Обсидиановая корона

      Никто не провожал Рэйвена, когда он покинул сиротский дом, садясь в салон черного автомобиля. За всю свою жизнь мальчик не завел ни одного настоящего друга, однако он не был похож на человека, который действительно нуждался в товарищах. По крайней мере, так казалось ему самому, ведь это безопаснее. Привязанность расценивалась им как одна из наибольших людских слабостей, а быть слабым — себе дороже. С другой же стороны, Рэйвен, как, впрочем, и многие другие подростки, противоречил сам себе, испытывая чистосердечную тягу к человеку, которого он ни разу в жизни не видал, то есть к своему отцу. В любом случае, несмотря на все эти нюансы, юношу можно было назвать крайне избирательным в общении.       Блэкстоун решил, будто другие дети просто-напросто завидуют ему и не хотят лишний раз расстраивать себя тем, что усыновили не их, потому и не провожают его даже взглядом. Да и кто из них был бы способен принять его судьбу? Рэйвен считал, что только у него одного в этом зачахлом приюте был потенциал хоть к чему-то. Неудивительно, что этим «чем-то» стало колдовство. Подстрекаемый историей Сэмюэля, он со всей своей юношеской страстью намеревался постичь тайное и запретное.       Тщеславные думы Рэйвена были прерваны, стоило ему заметить в зеркале заднего вида отражение глаз водителя. Мальчик ответил ему недобрым взглядом, и тот сразу же перестал пялиться, испугавшись ребенка. Блэкстоуну и самому стало не по себе от компании в лице облысевшего водителя с мутными глазами навыкат. Мужчина явно был болен, возможно, с самого рождения.       «Что ж, по крайней мере, он точно видит, куда ехать», — цинично подумал подросток, находя внешность неопределенного возраста человека весьма неприятной.       Кастеветт к этому моменту закончил с документами, которые официально наделили его правами опекуна. В этом сиротском доме так давно никого не усыновляли, что аббатисе пришлось как следует напрячь память, чтобы вспомнить, где лежали необходимые бумаги и как их вообще заполнять.       — Вижу, Вы познакомились с нашим шофером, — Фидель опустился на соседнее сидение, сложив руки в замке. — Он, на самом деле, не просто водитель, а самый настоящий разнорабочий: следит за порядком в поместье, чинит мебель, ходит на рынок за продуктами... Только за садом не ухаживает — Адель не подпускает его к саду.       — Почему? — под звук заводящегося мотора спросил Рэйвен.       — Это тайный сад, так мы его называем, — усмехнулся мужчина. — Только Адель знает, как обращаться с тамошними растениями, чтобы те росли крепкими и сильными. Мы, как правило, используем их для приготовления зелий. Чем выше качество ингредиента, тем больше вероятность возыметь надлежащий эффект от зелья, — уточнил Фидель менторским тоном.       — Я хотел бы узнать про поисковый ритуал, который Вы упоминали... — заискивающе произнес Блэкстоун, будто бы пытаясь загипнотизировать Кастеветта своим пристальный взглядом.       — Хм, — бросил задумчиво мужчина, игнорируя чужие провокации, — это не для посторонних ушей, — Фидель многозначительно посмотрел на шофера, намекая на то, что тот не принадлежит кругу. — Уверяю Вас, молодой господин, Ваша жажда знаний будет утолена сполна, как только мы явимся в поместье.       Рэйвен недовольно хмыкнул — он не любил ждать, хотя был достаточно терпелив для своего возраста. Тревожные мысли о том, что его могут обманывать, время от времени посещали юношу, и все же возвращаться в приют ему не хотелось куда больше, нежели столкнуться с неизвестного рода опасностями. В случае чего он просто попытается сбежать, как уже делал это не раз.       Автомобиль тронулся, разворачиваясь к воротам. Из-за неровно вымощенной подъездной кабриолет слегка потряхивало. Они свернули направо, где по обе стороны от дороги не виднелось ничего, кроме пустошей. Планируя свои побеги, Блэкстоун всегда сворачивал налево, в густой дубовый лес, чтобы найти его было сложнее.       — Вы не забыли свой чемодан? — обеспокоенно спросил Фидель.       — У меня нет вещей, — угрюмо ответил Рэйвен, подпирая голову рукой.       Если не брать в расчет неудачные попытки побега, юноша покидал приют лишь однажды, когда аббатиса Джуд организовала для своих сирот экскурсию в храм Единого в близлежащем городе. Блэкстоун мало что помнил из того времени — то было знойное лето, и у него ужасно болела голова от жары. Храм оказался довольно бедным и не произвел на детей никакого впечатления, ведь более богатым убранством могли похвастаться только те святилища, что возводились в пределах столицы, так как там живет Верховная Архиерея. Сироты видели эти монастыри с круглыми позолоченными куполами лишь на рисунках в религиозных книжонках.       