Самсон лег в кровать, на его голове осталось совсем немного волос.
Он съел кусок Чудо-Хлеба и снова лег в постель.
Regina Spektor — Samson
Баффи привела Уильяма в их гостиничный номер. Он ступал осторожно, его ботинки оставляли грязные следы на ярко-синем ковре. Она жестом указала на кресло с мягкой спинкой, стоящее у окна. —Хочешь присесть? — спросила она. Уильям покачал головой и закашлялся. Он пошатнулся на ногах, но она заметила, что Уильям старается не касаться рукой обоев. Он был весь в грязи и засохшей крови. Зная Уильяма, можно было предположить, что он чувствовал себя слишком грязным, чтобы прикасаться к чему-либо в комнате, и наверняка был слишком измотан, чтобы долго стоять на ногах. Баффи робко коснулась его руки. —Может быть, ты хочешь принять ванну перед сном? —Очень. —Оскар остановился, чтобы забрать твой багаж со склада. Как насчет того, чтобы мы начали купать тебя сейчас, а к тому времени, когда ты будешь готов, он принесет тебе несколько чистых вещей? Он кивнул и попытался скинуть с себя плащ. Но попытка не увенчалась успехом, поэтому она подошла к нему и помогла стянуть пыльник с его плеч. Положив предмет одежды на сундук у изножья кровати, она собрала некоторые купальные принадлежности, а так же ножницы. Когда она потянулась, чтобы взять его за руку, он не сопротивлялся. Пока они шли по коридору, ее шаг был медленным и размеренным - таким, каким идут рядом с очень пожилым человеком. Роскошные отели были сопутствующим элементом путешествия с Оскаром, и купальня не была исключением; она была такой же шикарной, как и все остальное в гостинице. Комната была выложена белоснежной плиткой. Ванна на ножках в виде когтистых лап имела огромные размеры и была оснащена сверкающими серебристыми кранами. Уильям рухнул на деревянный стул у окна; ноги его сильно дрожали, а взгляд был устремлен в пол. Баффи подошла к ванне и повернула краны. Комната быстро наполнилась клубами пара. Чувствуя, что Уильям хочет сделать для себя как можно больше, Баффи сцепила руки перед собой, глядя, как он наклонился и принялся развязывать ботинки. Его неуклюже пальцы прилагали к этому больше усилий, чем требовалось, но она оставалась неподвижной. Сняв ботинки, он стянул с ног носки. —Со мной все будет в порядке, — заверил Уильям. —Не надо присматривать за мной. —Просто… э-э… твои швы. —Швы? Она дотронулась до своей левой брови. —Швы из Рок-Спрингс? Их давно пора снять. Он понимающе кивнул и разразился приступом кашля. Баффи схватила мочалку и смочила ее в воде из ванной, после чего опустилась перед ним на колени. Она очистила область вокруг его шрама - вытянутой косой буквы «Y», которая в точности повторяла ту, что носил Спайк. Раньше носил. Лучше не думать ни об этом, ни о возможных последствиях. Она успокоила руку и просунула ножницы, чтобы разрезать первый шов. Чик. Когда тот был снят, она перешла к следующему - серия из разрезов. Освободив швы, она подцепила нитки кончиком ножниц. Швы уже давно затянулись и легко снялись. Закончив, она коснулась подушечками пальцев передней части его рубашки. Он вздрогнул. —Я подумала, что тебе понадобиться помощь еще и с этой рубашкой, — сказала она, надеясь, что ее слова прозвучали по-деловому. Видимо, это подействовало, так как Уильям не выказал никакого протеста. Она расстегивала пуговицы на его рубашке, сопротивляясь нахлынувшему на нее желанию. Ей страстно хотелось прижать ладони к его груди, почувствовать, как гулко бьется его сердце. Кончики ее пальцев жаждали прикоснуться к его коже, чтобы убедиться, что под его чересчур худощавой грудной клеткой он вдыхает и выдыхает. Она просто хотела окунуться в его успокаивающее тепло. Но это не то, чего сейчас хотел он, не то, что ему было нужно. Поэтому она сосредоточилась на его пуговицах. —Эта одежда годится только для того, чтобы ее сжечь, — пробормотал он. —Ну, от меня ты не услышишь никаких возражений. Можем устроить ее сожжение позже. И мы быстро вернем тебя к твиду, Уильям. Может быть, ему нужно было легкое прикосновение? Решительная рука? Она понятия не имела. Из-за его новой бороды