Во имя твоё. Часть 3: Бог-дух

Следующие три недели они, периодически отвлекаясь на таблицы и звонки, вели себя, как подростки, оставленные без родительского контроля: пили и занимались сексом на всех поверхностях, которые позволяли ему не стоять, чтобы не бередить рану. Иногда вовсе не успевали дойти до того, на чём можно было разложиться, и тогда падали прямо на пол у камина, разгорячённые страстью достаточно, чтобы не замечать холод, шедший от паркета. Не могли друг от друга оторваться, словно каждая секунда считалась последней, хотя, возможно, именно так в их случае и было. Желание не ослабевало, в каких бы количествах его не брали — это всегда делали жадно, грубо и, черт побери, потрясающе. Такая обоюдная ненасытность друг другом пьянила не меньше виски, которым пара почти что питалась вместо привычного кофе. О нормальной еде речь не шла. Когда полиция перестала нависать над ними Дамокловым мечом, пришлось нехотя выдвинуться в сторону Твери, чтобы разобраться с временно приостановленными поставками. Антон битый час настойчиво просил не протрезвевшего за ночь водителя пристегнуться, пока не сорвался на крик. На него не обратили никакого внимания, что-то безотрывно печатая в телефоне, потому, из-за невозможности перейти на язык насилия, пришлось сделать всё самостоятельно. Мужчина не сопротивлялся — только цокал, чем довёл окончательно. Он развернулся на того корпусом, мысленно прикидывая, как выстроить траекторию удара, чтобы второй не потерял сознание, но понял, насколько ему не нравилось опасно лавировать между другими участниками движения: — Ты можешь ненадолго оторваться от грёбанного мобильника и посмотреть на дорогу? — Слушай, а есть красные, — пропустив замечание мимо ушей, сказал вдруг Арсений. — Или тебе принципиален чёрный цвет? — на него повернули экран, где была целая галерея машин той же модели, что осталась от Макса. И что пропала без вести, без шанса на возвращение. Его тряхнуло скорбью, которую прежде удавалось запихивать поглубже. Это не заметили. — По-моему, выглядит прилично. — Не надо ничего выбирать, ладно? — Если дело в деньгах, то не начинай опять. Мелочи. — Нет, — покачал он головой так, будто это бы увидели. — Ты не поймёшь. Просто проехали, — они вильнули в полосе, чуть не впечатавшись в ограждение. — Арс, веди нормально, а то угробишь нас раньше времени. Или давай поменяемся, я потрезвее буду. — В тебе же на бутылку больше! Да ладно-ладно. Надоел, — огрызнулись в ответ, а потом переключились обратно на заведённую не к месту тему. — Попробуй объяснить хотя бы, — Арсений отложил гаджет, уставился в лобовое стекло, как бы пытаясь держаться вежливого тона и не смущать раздражённым взглядом. — Мне нужна не похожая тачка, а одна конкретная. Знаю, это звучит, как тупой принцип, но… — Звучит, как сентиментальность, — перебили на середине фразы. Чужая рука огладила его колено и вернулась на коробку передач. — Она для тебя — сувенир? — Скорее наследство, — отозвался он полушепотом, не желая быть услышанным. Слова могли принять за повод для сцены ревности. — Ясно. Видишь, не сложно же? На смятую улыбку ответили более чистой, действительно понимающей. Видимо, алкоголь в крови делал собеседника терпимее к разговорам, где косвенно упоминался Заяц. Раньше, чем молодой человек успел что-то добавить, чужое состояние дало о себе знать: Арсений не справился с управлением. Выигранный в покер автомобиль, вылетев на встречную полосу, впечатался в транспорт другого водителя. Тот был, наверное, более дешёвым, чем у них, потому оглушительно скрежетнул и смялся в полметра покорёженного металла. Сила столкновения оказалась такой, что он головой ударился о торпеду, а человек у левого бока — о руль. И, видимо, потерял сознание. В ушах зазвенело, боль пульсировала в расшибленном лбу. От сотрясения или вылета через стекло спас ремень безопасности. — Арс? — парень отстегнулся и дрожащей рукой коснулся безжизненного лица любимого. На обращение не среагировали, паника встала