаются криво. Обхватывают себя, отходят к окну, удивительно, но фигура даже не просвечивает. Потому и спутал с живой. Странность какая, бред. Не может быть так. Точно не может. Мурашки по спине ползут. Может, розыгрыш? Стоит потрогать? Нет, точно не стоит. От прикосновения к усопшим потом настолько плохо, будто первое похмелье переживаешь снова и снова. Так себе аттракцион. — Не помню. Тяжелый вздох. Ладно, свечи, ему нужны свечи. Он находит их во втором ящике своего заваленного листками с эскизами, нотами и символами стола, поиск зажигалки тоже длится недолго. Дело пяти минут. Зажечь, сосредоточиться, узреть. А потом изгнать. Нечего неживым делать в его доме. Хватает своих демонов. Огонек свечки чуть трепещет, когда призрак опускается напротив, тоже вглядывается. Не обращать внимание. Чтение беглое, привычное. Ритуалы успокаивают в каком-то смысле, зачитанные до дыр, заученные, почти родные. Огонек вздрагивает. Собственный голос отражается в черепной коробке. Ударяется горечью и резкой усталость. Он все еще видит чужое лицо в метре от себя. Чувствует нутром, как от нее скользит любопытство, дитя дитем. Энергия чистая, светлая, вредить ему она не намерена, это успокаивает. — Я нихрена не вижу, выйди пожалуйста, — кивает в сторону двери. Призрак забавно куксится и выходит. Становится немного легче. Его хотя бы не сканируют неживым взглядом. Снова возобновляется работа. Снова без толку. Что-то новенькое. — Узнал? Подрывается с дивана, смотрит с надеждой. — Ты от меня закрыта, — признается честно, с легкой досадой. Странность. Не видит он ни черта, наверно, к нему пора обращаться. Либо прокачивать свои навыки, еще лучше. Лучше, выше, быстрее, в детстве хотел ли быть спортсменом? Нет, скорее музыкантом. — И что мне делать? — Уйти в свет, — летит совет, Дима валится на диван, открывает поисковик и вбивает в нужную строчку запрос. — В какой свет, умник? — фыркают в ответ. — Я не умерла. Пам-пам. Взгляд сам фокусируется на девчонке. — Чего? — Я не умерла, — упрямо повторяют, складывая руки на груди. — Живая, просто не знаю, кто я и откуда. Мне бы в тело вернуться. — Ты…, — надо подобрать слова правильнее. Женщины даже после смерти могут так распсиховаться, мама не горюй. — Полагаю, ты все-таки умерла, — мягкость в голосе странно резонирует с жесткостью во взгляде. — Из-за того, что не можешь осознать, вот свет и не видишь. На него смотрят, как на придурка. — А ты давно… ну… — Давно, — спокойно кивает, и даже как-то мурашки по коже от того, насколько нормально-странным кажется диалог. — Слушай, — призрак встает, начинает измерять шагами комнату, — я верю тебе, ты ведь меня видишь, в конце концов, да? Кивок. — И даже, если, предположим, я мертва, — кривится натурально, по-женски, — почему я этого не помню? — Неожиданно было. Вот и все. — Что-то типа: твоя психика блокирует травмирующие события? — Что-то типа, — подтверждает Дима, усмехаясь самому себе. А ведь со стороны он ведет беседы сам с собой. — Ладно, — кивает болванчиком призрак. — И как мне увидеть свет? — Ты должна захотеть уйти сама, — загибает пальцы чернокнижник, — либо я могу тебя направить, упокоить. Но нужно узнать твою могилу или хотя бы имя… — Не продолжай, — тут же перебивают, замирая посреди комнаты. Смотрит призрак исключительно в окно, по ту сторону небо серое, солнечных лучей не видно больше. Она закрывает глаза, руки даже расставляет в стороны, прямо Иисус на кресте. Секунда, затем еще десять, так и минута тикает, но призрак как стоял, так и стоит. — Ты не веришь, — выдыхает обреченно Дима, усаживаясь на диван. — Поздравляю, придется тебя выселить. Куксится и фыркает, приземляясь на другой конец дивана. — Что ты помнишь о себе? — меняет тактику чернокнижник, все еще роясь в последних новостях о пропавших без вести девушках. — Ничего. — Этого не может быть, — не соглашается, пролистывая, кажется, тридцатое фото. — Я помню, что шла, шла, шла, — апатично перебирает воспоминания призрак, — устала и села. И тут ты. — Далеко шла, да? В ответ молчат. Дима краем глаза скользит по девчонке, она закусывает большой палец и сверлит взглядом паркет. — Знаешь, я ведь имени своего не помню, — обреченно выдыхают спустя пять минут. — И детства, и юность, но помню, что у меня аллергия на котов и клубнику. И что я не умею ездить на велосипеде. — Полезное воспоминание, — почти неслышно летит от чернокнижника. — Ты сталкивался с таким? — Ну, — блокирует телефон одним нажатием, перед глазами полсотни разных лиц, — раньше я добровольно шел на контакт. Так, чтобы сами неупокоенные… — Не называй меня так. — … давали ответ, а вот чтобы вести себя подобным образом, нет, — честно отзывается. — Обычно это блокируется, а ты весь день мою блокировку обходишь. Даже и не заметила защиты в моей комнате. Призрак растерянно озирается. — Какой защиты? — Вот и я о том же, — задумчиво тянет, крутит меж длинных пальцев телефон. — И злой не выглядишь, даже, если честно, на призрака слабо тянешь. — Может, я и не призрак? — А я не экстрасенс, — фыркает в ответ, усмехаясь. — Ладно, не дрейфь. Я выпровожу тебя в твой мир, и все будут довольны. Призрак пожимает плечами, глядя снизу верх. Пару секунд Дима еще смотрит на растерянность, гонит мысль о том, что неупокоенная может быть полезна. Нет, надо проводить. У него и так много полезностей за спиной, спать не дают в последнее время. А она их, кстати, не видит. Сплошная аномалия. Было бы страшно, не будь так смешно. Даже любопытно. — А тебя-то как зовут? — хмурится призрак, разглядывает так же пристально, аккуратно. — Дмитрий. — По отчеству не обращаться? — скалится в ответ. — Можно сразу господином называть. — Ага, мне твои садо-мазо приколы, — она рассеяно переводит взглядом с шеи до спрятанных в карманы спортивных штанов пальцев, — не интересны. Усмешка. Он пожимает плечами, двигается к своей комнате, понимая, что идут следом. — Стой-стой, — смотрит на призрака почти с укором, — я понимаю, ты растеряна, я тебе помогу, поверь. Но личное пространство… — А, — теряется и, он точно видит блядский румянец у призрака, — извини. Закрывает дверь плотно. Пару секунд еще держится прежде, чем обессилено опускается на незаправленную постель. Кажется, он попал. Сложно выполнить обещание, когда даже не понимаешь, что, черт возьми, происходит.