Where Your Loyalties Lie

Ана продолжала впечатлять Габриэля как лидер. Она была любезна и язвительна, когда того требовала ситуация, и ни одно из этих качеств не было ложным. Ей понадобилось меньше недели, чтобы запомнить имена всех слуг и членов двора. А после того, как изучение атласов в библиотеке оказалось недостаточным, Ана настояла на том, чтобы лично осмотреть страну, которая должна была стать ее домом. Их караван отбыл на рассвете. Рейнхардт, Ана и несколько сопровождающих уютно расположились в каретах, пока Габриэль, Джесси, Эш и еще несколько рыцарей, не принадлежавших к Тэлону, ехали верхом. В последний раз Габриэль уезжал так далеко от крепости, чтобы отправиться на войну. В этот раз он мог оценить пейзаж, яркие деревья и пышные поля цветов в летних красках. Но, к его досаде и рассеянности, Джек решил присоединиться к ним на своей собственной кобыле, оставив озадаченную Эмили ехать в карете одной. Если бы в этот момент не было так много людей, Габриэль бы всыпал принцу за игру в крестьянина и за то, что ему гораздо труднее защищать его в открытую. Настроение Габриэля было кислым и раздражительным в течение нескольких дней. Оливия рассказала Аканде, как он отказался от возможности стать телохранителем Аны, и поведала о том, как он подружился со своим подопечным. В ярости Аканде ударил Габриэля по лицу и почти час изводил его, не заботясь о том, кто это видит. Габриэль сохранял спокойствие на протяжении всего испытания, прекрасно понимая, что Аканде не интересуют извинения и оправдания. К концу даже самодовольное выражение лица Оливии превратилось в сочувствие. После этого она попыталась догнать его, чтобы объяснить, что сделала это ради общего блага, но он холодно отмахнулся от нее. Как и его приемный отец, Габриэль тоже не был заинтересован в оправданиях. Особенно когда его щека и каждая косточка в теле горели от унижения. Почему он решил остаться с Джеком? Потому что с Аной он был бы просто еще одним инструментом в арсенале благородного человека? Потому что Джек разговаривал с ним так, словно между их социальными статусами не было непроходимой пропасти? Потому что он хотел читать истории? Габриэль усмехнулся про себя. Когда он успел стать таким мягкотелым? Естественно, с тех пор он был немногословен или молчалив с Джеком, сворачивая разговоры, прежде чем они могли выйти за рамки необходимого общения. Джек предположил, что Габриэлю было стыдно за то, что он показал свою детскую сторону в бане, что его репутация крутого воина была запятнана. Он бы постарался понять, что изменило настроение Габриэля, если бы не был занят тем, что пытался подавить то, что, как он опасался, было началом влюбленности. Сны Джека в последнее время были почти исключительно теплыми, пузырящимися и невесомыми: руки Габриэля обхватывали его торс, мозолистые ладони на спине притягивали его ближе, губы грубо целовали его под водой. Он проснулся весь в поту от возбуждения и чувства вины, стыдясь того, как быстро Винсент исчезает из его мыслей, и с тоской думая, не влюбится ли он в каждого мужчину, назначенного его телохранителем. Ему должно быть стыдно за то, что его так легко запутать. Дистанция, которую Габриэль восстановил между ними, принесла некоторое облегчение и дала Джеку возможность построить собственные эмоциональные барьеры. Потому что не было ни малейшего шанса, что их отношения с Габриэлем когда-нибудь выйдут за рамки дружеских. Черт, большую часть времени они даже не были таковыми. Однако это было похоже на зуд, который Джек не мог почесать. Он знал, что Габриэль не хочет с ним разговаривать, но не мог не ехать рядом с ним, бросая вопросы и комментарии, пытаясь добиться реакции или ответа. Поскольку в присутствии других Габриэль никогда не стал бы срываться на принца, Джек старался отставать от каравана, позволяя своей лошади пастись на кустах малины, чтобы дать своему охраннику возможность огрызнуться. Габриэль сопротивлялся, упорно молчал, пока Джек в третий раз не ослабил поводья. — Да, пожалуйста, продолжай скрываться из виду, нося эту бесполезную броню, чтобы не причинять неудобств потенциальным бандитам. — Я живу, чтобы служить, — ответил Джек таким же сухим тоном. — Ты и твой отец любите так говорить. Ничто