Моя Элизабет/My Elizabeth

Он сидел рядом с Элизабет на холме с видом на Хампстед-Хит, перед ними было расстелено одеяло и сервирован пикник. Полуденное солнце согревало его лицо, и, когда легкий ветерок растрепал ее волосы, он улыбнулся ей. Он знал, что это сон. Они никогда не устраивали пикников на этом месте и не собирались делать этого теперь, когда находились за полмира от него. Хотя это и не было реальностью, для него это был бальзам на душу, и он не хотел ничего делать, чтобы разрушить видение. Он протянул руку, чтобы заправить выбившуюся прядь волос Элизабет за ухо. Она застенчиво улыбнулась ему, оторвала виноградинку от грозди, уложенной в корзину для пикника, и осторожно поднесла ее к его губам. Положив виноградинку ему в рот, она позволила своему пальчику задержаться. Он смело провел кончиком языка по подушечке ее пальца, и она закусила губу, лукаво сверкнув зелеными глазами, а затем убрала палец. Она провела ладонью по его руке, а затем переплела свои пальцы с его. Он не мог вымолвить ни слова, боясь, что сказанное может разрушить чары и он снова потеряет ее. Он был слишком слабым человеком, чтобы рискнуть проснуться и прогнать ее. Если эта версия во сне - это все, что у него есть, он будет цепляться за нее, как утопающий хватается за соломинку. Ветер усилился, принеся с собой запах только что вспаханной земли. Легкий бриз перебирал ее волосы и шелестел юбками, пока она вставала; он поднялся вместе с ней. Она прищурилась, глядя на горизонт, чуть ниже ряда деревьев, и выражение ее лица стало печальным. —Время пришло для меня, Уильям, — сказала она. Он крепко сжал ее пальцы, усилием воли удерживая на месте. —Время движется, как река, и я никогда не буду прежней в этом потоке, — она с горечью посмотрела на него. —Тогда останься здесь со мной, дорогая. —Не могу, Уильям. Ты знаешь это. Это всего лишь заимствование, воспоминание. Время гонит нас вперед, нравится нам это или нет. Уильям, Спайк, Баффи, Элизабет - кем мы будем, зависит не от нас. Это зависит от времени, — с каждой секундой выражение ее лица становилось все серьезнее, и он устремил взгляд к горизонту, чтобы понять, на что она смотрит. Биг Бен возвышался вдали над линией деревьев, хотя он принадлежал Вестминстерскому дворцу, а не Хампстед-Хит. Как только он поднял на него глаза, стрелки гигантских часов достигли двенадцати и куранты начали отбивать время. Он быстро перевел взгляд обратно на Элизабет, чтобы увидеть пугающее зрелище. Каждый раз, когда звучал колокол, ее изображение мерцало и раздваивалось. Как будто она была отражением в воде, расплывающимся с каждой пульсацией времени. К тому времени, когда часы пробили двенадцать раз, ее образ превратился в две разные версии Элизабет, идентичные друг другу. Он все еще держал руку той Элизабет, которая была рядом с ним; другая версия стояла рядом с ней, и обе они смотрели на него, полные сожаления. —Мне жаль, Уильям, — произнесли они вместе, звуча пугающе. —Прости? — заикаясь произнес он. Элизабет, стоявшая дальше от него, жестом указала в сторону холма, где раньше находились часы. Холм теперь был покрыт копошащейся массой того, что выглядело, как люди. Однако они были до странности белыми с головы до ног. Их движения были похожи на действия насекомых: они собирались в группы, а затем снова расходились. Они неуклонно приближались к тому месту, где они с Элизабет устроили пикник на вершине холма. —Баффи должна была стать той, кто будет сражаться с белыми демонами. Как я оказалось той, кто должна это сделать? Я сделала свой выбор - быть с тобой. Она – Истребительница, — Элизабет, которая стояла поодаль, мрачно посмотрела на своего близнеца. —Баффи? — спросил Уильям, глядя вниз на женщину, чья рука оставалась зажатой в его ладони. Она скептически посмотрела на него и спросила: —Кто ты, черт возьми, такой? — ее голос был размеренным, и она звучала точно так же, как та Баффи, которую он узнал в последние дни. Стоявшая дальше всех Элизабет наклонилась и достала из корзины для пикника нож для масла. Она посмотрела вниз с холма на приближающийся строй «белых демонов», затем повернулась и взглянула на Уильяма и своего двойника. —Шансы в этом бою выглядят не очень благоприятными для меня. Для любого из нас. Я думаю, ты выбрал не ту девушку. Баффи ответила: —Ты права. Элизабет посмотрела на Уильяма, улыбнулась и торжественно произнесла: —Прощай, мой Уильям. —Элизабет, нет, — воскликнул он. Хотя его левая ладонь оставалась сцепленной с ладонью Баффи, он протянул правую, чтобы схватить за руку Элизабет и не дать ей двинутся в сторону толпы, которая уже поднималась на холм. Однако в тот момент, когда он коснулся руки Элизабет, обе ее версии посмотрели на него, замерцали, а затем исчезли во вспышке пламени и дыма, оставив его с небольшой горсткой пепла в каждой ладони. Он проснулся.

