Когда мысли в твоей голове начинают тебя смущать,
Перестань чувствовать эти чувства, лучше засунь их поглубже!
Мюзикл «Book of Mormon» — Turn It Off
—Покажи мне еще раз, — упрашивала Дру, молитвенно сложив руки - совсем как ученица католической школы. Голограмма Сияющего Человека ухмыльнусь и подмигнула ей. —Похоже, мы что-то забыли. Мы ведь не забыли, как просить вежливо? (Не забыла. Просто не захотела.) Дру опустилась на колени перед голограммой, та подмигнула, а потом сказала: —Молодец, девочка. С мерцанием и вспышкой изображение Сияющего Мужчины сменилось другим видением. Силуэт двух фигур. Одной из них явно была Дру, а другой - мужчина с ярко-белыми волосами и в длинном черном кожаном плаще. Они стояли бок о бок перед Адской Пастью, у их ног лежало безжизненное тело Истребительницы. (Вместе, Темный Принц Уильям и я, убьем Истребительницу, навсегда изменив судьбу Адской Пасти). —Да, да…, — прошелестел Сияющий Мужчина, снова обретая четкость и стирая видение взмахом руки. Он указал пальцем на Дру и приподнял брови. —Но не сегодня. Следующие пару ночей тебе нужно набираться сил. Расправься с некоторыми из этих неудачников. Я не хочу, чтобы ты сейчас искала своего Уильяма. Как только ты убьешь кого-то из первого класса, им вдруг станет не все равно, а я хочу, чтобы ты была немного ближе к берегу, когда это произойдет. Дру кивнула (властная, полная бранных слов) и начала вставать. —Еще не все. Сегодня вечером ты найдешь свой ужин на лестнице, курящим сигарету. Он должен быть там примерно минут через десять, так что будь хорошей девочкой и не мешкай. Он изобразил странный короткий приветственный жест, затем замерцал и исчез из вида с едва слышимым хлопком. Дру переключилась на лицо игрушки, затем глубоко вонзила ноготь указательного пальца в деревянное дно ящика, прочертив неровную линию по полу прямо у ног своей куклы. (Это линия, которую ты не должна пересекать, пока мамы нет дома). Хотя внутри ящика была самая черная ночь, ее куклы могли видеть эту черту, она знала. Им не нужен был свет, чтобы видеть, как не нужны были слова, чтобы говорить с ней. (Где начинались они, и заканчивалась она?) Дру почувствовала головокружение. Она всегда чувствовала такой заряд темного восторга, когда на зов приходил ее Сияющий Мужчина (неджентльмен, но ее спаситель). Ее Сияющий Мужчина так хорошо о ней заботился. Он приготовил для нее ящик, научил «ловить рыбок» на ужин. Он показал ей лучший путь, чем то унылое существование, которое она влачила с Ангелусом и Дарлой. Сияющий Мужчина определил ее судьбу. Она создаст своего Темного Принца Уильяма и будет править рядом с ним миром, который они создадут сами. Он показал ей видения, и Сияющий Мужчина никогда не лгал ей. И она не лгала ему, не совсем. Она просто не рассказала ему всего. (Хорошая девочка - молчаливая девочка). Дру не рассказала ему о видении, которое показали ей ее куколки (умные малышки). Как и Сияющий Мужчина, ее малышки никогда не ошибались и разговаривали с ней гораздо дольше, хотя бедная мисс Лили не очень хорошо произносила слова с этим железнодорожным штырем во рту. Она начала разговаривать с ней в ночь убийства ее собственной мамочки (такая ярко-красная кровь, сияющая вокруг ее головы, как нимб). В ту ночь они рассказали ей о грядущих переменах. Они рассказали ей об Ангелусе, о Дарле. Они рассказали ей об Уильяме, ее Темном Принце, который ждал, когда она приведет его к нежизни. Они рассказали ей о будущем, о ее судьбе: «Вместе, она и ее Принц Уильям, убьют Истребительницу, навсегда изменив судьбу Адской Пасти». Как и ее Сияющий Мужчина, они так же показывали ей видения. Прекрасные картины (танцующие в пламени и крови). И хотя слова были идентичны пророчеству Сияющего Человека, сами видения не были таковыми. В обоих видениях Дру могла видеть себя, тело мертвой Истребительницы и Адскую Пасть. Однако, в видениях кукол у ее Принца не было странных белых волос и длинного черного плаща. Их