— Ира?! — на пороге, едва стоя на ногах, пребывала Павлова.
— Пропустишь? — ухмыльнулась женщина, чей взгляд был застлан пеленой градуса выпитого алкоголя. Геннадий лишь отшатнулся от двери, приглашая рукой в помещение. Павлова не пропустила такой жест мимо своего внимания, потому сразу же воспользовалась приглашением, но вот к цели так и не дошла. В очередной раз головокружение заставило ноги подкоситься, и Ирина начала оседать вниз, оказываясь в мягких и теплых объятиях шокированного состоянием женщины Геннадия.
Вроде с его ухода прошло всего около двух часов, а перед ним уже была в край хмельная Павлова, которая все равно упорно пыталась подняться, опираясь на руки Кривицкого. Не вышло. Все, что оставалось челюстно-лицевому, так это взвалить на себя тяжесть успевшего обмякнуть женского тела и донести его до кровати.
— И что дальше? — рассмеялась Ирина, когда ее спина коснулась мягких белоснежных простыней. — Чего ж стоишь? Бери меня, я вся твоя! — распластала руки, сев на кровати и покачнувшись. — Давай, бери! А утром позвонит твоя любимая жена, ты ей наврешь. Потом поедем в Москву, и ты побежишь прямо с самолета в ее объятия, как тебе? — Геннадий лишь молча выслушивал колкую язвительность Павловой, пока в душе нарастало раздражение, смешанное с гневом. Он ведь объяснился днем, так старался доказать серьезность своих намерений, а сейчас Ирина сидит и давит его своей тирадой. — Хорошо наверное спать сразу с двумя влюбленными в тебя дурами? — Павлова ухватилась пальцами за кисть мужчины, притягивая ее к себе. Ладонь Геннадия под руководством Ирины безвольно легла на ее грудь.
Ожидая продолжения, женщина прикрыла глаза, прикусила нижнюю губу и откинула голову. Да вот только ответ последовал неожиданный: мужчина оддернул руку от нее, словно от кипящего чайника, чем вызвал недоумевающий взгляд Ирины.
Недоумевающий настолько, насколько ей позволяло опьяненное сознание.
— Что ты знаешь? — выплюнул Кривицкий, ухватившись пальцами за подбородок Павловой и заставив ее тем самым устремить взор прямо в свои глаза.
Геннадий еле держался, чтобы не выдать всю поднаготную своей семейной жизни. Чтобы не рассказать, как его тело забыло, что такое возбуждение при взгляде на любимую женщину, что такое истинный секс, а не супружеская обязанность. Мужчина, конечно же, замечал, как иногда старалась жена, чтобы увидеть хоть какую-то страсть в его взгляде, хотя бы мельком... Но тщетно: тело Геннадия отказывалось реагировать на женщин,
если это была не Ирина.
Понимала ли это Людмила? Видимо понимала, раз с годами все чаще задумывалась, стоило ли удерживать эту "семью", когда Кривицкий однажды решился разрушить их законную связь. Но в последнее время женщина смирилась. Обоим было удобно, хотя бы это радовало.
— Ира, я не собираюсь пользоваться твоим ужасным состоянием. Ложись спать здесь, утром поговорим. — отрезал Геннадий, понимая, что сказанного и так было уже достаточно. Только вот он заметил, что Павлова его не слушала, от слова, совсем, лишь уставившись на его подрагивающие от остатков невысказанного возмущения губы.
Ей понадобилось пару минут на размышления, прежде чем она прильнула к его устам, врастая пальцами в его шевелюру и тем самым не оставляя попыток отпрянуть.
Впрочем, Геннадий и не собирался.
Сразу же ответив, мужчина почувствовал, как Павлова стремительно углубляла поцелуй.
Ощущение его губ на своих пьянило еще больше, окончательно вскруживая голову.
Казалось, она точно сейчас отключится от переизбытка захлестнувших ее с головой эмоций и чувств.