не может быть дальше от истины. — Что это значит? — Это означает, что налоговая политика прославленного короля истощает страну, чтобы поддержать роскошный образ жизни вашей семьи. — Это неправда, — возразил Джек, теперь уже сердито. — Я видел всю нашу политику. Люди не облагаются налогами больше, чем они могут вынести. — Это может выглядеть так на бумаге. Ты хоть представляешь, как эти налоги взимаются с людей? Насколько трудно нормальным людям на самом деле соблюдать законы? — Сборщики налогов приносят клятву верности и честности, — Габриэль насмешливо фыркнул. — Что толку от верности бесчестному человеку? Продолжайте ехать, Ваше Высочество. Вы поймете, что я имею в виду. Джек нахмурился и пустил свою кобылу в галоп, чтобы догнать караван, проверяя свои знания о налоговой структуре королевства. Она была не слишком сложной. Семьи облагались налогом в зависимости от того, сколько гектаров земли им принадлежало, сколько голов скота, плюс процент от их годового дохода. Ничто не показалось ему возмутительным или эксплуататорским. Дорога из столицы проходила через несколько маленьких городков, которые на самом деле были просто скоплениями домов и ферм, соединенных друг с другом церковью и/или магазином текстилей. Люди глазели, когда труппа проезжала мимо, дети махали руками и бежали за ними. Когда солнце достигло своего пика, они остановились в скромной, но чистой таверне, чтобы перекусить. Рейнхардт, конечно, привлекал к себе много внимания, его репутация шла впереди него. Он покупал эль и рассказывал замысловатые истории о своей храбрости всем, кто попадался ему на глаза. Ана колебалась между весельем и досадой, но хвастовство Рейнхардта было достаточно занимательным, чтобы простить его. Габриэль наблюдал, как Джек выпил две пинты, а затем отделился от стола и пошел на задний двор. Он зарычал, торопливо доел свою тарелку тушеного мяса и последовал за ним, желая, чтобы принц хоть раз остался на месте, как и должен был. Он нашел Джека в огороде, беседующим с женой хозяина таверны, пока она развешивала белье для просушки. Поскольку никто из них не обращал на него внимания, он прислонился к стене, чтобы послушать. — О, налоги — это настоящий пиздец, — говорила она с таким же грубым акцентом, как и ее язык. — Но это же правила, да? Вы платите. Это просто одна из старых добрых истин жизни. Налоги и смерть. Приходит ко всем нам. Не то чтобы я жаловалась, заметьте, сэр. Вы же не скажете лорду и леди? — Не волнуйтесь, мэм. Я просто спрашиваю, чтобы удовлетворить собственное любопытство. — Вы кто? Рыцарь? Габриэль фыркнул, на мгновение приковав их внимание. Джек вскинул глаза, молча предупреждая его, чтобы он не мешал. — Не очень хороший рыцарь, — искренне ответил Джек. — Не беспокойтесь об этом, — она прищелкнула языком и перекинула очередную порцию белья через веревку. — Рыцари хуже сборщиков налогов, как по мне. По крайней мере, налогоплательщик знает, что он отброс рядом с Иудой. В деньгах есть честное зло, да? Конечно, наш местный парень будет угрожать поджечь твой дом, если ты не будешь давать ему чаевые каждый раз, когда он стучится, но рыцари вбивают себе в голову, что их мерзость — во имя высшего блага. — Королевские рыцари вас сильно беспокоят? — Эх, раз или два в год, они приходят потявкать, требуя внимания, — она злобно нахмурилась на Габриэля. — Ваша компания, Тэлон, хуже всех. Налетают и забирают все, что им заблагорассудится. С ними невозможно договориться. Просто спрячь свое золото и скройся с их пути, пока они не перейдут к другим хулиганам, — Джек и Габриэль в шоке посмотрели друг на друга. — Это бессмысленно, — настаивал Габриэль. — Гвардия Тэлона — это небольшое подразделение, которое действует внутри столицы, если только его не посылают на важные задания. — Ты обвиняешь меня в слепоте или глупости? Я знаю, что это за печать, — прошипела она, указывая на сигил Тэлона, выгравированный на наплечнике Габриэля. — Вас, саранча, десятки, вы бродите по городу, совершаете набеги на сиротские приюты и обучаете детей грабить и убивать. Собираете лишние конфетки для короля, как мы говорим. — Король приказывает гвардии Тэлона совершить набег на свой собственный народ? — спросил Джек. — Я в это не верю. — Ну, кто