Принц Уильям был одет в коричневый пиджак, к его бедру был пристегнут пистолет, а волосы были каштановыми и вьющимися. Какое из видений показало ей истинное лицо ее Темного Принца? Она не знала. Мисс Пенни пробормотала ей, (Время Уильяма еще не пришло). Дру наступила на изящную фарфоровую ножку мисс Пенни, раздробив ее на осколки под каблуком своей туфли. (Да, моя дорогая. Мамочка знает). Дру была очень терпелива. Такой хорошей, хорошей девочкой она была. Хотя Сияющий Мужчина просил ее подождать, она пойдет к своему Принцу, когда он ее позовет. (Через три дня, может быть, четыре). Это была мисс Эдит. Дру протянула руку и с любовью погладила мисс Эдит по голове. Да, она может подождать несколько дней. Набраться сил, пока не придет время найти своего Принца и подарить ему новую жизнь. Послав воздушный поцелуй своей маленькой компании молчаливых служанок, она открыла дверь своего ящика и выскользнула в ночь, где на соседней лестнице ее ждало бьющееся сердце ужина.***
Спать в одежде было плохой идеей, когда на ней надеты джинсы. Когда она была покрыта метрами викторианского снаряжения, это было просто ужасно. Баффи проснулась, запутавшись в нескольких слоях материала, воротник впивался ей в шею. Уильям уже проснулся и одевался у большого шкафа. Она тихонько пододвинулась, слегка наклонив голову, чтобы лучше видеть. Он только что стащил через голову нижнюю сорочку и рылся в ящиках, без рубашки, спиной к ней. У него определенно было тело, как у Спайка. Когда он потянулся к высокой полке, чтобы достать свежую сорочку, его мышцы рельефно прорисовались и напряглись. Он был больше похож на хищника, чем на спокойного английского джентльмена, за которого себя выдавал. Он внезапно повернулся к ней, и она поспешно захлопнула веки. —Доброе утро, Баффи, — поприветствовал он. Она не успела сделать это достаточно быстро. —Привет, — пробормотала она, раздраженная радостными нотками в его голосе. Вчера она немного ослабила бдительность и уже пожалела об этом. Особенно, когда перед ней стоял жизнерадостный полуголый «муж» с телом, на которое он, откровенно говоря, не имел права. —Хорошо спала? — он надел через голову нижнюю сорочку и застенчиво улыбнулся ей. —Не очень, — проворчала она. —Жаль это слышать. Возможно, завтрак будет тем, что вернет тебе хорошее расположение духа. — Он продолжил одеваться, застегивая пуговицы на небесно-голубой рубашке. Этот цвет очень волнующе подчеркивал его глаза, она просто уверена в этом. Это было очень подло с его стороны - быть таким веселым, заботливым, полуголым и в голубой рубашке так рано утром. Два стука в дверь возвестили о том, что портье прибыл с завтраком. Пока Уильям ходил за подносом, Баффи слезла с кровати и села за стол, запустив пальцы в волосы в тщетной попытке их распутать. Уильям поставил перед ними поднос, снял крышки с разных блюд и налил им чаю, а Баффи положила себе на тарелку несколько тостов. —Не голодна сегодня утром? — спросил он. Она отрицательно покачала головой. Это было просто невыносимо, как он игнорировал ее попытки быть грубой с ним. Он продолжал поддерживать непринужденную беседу. Ублюдок. —Надеюсь, что тебя снова не мучает морская болезнь. Я могу обратиться к доктору Крауднеру, если ты думаешь, что это поможет. —Я в порядке! — она сверкнула на него глазами. Этот намек, к счастью, он, похоже, понял и принялся есть свой завтрак, не предпринимая больше никаких попыток завязать разговор. Она ела свой тост и наблюдала за ним, пытаясь найти способ разобраться в том, кто он на самом деле. —Ты тренируешься? — неожиданно спросила она. —Прошу прощения? —Ты ходишь в спортзал? Тренируешься? Это кажется странным для джентльмена. Он улыбнулся ей, в уголках его голубых глаз появились морщинки. Эта рубашка действительно придавала им ледяной синий оттенок, черт бы ее побрал. —Я занимаюсь боксом, Баффи. Кажется, именно это слово ты использовала. Она не смогла удержаться от короткого смешка. —Ты не