На грани нового

— Кривицкий, только не говори, что ты рядом сядешь. — прошипела Павлова, увидев, как мужчина уже был готов приземлиться в соседнее кресло в самолете. — И так постоянно вместе ходим, еще заподозрят что-то. — Егорова, нас отправили на отдых, чтобы мы наладили отношения. Вот мы и налаживаем. — низким тоном и с нотками сарказма проговорил Геннадий, уже полностью разваливаясь на своем месте. Ничего не меняется: он так и продолжает жить по принципу "осим хаим", что всегда жутко не нравилось Павловой. Она привыкла все усложнять и видеть в каждой радости подвох или проблему. Женщина в принципе не умеет просто жить, ну или разучилась... Полет должен был продлиться всего час, но уже спустя преодоленную половину пути Геннадий не мог найти себе места от безделья. Подметив, что сидящие на другой стороне самолета Лазаревы увлеклись обсуждением какой-то бытовой темы, он обернулся к Ирине, которая задумчиво рассматривала пушистые облака за окном. Мужская рука аккуратно легла на колено заведующей, начиная медленно подниматься к юбке, задирая ее. — Что ты делаешь?! — женские глаза округлились до предела, когда она почувствовала знакомые ощущения. — Знаешь, ты правильно сделала, что надела такую короткую юбку, но я бы конечно предпочел ее поскорее снять. — Геннадий опалил шепотом все чувствительные точки ушной раковины женщины, от чего она блаженно прикрыла глаза. — Дурак! Прекрати, пока не увидели. — сидя все также с закрытыми глазами, она разочарованно выдохнула, когда Кривицкий на удивление сразу убрал руку. Он знал, на что давить, как оставлять ее со своими желаниями наедине. Пусть подумает сама, чего хочет. Жадно облизнув свои губы, Ирина тоже не хотела оставлять победу Геннадию. — Воротник поправь. — рука Павловой потянулась, чтобы поправить выступающую из-под темного свитера ткань, которая и без того была в порядке, намеренно задевая ногтями кожу мужской шеи, от чего по телу Кривицкого мелкими иглами пробежали мурашки. — Ирина Алексеевна, нам обязательно нужно будет с Вами наедине обсудить некоторые рабочие вопросы. — Павлова и сама не заметила, как ее щеки налились алым румянцем, выдавая все смущение. Было бы это не в самолете при коллегах, она была бы точно в своей тарелке, продолжая бесстыдно дразнить мужчину рядом, но страх за то, что Лазаревы или Брагины увидят свою начальницу в абсолютно ином свете, заставлял дать попятную. Потому Ирина лишь молча выпрямилась, направив свой взор вновь в окно. Словно пару минут назад и не было их разговора... Мягкая посадка, доброжелательные стюардессы, тихие пассажиры: все это уже делало начало отдыха приятным и спокойным. Оставалось только сохранить эту атмосферу, что в коллективе этих врачей было практически невозможным.

***

— Ну что, Ирина Алексеевна, готовы к приключениям? — поддернул Павлову идущий сбоку Олег, у которого настроение явно зашкаливало. — Я вижу, Вы так рады, Олег Михайлович, что наконец вырвались из плена своего детсада. — съязвила заведующая, что было в порядке вещей, потому Брагин даже не придал этому никакого значения. Ему нравились их саркастичные и порой даже язвительные беседы с начальницей, потому что он всегда знал, что она несмотря ни на что уважает своего подчиненного. И как бы они не припирались друг с другом, но в случае чего Ирина всегда была готова помочь, впрочем, как и он. — Нас вроде должны были встретить, нет? — Лазарев уже был в предвкушении красивого коттеджа с огромной кроватью, на которую можно свободно рухнуть. — Там какой-то автобус стоит, может наш? — увидев транспорт, предположила Марина. К удивлению Ирины, Кривицкий не издавал ни звука, лишь изредка стараясь якобы невзначай коснуться ее. Павлова обернулась, словив на себе задумчивый взгляд челюстно-лицевого. — Геннадий Ильич, все хорошо? — спросил Брагин, увидев хмурое лицо коллеги, который не участвовал до этого в разговоре, хотя раньше всегда преуспевал напомнить о себе буквально везде. — Да, Олег Михайлович, все хорошо. — хрипло ответил мужчина, чем вызвал неоднозначную реакцию женщины, идущей рядом. Теперь у Ирины не было сомнений: что-то не так. Но задать волнующие ее вопросы о его состоянии не представлялось возможным из-за рядом идущей толпы коллег. Автобус действительно оказался для них, потому, погрузив вещи, врачи направились наконец к пункту назначения. Кривицкий хоть и сел