Не уходи безропотно во тьму

Ты оказываешься в знакомой избушке, залитой тусклым светом единственной керосиновой свечи, стоящей на столе, будто в старой сказке. Тени танцуют по стенам от неровного пламени. В воздухе – лишь запах пыли от узорных салфеток. Она сидит за столом, завернувшись в пуховую шаль – полимер, железо и золото. Но вместо пластины – лицо. То самое, с фотокарточки, которую показывала тебе Зинаида: тёмно-русые кудри вместо золотой косы, пухлые губы и стекающая по ним кровь из точёного носа. «Катя», - думает он, но ни сердце, ни голова не тяжелеют от узнавания. Ты хочешь заставить себя злиться, скорбеть по потерянной жене, но приходит лишь тупая, как от ноющего зуба, тоска. Мир не обагряется кровью, когда ты видишь её – обманчиво-беззащитную, безуспешно пытающуюся скрыться от холода. Тебе не хочется прижать её к груди, поцеловать, идти уничтожать виновных в вашей разлуке. защитить от всего мира, Возможно, само безопасное место, где она когда-либо была – подле Сеченова, его безупречной балериной. Ты же – разваливаешься на глазах, ты не смог защитить даже самого себя, что уж тут говорить о других. - Я ждала тебя, - говорит она еле слышно, и голос её – словно из телефонной трубки в пошарпанной будке. – Кажется, дольше, чем вечность, ждала. И вот теперь мы снова вместе, но я не знаю, что тебе сказать. Не уверена, что хочу. Не уверена, что в этом теперь есть смысл. Ты тихо подходишь ближе, и каждый твой шаг – словно сквозь толщу воды. Каждый сантиметр вперёд – разбег в океаническую бездну. - Ты звала меня, - хрипишь ты, - и теперь я здесь. Какой ещё смысл тебе нужен? Она касается самыми кончиками своих металлических пальцев колбы лампы, легонько стучит. - Мы в твоей голове, Серёжа. И никакого смысла в этом нет. Никакого счастливого конца, никакой свободы, на которую ты надеялся. Принцесса в башне давно умерла, остался один лишь полимерный кадавр, который ничего для тебя не значит теперь. Кровь капает с её подбородка и с оглушающим в этой холодной тишине звуком разбивается о поверхность стола. Пламя отражается в её тёмных глазах, и ты даже не можешь представить себе, какого они цвета. - Может, и не должно быть смысла, - отвечаешь ты, присаживаясь рядом с ней прямо на пол, - Может, весь наш смысл теперь – это безвременье мух в янтаре. Катя, наконец, переводит на него взгляд, и тень всё ещё скрывает от него их цвет. Уголки губ у неё печально опущены вниз. Кроваво-чёрный след придаёт её особо мученический вид. - О, тебе бы этого хотелось больше всего на свете. Вечность играть в пожалейку самого себя. Бедный-жалкий-Серёжа, потерял всех, кого любил, даже себя самого. Был с радостью обманут всеми на свете, ничего не достоин, даже катарсиса. Она склоняется над ним. Шаль сползает, обнажая раскуроченное полимерно-металлическое нутро. Капля крови из катиного носа капает ему на колени. - Но я этого больше не хочу. Не хочу быть твоим Призраком Прошлого Рождества, на который ты мог бы смотреть и смиренно рыдать, заламывая руки. Я не хочу быть тенью от тусклого огонька. Ты обнимаешь себя, съёживаясь, кажется, до размеров патрона, до размеров атома. Тебе стыдно, что ты не можешь как подобает скорбеть по ней, хранить её чистый образ в груди, как знамя. Тебе стыдно, что ты не помнишь цвет её глаз, запах духов и нежности тела. - Это не любовь, - шепчет она, с каждым словом становясь всё тише, - она умерла вместе с нами. Это – побег, удел трусов. Вот таким ты стал – всё, что угодно, лишь бы сбежать из собственной головы. А отсюда – не сбежать, можно лишь осознанно выйти. Ты поднимаешь свою тяжёлую голову. Она так близко, что ты чувствуешь вкус медных монеток на кончике языка. - Почему ты не хочешь остаться со мной? - Свет скоро потухнет, Серёжа, - объясняет она тебе терпеливо, как маленькому. – Я не хочу погаснуть вместе с этой частью твоего перегоревшего разума. - Тогда зачем я здесь, раз это – не любовь? Почему ты мучаешь меня? Катя поднимается, становясь на коробочки пуантов, и её колени, вместо простого человеческого хруста, синтетически коротко взвизгивают. Она смотрит на тебя сверху вниз, медленно моргает, устало вздыхает. - Потому что хотела, чтобы ты посмотрел на меня хоть разочек в этой твоей жизни. Потому что ты хотел быть наказан. Можешь оставаться здесь, сколько угодно. Я больше не могу выносить этот сумрак. Она плавно огибает тебя, не обращая внимания на то, как ты тянешь к ней руки. Пуанты глухо стучат по полу, когда она удаляется куда-то тебе за спину. - Конечно же, ты не сможешь остановиться. Ты не остановишься, пока с потрохами себя поедом не сожрёшь. Не хочу на это смотреть. На столе, как ты видишь сейчас, остаётся лишь та самая её фотография. Теперь от неё веет липким холодом. Тем не менее, после скрипа открывшейся и хлопка закрывшейся двери ты на коленях подползаешь ближе, чтобы взять её в руки. Но лампа в этот момент гаснет.