Моя Элизабет/My Elizabeth

На ферме недалеко от Модесто, штат Калифорния, три часа ночи. В воздухе видел прелый запах дождя. Где-то позади погруженного в темноту фермерского дома с крыши на металлический лист капала вода со звуком «плинг-плинг-плинг». На парадном крыльце в кресле-качалке сидело создание. Оно оставалось абсолютно неподвижным. Если бы не желтые глаза, сверкающие в лунном свете, оно казалось бы вырезанным из дерева. В дверном проеме громоздились два трупа. Дру даже не потребовалось приглашение от этой пары. Все, что ей было нужно, - это бросить на них жалкий взгляд. Один вид ее мокрого от дождя одеяния - и они без вопросов переступили порог. Глупый скот. Они заслужили, чтобы ими поужинали. Хотя жажда крови Дру была утолена, другой голод нарастал, грызя ее уже несколько дней, с тех пор как они распылили ее Темного Принца. Она жаждала чего-то другого. Кого-то. Без ее Уильяма ей было ужасно одиноко. Она была потеряна. Жизнь казалась горькой без того, с кем ее можно разделить. Она вспомнила те мучительные часы в ящике на борту «Адриатики». Слишком много свободного времени означает слишком много размышлений, слишком много воспоминаний. Слишком много времени, чтобы голоса - сестры, матери, мисс Эдит - снова и снова звучали в ее голове. (Просто скажи этим сучкам, чтобы шли куда подальше, если они тебя беспокоят, Дру. Ты же главная, в конце концов). —Уильям? — Дру моргнула и тут же приняла человеческое обличие. (Ага). —Ты не… распылился? Ты реальный? (Достаточно реален для тебя - и это главное, не так ли?) Дру удовлетворенно улыбнулась. Из всех людей, разбивших лагерь в голове, ее ковбой казался самым обнадеживающим, самым добрым. (А теперь посмотри на себя, ухмыляешься, как идиотка. Ты не должна играть в одиночку, Дру). —Я и не собиралась, мой Принц. Это мерзкое Солнечное сияние и ее мальчишка - они забрали тебя у меня. (Полагаю, они это сделали. Вопрос в том, что ты собираешься с этим делать?) —Убить Истребительницу. Убить его. Уильяма, который распылил тебя. (В одиночку? Это, пожалуй, похоже на «откусить больше, чем можешь прожевать». Если ты будешь сражаться с ними в одиночку, то добьешься лишь того, что тебя распылят). Дру ничего не ответила. Ее улыбка растаяла, а глаза безучастно уставились в пространство. (А как насчет того Сияющего Мужчины?) Дру почувствовала волну отвращения при одном упоминании о нем. (Сила в численности, Дру. Он планирует какую-то заварушку там, в Адской Пасти. Думаю, если ты проследуешь туда и объединишься с ним, вы вдвоем сможете устроить миленькую маленькую засаду для Истребительницы и ее питомца.) —Но я не выношу, как он со мной разговаривает, мой Уильям. Он мне не нравится. (Я знаю, querida. Он настолько подлый, что может украсть муху у слепого паука. Однако он действительно нужен тебе. А ты нужна ему). —Сияющий Мужчина нуждается во мне? (Чертовски верно, нуждается. У тебя есть сила, которой нет у него). —Какая? (Ты реальная. Этот Сияющий Мужчина - он не может быть телесным в этом мире. Он может влиять на этих своих белых демонов, но не сможет вбить железнодорожный костыль в сугроб, даже если очень захочет. Ты другая. У тебя есть реальное тело и сила, позволяющая создавать таких же, как ты. Это адски здорово, если вдуматься). —Но что если он сердится на меня? (На этот раз ему не удастся поиграть в загонщика. Ты имеешь силу и меня на своей стороне. На этот раз он не превратит тебя в холуя. Ты будешь наравне с Уорреном). —Сияющий Мужчина - это… Уоррен? — Дру не удержалась и захихикала. (О, это лишь малая часть моих секретов, дорогая. Позволь мне посвятить тебя в них…) И Дру начала, смеясь, раскачиваться в кресле. Любому, кто прошел бы мимо погруженного в темноту дома, она показалась бы тараторящей безумицей. Тупой скот. Они и понятия не имели. Ее беседа продолжалась до тех пор, пока небо на востоке не начало светлеть. Затем, аккуратно спихнув «еду» с крыльца, она перенесла тела в сторону и с довольной улыбкой на губах нашла уютное темное местечко для сна.

