Если жизнь не прекрасна без боли,
Что ж, я предпочту никогда, больше никогда не видеть красоту.
Modest Mouse — The View
Баффи не знала, какой была ее первая мысль после пробуждения, потому что ее быстро сменила вторая: утро - хуже некуда. Когда в ее жизни случалось что-то ужасное, утро всегда было хуже всего - эта доля секунды перед тем, как она поняла, что все перевернулось с ног на голову, только делала момент осознания более жгучим, как пощечина. Еще до того, как Баффи открыла глаза, она поняла это; она поняла это по мягкому покачиванию и скрипу корабля. И все же она открыла глаза, чтобы убедиться - стены, обшитые панелями из красного дерева, выкрашенные в белый цвет трубы на потолке. Корабль, милый корабль. Поскольку ее кровать была выше стандартной, его раскладушка находилась на несколько сантиметров ниже. В комнате было так тихо, что она не была уверена, находится ли он вообще здесь. Накануне вечером она была настолько вымотана, что отключилась еще до того, как он вернулся с прогулки по палубе. Аккуратно и тихо она приподнялась, чтобы посмотреть через край своей кровати. Он лежал на спине, всего в полуметре от нее, и крепко спал. Странно было видеть его таким - ничего не подозревающим и уязвимым. Что-то странное и трепетное на мгновение застряло у нее в горле, и она заставила себя сглотнуть. Она не могла не воспользоваться возможностью изучить его, пока он был в неведении. На нем была надета своего рода викторианская версия футболки, белая льняная, плотно обтягивающий его мускулистую грудь. Одна из рук была закинута за голову, во время сна, а длинные, тонкие пальцы, лишенные в данный момент черного лака, были сжаты в кулак. Несмотря на все его заверения, что он не Спайк, правда заключалась в том, что его тело выглядело в точности, как у Спайка. Затем Баффи окинула его лицо долгим оценивающим взглядом. Вчера она не рассматривала его лицо подолгу, но каждый раз, когда смотрела на него, даже мимолетно, Баффи замечала неуловимые различия, которые заставляли ее чувствовать себя очень странно. Однако сейчас, когда он спал, изучить его лицо было не так уж сложно. Первое, на что она обратила внимание, - это была темная тень щетины, покрывавшая его челюсть и подбородок. Она никогда не видела Спайка, нуждающегося в бритье, и это определенно делало его лицо более человечным и подчеркивало впадины под скулами. Его глаза была закрыты, а ресницы лежали на щеках. У него были невероятно густые ресницы для мужчины. Ему должно было быть стыдно, но когда это Спайк проявлял стыд? Его брови тоже были… и тут она остановилась. Его шрам исчез. Больше не было зазубренного шрама - левая бровь стала идеальной, без единой отметины. Ну, подумала она, если у него хватило сил наколдовать корабль и старинные костюмы, то небольшое удаление шрамов будет наименьшим из его «подвигов». Тем не менее, в его внешности было что-то неуловимое, что-то человеческое, это заставляло ее задуматься, а не говорит ли «Уильям» правду. Проблема в том, думала она, - как я могу узнать это наверняка? Его веки выбрали этот момент, чтобы разомкнуться, и она оказалась прямо перед ярко-голубыми глазами, которые улыбались ей, приподняв уголки. Его рот также изогнулся в нежной улыбке, а затем, а одно мгновение, выражение лица полностью изменилось и стерлось, словно тканью провели по сухой школьной доске. Она отпрянула назад в кровати, спрятав голову от его глаз - но было уже слишком поздно. —Доброе утро, Баффи, — его голос был нерешительным. Он произнес ее имя почти как вопрос. —Утро, — пробормотала она в ответ. Она никак не могла решиться назвать его Уильямом. Это означало бы своего рода поражение. Но и найти в себе силы назвать его Спайком она тоже не могла. У него всегда появлялось щенячье выражение на лице, когда она произносила это слово. Возможно, она просто сможет не называть его по имени или будет обращаться к нему «эй, ты», когда ей понадобиться поговорить с ним. Поскольку в комнате было мало места, чтобы передвигаться, пока установлена его кровать, она села и стала смотреть в иллюминатор. Рассвет только начал расправлять свои пальцы по глади океана, янтарные осколки солнечного света сверкали на поверхности воды. Сегодня вода была намного спокойнее, но, глядя на океан, она чувствовала, как к горлу подкатывает ком. Она не могла не вспомнить о другом океане, который простирался рядом с