и взгляда, устремленного в пол, она могла только догадываться о выражении лица Уильяма. —Вот, сиди, — попросила она, обойдя спинку стула, чтобы помочь ему снять рубашку. Когда она увидела его спину, то не смогла сдержать вздоха. Поскольку он был в своем плаще, она понятия не имела о количестве его ран. Вся спина от воротника до подола рубашки, была покрыта засохшей кровью. Из-за части ссадин под сорочкой материал прилип к спине. Он не пошевелил ни единым мускулом, никак не отреагировал на нее. Он просто сидел, склонив голову. Она заставила свой голос оставаться ровным, бесстрастным. —Боюсь, что снятие рубашки вновь откроет некоторые раны, но тут уж ничего не поделаешь. Я буду настолько бережной, насколько это возможно. Баффи начала с его плеча, отделяя рубашку от кожи. Когда она попыталась снять сорочку, ткань натянула раны. Некоторые порезы снова открылись и закровоточили. Как только рубашка была снята, стал виден характер нанесенных повреждений. Его спина была покрыта рядом странных узоров. Они показались ей примитивными, похожими на что-то племенное, и были настолько же продуманными, насколько и бессмысленными. Какое-то чудовище нанесло на Уильяма эти отметины, заполнившие его спину. Некоторые из них были более старыми и уже начали заживать, но другие были свежими и все еще сочились кровью. На его спине насчитывалось более дюжины знаков, должно быть, он терпел это каждую ночь. Баффи сильно закусила губу, чтобы сдержать слезы. Она подошла к раковине и смочила полотенце в холодной воде. Поскольку ванна была почти полной, она закрутила краны, а затем вернулась, встав позади Уильяма. Очень осторожно Баффи стала промокать его порезы. Прошло несколько минут, прежде чем открывшиеся раны перестали кровоточить. Она понимала, что теплая вода, скорее всего, откроет их снова. Сейчас ее главной задачей было удалить грязь и засохшую кровь с более ранних повреждений. После нескольких походов к раковине его спина стала настолько чистой, насколько это было возможно. На протяжении всего процесса, Уильям оставался безмолвным, опустив голову. О том, что он в сознании, она могла судить только по тому, что на стуле он оставался в вертикальном положении. Не зная, что еще можно сделать, она прикоснулась кончиками пальцев к его спине, как можно нежнее проведя по ранам. Он вздрогнул. Она наклонилась и прижалась поцелуем к месту за его ухом. —Они заживут, Уильям. Ты поправишься. Вот увидишь. Он вздохнул - очень шумно. —Баффи? Она обошла его, чтобы опуститься перед ним на колени. Учитывая его опущенную голову, это была единственная возможность посмотреть ему в глаза. —Если честно, я чувствую себя довольно… отвратительно. Мне не совсем… приятно, что ты видишь меня в таком виде. Баффи задумчиво посмотрела на него и глубоко вздохнула. —Если ты действительно хочешь, чтобы я ушла - я уйду. Но мне бы очень хотелось остаться, Уильям. В том числе и потому, что, думаю, тебе очень пригодится моя помощь. Но, честно говоря, в основном из-за того, что… я соскучилась по тебе. Она шокировала саму себя своей откровенностью. В промежутках между переживанием за Уильяма, она провела последнюю пару недель, проклиная себя за то, как поступила с ним. За то, что скрывала от него правду и разрушила основу их брака. По правде говоря, она видела, что он ведет себя странно отстраненно из-за того, что ему пришлось пережить от рук Дру и ее ковбоя, но не могла не задаваться вопросом, не была ли причина его отстраненности в ссоре, которая произошла между ними перед тем, как его похитили. —И, — добавила она, —ты не кажешься мне отвратительным. Ничуть. Он поднял голову и посмотрел на нее впервые с тех пор, как они встретились у хижины несколько часов назад. В его ранее небесно-голубых глазах сейчас бушевал шторм. Он смотрел затравленно. —Баффи, я хочу принять ванну один. Прошу. Что она могла ответить на это «прошу»? Могла ли она отнять еще больше у него? Она кивнула, почувствовав себя более беспомощной, чем когда-либо. —Я вернусь с твоей одеждой, когда Оскар принесет ее. Баффи встала и, наклонившись, нежно поцеловала его в макушку. Не имея предлога остаться, не сумев найти к нему подход, она ушла. Баффи заплакала только тогда, когда почти добралась до их комнаты.***