***

Оскар, Уильям и Баффи стояли перед большим зданием, раскинувшимся на весь квартал Кей-Стрит в Сакраменто. На маркизе красовалась надпись «The Capital Hotel». Оскар одарил Уильяма многозначительной ухмылкой. —Ах, эти очаровательные американцы. Поскольку этот отель расположен в калифорнийском капитолии, я ожидал другого названия. Уильям усмехнулся. —Возможно, владельцы имеют в виду качество заведения. Скорее всего, это столичное место для проживания. —Учитывая, что весь первый этаж заполнен салонами и барами, я полагаю, что так оно и есть, — отметил Оскар. —О, Господи, какая разница? — спросила Баффи. —Кэпитал? Капитолий? Ты просто повторяешь одно и тоже слово. —Ну, — сказал Оскар, — с буквой «о» это слово обозначает резиденцию правительства, которой этот город, несомненно, является. Другое слово означает… Баффи прервала его взмахом руки. —Грамматический нацист. Оскар приподнял брови и посмотрел поверх ее головы на Уильяма, одними губами произнося слово «нацист»? Уильям качнул головой. —Давайте просто заселимся, — предложила Баффи. — Думайте позитивно. Может, служащий произнесет что-нибудь без этого лишнего «у», которое вы, англичане, любите впихивать в слова. Ты сможешь устроить ему настоящую порку грамматического полицейского. Регистрация прошли гладко, без каких-либо орфографических или грамматических затруднений. Застенчивый рыжеволосый коридорный провел их в номера на третьем этаже. Пока Оскар занимался своими делами и разбирался со складками на костюмах, Баффи и Уильям с комфортом расположились в своей комнате. Как всегда, Оскар привел их в отель, в котором располагались одни из самых роскошных номеров в городе. Ярко-синий ковер прекрасно контрастировал с накрахмаленным хлопковым стеганым покрывалом в бело-голубую полоску, застилавшим широкую кровать. Стены украшали синие и зеленые обои с цветочным рисунком, а эркер дополняло уютное сидение у окна. Оставшись наконец наедине, Уильям почувствовал, как между ним и Баффи возникла знакомая неловкость. Хотя прошло уже четыре дня с момента его спасения от вампиров, он все еще чувствовал непонятный дискомфорт. Даже когда он оставался в одиночестве, Уильям ощущал странное беспокойство, но это чувство становилось наиболее сильным, когда он находился в обществе своей жены. Он занял себя тем, что начал смотрел в окно с, как он надеялся, восхищенным выражением лица. Баффи плюхнулась на матрас с такой силой, что пружины кровати застонали. —Знаешь, мы не можем больше откладывать это и дальше, — сказала она. —Откладывать… чт…что именно? —Наше решение. —Какое…? Прости, какое именно решение? —Что мы собираемся делать. Поедем в долину Напа и заживем своей жизнью или… будем разбираться с этими истребительскими вещами. Не хочу давить на тебя, но тянуть время - нечестно по отношению к Оскару. Он упускает возможность выступать с лекциями, и если мы планируем начать жить на винодельне, мы должны сказать ему об этом. —Да, ну и как бы ты хотела поступить? —Поговорить об этом, — произнесла она невероятно усталым голосом. —Конечно. Что бы тебе хотелось сказать? —Я хочу знать, как ты хочешь поступить. Я хочу, чтобы ты поговорил со мной, Уильям. По-настоящему поговорил вместо того, чтобы… чем бы мы ни занимались. Он кашлянул, но слова не шли у него с языка. —Невозможно принять совместное решение, поскольку мы с тобой так и не смогли серьезно поговорить. Понимаешь? —Да, пожалуй, — согласился он, не зная, что еще сказать. Молчание между ними тянулось, пока Уильям не смог его больше выносить. —Может