***
Руководство подпольного казино любезно выделило Антону сотрудника для помощи в передвижениях, которые ограничивались лишь походами в туалет. Курили, ели же игроки прямо за овальным столом, не отвлекаясь от процесса. За неделю он не столько действительно научился играть, сколько запомнил часть выигрышных комбинаций и понял механизм покера. Равнодушное лицо легко было скопировать с непроницаемого Арсения, который сидел сбоку и с ним на пару обирал до нитки коллег. Деньги им не требовались, но, как ему объяснили, то разом была ненавязчивая демонстрация статуса «победителя» и подачка снисхождения. Мол, «да, мы с вами за одним столом, в равных условиях». Хотя правдой это не являлось. О равенстве речь не шла. Забывший утром выпить обезболивающее парень покрывался испариной вот уже шесть часов, одновременно горя и в агонии от боли, и в пожаре желания, которое внезапно проклюнулось. Вне зоны видимости посторонних его периодически касались коленом или гладили по бедру, обозначая права на тело, раньше не реагировавшее на такие жесты, будто не замечали мучения. Арсений находился слишком близко, чужие запах и тепло кожи дурманили мозг, в уши лился прекрасный звук смеха мужчины, глаза ощупывали фарфоровый профиль — и он, запутывая соперников, нервно дёргался, борясь с собой. Это понимали как неумелый блеф. Естественно, зря. За попытку оторвать от игры его наверняка бы покарали, потому оставалось лишь скрипеть зубами и краем рубашки прикрывать возбуждение. Пожалуй, тогда он и впрямь ненавидел спутника за недоступность. Ещё через два часа, когда от сигарет уже затошнило, ему принесли сочный многоэтажный бургер и новый стакан пива. Благо, за руль бы всё равно не пустили из-за травмированной ноги. Арсений постучал пальцами по бархатной обивке стола, прося показать ещё одну карту. Молодой человек чистым мизинцем выдвинул стопку фишек, повышая ставку, затем им же отёр испачканный соусом уголок губ, следя, как другие игроки попадались в ловушку. К шее вдруг со смешком наклонились: — Тебе говорили, что ты отвратительно ешь? Суть сказанного до мозга не дошла. Антон отвлёкся на мурашки, пробежавшие по загривку от тепла дыхания любимого, и скрипнул зубами уже звучнее. После поддался то ли злости, то ли невинной провокации и отзеркалил движение, губами пощекотав чужую мочку: — А тебе, что посредственно трахаешься? — Фолд, — рыкнул мужчина, скинув дилеру обе их выигрышные пары карт, вцепился в его локоть, поднимая за собой. — Господа, десятиминутный перерыв. Позвоночник требует отдыха, — следом оскалился на подбежавшего сотрудника, намеревавшегося помочь парню встать. — Не надо, я сам. Его, еле ковылявшего на одной ноге, потащили к уборным, как безвольный мешок. С такой силой, что болела не только рана, но и схваченная кость. Заведя обоих под тусклый свет, Арсений закрылся на щеколду и откинул партнёра к раковине: — Весело тебе, сука, издеваться? Весь вечер намекаешь на то, чего давать не собираешься. Никакого терпения не хватит. «Я? Это ты ко мне притираешься, садист. Что, неприятно, когда на игру отвечают с таким же азартом?» — оскалился он, притягивая второго за ворот. Ответ вышел лаконичнее, чем сформулировался в голове: — У меня тот же вопрос. В губы впечатались так резко, что макушка ударилась в зеркало сзади. Его грызли до крови, руками блуждая вдоль разгорячённого тела и задыхаясь от возмущения, смешавшегося со страстью. Мозг и рад был выключиться, но икра взвыла и потребовала срочно куда-то сесть. — Арс, стоять больно, — промычал парень жалобно, цепляясь за влажную шею, так не давая отстраниться. — А в остальном ты, видимо, не против? — к ширинке притёрлись таким же каменным возбуждением, как у него самого. — Не хочу насиловать. — Хочешь. — Ладно, поймал, — хмыкнул второй и, стянув штаны, взял его под коленями, чтобы поднять на пояс и вжать в соседнюю стену. — По старой схеме: стоять и не нужно. Вместо смазки — слюна, вместо просьбы стонать