в горле. Потянув на себя мужчину за волосы, он попытался нащупать чужой пульс и, не справившись, со всей дури хлестанул по бледной щеке. — Арс! Только, сука, попробуй умереть. Запрещаю! Приходи в себя сейчас же! За полминуты заминки страх успел заполнить тело и даже частично преобразоваться в крик. Его жизнь повисла на волоске, хотя прямой угрозы здоровью не было. Зато угроза потери Арсения — да. Мозг уже начал убивать клетки, чтобы дать ему умереть следом, когда второй шевельнулся. — Живой, не ори, — прошипел тот сквозь зубы, открыв один глаз. — И так голова трещит. — Хорошо, — облегчение не пришло, но нашлось достаточно сил, чтобы спрятать истерику. — Хорошо. Не двигайся, я второго пойду проверю. Ему слабо кивнули и выпрямились, потирая плечо. Из-за дыма от двух капотов ничего не удавалось разглядеть. Антон, хромавший на левую ногу и ещё дрожавший, приблизился к водительской двери: триплекс лобового стекла был покрыт трещинами и кровью. Глупой показалась надежда найти водителя хотя бы частично целым, а всё же он обратился к тому, кого не видел: — Ты живой там? — из-за открытой двери ему в ноги выпал труп с размозженной головой. Мясо, волосы, жидкости соединились в бесформенное месиво. — Зря не пристегнулся, — хмыкнул он грустно и нырнул в салон, ожидая увидеть сплющенную заживо, например, собаку или детское кресло. Кипевшей внутри вины было недостаточно, хотелось добить себя до панической атаки, чтобы волноваться о мертвеце больше, чем об ушибившимся Арсении. Однако задние сиденья пустовали. — Так ты один? — под пассажирским креслом нашёлся только крепко завязанный мусорный пакет. — Это к лучшему, — парень вернулся к трупу и присел на корточки, зачем-то продолжая говорить вслух. — Прости, дружище, мы не специально. Я за тебя изобью виновника аварии, не сомневайся. Надеюсь, твоя семья… Одно дело — отстреливать преступников, совсем другое — причинять вред невинным. У первых не было ничего за душой, кроме грехов, зато у вторых были родственники, нормальные жизни, цели на будущее. Слово «семья» щелкнуло в голове дважды, пока не усвоилось. Попытки найти в бардачке хоть какие-то документы — паспорт или права — не увенчались успехом. Безымянное тело не дало ему возможности загладить вину. Чувство долга за десять минут поисков выпарилось, голова остыла, паника спряталась под маской уверенности. Мысли сменили русло: полиция, и без того месяц назад подобравшаяся слишком близко, им была не нужна, потому ни о какой скорой или ГИБДД речь не шла. Пустота междугородней трассы играла на руку, только вот план действий никак не формировался. Арсений выбрался на улицу и осел на асфальт, говоря с кем-то по телефону. Спустя несколько минут бессмысленного стояния между двумя автомобилями ему вспомнилась фраза Макса: «Всё горит, если с бензином», заставившая болезненно улыбнуться своей универсальности. — Эй, — он помахал рукой спутнику, на него обернулись. — Есть предложение поджечь. Там дальше вряд ли будут разбираться. Мужчина покачал головой, затем прикрыл динамик ладонью: — Не успеют. Сюда уже летят профи. Всё уберут. Серёга приедет через полчаса, заберёт нас. Жги сразу обе, меньше мороки будет. Ни спичек, ни бумаги под рукой не оказалось. Наличные деньги были единственным доступным средством. Прежде, чем кинуть горящую купюру во вторую политую бензином машину, молодой человек всё же поддался потребности узнать о покойнике чуть больше: полез в мусорный пакет и покачнулся от того, что нашёл. Верёвки, наручники, упаковки снотворного и средства для улучшения потенции, пара охотничьих ножей со следами крови сложились в картину, которую не хотелось бы представлять. Не было ясно, случилось ли похищение, которое явно планировалось, изнасилование или, может, убийство, но факт намерения оставался фактом. «А ты не такой и святой, как можно было подумать», — нахмурился он, обратившись к неизвестному, и, сфотографировав номера транспортного средства, предал огню. Вина теперь не тяготила — лишь