***
— Ты будешь сражаться, — заявил Майки, как только ему удалось остаться с Такемучи наедине. Они гуляли по узкой дорожке за храмом Мусаши уже несколько минут, но Ханагаки до сих пор ни коим образом не предъявил ему за то, что он силой вырвал мальчика от объятий, сынициированных его подружкой. Майки уж было подумал, что своей вспыльчивой реакцией на многократные неудачные попытки Хинаты понежничать с Такемучи, он только помогает ему сбросить лишний балласт. На самом же деле, Манджиро просто не хотел смотреть, как Такемучи превращается в циркового щеночка. Если уж он проводил огромное количество времени с Шиничиро (как бы это было неприятно), то путь к другим фанатам для него автоматически закрыт. Даже если Тачибана — его официальная девушка. — Нет, — в голосе Такемучи проскочила очевидная для людей его типа пылкая нотка удивления. — Если ты всё ещё зол на меня из-за шутки про Шиничиро, то извини. Но придумай другой способ, как отомстить мне, пожалуйста. Майки сделал глубокий вдох, закрыл глаза и вслушался в шум ветра, беспрерывно разгоняющего листья, и сверчков, затаившихся в густой траве на небольшой лужайке. Уличных фонарей, освещающих окрестности, не было, однако отблеска полной луны оказалось достаточно, чтобы спокойный белый свет мягко падал на всё вокруг. Всё казалось безмятежным и мирным. Потребовалась всего секунда, чтобы Майки проникся моментом. Это действительно прекрасная ночь: клочья облаков равномерно распределились по небу, а между их промежутками проглядывалась сетка из звезд и созвездий, от которой рябило в глазах. В животе у Майки завязался взволнованный узел и ему показалось, что он уже где-то это видел. Почему-то, он точно знал, что сейчас идеальный момент для того, чтобы сказать: «Я рад, что ты одинок, потому что я бы хотел тебе кое в чём признаться». Откуда эти слова появились в его голове — неизвестно, но тот кто подбросил их его воспалённому нутру, определённо за это ответит. — Это не месть, — спокойно сказал Манджиро, паралельно давя в себе чувство дежавю. — Я пытаюсь понять, почему ты воруешь у меня моего брата. — Я не... — Такемучи остановился на месте. Лёгкий смешок вырвался из его рта. — Я не знаю, почему Шиничиро ничего тебе обо мне не рассказывал. Возможно, потому что я попросту не стою твоего внимания. А, возможно, потому что твоему брату двадцать четыре года и у него должна быть тайная личная жизнь без прилипчивого младшего брата. — Ты стоишь моего внимания, — Майки ответил не с меньшим напором. — Шиничиро не подпускает к себе людей, которые ему не нравятся. Майки смотрел на Такемучи, и в полумраке ему казалось, что он разговаривает со своим братом. Иллюзия разрушилась, как только он услышал щелчок распрямляющейся трости. — Интересно, как ты себе представляешь меня сражающегося с этой штукой? Или тебе просто хочется посмотреть, как какие-то ублюдки разможжат мне череп? Тебе нравится чужая боль, Манджиро? Майки протянул руку вперёд, чтобы схватить Такемучи за горло. Или, возможно, он просто хотел выхватить у него трость. Почему все их разговоры всегда заканчивались именно этим? Как Ханагаки может говорить о закатывании себя в асфальт с таким хладнокровием? Конечно же, Майки считает его слабым звеном, но... А кто бы не посчитал? — Ты будешь сражаться, — повторил он настойчивее. — Пока я не придумаю для тебя лучшее применение. Такемучи улыбнулся, его глаза сверкнули, а туловище наклонилось вперед. Шустрые пальцы ухватились за ладонь Манджиро, так и не достигшую цели, и аккуратно приложили ее к шее Такемучи. Сердцебиение Майки участилось. — Я сделаю всё, о чём ты попросишь меня, Манджиро. Но подумай хорошенько, хочешь ли ты, чтобы кто-то бил меня? Майки мог чувствовать как вибрирует голос Такемучи под кожей. Адамово яблоко ходило вверх и вниз. Зачем ему так поступать? Это же всего лишь третья их встреча... Такемучи разъединил их руки и усмехнулся про себя. — Кстати, не бойся прикасаться ко мне. Никогда не думал, что ты можешь быть робким.***