***

Сны приходили каждую ночь. Они были одновременно утешительными и душераздирающими. Было чудесно видеть, как она смотрит на него влюбленными глазами, чувствовать тепло ее руки в своей, осознавать доверие, скрытое в ее улыбке. Но за эти моменты всегда приходилось расплачиваться тем, что она уходила от него. Иногда белые демоны вырывали ее у него. В других снах их разлучала желтоглазая женщина-демон. Так или иначе, в конце концов, он оказывался в холодном финале с пустыми руками. Проснувшись, он никак не мог вернуться ко сну, и поэтому принимался читать или бродить по палубе до рассвета. Так он делал последние три дня, находя успокоение в обыденности. После долгой утренней прогулки он проводил следующие несколько часов в салоне, ближайшем к его каюте. Он всегда держал книгу перед глазами, а иногда даже утруждал себя чтением. Он обнаружил, что когда другие пассажиры предполагали, что он читает, они оставляли его в покое, к обоюдному удовольствию всех сторон. В его присутствии джентльменам становилось неловко, а дамы бросали на него жалостливые взгляды, без которых он вполне мог обойтись. Послеобеденное время проходило в импровизированном спортзале, который работники котельной оборудовали рядом со спальными помещениями. Джордж показал ему небольшое, но хорошо оборудованное помещение и познакомил с некоторыми из тех, кто им пользовался. Они приняли его без лишних вопросов и любопытных взглядов. Он проводил приятные часы, поднимая тяжести, прыгая через скакалку и в целом изматывая свое тело. Это было бездумное, изнуряющее тело занятие и потрясающе эффективное психологически. Вечера были самыми некомфортными. При естественном распорядке пассажиров и членов экипажа, ему негде было коротать вечера, кроме как в своей каюте, ужиная с женой. Каждый день они проводили несколько часов вместе в почти полной тишине. То немногое, что происходило между ними, было неловким и неуклюжим, как будто они оба были генералами, наблюдающими за полем боя, каждый из которых не знал, враг перед ним или союзник. Вскоре после ужина он выходил на прогулку, пока она готовилась ко сну. Когда Уильям возвращался в комнату, он приглушал свет, и они засыпали, она в своей кровати, он на своей раскладушке - в метре друг от друга, но между ними было более ста лет. Она больше не сердилась на него и не казалась такой печальной, как в начале. Тем не менее, она была далека от него. Как будто она воздвигла стену не только между собой и им, но и между собой и остальным миром. Она много наблюдала, была вежлива, но оставалась практически немой. Хотя она казалась, за неимением лучшего слова, вменяемой, Элизабет там просто не было, а новая жительница, Баффи, тоже практически не появлялась. Она всегда засыпала первой. Даже когда она спала, он чувствовал, как его притягивает к ней, как море тянется к берегу. Так было с тех пор, как она впервые легла с ним. Она преобразила его, и теперь ему было почти невозможно заснуть, если она не лежала в его объятиях. Сейчас погрузившись в дремоту, он слышал ее ритмичное дыхание; иногда она что-то бормотала вслух. Это было лучшее время его дня - просто быть с ней, когда она спокойна. Пока он лежал в темноте, его мысли блуждали в разных направлениях. Обычно он размышлял о том, что она делала в течение дня, пока он бродил по кораблю. Судя по стопке книг, сложенных у изножья кровати, она много читала. По правде говоря, ее интересы были разнообразны и несколько жутковаты. Похоже, она также посвящала значительную часть своего времени физическим упражнениям. Всякий