странное ощущение, что они, оказавшись здесь, предотвратили нечто чудовищное не менее ужасным событием. Из-за поворота выглянул эвакуатор, Арсений выпрямился и наверняка упал бы, если бы Антон не подошёл, не поддержал того под рёбрами: — Может, чёрт с ней, с Тверью? Тебя бы к врачу или в кровать, как минимум. Еле стоишь. Его руку накрыли ладонями, чтобы через секунду отстраниться и отправиться к прибывшим людям. Следы аварии убрали в течение следующих пяти минут — со скоростью пит-стопа «Формулы 1», как раз тогда же прибыл Серёжа, не вышедший поздороваться. Тот даже голову на них не повернул: молча кивнул просьбе добросить до дома, за которую Антон был признателен, молча довёз и молча уехал, как обычный таксист. — Ты не говорил, что вы помирились, — пробормотал парень уже в прихожей. От него отмахнулись. — Потому что не мирились. Вот такие у нас отношения. Я звоню — Серый приезжает. Ему стало вдруг жаль человека, которого они обсуждали. Тот ненавидел его, при этом односторонне любил Арсения, зная, что взаимности не получит — и, видимо, любил так сильно, что чужой выбор ничего не поменял. Им помогли без лишних вопросов. Поддались на откровенное корыстное использование, ничего не попросив взамен. Рядом со вспыхнувшим дружеским сочувствием затеплилась радость, что так пользовались не им, а кем-то ещё. Потому нейтральный ответ вышел искренним: — Удобно. — И не говори, — мужчина покачнулся, но удержался за комод и поднял уголок рта. — Ты прав, лечь не помешает. Но только если пойдёшь со мной. Или поработаем? — Сам же сказал, что себя надо беречь, — со вздохом он направился в спальню, по пути скидывая одежду. — Так что даю время до утра на протрезветь и вернуться в нормальное состояние. В случае неисполнения вызываю Диму. — У тебя сегодня мерзкое настроение, — огрызнулись сзади, заставив резко обернуться и выставить палец. Маска спокойствия сползла, грубая откровенность, ставшая за почти полтора года привычной для них, полезла наружу: — Мы в аварию попали. Кажется, ты не заметил. Как не заметил, что уже горел бы вместе с тачкой, если бы я тебя не пристегнул. Так что заткнись. Советую порадоваться, что отделался сотрясом, и не трогать меня, пока не получил добавку. — Это обвинение? — его остановили за запястье, потянули на себя, обвили руками талию, то ли держа, то ли держась. Голубые небеса источали неуместное удивление, которое встретилось с его непониманием. Арсений искал что-то, но не находил. — Не в смысле, что ты неправ. Прав, всё заслуженное, тебе спасибо. Но это… обвинение? — Как будто первое, — фыркнул он. — Потому и спрашиваю. Обычно от меня требуются ответы и аргументы. Ты злишься, обижаешься, ломаешься. А извинений не хочешь. Кроме того раза на пирсе, но и там будто просто выговаривался. Возникло ощущение, что его не столько понимали, как отдельную личность, сколько прощупывали, как свою копию, и примеряли свои мысли. Стоило признать, схема работала, однако видимое недоумение не укладывалось во что-то логичное: — Не понимаю, к чему клонишь. Пойдём. Продолжить путь в комнату не дали, обняв крепче. Они стояли достаточно близко, чтобы дышать друг другу в лёгкие. Собеседник не переставал изучающе его разглядывать, потом шепнул: — Я не умею тебя читать. Скажи словами. Обвинение же? — Страх, — перешло из пухлых губ в тонкие. Тёмные брови сошлись над переносицей. — После столкновения мне не удавалось найти твой пульс. Тогда показалось, что на этом всё. Секунда, но… Аргумент не пришёл в голову, Антон смолк. Что-то мешало целиком произнести: «Секунда, но её хватило, чтобы мысленно умереть вместе с тобой. Я злюсь, потому что мог всё потерять из-за какой-то фигни. К чёрту полицию с их арестами и судами. Потеря тебя — самое страшное, что может произойти. И успокоиться получается только внешне». Остатки деланного равнодушия снял поцелуй в подбородок. — Значит, винить не собираешься? Осуждать? Брать с меня обещание исправиться? — Зачем? Я же не могу попросить тебя перестать быть