— Сопровождающий? Не. — Дракен развернулся и направился в сторону забегаловки, в которой он должен был встретиться с Майки сегодня утром. Ранее, в этот же день, Такемучи выплыл из-за угла, словно привидение, которое поджидало Рюгуджи в темноте переулка уже очень-очень давно и начало лопотать какую-то чушь о смерти, опасных встречах и защите. — Послушай, Кен... — Дракен, — мгновенно поправил парень, начинающим раздражаться голосом. Возможно, у Майки и плавился мозг после того, как Ханагаки из раза в раз называл его по имени, но Дракену совсем не льстило такое с собой обращение. Абсолютно все члены Тосвы, Эмма, а так же работницы массажного салона (кроме некоторых индивидов), обращались к нему исключительно по прозвищу. — Меня это напрягает. Я и один могу справиться. — Рюгуджи на секунду скосил взгляд вниз, чтобы рассмотреть опрятный внешний вид Такемучи и его отблёскивающую на солнце металлическую трость, наконечник которой стучал об асфальт каждый раз, когда мальчик делал шаг вперёд. Такемучи не поспевал за Дракеном, выставляя свой физический недостаток напоказ и, из-за этого, делал из Рюгуджи яркое подобие морального урода, неспособного замедлить шаг хотя бы на минуту. — В любом случае, чем ты вообще можешь помочь? Такемучи встал посреди переулка и скорбно опустил голову вниз. Солнечные лучи, соскользнувшие с козырька соседнего здания, осветили тонкие черты его лица и растрёпанные, нечёсанные волосы. В чёрной футболке и обтягивающих джинсах того же цвета, Такемучи был больше похож на летучую мышь, ни с того ни с сего решившую прогуляться по дневному Токио. Интересно, этот парень хоть когда-нибудь спит? — Дракен, — произнес Ханагаки ослабевшим голосом. Складывалось впечатление, что ему было сложно следовать общеустановленным правилам элементарного воспитания и называть людей не по их именам, а по фамилиям или по прозвищам, что было более естественно в их среде обитания. Дракен окончательно остановился и обернулся. Их с Такемучи разделяло несколько метров. — Мне кажется, мы с тобой плохо начали, — эта надоедливая летучая мышь сделала несколько шагов вперёд, сократив между ними дистанцию. — Ты не совсем корректно повел себя с моей... — Такемучи запнулся, как это бывало при внезапно пришедшей в голову мысли, и продолжил в следующее же мгновение. — ...с Хинатой. Вот я и подумал, что будет разумно, если мы с тобой, ну знаешь... проведём немного времени вместе, чтобы как следует сгладить выпирающие углы... — Киёмасе ты тоже такое затирал? — хмыкнул Дракен. Такемучи впервые за всё утро посмотрел Рюгуджи прямо в глаза. Недобрый огонёк пробежал в его взгляде, а пальцы крепко сжали набалдашник. Бесится, когда его прерывают? — пронеслась мысль в голове Дракена. — Киёмаса — неандерталец, — с необычной твердостью произнес Такемучи. — Он грозился выставить моего друга в бой против какого-то ублюдка из школы «Сакура». Этот идиот понятия не имеет, как нужно правильно запугивать людей... — Киёмаса едва не оформил тебе билет в один конец, малыш. — Дракен скрестил руки на груди, мысленно сравнивая габариты Ханагаки и его оппонента из средней школы «Сан» в Шибуе. — Тебе следует научиться закрывать рот вовремя или хотя бы немножко следить за своим языком. Слабость в хрупком тельце испарилась, и Такемучи улыбнулся. По его волосам пробежал ветерок. — Я справился бы с Киёмасой и без твоей помощи, Кен. Я достаточно знаю его, чтобы одержать верх. Если он и собирался меня ударить, то только потому, что я сам этого хотел. Дракен выждал несколько долгих секунд, всматриваясь в мальчика, а затем развернулся и ушёл прочь. Рюгуджи Кен вырос без родителей. Это был общеизвестный факт для верхушки из Тосвы. Его мать работала в подпольном притоне, скрывающемся под маской