Прочувствовав терпкий привкус вина, Геннадию внезапно вспомнилась их первая ночь, когда оба были в таком же хмельном состоянии и когда оба точно так же жадно поглощали друг у друга осознание реальности, не давая шанса рассудку и превращаясь из приятелей, которые познакомились только утром, в неистовых любовников, которые, казалось, знали друг друга всю жизнь.
Было ясно:
он теряет контроль над ситуацией, потому сознание больно ударило в голову, заставляя мужчину оторваться. Внезапно ему стало противно от себя, от своей слабости перед соблазном овладеть этой женщиной, даже когда она пребывала в таком состоянии, от того, что его руки уже инстинктивно были около ее ягодиц, скрытых за плотной тканью брюк. В душе с новой силой заиграла обида от ее недавних слов, которыми Ирина выразила свое недоверие к нему. Красивыми речами эту женщину не возьмешь, это было понятно. Как и было понятно то, что он мало растопил ее сердце днем.
Нужны были действия.
— Почему остановился, продолжай. — хмыкнула Ирина, упираясь пальцами вытянутой ноги в его пах, который уже начинал стремительно копить в себе возбуждение. Она прекрасно видела, как сильно, несмотря на все попытки это скрыть, Геннадий реагирует на Павлову, на ее прикосновения, как он восхищается ею, как наслаждается видом ее растрепанных блондинистых волос, хаотично спадающих на плечи, ключицы, слегка прикрывая и грудь.
И пользовалась.
Да, именно в таком состоянии она решила воспользоваться чувствительностью его тела по отношению к себе, захотела, чтобы он выплеснул всю страсть, весь гнев, сделав эту ночь незабываемой, помогая ей забыть обо всем, что тяготит душу. Только вот у Кривицкого были другие планы. Он понял намерения Павловой и сдаваться ее внезапно проснувшейся похоти не собирался. Не сейчас, это против его слишком уж устойчивых принципов.
Мужчина решил, что будет добиваться ее расположения мягкостью и бережностью, а сейчас он был способен лишь дать ей познать грубость, силу своего порой больного желания. Еще рано. Бросив на нее взгляд, полный отчаяния, Геннадий развернулся, дабы принести ей воды, попытаться хоть немного разбавить количество алкоголя, сидевшее в ней, и облегчить тем самым и себе, и женщине утро.
— Убегаешь? Жене наверное решил позвонить? — чувство отвержения резко подалось на первый план крутящихся в голове мыслей, заставляя поддеть мужчину.
И это удалось.
Кривицкий, сдержавшись, лишь с силой ударил кулаком твердую стену. Но ни боли в костяшках от мощного удара, ни вновь нарастающего дискомфорта в груди мужчина не чувствовал. Ощущалось лишь отчаяние, от которого так и хотелось выпустить крик, застывший внутри, а в его ушах лишь звенел раздающийся сзади громкий смех хмельной Ирины. И смеялась она над ним, над его слабостью, над его мягкостью. Прекрасно понимал, что этот яд Павловой — не результат сильного опьянения, это ее невысказанные мысли, которые она никогда бы не сказала на трезвую голову. Пусть выговорится, а он пока пройдет на кухню, чтобы хоть как-то ей заранее помочь в утренней борьбе с головной болью.
Руки подрагивали, переворачивая кувшин, порой предательски разливая влагу по столу. К такой откровенной правде мужчина сейчас был явно не готов, потому дурные мысли сразу же заселились в голове, разливаясь дегтем по сознанию и заставляя задуматься о том, как быть дальше. Именно сейчас он сполна осознал, насколько слаб перед своей любовью и насколько нерешителен перед женой. Щелчок в кудрявой голове заставил прийти к некоторым решениям, которые он обязательно еще обдумает, но не сегодня.
— Ир, выпей. — он притянул к ее губам стакан с водой, от которого она не отказалась. Немного поутихла, успокоилась, принимая в руки знак помощи от Кривицкого.
С жадностью перехватила его запястье, когда он забирал пустой стакан. Женские пальцы провели подушечками по щекам, очертили контур лица и опустились на шею. Трепетные прикосновения, щекотавшие чувствительную кожу, сменились на крепкую хватку, и, вцепившись ногтями в мужскую шею, притянули ближе.