В салоне кабриолета вскоре воцарилась полная тишина. Шофер уставился на дорогу, а господин Кастеветт попросту задремал, утомленный долгой дорогой до приюта и его же владелицей.       Их ожидал длинный путь. Осеннее солнце светило в глаза водителя и мягкими бликами играло во взъерошенных волосах Рэйвена, делая каштанового цвета пряди золотыми. Среди простора желтых полей и пыльных пустошей, заросших полынью и вереском, встречались редкие деревья, еще не успевшие сменить листву. Ничем не примечательные полевые цветы производили на мальчика такое же бурное впечатление, как и величественные лесные массивы вдалеке от дороги, ведь никогда ранее он не видел такого природного изобилия. Больше всего, однако, ему нравилось обнаруживать развалины храмов и заброшенные маленькие кладбища. Мрачное таинство смерти среди густого потока жизни по-особенному очаровывало его и в то же время пугало, напоминая о том, что рано или поздно настигнет каждого. Хищные птицы, прилетевшие на придорожные болота из туманных далей, надрывно вскрикивали тому в подтверждение.       Яркий свет нового дня пытался заглянуть под каждый камень, знаменуя для юного Блэкстоуна также и начало новой жизни. Казалось, будто сиротский дом Джуд стоял под грозной серой тучей, и Рэйвен, наконец, выбрался из-под нее. Будучи ребенком, который провел всю свою жизнь в стенах приюта, он чувствовал свободу, глядя на злаковые поля, переливающиеся на солнце, словно шелковое полотно; на пружинистые покачивания вечнозеленых хвойных веток; на долговязых птиц, ковыряющихся во влажной земле длинными мощными клювами, сгоняя со своей территории пронырливых ворон; на уединенные озерца, у которых, среди камыша и рогоза, неподалеку от своих ветхих лачуг, сидели одинокие рыбаки.       — Что это за птицы? — юноша прильнул к окну в любопытстве — он никогда не видел столь странных особей среди пернатых.       — Вам, должно быть, никогда не приходилось удаляться на достаточное расстояние от сиротского дома, чтобы увидеть в поле стаю бердчесских хохолковых журавлей... — лениво протянул Фидель, зевая.       — Бердчесс? Это ведь на севере, что они делают здесь?       — На севере в данный момент начинаются сильные заморозки, поэтому они прилетают сюда, на юг. Прошу прощения, мне казалось, все знают столь обыкновенные вещи, но я забыл, где Вам пришлось расти.       Ранее Блэкстоуну казалось, что все птицы — это слабые животные, миниатюрные и простые, однако бердчесские журавли, несмотря на свое блеклое оперение, создавали впечатление дольно опасных существ за счет красного хохолка, такого же цвета глаз и дугообразного клюва размером практически с плечо юноши. Вот бы держать такую важную птицу у себя дома, думалось подростку.       Километры лугов и лесов проносились за окном автомобиля сплошными зелеными пятнами, один яркий пейзаж сменялся другим, а солнце взошло на свой пик, и всех в салоне разморило. Юноша не мог точно определить, сколько времени пробыл в пути, но по ощущениям он представлялся очень и очень долгим. Рэйвен насчитал не менее полусотни белых пучков тысячелистника по левую сторону от дороги, что раскинулись среди низкой травы, словно плесень на хлебе, которым его кормили в приюте. Аббатисы учили детей тому, что даже такую пищу выбрасывать нельзя, ведь это может разгневать Единого Бога, следовательно, он пошлет им скудный урожай. От этих воспоминаний к горлу подобралась тошнота, хотя желудок его изнывал голодным урчанием.       Блэкстоун уже успел задремать, прильнув виском к окну, когда Кастеветт внезапно сообщил, что они почти на месте. Все это время маршрут их лежал, можно сказать, прямой дорогой, которая шла как-бы сама по себе, ничем не стесненная. Мальчик предположил, что она, вероятно, представляла собой торговый тракт. Теперь же им пришлось свернуть на узкую тропу, до того заросшую, что заметить ее было невозможно, если ты не проезжал здесь ранее. Осеннее закатное солнце вскоре сменилось прохладной тенью ивняка. Чем глубже они продвигались, тем более зябко становилось в автомобиле. Юноша обнял себя за плечи и посмотрел в окно, изучая окрестности.       Ивовый полог — главный ярус здешнего древостоя — на первый взгляд казался редковатым, однако на земле, как ни странно, не было ни единого места, куда бы мог упасть солнечный луч. Оголевшие деревца поменьше, прикрываемые разве что обвившими их ствол сухими лианами (подобно тому, как паук укутывает в паутину свою жертву) и синим плющом, со скрипом царапали окна машины и тормозили ее, словно отговаривая пассажиров от того, чтобы ехать дальше. Здесь было достаточно влажно и сыро, потому колеса кабриолета издавали хлюпающие звуки. Редкие пни утопали под плотным слоем мхов, что поселились здесь задолго до прихода душ людских и звериных, как и соседственные им древние грибные мицелии. В нижних ярусах леса капканами раскрылись колючие ветви сбросивших листву кустарников, корни которых намертво запечатали причудливые зеленовато-бурые растения.       — Как называются эти цветы? — поинтересовался Рэйвен.       — О, это вовсе не цветы, молодой господин, — улыбнулся Фидель, сразу понимая, о каких растениях идет речь. — Это мох, причем весьма изобретательный по сравнению с другими видами, его еще называют «мох-смертельник». Видите ли, смертельник живет в тесной близости с корнями кустарников, черпая из них воду и минералы, но не ограничивается лишь этой пищей. Вы ошибочно назвали их цветами, не так ли?       Блэкстоун кивнул головой, раздраженно поджав губы от необходимости признать свою ошибку. Вскрытые пробелы в знаниях — худшее поражение для интеллектуального человека. Впрочем, Рэйвен был чересчур строг к себе.       — Что ж, это не удивительно, — спокойно продолжил мужчина, хотя юноша ввиду своей подозрительности улавливал упрек в его формулировках. — Своими листьями и необычной формой органов размножения эти мхи подражают лепесткам опыляемых цветов, заманивая таким образом насекомых. Стоит незадачливой мухе или слизню оказаться на поверхности такого «цветка» — и энзимы тут же начнут растворять ее экзоскелет.       — Могут ли они растворить человеческую кожу? — Рэйвен вздернул брови в предвкушении утвердительного ответа.       — Нет, боюсь, активность этих энзимов не настолько велика…       Блэкстоун, разочарованный, отвернулся к окну, по привычке подперев голову рукой.       — Вы многое знаете о флоре и фауне? — спросил он без особого энтузиазма, мучимый скукой долгой дороги.       — Не так много, как моя Адель, — пожал плечами Кастеветт. — Некогда она работала в Институте Натурализма, в столице, но семейные традиции обязали ее выйти замуж и стать домашней женщиной, а после… — Фидель запнулся на мгновение, после чего продолжил несколько растерянно: — После мы познакомились с Вашим отцом…       — Магия заменила ей науку? — чуть улыбнулся мальчик.       — Нет-нет, Адель и на неделю не могла оставить своих исследований, а магические силы, молодой господин, не существуют сами по себе, не завися от устоев нашего мира, но в то же время способны их видоизменять. Колдовство — это одновременно энергия, требующая определенного потенциала от заклинателя, и ремесло, что позволяет создавать сосуды, служащие вместилищем данной энергии.       Рэйвена по-прежнему ставили в тупик столь абстрактные формулировки, но, кажется, он начинал понемногу понимать их смысл, в общих чертах. Возможно, даже не столько понимать, сколько чувствовать.       — А чем занимались Вы до того, как встретили моего отца? — уже с большим интересом спросил подросток, хотя в данный момент его почему-то больше интриговала личность Адель.       — Не хочу показаться нескромным, господин Блэкстоун, однако сбережения рода Кастеветт позаботились о моей обеспеченной старости, когда я был еще совсем молод. Я мог прожить всю жизнь, не имея и малейшего понятия о труде, однако отец мой стал до того слаб умом ближе к смерти, что я вынужденно взял на себя его обязанности в продаже и аренде судов. Работать, в основном, приходилось с торговцами и жаждущими развлечений аристократами, а изредка и с исследователями. Ваш отец одолжил недорогое судно у моей компании, да только не смог его вернуть, как Вам уже известно.       Подросток негромко усмехнулся, рисуя в воображении презабавную картину, на которой его отец сообщает Фиделю горькое известие, из-за чего лицо последнего искажается в изумленной гримасе. Он фантазировал о том, каким был его родитель тогда, когда оказался на острове, где вулканы рождают обсидиан. Был ли он испуган извержением? Или, быть может, воодушевлен этим явлением?       — Вы сказали, Ваш отец стал слаб умом в старости... — Рэйвен непроизвольно вздрагивает от холода и замечает, как ивняк внезапно сменился чащей деревьев с мощными стволами и кронами настолько широкими, что создавалось впечатление, будто их автомобиль оказался под темно-зеленым одеялом. Из изумрудной коры на кончиках их ветвей торчали паразитические наросты. — Насколько стар он был?       — Отцу пришлось передать свою работу в мои руки, когда ему исполнилось ровно семьдесят, — без задней мысли отвечает Кастеветт.       — Скажите, — Блэкстоун заметно оживляется, впав в состояние крайнего любопытства и сосредоточенности, — он вел себя странно?       — Да, — на этот раз мужчина удивлен чужим вопросом, — откровенно говоря, он стал абсолютно невежественным и совершенно ничего не мог припомнить, как если бы его память стала дырявой, а еще…       — ...он то и дело повторял одни и те же слова вне темы разговора, — заканчивает Рэйвен, на что его собеседник реагирует утвердительным кивком. — Болезнь Коулз, стало быть? Эта триада симптомов весьма специфическая: деградация личности, потеря памяти и навязчивые словесные повторения.       — Похоже, в Вас задатки доктора, молодой господин, — Фидель добродушно улыбается. — И откуда только Вам это известно?       Поначалу Блэкстоун молчит, но вскоре решается дать мужчине ответ, чувствуя его однозначное расположение к своей персоне.       — Однажды к нам в приют наведалась бездетная семья докторов. Они подарили мне справочник заболеваний, хотя не решились на усыновление. Наверное, аббатиса выставила меня в дурном свете…       Как и всегда, Рэйвен не был предельно честен в своих словах. На самом деле, книгу он украл — уж больно соблазнительно выглядела пугающая обложка с изображением головного мозга. В данном случае его оправдывало лишь то, что медицинский справочник он прилежно изучил от корки до корки, проявив исключительную жадность до знаний.       — Почему же Вы не взяли их подарок с собой?       — Эта книга наскучила мне.

***

      Дорогой опавших веток и иголок черный автомобиль, чуть подпрыгивая на скрытых в сухой листве скоплениях желудей, добрался до поляны, посреди которой стоял двухэтажный дом с высокой оградой. Поместье Блэкстоун — иных вариантов быть и не могло. Здание, явно не щадимое временем (хотя это явно придавало ему особый шарм), было единственным, что встретилось им за последние километры пути, и водитель ехал прямо к его воротам.       Шофер останавливает машину, чтобы отворить изгородь. Глядя ему в спину, Рэйвен не видит даже макушки чужой головы, скрытой за внушительных размеров горбом. Спотыкаясь и прихрамывая, водитель, своей неуклюжей походкой больше напоминающий селезня, спешит открыть ворота, после чего возвращается на прежнее место.       Рэйвен представлял поместье более величественным, чем оно оказалось в реальности, впрочем, плохо дом не выглядел. Свежая краска на стенах, конечно, не помешала бы, однако место не казалось наглухо заброшенным: передний дворик был расчищен от листьев, в окнах кто-то открыл форточки, и стекла их были целы, а подпирающие изгородь с внутренней стороны кусты явно подравняли ножницами. Синий плющ, осевший паутиной на стенах и крыше, вероятно, был скорее украшением дома, нежели намеком на его запустелость.       Тускло-белая штукатурка впитала в себя зеленоватого цвета дымку, осевшую в лесном воздухе, словно смог, являющийся частым явлением в больших городах с развитой промышленностью, но явно не в такой глуши. Эта убаюкивающая ясный взор зеленца в отсутствии всякого солнечного света делала все вокруг похожим на сновидение, туманное и загадочное.       Рэйвен испытывал странные чувства, глядя на свой новый дом. Он понимал, что привыкнет к нему со временем, и все же тревожные переживания пока одерживали верх над доводами разума.       Казалось, даже воздух здесь стоял другой: не хвоя и осенняя сырость — тамошний запах юноша не мог передать словами, будто то была работа искусного парфюмера, который крайне ревностно относится к своей формуле. Блэкстоун сделал глубокий вдох — местный запах щекотал нос, как листок мяты, и ощущался им где-то на кончике языка жирными сливками, оседая на веках невесомой пыльцой. Воздух был свежим и резким, как после только-только отступившей грозы, меж деревьев и кустов бродил шепот, должно быть, ветра, пробирающегося сквозь листву.       Мальчик ступил на камни мощеного дворика, громко закрывая за собой дверь машины. От этого звука где-то высоко проснулась стайка птиц, юрко перебираясь на соседнее дерево, а из куста у самой изгороди выпрыгнуло несколько крохотных существ с мощными задними лапами и длинными ушами. Зверьки с густой черной шерстью и круглыми от страха глазами в мгновение ока прошмыгнули сквозь железные прутья и ускакали прочь.       — Лювереты, — спешит пояснить Фидель, заметив на Рэйвене растерянный взгляд, — очаровательные создания — помогают Адель с сорняками.       — Я думал, это животные из сказок...       — Отнюдь, но это довольно редкий вид. Их родственники из Бердчесса, к слову, гораздо миниатюрнее в размерах, зато носят на голове рога, чтобы отпугивать врагов. Вам должна понравиться книга Мардера о местной фауне — необходимо заполнить Ваши пробелы знаниях, молодой господин, — заметив недовольно поджатые губы мальчика, Кастеветт добавил: — Впрочем, Вы сами в праве решать, что Вас больше интересует. Библиотека в Вашем распоряжении. Да и в конце концов, мы с Адель теперь Ваши законные опекуны, так что обязаны дать Вам надлежащее образование.       