похож на любителя бокса! Но он лишь продолжал улыбаться ей. —Не могу не согласиться, однако ты не согласилась с этим и настояла на том, чтобы я продолжал заниматься этим видом спорта. И ты была совершенно права. Это оказалось очень приятно и время от времени очень полезно, — он приподнял свою чашку в знак тоста за нее. —Кем… кем, как ты утверждаешь, я была для тебя. Я имею в виду, до того, как стала твоей женой. Как я появилась в твоей жизни? Какая-нибудь герцогиня Восточного Пемблтонберкшира? Что именно произошло? —Ты была в штате моей домашней прислуги. —А, старая добрая гувернантка влюбляется в хозяина дома? —Что-то вроде этого. —Вроде этого? Кем я была? —Горничной и по совместительству сиделкой при моей матери. —О, Боже, — ее раздражение было на мгновение забыто из-за абсурдности этой мысли. —У меня это хреново получалось? Он рассмеялся. —Вовсе нет! Ты была превосходной медицинской сестрой. Ты скрашивала дни моей матери, как никто другой - что, в конце концов, является главной обязанностью сиделки. —Но вот насчет горничной. Ты не можешь сказать, что я была в этом хороша. —Англия никогда не знала никого, подобного тебе. И не узнает больше, я уверен. Она скептически посмотрела на него. —Ты была весьма… преображающей, — его глаза приняли отстраненный вид и он невольно улыбнулся. —Ты была очень хороша в том, чтобы… учить меня чему-то, Баффи. У тебя так же были очень эффективные методы, когда дело касалось скрытых предметов и защиты нашей семьи от неприятного влияния. Это всегда казалось таким странным, когда он говорил о ее не запомнившейся жизни. Либо она совершала такие поступки, о которых ничего не помнила, отчего чувствовала себя пустой и использованной. Или он лгал, что наполняло ее тихой яростью. Она колебалась между этими двумя вариантами - оба заставляли ее чувствовать себя одинаково несчастной. Если она поверит ему, это будет означать, что десять лет ее жизни ушли навсегда. Что она навсегда потеряла свою семью, своих друзей, свою жизнь. Что она каким-то образом превратилась в эту женщину, которая решила жить в этом времени, выйдя замуж за эту странную версию Спайка. С другой стороны, если он лгал, у нее был шанс вернуть свою жизнь, вернуться к своей судьбе Истребительницы, вернуться к тем, кто рассчитывает на нее. Он должен был лгать. Просто он делал это гораздо лучше, чем она когда-либо могла себе представить. Когда их прервали два коротких стука в дверь, Уильям поднялся, чтобы открыть ее. Баффи отодвинула стул, решив, что это портье пришел забрать посуду, и была удивлена, увидев вместо него доктора Кауднера, стоящего в коридоре. —Доброе утро, Уильям, Элизабет, — решительно произнес он, коротко кивнув им обоим. —Уильям, мне нужно поговорить с вами наедине. Выйдите, пожалуйста, в коридор на минутку. Уильям выглядел смущенным, но кивнул и вышел вместе с доктором, плотно прикрыв за собой дверь. О, это выглядело нехорошо, совсем нехорошо. Частный разговор о ней, как будто она была ребенком, а папа и доктор обсуждают ее лечение? Так не пойдет. Она придвинулась к двери, чтобы подслушать; однако толстый металл плохо пропускал звук, и она смогла уловить только обрывки фраз, в которых было очень мало смысла. Доктор казался очень раздраженным. Он спросил, использовал ли Уильям «устройство», и Уильям совершенно честно ответил, что нет. Затем доктор разразился проповедью о «чутком отношении к слабому полу». Было трудно уловить сквозь металлические стены. Он определенно решил, что Уильям как-то недоброжелательно отнесся к ней, и сказал, что хотел бы забрать аппарат и вернуть его в трюм. Уильям распахнул дверь и начала отступать назад в комнату, потому она быстро поспешила назад к столу. —Очень хорошо. Как только мы позавтракаем и оденемся, я распоряжусь, чтобы за вами пришел портье, и вы сможете проследить за тем, как убирается устройство. Уильям закрыл за собой дверь и прислонился к ней с явным облегчением. —Кровавый ад. От того, как