—
Я люблю тебя, Кривицкий. — пробормотала ему прямо в губы, погружая их в очередной поцелуй.
Нетрезвые признания, потерявшиеся в очередной агонии ее страсти, нашли успокоение в душе Геннадия, видимо надолго засев там. Эта женщина никогда бы не призналась так прямо, будучи трезвой, потому эти слова следовало сохранить в памяти, надежно защищая их от каких-либо рождающихся в сердце обид.
Мужские губы творили невообразимые вещи, перемещаясь с уст на щеки, скулы, затрагивая самые чувствительные точки на ухе, шее, и спускаясь до самой эрогенной точке тела Ирины — ложбинке меж грудей.
Геннадий все еще помнил, как преисполнялась возбуждением и наслаждением Егорова, когда он лишь слегка касался этого участка. Этот мужчина знал все ее слабые места, до сих пор был не в силах забыть. И сейчас, коснувшись кожи над грудиной, Кривицкий услышал томный вздох Ирины, откинувшейся назад. Губы быстро нашли самое чувствительное место, потому женские пальцы с силой обхватили его волосы, позволяя мужской голове стать ближе к ее пышной груди. Ее тело, таящее молодые идеалы, проявляющиеся в правильных изгибах, пьянило, одурманивало, действовало лучше всяких седативных.
Вдоволь наигравшись с женскими грудями, с нежной кожей, губы мужчины вновь вернулись к лицу, озаряя разум еще одним трепетным поцелуем. Кривицкий видел, как закрывались глаза Ирины, которая, будучи и без того ослабленной из-за опьянения, выбилась из сил, наслаждаясь только его прикосновениями, извиваясь под умелыми руками, уверенно скользящими вдоль изгибов талии. Геннадий оторвался, заглядывая в ее сонные изумрудные глаза.
Внезапно подхватив женское тело, хирург бережно уложил его вдоль кровати, старательно поправляя подушку под пушистой макушкой.
Получив еле видную улыбку в качестве доказательства, что ей удобно, мужчина успокоился, присев рядом и наблюдая за тем, как Ирина, все еще румяная от недавних ласк любовника, проваливается в сон, забывая обо всем, что до этого мелькало в голове.
"Красиво спит." — пронеслось в мыслях мужчины. Поставив рядом с Ириной на тумбочку вновь наполненный стакан с водой на всякий случай, и усмирив недавно наполнившее его возбуждение, Кривицкий почувствовал, что и ему не помешает отдохнуть.
Он заботливо стянул с Павловой брюки и окончательно сбросил с груди бюстгальтер, который оттянул ранее, оставляя женщину в одной полурасстегнутой рубашке и трусиках, невольно заглядываясь на ее манящее тело. Ничего не услышав, кроме неразборчивого возмущения, Геннадий прикрыл Ирину одеялом, а сам, наконец переодевшись, устроился рядом, позволив себе пройтись по щеке и скуле женщины губами и кладя увесистую ладонь на ее талию.
Спустя несколько минут сновидения унесут его подальше от реальности, но главным спутником мужчины даже там будет эффектный аромат ее парфюма с черной орхидеей.
***
В ночной тишине глаза Ирины распахнутся, и, обнаружив рядом мирно спящего мужчину, устроившего руку на ее талии, и то, что она отчасти раздета, разум заставит Павлову, превозмогая легкий туман похмелья, хоть немного прокрутить в памяти события прошедшего вечера. Осознав, что все не так уж и радужно, женщина не станет себя мучать и попытается сразу заснуть, что в принципе и получится.
***
В следующий раз Ирина открыла глаза из-за наглого луча света, бесстыдно гуляющего по лицу. Сщурившись, дабы хоть как-то облегчить процесс привыкания глаз к яркому свету, она обернулась. Ровная простынь и идеально лежащая подушка навеивали тоску одиночества.
Почему-то именно сейчас женщина особенно сильно почувствовала потребность в пребывании на другой стороне кровати тела Кривицкого.