собой. Другой вопрос, что ты придурок, который за жизнь не держится. Но что уж теперь. Какой есть. — А если бы мы правда умерли, как тот мужик без имени? — Арсений пытался от него чего-то добиться, но не объяснял, чего именно. Наверное, просто честности. Которую получил после паузы. — Если оба, то ладно. Вот если бы я выжил, пришлось бы тебя воскресить, чтобы убить самостоятельно за попытку расстаться. Оставайся придурком, сколько хочешь, но подыхать первым не смей. На категоричность ответили улыбкой, потом потащили в кровать — приходить в сознание полноценно. Уснуть пара не смогла, только лежала, не разрывая объятия, как бы давая ему уверенность, что бояться было нечего. Ближе к вечеру, когда телефон, бесконечно вибрировавший в коридоре и остававшийся без внимания, довёл их до нервного тика, в дверь позвонили. Мужчина убрал с его плеч руку, так прося открыть самостоятельно и дать тому ещё поваляться. Катя, державшая в руке лист бумаги, влетела в квартиру, как ураган, снеся по пути и его, и несколько пар обуви в прихожей. Та заглянула в гостиную и на кухню, но никого не нашла, потому круто развернулась обратно на выход. Парня полноценно заметили только несколько минут спустя, сфокусировали взгляд узких глаз и на расстоянии ткнули пальцем в лоб: — Ты! — она почти задыхалась, будто бежала откуда-то. — Не смей больше исчезать на месяц без предупреждения! — Мы от полиции… — начал было оправдываться Антон, однако оборвал намерение, вспомнив, что не обязан отчитываться, и нахмурился. — Что-то случилось? — Совесть есть? — чужой палец не дотянулся до морщины, потому упёрся в грудь. Эмоция на девушке смотрелась неорганично, слова выходили из той с презрительным шипением. — Дима слишком сентиментален, чтобы сказать это прямо, поэтому скажу я. Поумерь свои дружеские порывы. Мы не нищенствуем и не нуждаемся в твоих подачках, даже если они делаются, в чём мы не сомневаемся, с любовью. Понятнее не стало. Он скрестил руки на груди. «Ладно мы с Арсом, а ты-то чего такая злая?» — О чем вообще речь? — Не прикидывайся. Знаю, что моё возмущение может показаться неуместным, но тем не менее прошу перестать… — говорившая с опозданием разглядела его недоумение и захлопнула рот. Когда заговорила снова, от прежнего напора толком ничего не осталось. — Ты правда не понимаешь, о чем я? — Правда. Ворвалась в дом, ругаешься зачем-то. Что случилось, ну? Ему по животу хлопнули распечаткой из банка, где значилось два имени — его и школьного друга, а также огромная сумма начисленных второму на счёт рублей. Он узнал цифры не сразу и в итоге поднял глаза на сожителя, который вовремя вышел на крики. — Арс, объяснения будут? — Нет, — направляясь на кухню, бросили мимоходом. Антон остановил второго за плечо. — Почему именно от моего имени? — Технически это твои деньги. А ещё от меня их не приняли бы. Обернувшись на сестру в поисках протеста или подтверждения услышанному, он растерялся. До этого полное негодования, потом — более спокойное, сейчас её лицо источало столько отвращения, сколько бы не поместилось в нём самом даже рядом с покойным Ильёй. Его перестали замечать. Девушка подошла к Арсению вплотную, часто дыша в солнечное сплетение из-за разницы в росте: — Мне не двенадцать больше, у меня есть работа. Даже две. Когда ж ты успокоишься? — Когда выдам тебя замуж и переложу ответственность на другого мужика. А там хоть с голоду сдохни, — мужчина почему-то не среагировал на «ты», оставшись непроницаемо равнодушным. А парень запутался окончательно и только метался взглядом между теми двумя. — Это грязные деньги, — прошипела Катя. — Мне хватает своих, заработанных честным трудом. — Так не трать, — пожали плечами в ответ. — Они даже не твои, а Очкарика. Что-то я не вижу, чтоб он истерику закатывал. — Дима просто слишком… — Слабак, — оскалился Арсений, не дав повторить слово «сентиментальный». Антон сжал кулаки, стараясь не терять самообладание и не бросаться на защиту друга раньше, чем поймёт причину такого