Два дня спустя. Уильям знал, что спит до смешного много. Казалось, он спит круглые сутки. Если это был лечебный сон, то можно было бы считать это плюсом. Однако этот был отнюдь не безмятежным. Он был наполнен детальными видениями, которые будоражили его до глубины души. До сегодняшнего дня все его сны были об одном и том же: Дру и ковбой. Ночи, когда она использовала его кожу, как холст, а свои ногти - как кисти, приговаривая: «Неглубокие надрезы, неглубокие надрезы. Пусть кровь течет». Долгие дни, проведенные прикованным к крыльцу и неспособным отгородиться от звуков плача и мольбы по ту сторону закрытых дверей. Хуже всего было пересматривать разрозненные моменты, в которых он видел испуганные лица жертв монстров, умоляющих сохранить им жизнь. Когда Уильям увидел сон другого плана, он сначала почувствовал облегчение. Прошло несколько мгновений, прежде чем он понял, что это был сон, который он видел на борту «Адриатики» - полжизни назад, когда она превратилась из Элизабет в Баффи. Уильям сидел рядом с Баффи на холме с видом на Хампстед-Хит, перед ними было расстелено одеяло и сервирован пикник. Полуденное солнце согревало его лицо, а легкий бриз будоражил воздух. Как и в прошлый раз, он протянул руку, чтобы заправить прядь ее волос за ухо. Она застенчиво улыбнулась ему, оторвала виноградинку от грозди, уложенной в корзину для пикника, и осторожно поднесла ее к его губам. Положив виноградинку ему в рот, она позволила своему пальчику задержаться. Он смело провел кончиком языка по подушечке ее пальца, и она закусила губу, лукаво сверкнув зелеными глазами, а затем убрала палец. Она провела ладонью по его руке, а затем переплела свои пальцы с его. Ветер усилился, принеся с собой запах только что вспаханной земли. Легкий бриз перебирал ее волосы и шелестел юбками, пока она вставала; он поднялся вместе с ней. Она прищурилась, глядя на горизонт, чуть ниже ряда деревьев, и выражение ее лица стало печальным. —Время пришло для меня, Уильям, — сказала она. Он крепко сжал ее пальцы, усилием воли удерживая на месте. —Время движется, как река, и я никогда не буду прежней в этом потоке, — она с горечью посмотрела на него. —Тогда останься здесь со мной, дорогая. —Не могу, Уильям. Ты знаешь это. Это всего лишь заимствование, воспоминание. Время гонит нас вперед, нравится нам это или нет. Уильям, Спайк, Баффи, Элизабет - кем мы будем, зависит не от нас. Это зависит от времени, — с каждой секундой выражение ее лица становилось все серьезнее, и он устремил взгляд к горизонту, чтобы понять, на что она смотрит. Вдалеке виднелась линия пальм. Это был новый элемент сна. Однако Биг-Бен все еще оставался на месте, выглядя странно неуместным посреди Калифорнии. Как только он поднял на него глаза, стрелки гигантских часов достигли двенадцати, и куранты начали отбивать время. Он быстро перевел взгляд обратно на Баффи, чтобы увидеть пугающее зрелище. Каждый раз, когда звучал колокол, ее изображение мерцало и раздваивалось. Как будто она была отражением в воде, расплывающимся с каждой пульсацией времени. К тому времени, когда часы пробили двенадцать, ее образ превратился в две разные версии его жены – Баффи, одетую в платье в зеленую и белую полоску и Истребительницу в брюках и с конским хвостом. —Мне жаль, Уильям, — произнесли они вместе, звуча пугающе. —Прости? — заикаясь, произнес он, не в силах отойти от прежнего сценария. Баффи жестом указала на холм, где раньше находились часы. Холм теперь был покрыт копошащейся массой того, что выглядело как люди. Однако они были странно белыми с головы до ног. Их движения были похожи на действия насекомых: они собирались в группы, а затем снова расходились. Они неуклонно приближались к тому месту, где они с Баффи устроили пикник на вершине холма. —И теперь у вас есть ваша Истребительница, чтобы сражаться с белыми демонами. Так почему же Баффи и Уильям все время оказываются втянутыми в это? Баффи мрачно