рядом с Ириной на первой паре кресел, но всю дорогу был молчалив, рассматривая вид за лобовым стеклом автобуса, ни разу не бросив взгляд в ее сторону. А вот Павлова, напротив, сверлила его изумрудными глазами, пытаясь додумать, что же случилось так внезапно с Геннадием. В голове уже были тысячи причин, которые потихоньку начинали давить на женщину. — Ирина Алексеевна, я помогу Вам донести вещи. — как истинный джентльмен, предложил Кривицкий, что, к удивлению обоих, не вызвало никакой реакции у коллег. Либо они очень хорошо ее скрывали. Ирина ничего не ответила, лишь молча кивнув в знак согласия. В результате счастливой случайности их небольшие коттеджи интересной треугольной формы оказались совсем рядом, делая заведующих соседями. Зайдя в свою обитель, Ирина обернулась, бросая взгляд на все еще задумчивого Кривицкого. — Ген, случилось что? Почему ты такой? Тебе плохо? — обратилась к нему Павлова, забирая из мужских рук тяжелый чемодан. — Нет, Ирин, все хорошо. — попытался выдавить улыбку, превозмогая дискомфорт в груди. — Ну тогда сделаем еще лучше? Пойдем прогуляемся? — предложила Павлова, осматривая маленькое жилище, разбитое на четыре комнаты: душ вместе с санузлом, совсем маленькую кухню, небольшой коридорчик при входе и спальню, радующую глаз довольно большой кроватью, застланной белоснежными простынями. — Да, только заскочим ко мне, чтобы вещи оставить. — Ирина беззаботно чмокнула его губы, обняв мужскую шею и прижавшись к груди, за которым трепетало тревожащее его сердце. Сбившееся дыхание она списала на путь, отягощенный чемоданами, потому не придала значение этому. Мужская рука опустилась на женскую спину, нежно поглаживая ее. Прогулка пошла крахом под давлением решения коллег провести вечер в уютной компании друг друга вокруг костра. Кто бы мог подумать, что Брагин такой уж настойчивый романтик? И никто даже не удивился, что Олегу удалось собрать всех и перебить все их планы. С недовольством, но все же согласились. Впрочем, харизме Брагина было сложно противостоять. Вернее сказать, невозможно. Именно поэтому сейчас все прибывшие врачи наблюдали за играющими языками пламени, издававшими большое количество тепла. То ли огонь придавал ощущение уюта, то ли напротив сидящий Кривицкий, на которого Павлова слишком хотела сейчас опереться, завернувшись в махровое одеяльце. Ночь была не на удивление прохладной, наполненной свежим лесным запахом. И почему-то сейчас стало так все равно на коллег, которые бросали неоднозначные взгляды на повышенное внимание Ирины к фигуре Геннадия, на которого она беспрестанно смотрела. Но эти двое были рады, и это самое главное. Молчание прервала рядом сидящая Алла Сергеевна — пластический хирург и заместитель Кривицкого, которая каким-то образом умудрилась поехать вместе с ними. — Геннадий Ильич, я слышала, Вы из Израиля к нам приехали, но никогда ничего не рассказываете. — прощебетала женщина, вплотную подсев к челюстно-лицевому сбоку. — Да и рассказывать нечего, врач как врач. — отмахнулся Кривицкий, смутившись, когда нахальная заместительница устроила свою кисть на мужском предплечье, чем вызвала неоднозначную реакцию Ирины, наблюдавшей за этим концертом. — Вы скромничаете, Геннадий Ильич. Вас так хвалят, может расскажете что-нибудь? — не унималась Алла, придвинувшаяся еще ближе к начальнику, чем вызывала растущую злость внутри Павловой. — А давайте я расскажу, как нас Ирина Алексеевна однажды на тренинг отправила. — Олег увидел всю неловкость ситуации и то, как Кривицкий старался избежать такого внимания, потому взял на себя ответственность помочь коллеге. Геннадий скоро все же сумел побороть не особо приятные для него объятия коллеги, высвободив руку, но отодвинуть от себя Аллу не представилось возможным. Кривицкий прекрасно видел, как Павлова не находит себе места по ту сторону костра. Не знал, чего больше сейчас в сердце: радости за внезапно возникшую ревность Ирины или негодования из-за того, что ненамеренно сейчас расстраивает женщину. Эта пытка для обоих длилась, казалось, вечно, хотя на самом деле она продлилась всего часа полтора. Закончив беседу, все начали расходиться по своим коттеджам. — Геннадий Ильич, Вы не идете? — спросила Алла Сергеевна, в очередной раз пытаясь коснуться его плеча. — Нет, я еще побуду. — женщина, явно ожидавшая приглашение остаться, простояв с