так называемого «массажного салона», и, как только родила сына от одного из клиентов, сразу же сбежала, оставив его на попечение тогдашнему администратору. На удивление, маленькое тельце Дракена не выбросили в мусорный контейнер и не подбросили к двери любого мало-мальски известного приюта в Токио. Его вырастили эскортницы, сменяющие друг друга так часто, что Дракен уже и лица их позабыл. Он жил, не подозревая о любви, которую родитель может испытывать к своему ребенку, жил, смотря, как его друзья жалуются и сбегают от своих семей или же любят их безоговорочно. Дракену хотелось бы иметь кого-то, кто всегда был бы рядом с ним, кто поддерживал бы его в самые мрачные часы и веселился бы в самые счастливые моменты жизни. Дракен привык быть опорой самому себе. Он повзрослел быстрее сверстников, потому что ему больше не на кого было положиться. Даже когда он смотрел, как Непобедимый Майки безжалостно сносил башни членам его последней перед Тосвой банды в младшей школе, а затем, с безучастным лицом, предложил ему свою дружбу — Дракен всё ещё искренне верил, что ему каким-то образом удастся выбраться из этой ситуации невредимым. Всё изменилось, когда в его жизнь внедрилась Эмма. Это был второй человек, после Манджиро, о котором Дракену следовало заботиться, но первый человек, к которому он так и не смог прикипеть ни физически, ни духовно, хотя девушке всё-таки удалось подобраться достаточно близко для этого. Эмма была сестрой Майки. Этим всё началось и этим всё закончится. Естественно, Дракен не даст её в обиду, но до тех пор, пока она не заинтересуется миром банд и преступных организаций, Рюгуджи вряд-ли проживёт с ней счастливую жизнь. Вот если бы у Эммы было столько же прыти, сколько у подружки этого недоделанного оратора, то жизнь была бы куда проще. Любопытно было смотреть, как к Майки возвратилась карма. Ему залепили хлёсткую пощёчину, а затем, ни с того ни с сего, предложили подружиться. Давненько Дракен не видел главу Тосвы таким обезоруженным. А видел ли вообще? — Ты меня испугался..? — Рюгуджи подпрыгнул, когда его потянули за краешек монохромного кимоно. Блять... Проклятый Такемучи..! Дракен так сильно утонул в своих мыслях, что не заметил, как Ханагаки всё это время плёлся позади. — Извини, — голос Такемучи был мягким, беззаботным и, кажется, искренне непонимающим. — Ты ушёл не попрощавшись, поэтому мне показалось, что я немножко задел твои чувства, сказав, будто ты... слабый или не нужный, или, что не стоишь лично моего внимания, хотя это совсем не так. Выбери вариант, который придется тебе по душе. Я считаю, что нельзя оставлять недомолвок в конце разговора. Особенно с тобой. Ведь мы же... — Завали..! — Дракен выпрямился, закончив переводить дыхание после испуга. — Клянусь, если ты сейчас начнёшь толкать речь о дружбе, то в мгновение ока окажешься на больничной койке с переломом уже второй ноги. — Но... я не ломал ногу, прежде чем начать хромать, — удивлённо произнес Ханагаки. — У меня... — Плевать! — взвыл Рюгуджи. — Мы не друзья! Уяснил?! Единственный, кто нас объединяет — это Майки! Пришёл черед Такемучи замолчать. День только начался, но Дракен чувствовал что ему пора баиньки. Это же надо было его так выбесить... Кто этот парень такой? Откуда он вообще к ним упал? Почему Майки так жаждет проводить с ним время? Даже на закрытое собрание банды пригласил... Не приведи господь, Сано ещё и в Тосву этого кретина затащит. — И что же я должен сделать, чтобы стать твоим другом? — спросил Такемучи очень серьезно. Что за нелепый вопрос? Дракен ведь только что сказал... — Настоящие друзья прикрывают друг другу спины в трудный момент, а не хвалятся тем, какие они невъебенные ораторы. Такемучи поёрзал на месте. В его голове происходили сложные математические вычисления. — То есть... — медленно произнёс мальчик. — Если я прикрою тебя... допустим от ножевого