посмотрела на своего близнеца. Истребительница с конским хвостом кивнула и шагнула к своему близнецу, и они обе повернулись к нему лицом. За их спинами виднелся холм, по которому уверенным маршем поднимались белые демоны. —Шансы в этом бою выглядят не очень благоприятными для меня. Для любого из нас, — произнесла Истребительница. Баффи посмотрела на Уильяма, улыбнулась и торжественно произнесла: —Прощай, мой Уильям. —Элизабет, нет, — воскликнул он. Он потянулся, чтобы остановить их, схватив Баффи правой рукой, а Истребительницу - левой. Но как только он дотронулся до них, обе ее версии посмотрели на него, замерцали, а затем исчезли во вспышке пламени ни дыма, оставив его с небольшой горсткой пепла в каждой ладони. Он проснулся от того, что кто-то стучал в дверь. Уильям почувствовал огромное облегчение и ужас. Это было предзнаменование? Что оно могло значить? В дверь снова кто-то постучал, причем довольно громко. Все еще сильно встревоженный образами из своего сна, Уильям некоторое время возился с одеялом, прежде чем смог, спотыкаясь, пересечь комнату и открыть дверь. Это был Оскар, который выглядел нетерпеливым и разгоряченным. —Уильям, ты готов? —Готов? —Наш поход к цирюльнику. Уверен, ты помнишь. —О, да. Естественно. Он натянул сюртук и вышел вслед за Оскаром за дверь, стараясь отогнать тени своего сна в самые глубины сознания.***
Когда он вернулся в отель, то чувствовал себя совершенно новым человеком: его лицо было свежевыбритым, а кудри - недавно остриженными. Оскар остановился у местного ресторана и предложил Уильяму идти дальше, и он согласился. Открыв дверь, он обнаружил, что Баффи возится у прикроватной тумбочки. Она поприветствовала его улыбкой, а затем продолжила раскладывать на столе наволочки, создавая подобие скатерти. На ней было платье с узором из роз, а волосы не убраны в хвост, как она обычно делала в последнее время, а распущены по плечам. Она была совершенным видением, и он тут же принялся за изучение содержимого своего сундука. После очень долгого и неловкого молчания к ним в комнату вошел Оскар с несколькими прикрытыми тарелками. Баффи взяла их у него и поставила на приготовленный ею стол. —Сегодня вечером у нас радужная форель под слегка острым миндальным соусом «Альмандин», спаржа и персиковый коблер. Я также взял на себя смелость и купил эту чудесную бутылку шардоне. Ну, вообще-то, две бутылки, — Оскар поставил обе бутылки на полку возле двери. —Нам бы не хотелось брать твое, — запротестовала Баффи. —О, не волнуйся, Бакгуай. У меня в комнате есть одна или… возможно, две, — Оскар смущенно улыбнулся. —Меня не будет вечером. Я приглашен на игру в вист в местный игорный зал, и всерьез намерен обыграть местных жителей. Кто-то же должен оплачивать наш экстравагантный образ жизни. Оскар лукаво вздернул брови. Отвесив последний, очень эффектный поклон, он покинул комнату. —Голоден? — спросила Баффи. —Весьма. —Ты побрился, — заметила она. —Ты выглядишь более… похожим на себя, — и тут же закусила губу, словно желая вернуть свои слова обратно. —Я имею в виду, что ты и раньше был похож на себя, но, знаешь, более волосатый, — она вздохнула и села за трапезу. —Ты выбралась из брюк, — сказал он, усаживаясь напротив нее. Она метнула на него взгляд, а улыбка на ее губах выглядела натянутой, неуверенной. —Не то чтобы в брюках было что-то плохое. Они тебе идут, — запинаясь, проговорил Уильям. Ее улыбка стала ярче. —На западе это не кажется таким уж существенным. Представляешь, если бы я надела их в Лондоне? Он наколол кусочек спаржи. —Если бы дядя Томас увидел тебя в брюках? Его лицо приобрело бы совершенно новый оттенок багрового. Она просияла, глядя на него, и начала смеяться. Звук ее смеха - Господи, как давно он его не слышал. Он звучал, как солнечное сияние. —Видел бы ты Оскара в магазине одежды, когда я примеряла их. Он все время настаивал на чем-то более вызывающем. Он не мог заткнуться по поводу брюк до колен! — она подняла свою голову и широко улыбнулась. —Ну, естественно. Я полагаю, он давил на тебя и по поводу тканей. Возможно, настаивал на