быть, мы поговорим об этом чуть позже? Я чувствую себя довольно уставшим после поездки на поезде. Пожалуй, я просто освежусь, приняв ванну. Когда он бросил на нее быстрый взгляд, она по-прежнему покорно смотрела на ковер. Выйдя из комнаты, он почувствовал себя таким же поверженным, как и она. Чувствуя себя трусом. Пройдя по коридору, он щелкнул задвижкой и проскользнул в роскошную купальню, закрыв за собой дверь. Пол был выложен ярко-зеленой плиткой, а стены выкрашены жизнерадостной желтой краской. В бельевом шкафу лежали толстые белые полотенца. Центральное место в комнате занимала большая ванна на ножках в виде когтистых лап. Уильям подошел к ней и повернул краны, после чего сел на маленький деревянный стул в углу. Пока он расшнуровывал ботинки, комната наполнилась паром. Сняв ботинки и носки, он освободился от сюртука и начал расстегивать пуговицы на жилете. Когда кто-то дернул за дверную ручку, он подпрыгнул и чуть не оторвал пуговицу. —Здесь занято, — крикнул он через дверь. —Я знаю, — прозвучал узнаваемый голос Баффи. —Я эмм… Я вернусь в комнату через мгновение. Это срочно? —Да, думаю, очень. Впусти меня. Он протянул руку и закрутил кран. —В таком случае, я возвращаюсь в нашу комнату, — сообщил он. —Нет. Нет? —Просто… впусти меня. Он уставился на дверь и ничего не ответил. —Уильям, мы уже играли эту сцену. Мы можем вести диалог через дверь, но это будет несколько смущать других гостей. Или ты просто впустишь меня. Он отпер дверь и распахнул ее, разгоняя в комнате клубящийся пар. Она проскользнула к нему, затем повернулась, закрыв и заперев дверь. —Тебе что-нибудь нужно? — спросил он. —Да, — ответила она. — Я придумала кое-что, что может помочь нам в коммуникации. Баффи улыбнулась и не стала вдаваться в подробности. Потянувшись, она повернула вентиль. Опустив руку в наполовину наполненную ванну, она проверила воду. —Действительно горячая. Раньше ты не любил такие обжигающие ванны. Он ничего не мог на это ответить и почувствовал, как по его щекам пополз румянец от воспоминания об их прошлых эротических ваннах в Лондоне и в ливерпульском отеле. Она встала перед ним и начала расстегивать пуговицы на его жилете. Его защищающиеся руки поднялись, чтобы удержать ее. —Мне не нужна помощь, Баффи. Я сам принимал ванну после того инцидента. —Я знаю, — кивнула Баффи. — Иногда по три или четыре раза в день. Расстегнув на нем жилет, она стянула его с плеч Уильяма и положила на стул. Когда она начала расстегивать пуговицы на его рубашке, он отступил назад, вне пределов ее досягаемости. —Я бы предпочел сделать это сам, Баффи. — И это тоже знаю, — она шагнула к нему, положила руку ему на подбородок и наклонила его голову, чтобы он посмотрел на нее. —Отношения между нами стали лучше, но мы все еще не пришли в норму. Я была очень терпелива, Уильям. Несколько дней мы делали все по-твоему, но теперь я хочу попробовать по-своему. Пожалуйста? Он мог бы вступить в спор. Он мог бы выдержать ее гнев. Но ее честный, пронизывающий взгляд и простая просьба «пожалуйста» сделали его беспомощным. Она продолжила расстегивать его рубашку, а он продолжал молчать, его руки замерли по бокам, словно парализованные. —Теперь брюки. Он моргнул, глядя на нее. —О нет, не надо. Ты сейчас не можешь вернуться к викторианству со мной, супруг. Баффи приподнялась и поцеловала его в губы так невероятно нежно, что на несколько мгновений он забыл, как дышать. Как давно она может так целоваться? Неужели он просто забыл об этом за время своих мытарств? Она углубила