минуту, разочарованно выдохнула и ушла к себе, наконец избавив пару от своего присутствия. — Почему не пошли, Геннадий Ильич? — недовольно спросила Ирина с целью поддернуть мужчину, который уже успел устроиться подле нее. — Я наверное тоже пойду. — Ирина только хотела встать, как мужские пальцы ловко обхватили ее запястье. — Останься. — шепот, будоражащий ее сознание, коснулся уха, опаляя его и отзываясь эхом в ее теле, которое предательски сильно реагировало на этот голос. Нос Кривицкого зарылся в ее блондинистых волосах, жадно вдыхая их аромат, стараясь надышаться, словно он заменил воздух. Губы нежными касаниями опустились на плечо, предварительно спустив рукав женского свитера, но ответа мужчина не нашел. Подняв взгляд, полный непонимания, Геннадий столкнулся с изумрудными глазами, с особым вниманием рассматривающими его "скромную" персону. Мозг на удивление быстро нашел причину такому поведению, выставив перед ним сразу истинную причину. — Егорова, ты ревнуешь? Точно, ты ревнуешь. — мило улыбнулся, с забавой рассматривая ее обиженное лицо. — Мне просто неприятно. — отрезала Павлова, отбросив от себя руки Кривицкого. — Вот как? Ты же видела, я старался уйти от ее внимания, но в чем я виноват? Весь вечер я восхищался лишь твоей красотой. — мужские губы, не встретив никаких препятствий, вновь вернулись к нежной коже. — Меня цепляет этот злобный взгляд, манят твои губы, которые я хотел бы прямо сейчас зацеловать. Ты ведь знаешь, Егорова, что в моих мыслях только ты. — снова заглянул в ее глаза, начинающие наполняться слезами, которые она напрасно так старалась скрыть за маской равнодушия. Он понял: ей больно. Ирина и без того со скрипом в сердце делила внимание мужчины с его супругой, переступая через все свои обещания и устои, а сейчас она видела, как к нему жмется еще одна. — Откажись от сомнений, Ира, я люблю тебя. Я влюбился в тебя снова, я люблю тебя до сих пор. Я тебя хочу. — слезы женщины начали потихоньку выливаться в нечто, что изводит, что хочет выплеснуться во что-то, похожее на страсть. — Пойдем ко мне. — прошептала в его губы, стараясь хоть как-то воздержаться от поцелуев. Вдруг кто увидит... Женщина крепкой хваткой впилась в его ладонь, потянув за собой. Видимо момент, вокруг которого кружились все ее сомнения на протяжении долгого времени, предательски обрисовывая в фантазиях его витками новых подробностей, наконец настал. Больше не осталось ничего, кроме ее желания, которому лишь стоило дать дорогу. А он ее хотел давно, в этом не было сомнений. Все его взгляды, касания в порыве страсти это подтверждали. Эта женщина всегда дурманила его своей непредсказуемостью, противоречивостью, умением делать отчаянные шаги, что не ушло даже с возрастом. Оба смутно помнили, как дошли буквально ватными от жара тел ногами до ее коттеджа, как распахнули дверь и как судорожно прильнули друг к другу, утонув в пьянящем омуте страсти и предвкушении долгожданного вожделения. Женщина, обхватив острыми ноготками шею Геннадия, нещадно пригвоздила его к стене. — Ир, ты не пожалеешь?... — от таких действий со стороны Ирины возбуждение лишь с новой силой захлестнуло все его нутро. — Заткнись, Кривицкий. — прошипела, затем прильнула к его губам, зацеловывая до потери светлого разума. Мужчина видел, как изумрудный цвет ее глаз сменился более темной палитрой, главным пигментом которой была похоть, томное желание наконец прочувствовать его каждой клеткой своего тела. Желание показать Геннадию свое превосходство над всеми другими его женщинами было столь сильно, сколь слабы сейчас были ее сомнения в своих действиях. Маленький столик с грохотом опрокинулся из-за неточных движений тел, танцующих свой танец страсти, но кому было до него дело? Женские руки лишь на следующий день наконец смогут вернуть его на прежнее место. И лишь на следующий день она сможет осознать, что же все-таки натворила. Ему нравилась такая Ирина: без стеснения, смело прикасающаяся к его ремню, желая как можно скорее избавить объект, куда слилось все его возбуждения, от тесных брюк и боксеров. Теперь инициатива была на нем: Геннадий, наконец разделив все бесстыдство ситуации, предварительно избавив ее от одежды, с силой разбросав ткань по комнате, повалил Ирину на мягкие простыни, нависнув над ней. — Гена, шторы! — буквально простонала женщина, когда мужские губы впились в чувствительную