Заслышав об образовании, Рэйвен замечтался в новом приступе самодовольства. Далеко не все могли позволить себе даже первую его ступень, то бишь школьное обучение, а домашнее образование при менторе и вовсе считалось неслыханной роскошью. Правда, в данный момент юноше было куда любопытнее изучить лес вокруг, нежели устроиться в пыли учебников. В груди полыхал огонь воодушевления и билась, объятая им, тревога перед многообещающим будущим.       Горбун-разнорабочий поспешил открыть для хозяев двери главного входа, и вскоре те оказались в прихожей. Песчинки грязи скрипели под ботинками, пока они, миновав винтовую лестницу, ведущую на второй этаж, следовали вперед по коридору, где пол был выложен плиткой цвета кости с черным точечным рисунком.       — Мы направляемся в столовую. Там есть дверь, которая выходит в сад, — вероятно, моя супруга сейчас занята растениями, — уточнил Фидель.       Блэкстоун лишь кивнул в ответ, даже не повернув головы в сторону мужчины, поскольку его внимание всецело было приковано к стенам поместья, точнее, к тому, что висело на них. Узорчатые рамки из латуни запечатали под темным стеклом разнообразных гадов: тритонов и жаб, саламандр и змей, а также червяг, рыбозмей и химер. Юноша заметил определенную закономерность — все рамы имели острые углы, и большинство их них были шестиконечными, как и его амулет. Единственный в прихожей гобелен изображал тех же голых и чешуйчатых тварей.       Были здесь и более приятные взгляду преимущественной части людей вещицы. Например, выложенные камнями панно, особое место на которых, ожидаемо, занимал обсидиан, тонкие срезы минералов, пучки трав и некоторые другие предметы. Можно сказать, что стольким образчикам мог бы позавидовать даже сам Музей Натуралистики.       Сейчас, однако, было не совсем подходящее время для более детальных наблюдений, к тому же, полумрак коридора из прихожей в столовую делал их еще более затруднительными. Солнце к этому времени уже село за горизонт, а в доме не горело ни одной лампочки. Их просто не было здесь — пустые абажуры бесполезно свисали с потолка.       Господин Кастеветт уверенно шел впереди, в то время как юный Блэкстоун осторожно крался, боясь споткнуться о неровности плитки. Вскоре на широкие плечи мужчины вуалью упал свет из окон ближайшей комнаты и они оказались в просторной столовой. Здесь действительно была застекленная дверь, ведущая в сад, а витиеватые рамы окон, меж которыми располагались подсвечники и, по всей видимости, чьи-то портреты, украшали витражи.       — Мы привыкли не пользоваться электричеством, — Фидель махнул головой на подсвечники в стенах, намекая разнорабочему на то, чтобы тот зажег фитили. — Не хотели привлекать внимание инспекторов, когда здесь жило больше колдунов-адептов. Ищейки до сих пор снуют по лесу время от времени в поисках еретиков, их убежищ и магических атрибутов. В стенах есть укрытия на случай такого рода гостей, — мужчина опустился на колено у ближайшей стены, постучав о нее костяшками, — коробчатый звук свидетельствовал о том, что за ней есть пустое пространство. — В тайном саду также есть подвал, вход в него окружен ядовитыми растениями. Не бойтесь, если придется коснуться их, — у каждого из нас есть антидот, действующий за считанные секунды.       Подросток почувствовал, как вдоль его хребта скользит холод. Кровь застыла в жилах — он не чувствовал себя в безопасности здесь, хотя это был его дом, а какой сирота не радуется вновь обретенному дому? Только вот вся радость резко испарилась, стоило Рэйвену заслышать о рейдах инспекторов. Поскольку юноша стыдился признавать свой страх, он ничего не сказал по этому поводу, хотя его заметно потряхивало от пугающей перспективы оказаться в тюрьме, или на виселице, или в изгнании на дальний север...       — Вы, наверное, голодны. Я спущусь в погреб под лестницей вместе с Тимми, чтобы взять что-нибудь для ужина. Надеюсь, наших запасов хватит на ближайшую неделю...       Кастеветт ушел из столовой вместе с горбуном. Последнего, как оказалось, зовут Тимоти.       