отношения. — Ты выбрала себе слабака. Которым легко управлять. Повисла пауза. Горничной было зримо сложнее удерживаться от пощёчины, чем ему — от нормального удара. Та стояла к нему спиной, потому не удавалось увидеть происходившую между собеседниками дуэль взглядов. Его терпения хватило на пару минут. — Тебе следовало поступить так же, — вырвалось наконец из парня. Он отпихнул любимого подальше от угрозы рукоприкладства, тот поддался и продолжил путь. — Иди кофе заваривай, сами разберемся, без оскорблений, — затем развернулся на сестру и тоже толкнул, но в сторону выхода. — А ты вообще нашла, блять, на что жаловаться. Отдай деньги на благотворительность, если совесть мешает пользоваться. Но будьте любезны — перекрасьте стены на кухне. Моя персональная просьба. Теперь свободны оба. Драки мне тут ещё не хватало между морской свинкой и шакалом. — Я ёж, — насмешливо крикнули с кухни. Катя мялась недолго, потом тяжело вздохнула, будто признавала логичность услышанного, одними губами шепнула «прости» и скрылась за дверью так же спешно, как явилась. Для Антона разговор не закончился. Требовались объяснения хоть от кого-то. Он прошёл в соседнюю комнату, облокотился бедром на «островок»: — И что же вы с гребанной горничной делите так яро не первый месяц? — Ничего, — второй дёрнул плечом. — Она бесится, когда я присылаю больше денег. Чем мы договорились много лет назад. А я, ну… — Не считаешь, знаю. Арсений развел руками, мол, «понимаешь, какая ситуация?». А он понимал, потому что сам был таким же и делал примерно то же. Не отрываясь от кофемашины, в него отправили раздражённый полушёпот: — Давно пора её уволить или пристрелить… Чтоб мозг не компостировала. — Так, за сестру и двор… — Она тебе не сестра, — перебил мужчина на середине фразы, следом чуть наклонил голову, демонстрируя внезапное осознание. — Так ты это имел в виду? Когда сказал про мою семью. — Да. У меня ещё со школьных времен сложилась схема: Эд — брат, Катя — младшая сестра. — А кто в этой схеме я? — Отчим, — он невинно улыбнулся. Подобный разговор у них, кажется, уже случался, скрывать было нечего. — Давай, напоминай почаще, — поморщился собеседник. — Что я тебе в отцы гожусь. — Не, если хочешь считаться дедом… — Так, блять, — откинув банку с молотым кофе, его схватили за горло и притянули к губам, чтобы укусить на грани нежности и жестокости. — Ёж вполне устраивает. Давай на нём остановимся. — Чем он так тебе понравился? Это же шутка была, а ты прям прицепился. — Не знаю. Это… честно как-то, что ли, — родной голос потускнел. Пожалуй, прежде Антон не замечал в другом даже намёк на грусть, которую слышал сейчас. — Я за полтос лет кем только не был, знаешь ли. Весь зоопарк перебрали, — тот обвел второй рукой своё постаревшее лицо. — Ну какой из меня «малыш»? А «зая» с «котиком»? — тонкие губы скривились. — Гадость. — Я ещё над слоном думал, — усмехнулся молодой человек, на что ответили немым удивлением. — Они умные, живут долго, сморщенные, серые… Рука покинула шею. Мужчина, тихо смеясь, вернулся к занятию: — Да, вас парой с Катюшей отстреливать надо. Оба раздражаете. Уговорил. — Вот не провоцируй. Ты за «слабака» в сторону Димы ещё не получил только потому, что я боюсь усугубить сотрясение. — Тебе «спасибо» сказать? — бросили язвительно, затем протянули чашку. — Такие вещи видно только с опытом. Ну или тебе дружеское чувство мешает это понять. Извиняться не собираюсь. При необходимости могу ему и в лицо повторить. Спорить он не собирался. Наверное, Арсений имел право на мнение, даже если ошибался. Отстаивать чужую честь не хотелось, но услышанное расстроило достаточно, чтобы мысль не удержалась на языке. Парень проговорил не сколько в упрёк, другому, сколько самому себе: — Да-да, все слабаки. Никто не стоит внимания, не заслуживает доверия, не вызывает уважения. Это я уже слышал, хоть раз бы сказал что-нибудь новенькое для разнообразия. Как ты вообще общаешься с людьми, которых так презираешь? — Я не общаюсь, если не