ранения в живот, ты будешь мною доволен? Мы сможем стать друзьями? Дракен оторопел. Он заметил перемену в лице Такемучи, но либо это была игра его воображения, либо Ханагаки действительно надеялся получить благословение для выполнения этого безумия... — Да, — Дракен понятия не имел, кто дёрнул его за язык, но сказал он это точно не по собственной воле. Ссоры это, конечно, неприятно и запарно, но не о таком «прикрытии спин» он говорил. — Договорились, — Такемучи улыбнулся, казалось, ещё шире, чем прежде. Он потянулся, осматриваясь по сторонам и едва не выронил трость из рук. — Приятного аппетита тебе и Манджиро. Кстати, после вчерашнего собрания я подумал, что было бы неплохо заглянуть в больницу, прежде чем махаться с ублюдками из Мёбиуса. Такемучи многозначительно подмигнул ему и неспешно ушёл прочь так ни разу и не обернувшись, хотя Дракен продолжал провожать его взглядом до ближайшего поворота. Откуда он знает о его встрече с Манджиро?***
— Я это вытерплю, — Такемичи свернул за угол какой-то небольшой, паршиво освещённой улочки в Синдзюку. — Вытерпишь что? — Твоё безнравственное поведение, Шиничиро, — Такемичи остановился, отыскав нужный тупик, и выставил трость в бок, чтобы Сано тоже замер на месте. В любой цивилизованной стране, Шиничиро мгновенно сел бы за решетку только за то, что четырнадцатилетний Такемичи Ханагаки теоретически открыл бы свой чёртов рот в полицейском участке и начал бы рассказывать о вещах, которые происходили между ним и его «няней» за закрытыми дверьми его дома. Любой психоаналитик охарактеризовал бы их отношения как «созависимые». Возможно, один из них даже предположил бы, что у Такемичи развилась некая форма Стокгольмского синдрома. Иначе, как ещё можно было объяснить тот факт, что Ханагаки из раза в раз подпускал к себе своего мучителя? Однако, Такемичи вовсе не собирался прерывать общение с Шиничиро. Более того, он мог легко растолковать свою на то причину. Если выбирать между смертоносной аурой Манджиро, по итогу принесшей Шиничиро только боль и страдания, и своим же собственным, несомненно удушающим существом, передозировка которым несомненно расшевелит и усугубит все тайные желания Шиничиро, то ответ будет очевиден. Такемичи готов потерпеть. Шиничиро придёт в норму, как только избавится от подавляющего всех вокруг влияния чёрного импульса Манджиро и отстанет наконец от Такемичи. — Осанай скоро будет здесь. Я хочу, чтобы ты молчал, пока мы с ним разговариваем. — Почему ты так уверен в этом парне? Такемичи несколько раз ударил тростью по кирпичной кладке соседнего с переулком здания. — На данный момент, Синдзюку принадлежит Мёбиусу. И, как и любая банда, считающая себя вершиной пищевой цепочки в Токио, они, несомненно, хотели бы чтобы граждане, живущие на их территории, следовали их правилам. — Такемичи посмотрел на звёздное, но безлунное небо, непроизвольно вспомнив несколько негласных правил Бонтена. — Короче говоря, я не думаю, что изнасилование девушки было случайным. Если они хотели продемонстрировать свою доминантность над местными жителями, то что им стоит проучить парочку заблудших лошков из другого района? Шестёрки Осаная не упустят удачно подвернувшуюся им возможность проявить себя перед лидером банды. Так было в Бонтене. Вряд-ли здесь что-то отличается. — Заблудшие лошки?! — Шиничиро оскорблено встрепенулся. — Ты в курсе, что ты и себя сейчас оскорбил? Такемичи решил не отвечать. Время приближалось к одиннадцати вечера. Его мать была на ночном дежурстве в больнице. Шиничиро оповестил её ещё утром, что поведёт Такемичи в кино на вечерний сеанс смотреть боевик, конечно же, с тщательным присмотром за его самочувствием. Хотя, на самом деле, он отвёз Такемичи хрен знает куда на поиски мразей из Мёбиуса. Своей же семье он сказал, что идёт в кино с «новой подружкой» и, возможно, задержится с ней чуть дольше после