поцелуй и прижалась своим носом к его. Это было одновременно и сладостно невинно, и ужасно интимно. Он выдохнул ей в рот, беззащитный перед ней. —Ммм, — промурлыкала она, и ее руки принялись трудиться над его брюками. Протесты были давно забыты. В мгновения она расстегнула все пуговицы, и его брюки, а затем и нижнее белье оказались у ног Уильяма. Она положила ладонь в центр его груди. От этого жеста его сердце пустилось вскачь. Он внимательно наблюдал за ней. — Ничего страшного, что ты немного похудел, хотя миссис МакЛафлин была бы очень зла на меня за это. Ты же знаешь, что в любом случае она бы обвинила меня. Я собираюсь прекрасно провести время, откармливая тебя, Уильям. С улыбкой она начала расстегивать лиф своего платья. Дойдя до третьей пуговицы, Баффи замерла, всего на мгновение. Она бросила на него взгляд, и ее зеленые глаза задали вопрос еще до того, как она его озвучила. —Ты не мог бы… помочь, Уильям? Он мог. О, Боже, он мог. Кончики его пальцев неуверенно коснулись края пуговицы. Затем он просунул ее в отверстие. Выполнив эту задачу, он методично принялся за следующую застежку. Пока он был сосредоточен на том, чтобы ее раздеть, она провела подушечками пальцев по линии его челюсти. Это было такое знакомое и в то же время такое чувственное прикосновение - снова быть так близко к ней после стольких дней и ночей, проведенных в уверенности, что он больше никогда ее не увидит снова. Его дыхание стало неровным, сбивчивым, и он усилием воли заставил его замедлиться. Как только он расстегнул лиф, она освободилась от платья и повесила его на спинку стула. На ней была комплект цвета слоновой кости; это был один из его первых подарков. Он маняще облегал ее изгибы. Поскольку ванна была полна, она закрутила вентиль, затем одарила его многозначительной улыбкой и шагнула в его объятия. —Думаю, эта ванна достаточно просторна для двоих, не так ли? Он прокашлялся и кивнул. Баффи избавилась от нижнего белья в рекордно короткие сроки: «Необычное преимущество истребительницы», — подумал он. Она вложила свою руку в его, а затем шагнула в горячую воду. Он последовал за ней. Она села с одного конца ванны. Вода чуть прикрывала ее грудь. Ее соски играли в безумную игру «ку-ку», когда вода плескалась о ее тело. Чувствуя, как твердеет его член, он с некоторой поспешностью сел в противоположный конец ванны. Уильяму вспомнилась скульптура, которую он видел давным-давно в Британском музее - Ундина, водяная нимфа. Даже это неземное создание не могло сравниться с Баффи - ее кожа поблескивала от капелек воды, влажные волосы прилипли к вздымающейся груди. Его богиня воды потянулась под водой и раздвинула ноги Уильяма маленькой, но настойчивой рукой. Освободив себе место, она повернулась и придвинулась к нему так, чтобы оказаться между его ног, прижавшись спиной к его груди. Как оцепеневший дурак, он мог только сидеть на месте, пока она опускала голову ему на грудь. Через мгновение она дотянулась под водой и взяла его руки, обхватив ими себя. Боже милостивый, как же это было приятно. —Я скучала по тебе Уильям. —Я… тоже скучал по тебе. Ужасно. —Тогда нам точно стоит избавиться от «скучания». Ты так не думаешь? Он кивнул, не доверяя своей речи. —Уильям, может, поговоришь со мной? Пожалуйста? —Я стараюсь, Баффи. Правда, стараюсь. Просто… что если я никогда не смогу рассказать об этой ситуации? —Ничего страшного, если ты не можешь говорить об этом, Уильям. Дело в том, что я не уверена, что «не говорить об этом» тебе помогает, — она сделала паузу, словно