раз, когда он интересовался, как прошел ее день или пытался установить с ней контакт, она заново возводила свою стену. К третьему дню он вообще перестал спрашивать. После тревожного сна о двух Элизабет и белых демонах на Хамстед Хит, он отказался от мысли снова заснуть. Поскольку было уже полпятого утра, он решил провести некоторое время в одиночестве в салоне. Уильям проскользнул по коридору в темную комнату. Она была хорошо обставлена, застелена толстым золотистым ковром, вдоль стен стояли обитые плюшем кресла. Он зажег небольшую газовую лампу в углу, выбрал потрепанный томик и устроился в кресле. Несмотря на то, что комната хорошо просматривалась, из-за больших стеклянных окон, выходящих в коридор, она казалась довольно уединенной. Поскольку Уильям чувствовал себя довольно тоскливо, он выбрал мрачного поэта, который не был в его обычном вкусе, но в его жизни мало что было обычным в эти дни. Расположившись в кресле в углу, он начал читать. Странно, но хотя поэт с отчаянием писал о потерянной любви, его слова принесли Уильяму некое утешение, и вскоре он почувствовал, что успокоился почти до состояния сонливости. Когда он начал клевать носом, почти погрузившись в сон, его потревожил слабый звук. Со стороны двери донеслось нечеткое тук-тук-тук, и он встал, чтобы поприветствовать посетителя, положив книгу на приставной столик. Через стекло он видел, что его посетительница - красивая женщина с волосами цвета вороньего крыла и большими голубыми глазами. Уильям не видел ее на борту корабля, что было удивительно, поскольку он проводил дни напролет, слоняясь по Адриатике, и поэтому был хорошо знаком со всем пассажирами. Пока она смотрела на него через окно, он чувствовал нарастающий дискомфорт; Уильям решил просто пожелать ей доброй ночи и вернуться в свою каюту, чтобы дождаться рассвета. Он открыл дверь. Однако женщина не вошла в комнату и не отошла в сторону, чтобы пропустить его. Она просто наблюдала за ним, на ее губах заиграла легкая улыбка, очень напомнившая ему кошку, с которой он был знаком в детстве. Хотя эта кошка была отличным мышеловом, она была чрезвычайно жестока со своей добычей. —Все равно, что смотреть на конфетку в витрине магазина, — обеспокоенно произнесла женщина. —Да, э-э, очень хорошо, — ответил Уильям, нервно дергая себя за волосы. — Я как раз возвращаюсь в свою каюту. Пожалуйста, не стесняйтесь, пользуйтесь салоном. —Мне не нужно приглашение, но твой прием - очень джентльменский знак внимания, мой Уильям. Он изумленно посмотрел на нее. «Мой Уильям?» Он почувствовал растущую потребность вернуться в свою каюту, чтобы быть рядом с Баффи. Не просто необходимость оставить эту женщину, а желание сбежать. Ледяное покалывание пробежало по его позвоночнику. Поскольку она не двигалась с места и загораживала собой выход, ему ничего не оставалось, как отступить, чтобы дать ей пройти. Войдя в комнату, она прижала руку прямо к его груди, заставив сделать шаг назад. —Бедный заблудший ягненок, — промурлыкала она. Несмотря на прохладу в комнате, он почувствовал, как пот выступает на его шее и стекает по спине. Он покосился на странную женщину. —Теперь я вас покидаю, мадам. Меня ждет моя жена, — он сделал еще один шаг назад и в сторону, пытаясь обойти ее. Женщина же просто последовала за Уильямом, держась между ним и дверью. Она улыбнулась ему, но на этот раз в ее улыбке был намек на гнев, острый и горький. —Не создан для того, чтобы быть мужем. Но и не заблудшая овечка. Предназначен быть Темным Принцем, — держа одну руку на его груди, она