чем-то из атласа? —Ты угадал, — она подняла бокал с вином в шуточном тосте, он поднял свой, наклонив его к ее фужеру и коснувшись края. Звяк. Это были «они». Такими, какими они были до того, как его похитили, до того, как она изменилась. Неужели все можно вернуть вот так просто? —Как давно ты носишь брюки? — спросил он. —Уже около двух недель. А. С той ночи, когда его похитили. Конечно. И будь он проклят, как глупо было заводить эту тему. Он занял руки, добавляя на форель соус. В тот момент, когда он упомянул о «происшествии», атмосфера в комнате полностью изменилась, словно торнадо пронесся по ней. —Я подумала, что мне нужно освободить ноги от платьев - так будет легче драться, — упорно продолжала Баффи эту проклятую тему. —Но, как оказалось, мне не нужно было драться. Ты справился с этим вполне самостоятельно. Она подняла свой бокал с вином в очередном тосте. У него не было желания праздновать свой «героизм» или вообще что-либо, связанное с этим эпизодом. Когда он не поднял бокал в ответ, ее улыбка растаяла, она опустила фужер и принялась перекладывать рыбу на своей тарелке. Дьявол. Не поддержать тост, похоже, тоже было неправильным решением. После нескольких мгновений неловкого молчания они оба сосредоточились на еде. Обнаружив, что первая бутылка вина опустела, Уильям откупорил вторую. Он наполнил бокал Баффи, затем налил еще себе. Они быстро покончили с едой, и Уильям сложил тарелки друг на друга. —Я просто отнесу их вниз, к стойке регистрации, — сообщил он. —Уильям? — она бросила на него взгляд, полный печали и отчаяния. —Я хочу поговорить с тобой. Мы не можем так больше продолжать. Ты не прикасаешься ко мне. Ты не говоришь со мной. Только что ты на секунду ослабил бдительность - но как только речь зашла о Дру, ты снова воздвиг стену. —Я не знаю, что говорить, Баффи. —Скажи… проклятье. Говори что угодно, Уильям! —Я попытаюсь. Она шагнула к нему, в ее глазах блестели слезы. —Я люблю тебя, Уильям. Я знаю, что сильно облажалась, не сказав тебе, что снова стала Истребительницей, и сожалею об этом. Клянусь тебе, я больше так не поступлю. Мы супруги - никаких секретов, никаких решений друг за друга. Она потянулась, чтобы взять его за руку. Ее пальцы так сильно дрожали, это было все, что он мог сделать, чтобы не обнять ее, не успокоить, не запутаться пальцами в ее волосах. —Но это касается нас обоих, Уильям. Ты не можешь держаться от меня на таком расстоянии. У нас ничего не получится, если ты так будешь поступать. Если ты не хочешь говорить со мной о том, что случилось с Дру, ты не обязан - но может, тогда мы погорим о чем-нибудь другом? Разве мы не можем просто… быть вместе? Он дернул себя за волосы и прокашлялся. —Я просто… я не чувствую себя готовым… Мне жаль… Баффи. Я не знаю, как мне поступить. Он высвободил руку из ее хватки. —Я пойду приму ванну. Пожалуйста, не жди меня. —Уильям, ты уже дважды принимал ванну сегодня. Может, мы просто… побудем вместе? Пожалуйста? Он колебался, и она, воспользовавшись моментом, шагнула к нему. —Я не буду давить и приставать, обещаю. Я просто хочу побыть с тобой. Она положила руку ему на плечо и посмотрела таким серьезным взглядом, что он не нашел в себе сил оттолкнуть ее. —В прошлой жизни я однажды умерла, — сказала она. —Ты… умерла? —Ну, да. Долгая история. Но когда я вернулась, все думали, что знают, что для меня лучше. Все уговаривали меня преодолеть это, исцелится, снова окунуться в жизнь. Они просто пытались помочь, но все их усилия только усугубляли ситуацию. Единственным существом - единственным человеком, который был доволен просто быть со мной, был ты. —В образе Спайка? Монстра? —Внутри тебя всегда был Уильям, но да, будучи монстром, ты был рядом со мной, несмотря ни на что. И ты научил меня, что иногда нужно довольствоваться тем, что просто… есть. Мы можем это сделать? Быть? Вместе? Она взяла его руку в свою и улыбнулась. —Не хотите ли прогуляться со мной, мистер Пратт? —Э-э… куда? Куда бы вы хотели пойти? Баффи взяла инициативу на себя, сделала четыре шага влево и потянула его вниз, усадив на кровать. Она быстро