кожу шеи. Геннадий кое-как нашел в себе силы оторваться от столь желанного объекта его внимания, чтобы задернуть ткань с эффектом блэкаут, но лишил своих ласк свою пассию ненадолго: спустя пару минут он, все еще разгоряченный, уже блуждал руками по изгибам ее тела, которое, бесспорно, считал идеальным. Не пропуская ни одного сантиметра, мужчина с наслаждением вкушал ее аромат, кожу, успевшую покрыться испариной. Им обоим уже были не нужны все эти прелюдии — оба были готовы наконец почувствовать друг друга сполна, но Геннадий никогда не изменял своим традициям: ему всегда было необходимо для начала вдоволь ублажить ее, насладиться видом ее обнаженного тела, ее томными вздохами и громкими стонами. Губы настойчиво легли на женскую промежность, начиная свои умелые действия, от которых кружилась голова, путались мысли, дрожали ноги, сводило мышцы. Ирина, утопающая в омуте своего же удовольствия, беспощадно сминала пальцами простынь, откидывала голову, прикусывала губы, только лишь бы не прокричать о том, как ей хорошо, на всю округу. Мужчина почувствовал, как сильно сбилось ее дыхание, насколько ожесточеннее стала дрожь в ее ногах, которые удерживать было все труднее. Было понятно: она почти дошла до своего пика. Геннадий оторвался, вновь вернувшись к ее губам, желая оставить на них последний поцелуй, наполненный ее невинностью перед ним, которая появилась спустя столько лет их расставания. Мужчина заметил, как пелена безумившей пошлости спадает с ее глаз, и, боясь, что она вот-вот вновь будет переполнена своими сомнениями, решил поспешить. Скоро приготовившись, Геннадий медленно вошел в нее, и без того до предела разгоряченную. — Я ненавижу тебя, Кривицкий. — фраза потерялась в долгом и громком стоне, а сама она крепко обхватила шею мужчины. Еще один стон сорвался с женских губ, когда он еще раз осуществил несильный толчок внутри нее. Она действительно ненавидела его за то, что он творил с ней; за то, что только с ним она могла быть такой возбужденной и желающей мужчину; за то, что только он знал, как и где правильно доставить ей удовольствие. Мужское тело, губы все помнили, стоило лишь отключить трезвый разум, рождающий ненужные сейчас мысли. — А я хочу тебя, Егорова. — медлить, давая ей время привыкнуть к его действиям, было пыткой для возбужденного сознания Кривицкого, но по-другому он не мог. Комфорт Павловой был для него превыше всего. Завтра ему обязательно придется скрывать за тканью футболки эти глубокие царапины, которые оставляла на спине Ирина от переполнявших ее ощущений, но оно того стоит... Звуки с силой ударяющихся друг от друга тел, тонущих в полутьме, перебиваемой тусклым светильником в коридоре, который Ирина забыла выключить еще при заселении, звучные женские стоны, периодичные мужские рыки: все это смешалось, выливаясь в картину нового, еще более сладостного этапа их отношений. Толкнувшись в Павловой в очередной раз, Кривицкий собирался уже отстраняться, как внезапно Ирина притянула его еще ближе к себе. — Ир, я сейчас... — в знак протеста его намерениям женщина заткнула его очередным поцелуем. Узость ее горячих мокрых стенок, сжимающихся все чаще, напрочь отключала разум, все стремительнее приближая его эякуляцию. В один момент они оба почувствовали его финал, который приятной негой разошелся по телам. Она была рада, что позволила ему кончить в ней, понимая, что только так сможет сполна ощутить эту неповторимую эйфорию от их жаркого соития. А она действительно еще что-то понимала?... Геннадий из последних сил перевернулся на противоположную сторону, и только теперь Ирина, свободная от тяжести его тела, от жара его дыхания, наконец все сполна осознала. Он ею овладел. Она ему отдалась... Это осознание неожиданно стало самым страшным, сильно врезаясь в ее сознание, еле успевшее освободиться от чувства удовлетворения. — Ира, я люблю тебя. — прошептал рядом раскинувшийся и не стесняющийся собственной наготы Кривицкий. — Замолчи. — женская рука небрежно опустилась на его губы, заставляя прервать рвущийся наружу поток признаний. Ни слова про любовь, про чувства. Сейчас она сумела закрыть глубоко в себе все сомнения и укоры собственных разлетевшихся вдребезги убеждений. Только он, только она — только они. Ирина будет наслаждаться своими чувствами в эту ночь сполна, а подумает обо всем, конечно же, лишь завтра.