Саннидейлом, месте, которому она принадлежала и, что более важно, где в ней нуждались. Оглянувшись через плечо, Баффи увидела, что он складывает раскладушку и ставит ее у изголовья кровати, а одеяла и простыни сложены рядом в аккуратную стопку. Когда Уильям помассировал рукой затылок и потянулся, она почувствовала укол вины. Эта холщовая раскладушка выглядела чертовски неудобной. Затем она покачала сама себе головой. Ей не за что было чувствовать себя виноватой. Этот парень спал на крышке саркофага. Если только… это был он. Черт бы побрал ее сомнения. Он подошел к деревянному шкафу возле их кровати и начал надевать одежду на день. Поскольку он стоял к ней спиной, она могла наблюдать за ним без притворства. Количество усилий, затрачиваемых на одевание, весьма удручало. Никаких футболок и джинсов. Многослойная система, включающая нижнее белье, рубашку, жилет, пиджак. Это было все равно, что наблюдать, как он облачается доспехи. Баффи закусила губу. Не то чтобы ее снаряжение было намного легче - куча материала, которая весила до неприличия много. Она чувствовала себя так, словно вчера весь день таскала на себе одеяло. Ее размышления были прерваны двумя быстрыми ударами в дверь. Спайк небрежно застегнул манжеты рубашки с помощью крупных украшений, направляясь к двери. Пухлый светловолосый портье стоял у входа, держа в руках поднос с завтраком. Спайк поблагодарил мальчика и взял поднос, после чего закрыл за ним дверь. Он поставил его на кровать, пока раскладывал небольшой столик и стулья. Баффи соскользнула с края постели и устроилась на стуле - ее живот заурчал от аромата свежеиспеченного хлеба. Уильям поднял крышку с подноса, чтобы показать выбор фруктов, сыра и хлеба, а так же мясные блюда на завтрак и заварник с чаем. По крайней мере, благодаря более спокойному морю, ее меньше тошнило. Она принялась за еду. Завтрак прошел так же, как и ужин накануне вечером. Никаких разговоров и очень мало зрительного контакта. Он насыпал в чай немыслимое количество сахара и рассеянно помешивал ложкой в чашке, выражение его лица было задумчивым. Когда они закончили завтрак, он собрал тарелки и выставил их коридор. Уильям подошел к умывальнику и начал рыться в маленькой кожаной сумке, которая висела на крючке рядом с раковиной. Через несколько минут поисков, она услышала, как он что-то бормочет. —Что-то ищешь? — спросила она. —Я никак не могу найти свою бритву. —А, это. Они забрали ее. Доктор и его жена забрали все подобные вещи вчера утром. —С какой стати доктору Крауднеру понадобилось забирать мою бритву? —Подозреваю, чтобы она не попала в мои руки. Они были очень вежливы, но у меня определенно сложилось ощущение, что они убирают острые предметы подальше от сумасшедшей леди. Он встретился с ней взглядом, его губы сжались в тонкую линию. —Мне жаль. Это должно быть крайне унизительно для тебя. —Ничего страшного, но было бы замечательно получить их обратно. Мне нравится, когда рядом со мной острые предметы. Это что-то вроде привычки. —У них на борту есть цирюльня. Ты не против, если я отойду? Мое лицо остро нуждается в бритье, — он провел ладонью по заросшей щетиной челюсти. —Без проблем. Я понимаю. Ты бы видел мои ноги, — она поморщилась. Почему казалось, что в большинстве случаев, когда она говорила, ей следовало заканчивать фразу на предложение раньше, чем она это делала? Он бросил на нее крайне недоуменный взгляд, затем кивнул и вышел из комнаты. Чувствуя себя нелепо в своем бабушкином наряде, Баффи открыла дверцу шкафа, только для того, чтобы разочаровано вздохнуть. Она словно заглянула в магазин одеял или подсобку магазина обивочных тканей: метры и метры материала, в которые ей так не хотелось драпироваться. Она была встревожена, расстроена и немного раздражена. Что ей было нужно, чего она жаждала, так это хорошей тренировки с Джайлзом. Сжав кулак, Баффи ударила им по ряду висевших платьев, которые встретили ее удар побежденным свистом воздуха. На что бы она только не пошла ради пары шорт и майки!***