опустилась на колени и сняла его обувь, а затем и свою, после чего проскользнула мимо него и легла. —Иди сюда, — сказала она с ухмылкой. Он лег рядом с ней, чувствуя себя так же скованно и неловко, как и выглядел, без сомнения. Она подняла его руку, а затем прижалась к нему, обхватив его за талию. —У меня к тебе вопрос, Уильям. Он вздрогнул и напрягся. Ему следовало догадаться, что она не сможет удержаться от вопроса о его злоключениях. —Что такое «шулята»? —Что? — закашлялся Уильям. —Шулята. Оскар говорит это, когда иногда ругается и думает, что я за пределами слышимости. Ты тоже говорил это раньше. Это какой-то сорт чая? Что-то вроде «Эрл Грея»? —Боже милостивый, нет. Это… ну, э-э-э, это такое обозначение для мужских шариков, знаешь, его бубенчики. —Ну, это нисколько не проясняет ситуацию. —Это термин для обозначения мужских… ну, знаешь, яиц. —О! Наконец-то я знаю слово! Его яйца! — она залилась хохотом и повторила слово «шарики». Он задался вопросом, существовала ли в мире другая женщина, которая была бы в таком восторге, узнав еще один термин, обозначающий тестикулы. Он не смог удержаться от смеха. Баффи обняла его за талию, и ощущения были совершенно прекрасными. Он точно знал, что она делает. Она была абсолютно откровенной в своих мотивах, но как он мог противиться? Она напоминала ему о том, кем он был, кем были они - вдвоем. Это было не то, чего, как он думал, хотел, но это было именно тем, что ему было нужно. —Манера речи твоего народа. Она не перестает меня удивлять. Дай мне другое слово. —Другое? Другое... грубое обозначение половых органов? —Да! - согласилась она с невероятным энтузиазмом. —А, ну… давай посмотрим. Как насчет… «литавры»? —Это легко, — усмехнулась она. — Сиськи! —Верно, — признал Уильям. Он почувствовал, как вспыхнули его щеки, и был рад, что Баффи не видит его румянца. Она была его женой и знала его очень близко, но в нем укоренилось представление, что подобные темы недопустимы. Таковы были нормы. То, как она подводила его к обсуждению этих тем, всегда было так восхитительно. Как удивительно, что это по-прежнему так. —У меня тоже есть слово, — предложила она. Он так погрузился в свои мысли, что между ними повисло молчание. Ее попытки сохранить этот момент выглядели совершенно очаровательно. —И что же у тебя есть? —Навуходоносор! —О, очень хорошо. Этим выражением пользуются только очень старые или очень религиозные люди. —Тогда я должна получить двойные очки за то, что знаю его, — ответила она. —Прекрасно, даю двойные баллы за знание. Но… — Уильям рассеянно подался вперед и запустил пальцы в ее волосы. —Как насчет «arbor vitae»? —Понятия не имею. По-моему, использование испанского - это жульничество. —Это латынь, любимая. —Без разницы. Все равно жульничество. Дай мне другое. Она приложила ладонь к его сердцу, и это было так приятно, так успокаивающе, как будто в его грудь каким-то образом влили лауданум. —Nug, — ответил он. —Хмм, ты можешь употребить это слово в предложении? —Обмениваться с тобой грязными словечками было на удивление приятно, моя nug. Баффи некоторое время молчала, потом уткнулась в его шею и, приподнявшись, проговорила ему в ухо: —Это означает… жена? —Вроде того, — он повернул голову, чтобы посмотреть на нее. Ее волосы рассыпались по его груди, а зеленые глаза сверкали в тусклом свете - чудесное видение, которое, как ему казалось, он больше никогда не увидит. Уильям наклонился и с нежностью поцеловал ее в лоб. —Это ласкательное обращение. Все равно что сказать «моя милая» или «моя любимая». Она удовлетворенно вздохнула и снова положила голову ему под подбородок. —Значит, это мое любимое. Хотя оно лишь немного превзошло «шарики». Он чувствовал себя таким умиротворенным, таким потрясающе расслабленным, каким не чувствовал себя уже дольше, чем мог вспомнить. Жена в его объятиях, ее голова прижимается к его сердцу, как целебный бальзам, - он ощущал покой, удовлетворение. Его рука, все еще путавшаяся в ее волосах, наконец замерла, так как усталость овладела им. И впервые за долгое время он погрузился в сон без сновидений.