Немного прийдя в себя, Ирина осознала, что это не ее коттедж. Чемоданы Геннадия, окружившие шкаф, это подтверждали. Немного приподнявшись, Павлова почувствовала пронизывающую боль в голове и, заметив рядом стоящий стакан, сразу же припала к нему губами. И правда стало немного легче.
На кухне раздался стук чашки, которая видимо немного неуклюже приземлилась на твердый стол. Совсем не стесняясь полурасстегнутой рубашки, еле заслоняющей грудь, кружевного нижнего белья внизу, которое не скрывало, ровным счетом, ничего, Павлова прошла на кухню, нарочно виляя бедрами около Кривицкого. По ее виноватому взгляду, попытках сделать походку более соблазнительной, было ясно, что обрывки ее вчерашних тирад начали всплывать в отрезвленных мыслях, вгоняя в стыдливую краску.
— Доброе утро. Похмелиться хочешь? — съязвил мужчина, занятый распитием кофе и наблюдающий за женщиной напротив. И как бы Геннадий ни пытался усмирить свои желания, взгляд все равно рефлекторно опускался на упругие ягодицы.
Завтрак и чашка свежего подкрепляющего напитка уже стояли на столе в ожидании Ирины, что не могло ее не обрадовать.
— Доброе. — Павлова, на удивление, пропустила колкостью Кривицкого мимо ушей. Не в том положении она, чтобы бросать сарказмы в ответ.
Молча взяла вилку, ковыряя яичницу, но под пристальным вниманием мужчины даже и кусочка не хотелось брать. Ирина тихо поднялась с места, обошла мужчину и положила кисти на плечи Кривицкого, начиная массировать их.
Она тоже помнила его слабости. Помнила, как он млел под давлением ее утонченных рук, когда она массирующими движениями расслабляла его плечи. Так и сейчас уходило все напряжение прошедшего вечера и сегодняшнего утра, растворяясь в воздухе, пропитанном ее запахом.
—
Я люблю тебя, Кривицкий. — прошептала, склонившись над ухом мужчины.
— Я сплю... Скажи это еще раз. — реакция мужчины на такие долгожданные слова была неожиданной даже для него самого.
Не верилось.
— Гена,
я тебя люблю. — разделяя каждое слово, утвердила Ирина, нарочно касаясь губами края его ушной раковины. — Кажется, вчера ты меня недораздел. — вновь опалила ухо своим дыханием.
Ее шепот, теплом разливающийся по всему телу, стал для Кривицкого неким стартом, наконец развязывающим его похотливые мысли. Он резко поднялся и подхватил Ирину, направляясь в спальню.
Как только мужские руки уложили Павлову на кровать, она заметила, насколько сильно его возбуждение, от которого подрагивают даже пальцы. Ко вчерашнему эффекту всех ее движений прибавились и сегодняшние. Но пассивно наблюдать за тем, как ее раздевают, как ею управляют не особо и хотелось, потому женщина высвободилась из рук хирурга, поднявшись перед ним.
Сегодня ей хотелось чего-то другого, чего-то, что было лишь когда-то и лишь с ним.
Ладонь с силой повалила Кривицкого на кровать, чем она вызвала не только его удивление, но и одобрение. Мысленно поблагодарив все возможное и всех возможных за то, что мужчина не был обидчивым и не держал зла за вчерашнее, решила его за это отблагодарить. По-своему, естественно, но теми способами, которые нравятся и ему.
Упершись коленями о кровать и возвышаясь над мужчиной, Ирина проворными пальцами ловко расправилась с пуговицами на белоснежной рубашке, оголяя свою грудь и наблюдая за тем, как начинает ерзать Кривицкий, который не был в силах сдержаться при виде таких действий возлюбленной. Мучительно медленно стянув с себя элемент одежды, она своими длинными пальцами соблазнительно провела по собственной шее, спускаясь к ключице, обводя ореолы, не упуская возможности слегка ублажить себя, и спустилась еще ниже, невесомо проводя по последней вещице, которую снимать с себя не спешила. Видела, как сбилось дыхание Геннадия, как он еле сглотнул нарастающий ком в горле... и самое главное —
с каким восхищением он смотрел на нее. Именно этого безумно любящего взгляда женщине и не хватало все эти годы.