он это сказал, у нее кровь застыла в жилах; он говорил точь-в-точь как Спайк. —Что ты сказал? — спросила она, голос ее был монотонным. —Кровавый ад? — он выглядел озадаченным, пока не догадался о причине ее раздражения. —Прости за мои ругательства. Мы с тобой… часто употребляли их в компании друг друга. У тебя это получалось особенно хорошо. — Он одарил ее еще одной улыбкой. Его десятая за день? Она уже сбилась со счета. Он потер рукой затылок. —В любом случае, доктор хочет забрать это устройство. Кажется, я его чем-то обидел. Полагаю, это даже к лучшему. —Разве ты не хотел им воспользоваться? — она сунула под струю свой большой палец, чтобы проверить воду. —Нам не нужно беспокоиться об этом, — сказал он, не встречаясь с ней взглядом. —Ты не хотел бы его использовать? — переспросила она. —Не особо. Какой мужчина не хотел бы использовать это на своей жене? Это нежелание побудило ее подтолкнуть его в том направлении, которого он стремился избежать. Должно быть, он боится использовать это на ней; вероятно, знал, что не сможет сохранить маску в интимной ситуации. —Я хочу, чтобы ты использовал его. Сейчас, — вот, ее глупый рот сказал это. Тот самый глупый рот, который предложил ему использовать этот аппарат на ней в первый раз. Он приподнял одну бровь и склонил голову, глядя на нее в точности, как Спайк. Если она и думала отказаться от этого предложения, то взгляд, которым он только что наградил ее, окончательно закрыл эту дверь. —Да, Уильям, я бы хотела, чтобы ты использовал прибор на мне, прямо сейчас. Если он не хотел использовать его на ней, единственным очевидным вариантом действий было настоять на этом. Он моргнул. —Почему? —Разумеется, как часть моей терапии. —Нет, Баффи. Почему? Почему сейчас? — он протянул руку, чтобы коснуться ее кисти, но она отпрянула назад, прежде чем он дотянулся до нее. Она повернулась к нему спиной, сердито расстегивая пуговицы на платье. Баффи услышала его шаги позади себя. Когда он заговорил, его голос был низким и размеренным: —Если ты не хочешь отвечать на этот вопрос, то может, ответишь на другой? Вчера ты начала оттаивать совсем чуть-чуть. Почему ты так сердишься на меня сегодня? Дурак. Она злилась на него, потому что начала оттаивать, потому что он начал пробиваться сквозь ее стену. Конечно, она не могла сказать ему об этом; она не была настолько глупа, чтобы выдать игру. Но, похоже, она действительно побеждала, по крайней мере, пока. Ему не нравилось, как все развивается, и это, как ничто другое, давало ей мотивацию, необходимую для движения вперед. Расстегнув пуговицы, она позволила платью скользнуть на пол. На ней все еще был ярко-красный комплект белья, который она выбрала вчера утром. Повернувшись, Баффи с вызовом посмотрела ему в лицо. Он тут же нервно отвел взгляд. Удивительно. Как ее муж, Уильям должен был привыкнуть видеть ее в нижнем белье. Как Спайк, он должен был пялиться на нее. Но он не делал ни того, ни другого. Она переместилась к изножью кровати и забралась наверх, внимательно наблюдая за ним. Он лишь провел пальцами по спутанным волосам, беспокойно дергая их. Уильям пристально смотрел на нее. Он выглядел практически несчастным. —Ты не обязана этого делать, Баффи, — он снова так старался отговорить ее от этого, что она не смогла удержаться, чтобы не надавить на него. —Я настаиваю на этом, Уильям. Запускай эту малышку. Она скрестила руки на груди, подводя черту на полу их каюты. Щелкнув выключателем, он включил прибор и пересек ее линию. Та-тамп, та-тамп, та-тамп. Это был фантастически неприятный и несексуальный звук. Она внимательно наблюдала за своим противником, пытаясь предугадать его следующий шаг. Он протянул руку и взял палочку, его длинные тонкие пальцы деликатно держали ее. Его глаза метнулись к ней. —Ты…? То есть… есть насадки. Ты полагаешь, что…? — он замялся, румянец окрасил острые углы его скул. —Это ты мне скажи. Как мой муж, ты должен знать, что делать дальше. Она