заметил, — хмыкнули сбоку, притёрлись плечом к плечу и отпили кофе, блаженно прикрыв веки. Потом странно дёрнулись. — Разве что с тобой. — Тебе «спасибо» сказать? — вернул он фразу, отойдя на шаг влево. Мужчина прислонился к нему снова. — Ты не слышишь суть. — Тогда переговори так, чтобы услышал. Самостоятельно копаться в подтекстах не хочу, иначе додумаю не в ту сторону и драка всё же будет. Проходили. — Со всем озвученным согласен. За одним исключением. — Каким же? На плечо вдруг улеглась тяжёлая голова. Арсений смолк на несколько бесконечных минут. Сложилось ощущение, что тот перебарывал себя, пока не победил и не ответил: — К тебе это описание не подходит, — не получив реакции от него, замершего, второй, затихнув, снова сцепился с собой, снова победил. — Внимание, доверие, уважение. Вызываешь. Теперь. — Думал, в твоём мире эти категории как факт не существуют, — попробовал отшутиться парень, однако тёмная макушка не поднялась. Наоборот, уткнулась в шею. — Я тоже так думал. Радоваться было страшно. Понимать — сложно. Принять за правду — ещё сложнее. Потому, проглотив вставшее в глотке «люблю», Антон поцеловал второго в волосы и отошёл к столу, заставляя тело не оборачиваться, чтобы чувство не рассмотрели. После чего бросил за плечо: — Иди-ка обратно в кровать и проспись. Видимо, сильно ударился. По лопаткам провели ладонью, проследовали к двери, а на пороге хмыкнули: — Видимо. Он слишком хорошо осознавал, с кем имел дело, чтобы поверить в услышанное и допустить, что, не пытаясь менять дорогого человека, каким-то образом всё равно менял. Такое допущение привело бы к другому, поглобальнее — что со временем его могли даже полюбить в ответ. Лучше отмахнуться сейчас, чем разочароваться и сломаться потом. Остатки кофе отправились в желудок, а парень — в гостиную, работать. Понять цифры было легче, чем их обоих и Катю с Димой.

***

А всё же его беспокойный мозг нуждался в том, чтобы гонять по углам какую-нибудь мысль. Мужчина, погибший накануне и уже закопанный где-то в лесу, никак не шёл из головы. Точнее, не сам мужчина, а человек, к которому или от которого тот ехал. «Похищение случилось или всё хорошо? А если он не один работал и цель всё равно пострадала?» — наседала часть сознания. «Это не моё дело. Даже если почему-то моё, цель наверняка уже мертва», — откликалась другая, более равнодушная. На повторение такого внутреннего диалога Антон потратил двое суток, пока не дошёл до «А если не мертва?» и не потерял контроль над собой. Его нервно дёргавшаяся раненная нога раздражала обоих, секс не принес в голову пустоту. Требовалось что-то сделать. Арсений не стал уточнять, зачем искал по своим каналам имя и место прописки погибшего водителя по номеру машины, и ещё через день выдал ему три адреса чужого временного жилья за последние полгода. Следующие четыре часа они потратили на полемику, потому что его не хотели отпускать из дома без внятного повода, из-за одного только предчувствия. Та закончилась парой несильных ударов, любимый человек выдал ему ключи от одной из выигранных в покер машин и отпустил «с богом», хотя к поездке не присоединился. Восемь часов было убито на дорогу в Клин, как раз находившийся между столицей и Тверью, до которой они тогда не добрались, и обыск двух из трех одинаково пустых квартир. Он почти убедил себя, что беспокоился зря, когда вскрыл последнюю дверь. И вот там-то явно кипела жизнь буквально за пару минут до его появления. В прихожей стояли бутылки из-под дешёвой водки, мимо пробегали тараканы, стоял невыносимый смрад, состоявший из запахов табака, крови и пота, на мебели виднелись следы тушения сигарет. Однако людей не было. Прихватив с кухни нож для разделки мяса в качестве оружия самообороны вместо оставленного дома пистолета, Антон медленно продвигался по двухкомнатному воплощению нищеты и грязи. В бардаке оказалось сложно отыскать какие-то улики, да и следователь из него был довольно посредственный. Молодой человек не заметил бы в углу