готовясь к чему-то серьезному. — Послушай, если они делали с тобой что-то… что было связанно с сексом… —Нет, дело совсем не в этом. Баффи ничего не говорила. Она просто лежала в объятиях Уильяма, прижавшись головой к его груди. Обычно в такие моменты она прилагала столько усилий, чтобы заполнить тишину, поэтому молчание нервировало его, заставляло быть откровенным, к чему он был совершенно не готов. —Это связано с тем, что я видел, что они творили. Видел, как они убивали людей, детей - а я ничего не делал, чтобы остановить их. Просто оставался беспомощным зрителем. Я чувствую себя виноватым в этом. —Ты же знаешь, что это не так, Уильям. Ты против их двоих? Ты ничего не смог бы сделать. Ты знаешь это. —Но дело не только в этом, Баффи. Я изменился. То, что я видел, перекраивает человека. Правда в том, что мне трудно говорить с тобой, потому что боюсь, что я уже не тот человек, каким был. Я не тот мужчина, которого ты знала. —Ну, тебе все это знакомо, не так ли? —Прости. Я не очень понимаю. Она аккуратно поднесла кончик его пальца к своему ожерелью и провела им по колье с колом, которое он купил для нее в Нью-Йорке. —Ты знаешь, каково это - любить человека, который уже не тот, кем был раньше. Ты женился на Элизабет, провел медовый месяц с Баффи, а теперь состоишь в браке с Истребительницей. Я думаю, ты, образно говоря, уже написал книгу о том, как любить человека, который постоянно меняется. Он отчаянно пытался придумать, что ответить, но когда открыл рот, чтобы заговорить, вместо этого зашелся в приступе кашля. Когда он отдышался, она обхватила его своими руками, словно окутывая коконом. —Уильям, я сейчас именно та женщина, которой являюсь, и ты сейчас именно тот мужчина, которым являешься. Мы оба не являемся теми людьми, которые сыграли свадьбу друг с другом, и я не думаю, что кто-то из нас хотел этого. Мы не брали на себя обязательств оставаться не изменяющимися со временем. —Да, любимая. —Но ты не можешь сохранять такую дистанцию. Это уничтожит нас. Ты не должен скрывать от меня что-то «для моего же блага». Я уже усвоила этот урок в отношении нас - слишком болезненно. Я хочу тебя, Уильям, - изменившегося или нет. Я люблю тебя. И думаю, ты тоже все еще любишь меня, не так ли? Его жена не собиралась позволять ему увильнуть от ответа. И, черт возьми, она заслуживала лучшего, чем то, что он ей предлагал. Она заслуживала его мужества. Возможно, храбрость - это нечто большее, чем борьба с монстрами и противостояние толпе. Возможно, доля мужества заключается в том, чтобы быть пугающе честным с человеком, которого любишь больше всего на свете. С человеком, который дал тебе смысл жизнь. Даже если ты чувствовал себя грязным, в шрамах и недостойным. —Я люблю тебя, Баффи. И всегда буду - независимо от того, ну, независимо от того, кто ты. —И я люблю тебя, независимо от того, изменился ты или нет. И с этого момента мы перестаем «оберегать» друг друга. Мы перестаем принимать решения друг за друга. Больше никаких пряток, никакой защиты. Он почувствовал влагу на щеках, которая не имела никакого отношения к воде в ванной. Является ли частью мужества проявление жене своего истинного «я», включающее плач в ванной? Он ужасно боялся, что так оно и есть. Она повернулась к нему лицом, их тела потерлись друг о друга, издавая восхитительный звук. Когда она прижалась своей чудесной скользкой грудью к его груди, он не смог удержаться от стона. Очень медленно она начала целовать и облизывать его горло. Он сглотнул, и она принялась маняще посасывать