еще говорит им, что делать, эй? Но что я знаю? Черт. Эмили высунула голову из задней двери таверны, чтобы сказать: — Ваше Высочество, нам пора идти. Женщина испуганно отпрянула от Джека, а затем резко опустилась на колени. — Нет, нет, все в порядке... — начал он. — Простите меня! Я прошу Вас не обращать на меня внимания. Я просто глупость ляпнула, — заикаясь, пролепетала она, опустив голову. Джек вздохнул и поблагодарил ее за откровенность. Они с Габриэлем в одинаковой тревоге снова отправились в путь, приятный летний пейзаж остался незамеченным для них обоих. Второй по величине город их страны все еще был шумным и ярко освещенным, когда они прибыли сюда после наступления темноты. Торговые лодки безмятежно покачивались на широкой реке, протекавшей через центральную площадь. Очевидно, они остановились в самом шикарном трактире, с персоналом, который был до смешного услужлив даже по отношению к Габриэлю. В их комнате Джек сидел на узкой кровати и смотрел на облака за окном. Его волосы тепло светились в свете одинокой свечи на тумбочке. Габриэль снял сапоги и доспехи, глаза задержались на знаках отличия, мысли вихрем проносились в голове. — Как ты думаешь, она сказала правду? — спросил Джек. — Эта тупая крестьянка? Наверное, один раз увидела сигил Тэлона и теперь думает, что видит его каждый раз на черных кожаных доспехах, — насмехается Габриэль. — Она говорила так, как будто знала, о чем идет речь. — Ну, меня бы не удивило, если бы у короля была армия бандитов, работающая в тени его армии сборщиков налогов. — Мой отец никогда бы не одобрил рейды Гвардии Талона. — Это не Тэлон совершает рейды. Это самозванцы. Как я уже сказал, Гвардия действует только в столице. — Ты уверен? — Да. Однако внутри него зародилось непрошеное сомнение. Аканде был мастером тайных замыслов и пошел бы на все, если бы это означало свободу от тиранической монархии. Не исключено, что он заключил какое-то соглашение с преступным сообществом страны. Но зачем? Чтобы убедить общественность в том, что король — зло? Разве король уже не был злом? Как всегда, Габриэль услышал голос Аканде, напомнивший ему, что стратегическое мышление — не его сильная сторона. Вероятно, существовала какая-то скрытая долгосрочная цель, которую Габриэль не мог разглядеть. — Ты был неправ насчет того, что налогообложение — это проблема, — говорил Джек. — Жена владельца таверны сказала, что люди прекрасно справляются. Проблема в беспринципных рыцарях. — Рыцари. Сборщики налогов. Все люди короля. — И они должны отвечать за свои действия. Тем не менее, мой отец никогда бы не стал систематически обворовывать свой собственный народ. Он ублюдок, но не настолько. Не желая спорить, когда он так глубоко верил, что Джек не прав, Габриэль закатил глаза и растянулся на покрывале, закинув руки за голову. — Нет, — настаивал Джек. — Да и какой в этом смысл? Если бы он хотел больше денег, он мог бы просто поднять налоговые ставки. Буквально нет причин нарушать закон, если ты и есть закон. — Кто сказал, что люди совершают злодеяния только ради выгоды? Некоторые любят острые ощущения. Даже когда он был в ярости на охранника, Джек не мог не оценить выпуклости его бицепсов и бедер, сильные линии его силуэта и плоскость твердого живота. Нахмурившись, Джек лег к нему спиной, пытаясь отогнать от себя мысли о том, каково это — прижаться к широкой груди и обхватить ее руками. Мысль о том, что он может приказать Габриэлю лечь в его постель, сидела уродливой и нежеланной в глубине его сознания. Этого было достаточно, чтобы сдерживать его эрекцию. Засыпая в таком тесном помещении, Джек ожидал, что его эротические сны станут еще более интенсивными, но вместо теплой воды в ванной он оказался в лабиринте каменных стен, холодном и тихом, а страх сковал его горло. — Íocfaidh tú a fhiach deiridh, — пропел голос, похожий на холодную речную воду. Внезапное возгорание. Огонь охватил его одежду. Когти на лице оставили два длинных глубоких пореза, и он с воем схватился за лицо. Боль и кровь ослепили его. Кто-то схватил его за плечи, он ударил, и только когда крепкий захват поймал его кулак, Джек понял, что сидит в постели, задыхаясь, а Габриэль смотрит на него широко раскрытыми от беспокойства глазами.