Обвивая его запястья пальцами, она еще сильнее прижала их к кровати, заведя над мужской головой. Ее поцелуй, с которым Павлова обрушилась на губы Кривицкого, был новым, не таким, как предыдущие. Чувственность сплеталась с безумившим сознание желанием, чтобы именно этот мужчина обладал ее телом, владел ее мыслями, властвовал над ней. В этой постели Ирина готова была сдать свои позиции начальницы, уходя под власть челюстно-лицевого.
Только здесь и нигде больше.
Пухлые губы прошлись влажными прикосновениями по мужской шее, груди, опускаясь к ремню. Пальцы быстро управились с ним, стянув штаны и приспуская боксеры, оголяя кладезь его возбуждения. Хриплый возглас сорвался вместе с выдохом, когда губы женщины еле ощутимо прикоснулись к головке, бережно обводя ее языком. Долго ублажать любовника в планы Ирины не входило, потому, ограничившись несколькими поцелуями на крайне возбужденном источнике мужской силы, она выпрямилась, с удовольствием наблюдая за тем, как Геннадий в восторге прикрыл глаза. Немного приподнявшись, Павлова убрала со своего тела практически прозрачную ткань, мешающую их полноценному воссоединению, и затем опустилась, наконец впуская его в себя и срывая и со своих губ, и с губ Кривицкого протяжный стон.
Медленные движения, сопровождаемые ее плавными покачиваниями телом, сводили с ума. Мужчине хотелось больше, он уже не мог таить в себе то неистовое желание проявить и себя. Руки Геннадия неожиданно для Ирины ухватились за ее талию, крепко обхватывая, и позволили наконец руководить процессом. О размеренности не было уже и речи: Кривицкий нещадно двигал женщину на своем теле, наслаждаясь ее нестихаемыми стонами.
Почувствовав, как ее стенки начинают все быстрее сжиматься, а сама она обмякать, буквально падая ему на грудь, Геннадий сменил их положение, теперь нависая над Павловой. Он заглянул в ее глаза, получая немое одобрение его дальнейших действий, которые должны были довести до финала и мужчину.
Дальше границы дозволенного для Кривицкого растирались, постепенно полностью растворяясь в страстной агонии. Он с новой силой начал вбиваться в уже уставшее тело, вызывая слабые стоны Ирины, которая еле покачивала бедрами навстречу, отдавая на это последние силы. В каждое свое движение Геннадий вкладывал всю свою ненасытность, все желание и всю увлеченность ее прекрасной натурой. Наконец, совершив последний толчок, тело приятно заломило, окатывая сознание приятной негой, расслабляющей и изнемождающей.
Пах ссаднило от с силой избавляющегося возбуждения, и, сделав глубокий вдох, вбирая в себя аромат ее тела, смешавшийся все с тем же парфюмом, Геннадий аккуратно освободил женщину от своего присутствия в ней, падая рядом. Ирина перебралась на другую сторону кровати, двигаясь ближе к Кривицкому и утопая в его объятиях. Оба, покрытые испариной, были без сил, потому о разговорах не было и речи.
Комната наполнилась тишиной, лишь изредка прерывающейся глубокими вздохами и звуками поцелуев женских губ, одаривающих мужскую грудь нежными прикосновениями.
Таким сгорающим в любви он мог быть только с ней.
Такой страстной она могла быть только с ним.
— Сегодня и завтра мы должны отдохнуть незабываемо. Завтрашним вечером улетаем. — напомнила шепотом Ирина, которая еле успела перевести дух и унять дрожь в ногах.
— Я даже теперь знаю, как отдыхать будем. — оба ухмыльнулись, думая
об одном и том же.
И их коллеги даже вообразить не смогут, что будет происходить за закрытыми шторами в коттедже Кривицкого в течении этих суток.