то место, где только что покачнулся его кадык. Он запустил пальцы в ее влажные волосы, и она издала воркующий вздох. Его член отозвался на этот звук восторженным подергиванием. Боже милостивый, эта женщина была просто великолепна. Поцелуи Баффи проложили дорожку к его уху. Ее голос был низким, успокаивающим. —Все те «я», которыми я была, всегда будут любить тех «тебя», которыми ты был - и когда-либо будешь. Просто позволь мне любить тебя, дорогой. Она приподнялась и прижалась своими бедрами к его. Очень медленно, чувственно она провела пальчиком по основанию его эрегированного члена. Когда она опустилась на него, его глаза закатились. Ее теплые стенки так плотно обхватили его член, и это доставляло такое удовольствие, что ему стало трудно дышать. Скольжение назад домой, в центр ее естества, казалось таким же необходимым, таким же неудержимым, как гравитация. —О, Баффи, — застонал он. Слезы начали литься из его глаз уже вовсю. Не тихие и достойные, а настоящие, не мужественные рыдания. Она привстала, приподняв бедра, наклонилась и стала сцеловывать слезы с его щек. —Прости меня, любимая. Мои эмоции, кажется… — запнулся он. —Не надо объяснять. Не надо скрывать. Она приподнялась в воде, а затем медленно опустилась обратно на его длину, слегка выгнув бедра, пока насаживалась на него. Кончиками пальцев она играла с его волосами, перебирая кудри. Он с жадность приподнялся, и она встретила его рот, ее язык заскользил по его языку в интимном танце, после чего Баффи втянула и прикусила его нижнюю губу. Он смутно заметил, что когда ее бедра снова приподнялись, это произошло с такой силой, что вода полилась на пол. Стук сердца гулко отдавался у него ушах. Ее внутренние стенки плотно сжимались вокруг его члена в ритме стаккато, и он понял, что не сможет долго продержаться. Его яйца восхитительно напряглись, и он почувствовал, что оргазм стремительно приближается. Когда она крутанула бедрами, прижавшись к нему тазом, он больше не мог сдерживаться. Он со стоном излился в нее. Она приподнялась на несколько сантиметров, а затем снова опустилась на него, вызвав еще одну продолжительную волну оргазма. Она крепко сжимала его, напрягая свои внутренние мышцы, они пульсировали по всей длине его члена, выжимая из него еще несколько восхитительных взрывов. После продолжительным сжиманий, самых интимных тисков, она расслабилась и положила голову ему на плечо. Подушечки ее пальцев пробежались по его плечам, по потускневшей резьбе на его спине. Хотя он готовился к боли, ее прикосновения были успокаивающими, исцеляющими. Он судорожно вздохнул. Окруженный ее теплом, ее любовью, Уильям не знал, что сказать. Этот момент казался ему почти священным, и он боялся, что его неуклюжие слова могут осквернить его. Через некоторое время он обмяк в ней, и она наклонилась, чтобы поцеловать его в уголок губ. Он повернулся в поцелуе, углубляя его, пробуя ее на вкус, наслаждаясь своей удивительной женой. Она прервала поцелуй и прильнула губами к его уху. —Итак, я думаю, мы убедились, что ты не «импотент» - ни в сексе, ни в других аспектах, которые ты мог бы себе надумать. Он усмехнулся. —Ты уверена, любимая? Я был бы не прочь проверить это еще раз. —Как насчет того, чтобы продолжить в нашей спальне? Если мы продолжим в том же духе, в вестибюле может начаться дождь. Кроме того, есть несколько маневров, которые я хочу попробовать на этом очень мягком матрасе. И на кресле тоже, если задуматься. Возможно, когда мы закончим, то сможем попробовать такую вещь, как «разговор».