Уильям откинулся в кресле цирюльника, закрыв глаза, пока гладкое лезвие скользило по линии его челюсти. Эта размеренность, знакомая и привычная, приносила ему приятный комфорт. Ему почти не пришлось ждать в кресле, другие джентльмены в салоне одаривали его чопорными кивками и оценивающими взглядами. Они оживленно беседовали прямо перед его приходом; по тому, как резко они замолчали, нетрудно было догадаться, что темой разговора были Уильям и его сумасшедшая жена. Поскольку главный герой сплетен сидел в зале вместе с ними, остальным клиентам пришлось довольствоваться рассуждениями о пассажире третьего класса, пропавшем вчера вечером. Предполагалось, что он напился и упал за борт, бедняга. Проведя несколько раз по кожаному ремню, мастер перешел к правой стороне лица Уильяма. Уверенной рукой цирюльник приподнял его подбородок, после чего начал брить шею. Уильям сознательно со вздохом расслабил челюсть. Оказаться вдали от нее было так странно, его наполняла смесь тоски и, как бы ему ни хотелось признавать, облегчения. Он чувствовал себя ужасно виноватым за последнюю эмоцию, но она все равно была. Порой находиться в ее присутствии было так больно, что он мог выносить это лишь мгновение - и никак не мог думать о будущем. Ему было невыносимо думать о том, что станет с ними, если она не вернет свои воспоминания, если они останутся «Баффи» и «Спайк» в ее сознании, никогда не вернувшись к Элизабет и Уильяму. —Сэр? — прервал ход его мыслей цирюльник, и Уильям открыл глаза, чтобы взглянуть на ассортимент средств после бритья, выставленный перед ним на подносе. Он выбрал лавровую воду и нанес ее на щеки и горло, а затем высушил руки на белом полотенце, которое предложил ему мастер. Кивнув головой, он вышел из помещения, предоставив несомненно обрадованным пассажирам возможность снова начать судачить о нем. Хотя у него возникло искушение немного прогуляться по палубе, он направился в свою комнату, чувствуя себя обязанным не оставлять жену одну надолго. В обычных обстоятельствах, каюта не казалась бы тесной, но их ситуация была далека не обычной. Он понимал, что это особенно тяжело для Элизабет, в которой было слишком много жизни, чтобы долго терпеть заточение. Он повернул ключ и быстро вошел внутрь. Шагнув в комнату, он чуть не споткнулся о жену, лежащую на полу их каюты. От неожиданности Уильям отступил назад. На ней были ярко-синяя сорочка и панталоны - и только это. Ее волосы были собраны в «конский хвост», она лежала на спине на полу, держа руки за головой и поднимая их и ноги в унисон, одновременно считая. —Шестнадцать, семнадцать, восемнадцать… —Элизабет? — в шоковом состоянии он назвал ее не тем именем. —Что ты делаешь? Она бросила на него неприязненный взгляд, затем отвернула голову, чтобы сосредоточиться на том, что делает. —На что это похоже, что я делаю? Я тренируюсь. Двадцать, — она снова легла на пол и вытянула руки над головой, плотно натянув шелковистую ткань сорочки на груди. Стояк возник мгновенно и беспощадно, заставив его быстро повернуться к ней спиной. —Что? — проворчала она ему. —Я что, «неправильно одета»? Поверь, на мне сейчас больше одежды, чем у девяноста девяти процентов жителей Калифорнии. Он прикусил нижнюю губу и сам немного посчитал про себя. Концентрация на цифрах не сделала ровным счетом ничего, чтобы ослабить его эрекцию. Возможно, если он пройдет мимо нее, то сможет устроиться за столом и почитать путеводитель, который купил перед поездкой. Обернувшись, Уильям увидел, что она все еще лежит на спине, закинув руки за голову. Баффи оторвала ноги от пола и делала ими медленные круговые движения. Это казалось одновременным самым неловким и самым эротичным действием, которое только можно было проделывать со своими ногами. Он возблагодарил Бога за то, что панталоны с разрезом на промежности вышли из моды. Если бы она надела их в этот момент, у него не было бы ни единого шанса. Он был бы поглощен своей похотью - внезапной искрой, зародившейся в его члене и, в конце концов, воспламенившей бы все его тело. Последним, что осталось бы, была бы его улыбка. Повернувшись бедрами и эрекцией к стене, он обошел жену сбоку, когда она опустила ноги на пол и уперлась руками в бока. Взяв справочник, он устроился на складном стуле и открыл книгу на случайной странице. Что угодно, лишь бы отвлечь свои мысли, свои глаза от нее. Его взгляд метнулся вниз, туда, где в двух шагах от него на полу лежала его жена. Ее сорочка задралась настолько, что обнажила небольшой участок живота. Он мог видеть, как ее пупок застенчиво подмигивает ему из-под кружевной отделки. Она делала движения бедрами. Поддерживая руками и ногами свой вес, она ритмично поднимала таз в воздух, считая при этом с придыханием: —Десять, одиннадцать, двенадцать. О, он был проклят, теперь наверняка. Никакой надежды у него не было. Когда ее бедра приподнялись вверх, он увидел едва заметный промельк ее темных кудрей, просвечивающий сквозь ткань на стыке ног. Он крепко сжал книгу и заставил себя посмотреть на страницу. Глаза, к сожалению, ничего не видели и оставались сосредоточенными на бедрах Элизабет. Она села, повернувшись к нему спиной, и подняла руки высоко над головой, начав серию растяжек. Он видел, как пот струйкой стекает по ее шее и образует маленькое влажное пятнышко в том месте, где сорочка прилегала к ее плечу. Уильям облизнул губы. Он знал, что это было неправильно, что это было очень странно - хотеть поцеловать шею своей жены при таких обстоятельствах. Даже такая вещь, как ее пот, возбуждала его, вызывала желание… Она сменила положение, повернувшись к нему лицом. От пота ее сорочка прилипла к груди самым волнующим и приятным образом; кончики сосков проступили сквозь ткань. Его глаза тут же опустились вниз, чтобы заняться чтением книги. Уильям был так быстр, что она никогда бы не заметила, что он пристально наблюдает за ней. На самом деле, он пожирал ее глазами. Он снова закусил губу. Была ли заметна его эрекция? Такое было возможно, учитывая ее положение на полу. Он закинул правую ногу на левую, закрывая ей обзор и эффективно решая эту потенциальную проблему. Оставаясь в сидячем положении, она начала серию медленных подъемов ног. Хотя мужчина был сосредоточен на своей книге, он заметил, что она смотрит на него. Уильям удвоил свои усилия в чтении. По внешним признакам, любой мог бы убедиться, что он увлечен этой книгой-путеводителем и не обращает никакого внимания на свою жену. —Я никогда не видела, чтобы кто-то делал это раньше, — она напугала его, и он чуть не выронил книгу. Быстро придя в себя, он улыбнулся и произнес невозмутимым голосом: —Делал что, Баффи? — он был безмерно доволен собой, что не забыл назвать ее Баффи в таких обстоятельствах. —Читал так книгу, — она подняла ноги вверх и удерживала их в таком положении, медленно считая. —Это стандартный путеводитель. —Не это, — она опустила ноги, и начала поднимать их снова. —Я имею в виду, то, как ты ее читаешь. Вверх ногами. Боже правый. Он поспешно развернул книгу правильной стороной, а затем перевернул ее обратно в исходное положение. — Это… карта. —Карта, — повторила она, и ему показалось, что на ее губах промелькнула улыбка, но она исчезла прежде, чем он смог убедиться в этом. Баффи наклонилась - дотягиваясь до пальцев ног, затем положила ладони на пол, после чего энергично поднялась, чтобы повторить действия. Ее грудь подпрыгивала в такт ритму. Он сжал челюсти и заставил себя сосредоточиться на картах, которые удивительно напоминали страницы оглавления.***
Несколько ударов в дверь прервали упражнения Баффи. —Три предположения, кто это может быть. Первые два не считаем, — проворчала она. Баффи спряталась за дверью, а Спайк приоткрыл ее. —Доброе утро, доктор Крауднер. —Доброе утро, Уильям. Прошу прощения за ранний час, позволите? Как вы провели прошлую ночь? —Прекрасно. Все хорошо, — Спайк нервно дернул себя за волосы. —Да, что ж, я надеялся начать терапию сегодня утром. Ваша жена уже встала и одета? —Скажи ему, что я голая и вооруженная, — прошипела Баффи из-за двери. Его щеки вспыхнула ярко-красным румянцем. —Она не совсем… готова для компании в данный момент, доктор. —Прекрасно. Тогда, возможно, мы могли бы прогуляться по палубе, Уильям. Есть несколько вопросов относительно ее терапии, которые мы должны обсудить. —Конечно, — согласился Спайк. Он кивнул в сторону Баффи, но не отрывал взгляда от пола, пока выходил, закрывая за собой дверь. Баффи прислонилась к стене и вздохнула. Она уклонилась от еще одной «пули» доктора - но только сейчас. Так, так, «Уильям». Это утро стало для нее некоторым открытием. Именно тогда, когда он так хорошо нацепил маску правильного англичанина, и Баффи начала думать, что он говорит правду, он превратился в Спайка, как только она начала показывать ножки. О, конечно, сначала он вел себя неловко и вежливо. Но когда он сидел позади нее, она могла видеть его отражение в зеркале над умывальником. Как его взгляд задерживался на ее заднице, бедрах. Его взгляд из-под полуприкрытых век, даже то, как он провел языком по зубам, прежде чем закусить губу - этот образ был чисто