кровати живой комок, если бы тот не завопил. Звук заглушался кляпом во рту, а всё же заставил обернуться тем, сколько ужаса в себе нёс. Обнажённый мальчик лет тринадцати закрывался руками от него и кричал, кричал, отпуская с нижних век слёзы. Он отложил нож в сторону, снял маску с лица и поднял руки: — Тише, ребёнок, тише. Я не причиню вреда, — тот упирался лопатками в желтоватую стену, складывался гармошкой, пытаясь стать меньше или вовсе исчезнуть. На попытку приблизиться ответили новым воем. — Разреши вытащить тебя отсюда. Я не враг, клянусь, бояться нечего. Глаза неизвестного не удавалось разглядеть из-за опухших от гематом век, красные белки, в которых лопнули капилляры, сжирали цвет радужек. На том не было живого места — сплошные фиолетовые пятна да порезы. Синеватая кожа обтягивала кости — ребёнка явно морили голодом. Маленький человек смолк и уставился на него, затем осторожно кивнул на цепь, обнимавшую щиколотку, пристёгнутую к изголовью постели. Антон вытащил из кармана набор отмычек и дождался более осознанного кивка. Жалость и ужас от мысли, что могли творить с жертвой за время его промедления, подвинулись, уступив место уверенности. Движения выходили чёткими, с замком на звеньях удалось справиться быстро, второй потёр освобождённую конечность, достал ткань изо рта, но не поспешил сбегать. — Ты один? Похитители ушли? — тёмная макушка утвердительно качнулась. Он снял с себя пиджак и накинул на дрожавшие плечи. — Имя у тебя есть? — пауза для ответа затянулась. На него продолжали смотреть с опаской. — Ладно, тогда без имени. Если хочешь на свободу, придётся пойти со мной. Чужие пальцы потянулись к его поданной ладони и замерли. Страха в маленьком существе было столько, что удивляло, как то вообще оставалось в сознании, как боролось с эмоциями. Мальчик в итоге позволил помочь себе подняться. Атрофировавшиеся мышцы подвели, от падения на пол удалось уберечь. Парень подхватил тело, почти не имевшее веса, и понёс на выход. Затем уложил то на пассажирское сиденье, огляделся в поисках свидетелей, но не нашёл ни души в ночном дворе и сел за руль. Ехать домой вдвоём показалось неправильным. Другому явно хватило жестокости, Арсения бы тот не выдержал, да и мужчина был бы против появления нового человека. Отделение полиции в Клине вряд ли стало бы разбираться в случившемся полноценно, а на то, чтобы покарать виновников самостоятельно, времени не нашлось бы. Решение пришло само, машина тронулась. Напуганный комок поджал ноги и утонул в его одежде, не переставая мелко трястись. Он включил печку, словно не понимал причину этой дрожи, потом включил радио в попытке перебить стук зубов сбоку. Его, стоило признать, и самого потряхивало от чего-то неопределённого. Казалось бы — всё закончилось хорошо: страшная авария, унесшая одну жизнь, помогла спасти другую, более невинную, но происходящее продолжало натягивать нервы, как верёвки. Чем дитя могло так привлечь взрослых, раз те натворили столько мерзостей? Почему он влез в это дело вместо того, чтобы просто забыть о содержимом мусорного пакета? Антон не считал себя ни добрым, ни хорошим, однако на контрасте с неизвестными мужчинами именно таким сейчас, наверное, и был. Примерно через час неспешной езды в молчании мальчик начал успокаиваться, заметив, видимо, его попытки позаботиться. На заправке даже принял еду и горячий чай со слабой улыбкой. Ещё через сорок минут, в пробке у въезда в город, поменял положение и, перестав жаться к двери, притёрся к его плечу, как питомец. Как Эд когда-то. Те двое действительно имели общие черты, по крайней мере в истощении и увечьях. Он, пользуясь удобством автоматической коробки передач, аккуратно закинул руку над вторым, удивившись, как доверчиво нырнули в подмышку и приняли объятие. Комочек, судя по ровному дыханию, заснул и среагировал уже на скрип ручника после полной остановки автомобиля, поднял на него красные глаза. — Так, малой, — выдохнул молодой человек, — здесь нам придётся