взялась другой рукой за его плечо, притягивая к себе в своеобразные объятия. Страх зародился в глубине его живота и начал подниматься. —Мэм, я настаиваю, чтобы вы отпустили меня, — это казалось ему совершенно нелепым, и все же, кроме как физически оттолкнуть ее, он не знал другого способа выпутаться из этой ситуации. Женщина лишь улыбнулась в ответ, ее глаза лукаво блеснули. Он чувствовал, как сердце бешено колотиться в груди, пока он боролся с нахлынувшим страхом. Он снова шагнул назад и в сторону, пытаясь обойти ее. Она двинулась вместе с ним, все еще крепко обнимая его. —Мне не нравится этот танец, Уильям. Я бы хотела другой. —Оставьте меня в покое, мадам, — он поднял свою ладонь, чтобы отвести ее руку от своей груди - она была ледяной и непоколебимой. Он снова отступил, но на этот раз не по своей воле. Теперь она заставляла его двигаться назад, давление ее руки на его грудь подталкивало Уильяма, пока икры не уперлись в сидение кресла. Сила ее руки возросла, вдавливая его в обивку. Она последовала за этим движением и нависла над ним, фактически прижав его к креслу. —Ты не должен быть застенчивым, мой Принц. Ты должен хотеть получить свой темный дар. Должен хотеть меня. —Уверяю вас, это не так, мадам. Боюсь, что вы умудрились принять меня за другого. Или, возможно, у вас не все в порядке с головой, и вы нуждаетесь в медицинской помощи. Она бросила на него кинжальный взгляд. —Это мой темный дар. И это очень, очень невежливо - не принять подарок, Уильям. Я очень сильно рассержусь на тебя. Уильям тщетно пытался подняться с кресла. Он знал свою силу на боксерском ринге. Уильям мог бы легко одолеть мужчину вдвое крупнее его самого. Тем не менее, женщина держала его в почти нечеловеческой хватке. Незнакомка ухмыльнулась и, держа одну руку на его груди, другой раздвинула ноги Уильяма, а затем встала на колени между ними. —Хочешь другую разновидность танца, верно? Все вы одинаковы - мужчина или демон. Все хотят танцевать. Пальцами свободной руки она провела по ширинке брюк Уильяма. Он почувствовал внезапный прилив адреналина, когда его тело машинально откликнулось на ее прикосновение. Она рассмеялась - сумрачным, музыкальным смехом - и посмотрела на него, ее голубые глаза сверкали. —Это мой мальчик. Любит получать удовольствие от боли, не так ли? — медленно, дразняще она расстегнула верхнюю пуговицу его ширинки. Хотя его переполняло отвращение к этой женщине, ее манипуляции через материю брюк заставили его член слегка затвердеть. Испытывая презрение в ней и собственному телу, он стал бить ногами по ее туловищу, пытаясь вырваться из практически тюрьмы. Она оставалась неподвижной - железные тиски. Его ноги зашаркали по полу, упираясь в дерево, чтобы сдвинуть кресло назад и вырваться из ее хватки. Это было бесполезно. Как и все остальные кресла на корабле, это тоже было привинчено к полу. Он вытянул руки, чтобы оттолкнуть ее назад. Ее зубы впились в его ладони, она была как собака, пытающаяся укусить муху, смеялась над ним. Тем временем ее рука расстегнула вторую пуговицу на его ширинке. Его сердце так громко стучало в голове, что когда он только услышал грохот, то не был уверен в его направлении. Инстинктивно он посмотрел в сторону двери и увидел, что она распахнута настежь. В дверном проеме стояла… - удивительно, невозможно - его жена. Баффи вошла в комнату, похожая больше на воина, чем на жену, несмотря на то, что была одета в белую фланелевую ночную рубашку. Ярость сверкнула в ее глазах, когда она прошипела: —Убери свои лапы от моего мужа, ты, шлюха.