спайковским. Она корила себя за то, что уже почти поверила ему. И у него хватило наглости заявить, что он изучает карты вверх ногами. На случай, если ему понадобиться ориентироваться, стоя на голове. Боже, он был королем неудачников. Она чувствовала себя слишком липкой и грязной, поэтому подошла к умывальнику и немного подкрутила кран. Смочив полотенце, она вымыла руки и шею, размышляя, что делать со Спайком. Как долго он сможет играть эту роль? Хуже другое: что, если это не игра, и она действительно каким-то образом вернулась к его человеческой версии? Знает ли он что-нибудь, и если да, то как ей убедить его быть честным с ней? Она посмотрела на себя в зеркало. Ее отражение мрачно смотрело на нее в ответ. В зеркале она выглядела иначе, старше. Ее волосы были темнее, а нос немного непривычно вздернут. Она казалась… взрослее. Что бы он ни наколдовал, это не очень-то помогло ей в плане внешности. Баффи развязала шнурок, скрепляющий конский хвост, и начала расчесывать волосы разочарованными сердитыми движениями. Несмотря на небольшие изменения, которые Баффи видела в зеркале, она по-прежнему оставалась собой. Истребительницей. Не беспомощной. Так почему же она чувствовала себя такой чертовски слабой в этой ситуации. —Что сделала бы Истребительница? — спросила она себя в зеркале, представляя Баффи из Саннидейла, смотрящую на нее. —Надирала бы ему задницу, пока он не заговорит? — предположило ее отражение, приподняв брови. —Это не вариант, так как у меня больше нет сил Истребительницы. —Истребительницы известны не только своей силой. Найди способ обойти его защиту. —Тебе легко говорить. —Тебе легко это сделать. Думай. В чем слабость Спайка, когда дело касается тебя? —Ну, как бы неприятно это было признавать. Кажется это его пенис. —Ага. Думаю, ты только что видела «Образец А», когда он наблюдал за твоими упражнениями. Так что ключом к тому, чтобы выяснить, что это все подстроено, и узнать, действительно ли он Спайк, будет… —Атаковать его через пенис? —Точно! —И как я это сделаю? Зеркальная копия одарила ее очень терпеливым взглядом, и тут Баффи заметила что-то на заднем плане своего отражения: большую машину, стоящую на столе. Она была большой и серой, с необычной палочкой, прикрепленной к ней. —Что касается теста на Спайка - похоже, это как раз та самая «слабость». Если все это подстроенное, чтобы залезть к тебе в трусы, он не сможет пройти этот тест. Он не справится с притворством. И как только ты заставишь его признаться, что за этим стоит он, ты будешь на полпути домой. Баффи застонала и отвернулась от своего отражения. Она направилась к деревянному шкафу в конце комнаты, старательно избегая смотреть на большую металлическую коробку, стоявшую на столе рядом с ним. Снимая с себя слегка потное голубое нижнее белье, она обдумывала все за и против, чтобы позволить своему «мужу» применить подобную «терапию» к ее нижней области. Она выбрала сорочку и панталоны почти красного цвета, затем надела через голову простое платье пыльно-розового оттенка и принялась застегивать его. Ее мысли метались. Существовало так много вариантов действий, что невозможно было определить правильный подход. В то же время она чувствовала постоянную тягу к семье и своим обязанностям в Саннидейле. Ей невыносимо было думать о том, что будет дальше, если она не сможет все исправить. Если она остается «Элизабет» для его «Уильяма» - то никогда не вернется к «Баффи». Это просто невозможно. Раздались два коротких стука в дверь; засов отодвинулся, и створка чуть приоткрылась. —Баффи, доктор хотел бы встретиться с тобой на минутку, — его голос звучал крайне устало для восьми часов утра. —Проходите, — ответила она, все еще не определившись с дальнейшим планом действий. Уильям вошел в каюту, а доктор Краундер проследовал за ним, держа в руках книги. —Доброе утро, Элизабет. Надеюсь, вы хорошо спали. —Я спала великолепно, Чарли. А вы? —Весьма хорошо, благодарю, — он положил стопку книг на стол, прежде чем продолжить. —Я только что говорил с Уильямом о вашей терапии и принес несколько книг на эту тему, которые хотел бы обсудить с вами. —В этом нет необходимости, — перебила она. —Это лечение для вашего же блага, Элизабет. Вы просто не можете продолжать сопротивляться терапии. —Я не сопротивляюсь. Я вполне готова ее принять. Даже с энтузиазмом. До тех пор, пока Уильям будет ее проводить.