Тяжело вздохнув, Рэйвен сел за длинный стол из красного дерева, с изогнутыми ножками, на концах которых мастер вырезал когтистые лапы, держащие шар (данные детали были характерны практически для всей мебели в поместье), и опустил голову на руки, с прикрытыми веками наблюдая за тем, как воск свечей стекает по стеклянному подсвечнику. Носы его стареньких ботинок с отходящей подошвой лениво водили по ковру под столом. Новый дом вызывал у него неоднозначные чувства. Не в плане стиля, разумеется, — интерьер поместья весьма изящно балансировал между лаконичным и импозантным, не впадая в кич, обилие глубоких теплых цветов в нем придавало окружению уюта, однако не перебивало атмосферы, вынуждающей почувствовать рискованность нахождения здесь.       — Ну и ну, — позади мальчика вдруг раздался женский насмешливый голос.       Он обернулся, и в нос ему ударил пряный, насыщенный запах трав. Стеклянные двери были открыты настежь, в дверном проеме возвышался скрытый тенью силуэт Адель, державшей в одной руке дымящуюся деревянную трубку, а в другой — некое подобие букета. Аббатисса Джуд, бывало, тоже покуривала трубку, однако ее табак издавал зловоние, не идущее ни в какое сравнение с тем, что Рэйвен ощущал сейчас, — это был запах душистой закатечии. Адель сама выращивала данное растение, пристрастившись к его особенности вызывать исключительную ясность ума и легкое чувство эйфории.       — Рэйвен Блэкстоун, — госпожа Кастеветт выходит из тени, являя себя чужому взору, — наш потерянный мальчик, — широко улыбается та, показывая ровный ряд зубов, кажущихся белоснежными на фоне ее бордовой помады.       Прежде, чем Рэйвен успевает что-либо произнести, Адель в пару шагов оказывается подле него и берет в свою руку, покрытую кожаной перчаткой, бледное лицо юноши, больно ухватившись за нижнюю челюсть. Мальчик смотрел на нее снизу-вверх, от чего ее мясистая нижняя губа казалась еще более выпяченной. Нижняя губа госпожи Кастеветт выступала точно же, как и у ее супруга.       — До чего же ты похож на него... — женщина вдыхает в себя сладкий дым из своей трубки, и ее глаза слегка слезятся. — Такая же припухшая верхняя губа, тот же острый нос и так знакомые мне глаза... Как два кофейных зернышка, — мечтательно сказала она, убрав свою руку.       Таких женщин Блэкстоун еще не видывал, но если бы он поставил перед собой задачу вообразить колдунью, она бы выглядела ровно как Адель Кастеветт, которая, к слову, и сама хорошо понимала, что в представлении не нуждается.       Ее курчавые, как у Фиделя, волосы выбивались из прически, торча во все стороны, словно отдельная стихия, никому не подвластная. Особенно крупные кудри спереди, извиваясь змеями, тянулись от лба Адель и самым ее ключицам, скрытыми за блузой с высоким воротом, застегнутым до самой последней петельки. Длинные серьги с обсидианами едва касались плеч женщины, тот же камень в аналогичной огранке красовался и на одном из ее перстней, натянутых поверх перчаток для работы в саду. На тонких пальцах госпожи Кастеветт переливались бликами света не только обсидиан, но и пестрая яшма, и разного цвета агаты, и облученный кварц. На ней также был передник для занятий садоводством, достаточно длинный, чтобы не испачкать землей рубашку и брюки, и средней высоты кожаные сапоги. В своем росте Адель ничуть не уступала супругу, как и в величине горба на носу, а вот лицо ее выглядело моложе, чем у него.       Без всякого изящества та упала на стул по другую сторону стола и небрежно положила на него охапку цветов. Наблюдать за ней было интересно, что-то в ее повадках напоминало своенравное, свободолюбивое животное. Казалось, у нее был свой взгляд на все в этом мире, а может, и не только в этом. Сделав глубокую затяжку из трубки, женщина выдохнула дым в сторону, чтобы не дышать им на юношу.       — Как тебе новое место? — непринужденно поинтересовалась та, откинувшись на спинку стула.       Рэйвен словно язык проглотил, вперившись глазами в два родимых пятна на чужом лице, выступающих в области носогубного треугольника.       — Мне не с чем сравнить его, — наконец, решился подать голос мальчик, не осознавая, как пристально он разглядывает человека напротив себя. — Я никогда не был в поместьях или даже в лесу, похожем на этот... Непривычно, — констатирует Рэйвен, а затем добавляет: — но гораздо лучше, чем в приюте.       — Ну надо же, — ухмыльнулась Адель, находя в их беседе особое развлечение, понятное одной лишь ей, — ты даже говоришь, как он.       — Меня то и дело сравнивают с моим отцом, — раздраженно заметил Блэкстоун.       — О, это совершенно точно не что-то плохое... Разве ты не хочешь повидаться со своими отцом? — женщина заговорщически улыбается, но Рэйвен, никогда ранее не встречавший как таких женщин, так и подобных людей в целом, едва ли уловил внезапно возникшее в разговоре напряжение.       — Конечно хочу, — вырывается у мальчика, хотя он не совсем понимает, к чему тут данный вопрос, — но как мне это сделать, если он...       — Сэмюэль не мертв! — громко и довольно грубо перебивает его госпожа Кастеветт, и их разговор на несколько тяжелых мгновений прерывается неловкой тишиной. — Прошу прощения, Рэйвен, — она внезапно кладет ладонь поверх чужой руки и склоняет голову набок, укрывая свое плечо курчавыми прядями, — исчезновение твоего отца тяжело далось нам. И так не вовремя он ушел...       — Зачем вы потратили целых четырнадцать лет на поиски меня, если мой родитель куда более важная фигура? — подросток обиженно вырывает руку.       — Не говори так, мальчик, — Адель, несмотря на присущую ее характеру лабильность, сохраняет спокойствие и звучит достаточно серьезно. — Вы оба очень важны. Никакой ребенок не заслужил расти без родителей. Ну, или тех, кто достоин взять на себя их обязанности...       — Вы не отвечаете на вопрос, — угрюмо сообщает Блэкстоун, хотя, похоже, слегка смягчается, заслышав, что кому-то он все же важен.       — Видишь ли, поисковой ритуал не требует кровного родства, — вздыхает женщина, подпирая голову рукой после очередной затяжки. — Однако ритуал, который возвращает душу из потустороннего мира, включает в себя куда больше требований, и весьма строго специфичных, прошу заметить. Одно из них, как ты уже догадался, делает обязательным наличие между призывателем и призываемым родственной связи. Близкой, желательно. Впрочем, ты и сам изучишь этот ритуал в скором времени, я надеюсь. Ты ведь способный мальчик, не так ли?       Рэйвен слушал Адель настолько внимательно, что, казалось, он забыл дышать и моргать. Стоило, однако, признаться, что на голодный желудок и усталую голову воспринимать тонкости колдовских ритуалов было сложновато. Госпожа Кастеветт догадывалась об этом и потому предложила мальчику отвлечься на что-нибудь попроще.       — Подойди, — она поманила юношу рукой, становясь у деревянной стены, на которой висело три панно.       На каждом из них лежали, на бархатной подложке, по три миниатюрных профиля из десертного фарфора: один мужчина, в центре, и две женщины слева и справа от него. Женщина последовательно повернула каждую из статуэток под разными углами, и что-то внутри стены издало щелчок. Адель потянула эту часть стены на себя, взявшись за торчавшее из нее древко, — за фальшивой стеной оказалась вертикальная подставка с черно-белыми фотографиями. Их приходилось прятать на случай, если в поместье заявятся инспекторы, иначе те смогли бы опознать здешних жильцов по лицам. Несмотря на свое высокое происхождение, Кастеветты не хотели рисковать свободой и репутацией, что и так была не самой лучшей из-за бердчесской ветви их рода.       — Наше братство в полном составе, — гордо озвучила госпожа Кастеветт. — Круг приближенных Сэмюэля, — она невесомо собрала пальцами тонкий слой пыли с портрета старшего Блэкстоуна.       Крупного телосложения мужчина с убранными назад волосами, настолько черными, что в них умертвлялся всякий свет, смотрел на человека по ту сторону объектива так, будто знал некую великую тайну, а потому на губах его играла снисходительная усмешка. У Сэмюэля были широкие плечи, волевой подбородок и осанка солдата. Руки и шею он прятал за кожаной тканью.       На всех фотографиях Блэкстоун был неизменно горделив, будто он и сам понимал, насколько хорош собой. Подле него чаще всего можно было увидеть Кастеветтов, причем Адель всегда улыбалась, а ее супруг казался напряженным, стоя рядом с Сэмюэлем. Были на снимках и люди, которых Рэйвен видел впервые: например, две молодые женщины и юноша примерно его же возраста. Последний присутствовал всего на двух фото, однако он был единственным, кто имел честь позировать на одном из них со старшим Блэкстоуном в паре. На обеих фотографиях охраняющая рука Сэмюэля лежала поверх мальчишеского плеча. Не похоже, что последнего это радовало.       — Кто эта женщина? Она выглядит... плохо, — юноша обратил внимание на жутко худощавую даму с огромными синяками вокруг глаз. Ее белесые тонкие брови были скорбно изогнуты, впалые щеки тянули вниз уголки рта. Черты ее запредельно уставшего лица не выражали ничего, кроме мышиной невзрачности, что описывала всю наружность девушки в целом.       — Розмари, — нехотя и с явным пренебрежением произнесла имя незнакомки Адель, словно затаила на ту давнюю обиду.       — Что она сделала? — мальчик сразу перенял чужое настроение, понимая, что Розмари сделала нечто, порицаемое кругом.       — Четырнадцать лет назад она похитила тебя, — госпожа Кастеветт перевела взгляд, полный злобы, на подростка, искривив рот то ли от отвращения к обсуждаемой теме, то ли от подступающего к горлу плача, — и оставила в приюте, выдав за сироту.