легла спиной на кровать, пытаясь разжать бедра. Если дело дойдет до викторианского «взять на слабо», она собиралась идти до победного. —Очень хорошо, — его голос был низким и ровным. — Пожалуйста, приподними бедра, и я помогу тебе снять панталоны. «Дыши», — напомнила она себе. В любой момент он может снять маску и выпустить Спайка наружу. Как только он это сделает, игра будет окончена. Фарс закончится, и Спайку придется признать правду. —Я справлюсь, — проворчала она. Приподняв бедра, она высвободилась из панталон и бросила их на пол. Он наклонился, чтобы поднять их и положить на кровать рядом с ней, а сам шагнул ближе к кровати и оказался между ее ног. Намеренно сделав несексуальное лицо, она прищурилась, ожидая увидеть, что он смотрит на ее промежность. Вместо этого его голубые глаза посмотрели в ее, полные чего-то, очень похожего на нежность. Это совершенно обескуражило ее. Она закрыла глаза, вспомнила, как дышать и удвоила усилия. —Скажи, когда будешь готов, Спайк. Та-тамп, та-тамп, - напомнил о себе аппарат. Его пальцы коснулись внутренний стороны ее икры, очень нежно - его теплые и человеческие пальцы. Проклятье. —Я думаю, все пройдет легче, если ты расслабишься. —Я достаточно расслаблена, — процедила она сквозь стиснутые зубы. Она заставила мышцы ног расслабиться, сосредоточившись на дыхании, на том, чтобы превзойти его в этой игре. —Сейчас я приложу прибор к твоей внутренней стороне бедра, чтобы ты привыкла к его движению. У него странное трепыхающееся действие, и я не хотел бы тебя напугать. Он думает, что сможет обмануть ее, притворившись заботливым. Она была практически оскорблена тем, что он не понял, как легко она его раскусила. Он осторожно прижал стержень к внутренней стороне ее бедра, как раз в верхней части, рядом с промежностью; наконечник постоянно двигался по ее мышцам, заставляя Баффи слегка поначалу подрагивать, пока она не привыкла к его ритмичным движениям. —Когда ты захочешь, чтобы я остановился, тебе нужно будет только произнести мое имя, — его голос был низким и искренним. —Спайк, — попробовала она. Возможно, он слегка поморщился от этого; она не могла сказать наверняка. Все должно было пойти совсем по-другому. Она глубоко вздохнула и в очередной раз закрыла глаза. Раз уж заварила кашу… Она сможет это сделать. Она и раньше испытывала оргазм, обычно в одиночестве в своей спальне, хотя Райли подарил ей три, возможно, четыре оргазма. Если он будет продолжать блефовать до последнего, она сможет дойти до финала. —Я начинаю, Баффи, — он поместил наконечник прибора прямо у входа в ее влагалище и наклонил палочку вверх, так что она коснулась ее клитора. Святые равиоли Бэтмена - это было чудесное ощущение, совсем не похожее на неистовое теребление в темноте. Это было совершенно другое ощущение; это слегка неконтролируемое чувство было похоже на прикосновение к проводу под напряжением. Ее веки невольно открылись, и она увидела, что он смотрит на нее, смотрит ей в глаза, а не на ее киску, как она ожидала. Его кадык дернулся, когда он тяжело сглотнул. —Это… приемлемо? Приятно? Она хотела сказать что-то язвительное. Она хотела обыграть его в этой гребаной игре. Но больше всего ей не хотелось, чтобы ощущения прекратились, чтобы он перестал так смотреть на нее. Она бросила быстрый взгляд на его промежность, чтобы убедиться, что да, у него была очень заметная эрекция. Однако он не делал ничего непристойного, ничего спайковского. Никаких похотливых взглядов или приставаний. Просто принимал участие и наблюдал за ней с чем-то похожим на нежность. Малодушно закрыв глаза, она кивнула ему. Он повернул палочку под другим углом, коснувшись ее чувствительного бугорка так, что по позвоночнику и внизу живота пробежали маленькие импульсы. Затем он начал водить вдоль ее щелки, вверх и вниз, слегка проникая, ровно настолько, чтобы вызвать чувственный эффект, а затем отстранится. Откуда он мог знать, как это делать, как правильно прикасаться