попрощаться, — слабые пальцы вцепились в рубашку, выразив протест. Он кивнул на трехэтажное огороженное здание. — Это полицейский участок, там тебе точно помогут. Ничего больше сделать не могу, — второй отстранился и опустил взгляд на пиджак, единственный скрывавший от мира чужое тело. — Оставь себе, не голым же по улице идти. И давай договоримся: ты меня не видел, не знаешь моё лицо и понятия не имеешь, кто тебя вытащил и почему. Хорошо? — Андрей, — отозвались полушёпотом, на что получили улыбку. — Хорошо, — тот поднёс пальцы к бледным губам и запер те на воображаемым ключик, как делали дети, обещая молчать. — Приятно познакомиться. Ступай, попробуй жить дальше. Не представляю, как, но попробуй. Разблокировав дверь, Антон ответил на объятие. Мальчик опустил ступни на асфальт, кое-как поднялся, поправил предмет одежды, после чего заглянул обратно в салон: — Спасибо Вам. Он дождался, пока Андрей войдёт в здание, постоял ещё пару минут на случай, если что-то пойдёт не по плану, затем ударил по педали и направился домой. Там встретили холодностью и равнодушием. Арсений прошёл мимо него с сигаретой в руках, не откликнувшись на приветствие. — Если это ревность, то прекрати. Нет повода, — парень устало облокотился на дверной косяк, следя за рваными движениями любимого, разогревавшего пластиковую коробку с ужином. — Нашёл, кого искал? — бросили, не оборачиваясь. — Да. Твоя помощь пригодилась. — И где? Ждёт в машине? — Нет. Сидит в участке, наверное, даёт показания. Меня обещали не сдавать. Беспокоиться не о чем. — Почему сюда не привёз? — мужчина опёрся на плиту поясницей, избегая зрительного контакта. — Какая вообще была необходимость мчаться в другой город? Если человека ты оставил в итоге. Ему не хотелось думать, почему всё случилось именно так. Честность полезла наружу без контроля, как и всегда, пока о той просили: — Спас — и хватит с него, дальше идёт не моя зона ответственности. Не собираюсь тебя делить с кем-то ещё. Тем более взваливать на нас воспитание подростка, который уже пережил слишком много дерьма. — Думаешь, не справились бы? — хмыкнул собеседник. — Не-а. Учитывая, что ты воспитал из меня, к нам в принципе опасно подпускать людей с неокрепшей психикой. Только умножим число безумцев на квадратный метр квартиры. Микроволновка щёлкнула. Второй приблизился, положил руку ему на талию, потянув на себя, и выдохнул то ли облегчённо, то ли разочарованно: — Я успел смириться, что мы слишком похожи. Что ты тоже решил таскать посторонних в дом. — И, видимо, такой расклад тебя не устроил? — он зарылся в тёмные, недавно подкрашенные от седины волосы. — Спроси что-то полегче. Иногда это забавляет. Чаще — бесит. — Никаких посторонних. Конкуренции не потерплю. Его развернули так, чтобы вжать в ближайшую стену, и укусили за шею, тут же прикрыв след поцелуем. Арсений забрался под рубашку, огладил покрывшуюся мурашками кожу, затем хмыкнул: — Не смей уезжать без внятных причин. Или прострелю оба колена. Чтобы в принципе с кровати встать не смог. Это ясно? — Не пытайся ограничить меня в передвижениях, когда сам подарил самолёт. Знаешь же, что не получится. — Попробовать никто не мешает. Он подцепил чужой подбородок, заглянул в серьёзные глаза и улыбнулся: — Арс, я возвращался, возвращаюсь и буду возвращаться. Нет нужды привязывать, приковывать или просто угрожать, — «Не уподобляйся тем мужикам, не издевайся над слабым. Одной моей воли достаточно». — Да знаю. Выказанное раздражение показалось искусственным. Антон приник к губам второго, моментально поддавшегося, и разрешил себе наконец перестать думать. Их двое. Никому не проникнуть в этот мир даже при желании, они оба не позволят, не пустят. Они оба — друг для друга во всей своей агрессии и страсти. Голова перестала гудеть, тело с готовностью отозвалось на прикосновения. Гармония вернулась. Все пребывали теперь в спокойствии — то есть там, где им было место. Его вот место — под любимым человеком на постели в серой спальне, и это не изменится.