***

      После того, как Фидель возвращается из погреба вместе с Тимми, они организуют ужин из заранее заготовленной грудинки и бедрышек цапли с высушенными фруктами. Просторную комнату столовой заполнил фейерверк ароматов приправ.       — Для тебя, — Адель вручает супругу собранный ею в саду букет перед тем, как все садятся за стол, и он дарит ей целомудренный поцелуй в лоб в качестве благодарности.       Для Рэйвена это было первым в его жизни наблюдением нежных чувств от одного человека к другому. Он отвел взгляд в смущении, не понимая, что испытывает по этому поводу. Отчего-то юноше казалось, будто ему этого видеть нельзя, хотя не похоже, чтобы Кастеветты стеснялись своих любовных жестов.       Во время ужина Адель задавала пустяковые вопросы о приюте и аббатисе, о том, каково им было в дороге, на что ей в основном отвечал Фидель, и больше дымила трубку, нежели ела. Блэкстоун же по обыкновению своему молчал, а точнее сказать, жевал — его рот был полон слюны от одного лишь вида пряного вяленого мяса, занимавшего добрую половину его тарелки. Вполне обычная еда казалась ему безбожно вкусной, и он едва успевал жевать. В какой-то момент голод мальчика сменился на ком в горле, а его растянутый желудок начал болеть, не привыкший к столь сытной пище, да еще и в таких объемах.       — Ты, должно быть, очень устал, — заботливо сказала Адель, наливая в чашку Рэйвена травяной отвар. На дне чашки «плавала» гравюра неизвестной пташки с ее птенцами — то же самое изображение с черным контуром было и на другой посуде из фамильного набора Кастеветтов.       — Вам отведена комната на втором этаже, — Фидель, в отличие от своей супруги, по-прежнему придерживался с мальчиком делового тона, как-бы обращаясь ко взрослому. — Это кабинет Сэмюэля. Никто не имел права находиться там без его дозволения — теперь он Ваш.       Допив отвар, Рэйвен почувствовал блаженное спокойствие. Теплое питье из успокаивающих трав усилило внушенную усталостью сонливость, и он широко зевнул, умиляя этим свою названную мать.       Кивнув на пожелание Фиделя «спокойной ночи», юноша удалился на второй этаж вместе с Адель. Если бы не общее истощение, он нашел бы в себе гораздо больше энтузиазма от перспективы увидеть кабинет отца. Сейчас же Блэкстоун просто хотел отоспаться, чтобы изучить свою (о, как приятно для него звучало это слово) комнату с положенным пристрастием.       — Неужели никто из вас не заходил в его комнату после моего похищения? — Рэйвен снова зевает, придерживаясь за перила лестницы.       Жутко представить, сколько пыли там могло скопиться за такой внушительный срок.       — Нет, — отвечает госпожа Кастеветт, а затем добавляет, усмехнувшись: — как бы мне, может, и ни хотелось заглянуть к нему. Это просто невозможно без камня, который был дан тебе при рождении. Зачарованная, волшебная вещица... — Адель в одном быстром движении берет в свою ладонь шестиконечный амулет Рэйвена, довольно тяжелый для ее изящной руки, когда они оказываются у нужной двери.       Серебряная цепочка болезненно натягивает кожу на шее мальчика, он вздрагивает от неожиданности. Женщина дергает ее на себя, и та тут же рвется. Из маленького нагрудного кармана она достает медный ключ и вставляет камень в специальную выемку на его головке, после чего протягивает Блэкстону. Судя по всему, предмет был зачарован, когда Рэйвен был еще новорожденным или даже заранее, до его рождения. Юноша был приятно удивлен тем, что отец желал построить между ними столь доверительную связь, — так уж ему это виделось. Все-таки ввиду возраста мальчик не был лишен некоторой наивности.       — Наконец-то он твой, — с надеждой произносит она, растянув свой и без того широкий рот в плотоядной улыбке, и нетерпеливо всучивает ключ Блэкстоуну. — Сэмюэль хотел, чтобы доступ к нему был исключительно у тебя. Только ты в силах закончить начатое им дело...       Рэйвен был настолько польщен, что отбросил прочь все сомнения.