к этой части ее тела, если она сама не знала? Баффи услышала, что кто-то издал тихий стонущий вздох, и поняла, что это была она. Напряжение нарастало, как разгорающееся пламя, возникшее у ее клитора и распространяющееся по всему телу, как крошечные электрические разряды. Она постоянно напоминала себе: что бы ни случилось, не произноси его имени. Если ты произнесешь его имя… он остановится. Она прикусила нижнюю губу, пока он двигал стержень к верхушке этого маленького пучка нервов внутри ее бугорка, надавливая все интенсивнее, читая сигналы ее тела и увеличивая темп своих ритмичных прикосновений. Она вцепилась руками в простыни, ища чего-то, чего-то, похожего на продолжение или завершения этого. Она почувствовала его руку, теплую, успокаивающую, сначала на своем кулаке, а затем, когда она повернула ладонь, его пальцы переплелись с ее, умиротворяя, удерживая на месте, освобождая ее. Именно это прикосновение, это нежное держание за руку, казалось, стало ее крахом. Оргазм начался не глубоко внутри, как это бывало раньше, а на кончике ее клитора. Он нахлынул на нее подобно мышечному спазму, но очень приятному. Как фейерверк, вспыхивающий огнем и красками. Мышцы ее киски сокращались и трепетали, сжимаясь вокруг наконечника стержня и слегка подталкивая его вверх. В этот момент она полностью потеряла над собой контроль и не рискнула открыть глаза. Она просто наслаждалась ощущением. Первая мини-кульминация захлестнула ее, затем вторая и завершающая третья - каждая из них поднимала ее чуть выше, а затем снова обрушивала вниз, то ощущение свободного падения, которое она испытывала на американских горках. После третьей и последней волны ее клитор стал фантастически чувствительным, и она слегка отодвинулась назад в кровати. Он подчинился, отодвинув палочку от ее промежности, наклонившись и прижавшись губами к ее лбу. Это был не совсем поцелуй, просто мягкое прикосновение его рта к ее челу. Она почувствовала, как его губы шевельнулись, пробормотав что-то, что она не смогла разобрать за стуком аппарата; затем, сжав руку, которую все еще держал, он отодвинулся от нее и шагнул, чтобы выключить устройство. Она почувствовала, как слезы, горячие и пораженческие, потекли из ее закрытых глаз по лицу. Ее подбородок начал дрожать, но она заставила слезы отступить, судорожно вздохнув. Ее блеф на самом деле даже не был раскрыт, но она все равно потерпела поражение. Она проиграла просто потому, что он никогда не играл, а она была слишком слепа, чтобы заметить это. Он был Уильямом; он всегда был Уильямом, и ее прежняя жизнь канула в лету. Она была той, кто ошибался. Все это время она лишь играла в большую игру с самой собой, с жизнью, в которой она оказалась, и с той, в которой, как она считала, ей самое место. Подняв руку, чтобы вытереть глупые, бессильные слезы, она почувствовала его теплые пальцы, нежно коснувшиеся тыльной стороны ее руки. Она отдернула руку, ее глаза открылись, гневно сверкнув на него. Лежа здесь, почти обнаженная и чувствуя себя уязвимой, она хотела возненавидеть его, увидеть в нем что-то, что оправдывало бы эту ужасную злость, которую она испытывала. Однако выражение его лица не давало ей никаких оснований для этого. Его голубые глаза неотрывно смотрели на нее с состраданием и любовью. —Баффи? Что ты хочешь, чтобы я сделал? — его голос был чуть громче шепота. —Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое, Уильям. Вначале он ничего не ответил. Несколько долгих мгновений он просто смотрел в пол, а потом она услышала его голос, серьезный и печальный. —Хорошо. Он подошел к двери и остановился спиной к Баффи. Она поняла, что он снова ведет себя, как джентльмен, не желая открывать дверь из каюты, пока она лежит почти обнаженная и выставленная напоказ, как на центральном развороте журнала. Она переместилась на кровати, свернувшись в клубок и натянув на себя одеяло. Баффи услышала тихий щелчок двери, когда он покинул их комнату.