окончания сеанса. Это позволило Шиничиро, хоть и не без труда, но отогнать от себя Манджиро, который не поверил ни единому его слову. — Так... чего ты хочешь этим добиться? Извини, но как бы Осанай тебя самого не нагнул, как ту девчонку. — Я с ним договорюсь, — живо пояснял Такемичи. — Объясню, что дело проигрышное. Манджиро уже его ищет. Возможно, расскажу что произойдет когда твой брат всё-таки его найдёт... Шиничиро хмыкнул. — Так он тебе и поверит. Посмеётся и отпиздит, помяни моё слово... — А если я предложу ему место в Тосве? — произнес Такемичи, довольствуясь тем как быстро заглох смех Шиничиро. — Не лидерское, конечно, но... Достаточно высокое для того, чтобы чувствовать себя на коне и не страдать от насмешек и гнева в рядах конкурирующей банды. Шиничиро потупился в пустоту, мысленно пытаясь сложить два и два. Темная мальчишеская фигура Такемичи распрямила сгорбленную спину. — Он не согласится, — сказал Сано погасшим голосом. — Каким это хреном Манджиро должен принимать насильника к себе в банду? — Уговорить Манджиро я смогу, — произнес Такемичи, мягко улыбаясь самому себе. — Твой брат как раз подыскивает мне работёнку в Тосве. А безумствовать, выставляя меня в первые ряды массовых побоищ, я ему больше не позволю. Я учусь на своих ошибках. Первая из них: нельзя необоснованно отталкивать от себя Манджиро, иначе он сойдёт с ума. Лучше приблизить его на расстояние вытянутой руки и воспитывать, словно котенка. Если обставить всё правильно, то проблем не возникнет. В один из дней Манджиро поймет, что зависим от меня. Он будет хотеть меня. Моего присутствия, моего мнения, моего тела... Моей любви, в конце концов. В прошлый раз он желал её даже больше, чем секса. Такемичи улыбнулся шире. Во тьме его улыбка казалась безумной. — Возможно, я даже позволю Манджиро поцеловать меня. Уверен, он будет на меня дрочить, так что стучись, когда соберёшься входишь к нему в комнату, — Такемичи повернулся к Шиничиро. — Это ли не лучший способ, чтобы сделать твоего брата паинькой? Шиничиро нахмурился, переваривая слова мальчика. — Конечно, сначала придется немножко пострадать, потому что мы ещё не так близки, но... мы станем. Обязательно станем. — Иногда я забываю, что тебе не четырнадцать лет, — произнес Шиничиро могильным голосом. Такемичи посмотрел на него буравящим взглядом. — Ты сам спросил о моих планах на Манджиро. Кроме того, было бы неплохо если бы ты время от времени баловал его своим вниманием. Не стоит расшатывать его психику раньше времени. Он и так на меня волком смотрит, а я ещё должен о других заботиться. Шиничиро будто нарочно ёрзал кроссовками по асфальту, хотя Такемичи предпочел бы дожидаться появления Мёбиуса в тишине и спокойствии. Спустя несколько попыток выстроить идеальную временную линию, Такемичи удалось подчерпнуть бессчётное количество фактов о своих друзьях. Он разыскал немало схожестей между братьями Сано. Во-первых, у них обоих была эта чуток нездоровая мания к защите тех, кого они больше всего любили в своей жизни. Во-вторых, и Шиничиро, и Манджиро с лёгкостью падали в пропасть своей тёмной стороны, когда были до невозможности разбиты. И, в-третьих, у них обоих были эти чертовски чёрные, поглощающие солнечный свет, глаза. Однако, было что-то особенное в черноте глаз Манджиро. Это были не просто темные радужки, как у Шиничиро, которые становились только темнее, когда настроение ухудшалось. Нет, в них как будто бы что-то жило, извивалось в глубине. Нечто, готовое вырваться из заточения. Глядя в чёрные глаза Манджиро, казалось, будто за тобой наблюдали вовсе не две пары глаз, а, как минимум, четыре или даже шесть. С ним невозможно было сделать ошибку. Существо внутри него всегда наготове. Вот почему от Майки сложно отвести взгляд. Вот почему его харизма впечатляет. Он всё видит, чувствует и понимает. А тот, кто отведет глаза первым — проиграет.