тише — поцелуй, заткнувший рот. Арсению хватило всего пары резких движений, чтобы достичь пика. Из тела вышли рывком, как и вошли, затем уперлись в грудь лбом, тяжело дыша: — Сам виноват. Слишком долго меня мариновал. От него уже попытались отстраниться с самым виноватым взглядом из всех возможных, когда были схвачены за шею и притянуты обратно: — Как хочешь, так и дорабатывай. Это нечестно. — Собрался мной вертеть? Ничего не попутал? — ощетинились значительно злее. — Как будто ты против, — сказал Антон, следом улыбнулся. — Пожалуйста? Мужчина усадил его на столешницу, сделанную из прохладного гранита, между раковинами и опустился на колени. Протест слететь с губ не успел — он ведь имел в виду руки. Член взяли сразу до основания, подавившись, но не отступив, и мерно задвигали головой. Мариновал пассив не только второго, даже не замечая, как организм тосковал по интиму, зато теперь больше месяца воздержания и из него сделали «скорострела». Семя смиренно проглотили и, утерев уголок рта костяшкой, обратились уже с нежным, не таким требовательным поцелуем. Талию обвили руками, облегчённо выдохнули. — Спасибо, — он, ответив на объятие, зашипел от пульсации раненной мышцы, минуту назад напрягшейся из-за оргазма. — А сесть нормально всё равно нужно. Правда болит. — Извиняться не буду. — И не прошу. Просто пойдём обратно. Арсений заправил рубашку в брюки, с помощью зеркала уложил взъерошенные волосы, затем бережно перебрал его кудри, тоже приведя в порядок. Потом как-то странно нахмурился: — Ты таблетки не принял, что ли? Или что это было, почему больно? — Забыл, ага. И, как выяснилось, очень по тебе соскучился, — черные брови сошлись ещё плотнее. — Порядок, переживу. — Вот и не контролируй после такого. — Давай, соври, что не понравилось. — Да я ж не спорю, — цокнули в ответ, помогли сползти на пол и подхватили под рёбрами. — Честно говоря, уже подумывал найти кого-то на стороне. — Тебе сейчас прописать или дома? — Шучу, — мужчина, разглядев во взгляде серьёзность намерения, поцеловал его в висок, свободной рукой сдвинул щеколду. — Но не пропадай больше так надолго. И, кстати, ты мне должен за этот месяц. На его удивление откликнулись самодовольной ухмылкой, протестовать вслух помешали лишние уши. Отсутствие пары, казалось, особо не заметили, зато обрадовались возвращению в игру двух крупных «банков». Игра продолжилась. Под утро они умудрились раздеть до нитки остальных восьмерых коллег. Буквально: те выложили на стол телефоны, ключи от машин, даже сняли часы, только бы отыграться — и в итоге отдали Арсению всё. Тот вызывал в окружающих любопытную смесь уважения и ненависти. Могущество, и без этой ночи очевидное для прочих, преумножилось даже в тех, кто лишь наблюдал за происходящим. В парне подобное вызывало жгучую ревность — делиться религией не хотелось, тогда как многие незнакомцы уже вот-вот готовились уверовать. В финальной раздаче их осталось двое из-за того, что другим просто уже было нечего ставить. Антон молча сидел с двумя тузами и смотрел, как миниатюрная девушка-дилер выкладывала по очереди девятку, шестёрку, пятёрку, валета и двойку. Всё казино замерло в ожидании, кто же сдастся первым или пойдут ли они до конца в борьбе против друг друга. Азарта в нём не осталось, до жути хотелось наконец поехать домой — обняться полноценно и заснуть. Сосед по столу, не переставший за последние часы притираться к нему коленом, широким движением ладоней выкатил все свои фишки на стол. — Олл-ин. В обыденном языке такое решение обычно называли «ва-банк», но суть от формулировки не менялась. Мужчина поставил весь выигрыш и повернулся на него корпусом так, будто хотел, чтобы он увидел всё нужное и отступил без позора. «Читай меня», — кричали голубые радужки, которым нельзя было не подчиниться. Потому, откинувшись на стуле, молодой человек задумался, сканируя любимое тело. Мужчина твёрдо верил в свою комбинацию: плечи мерно вздымались от ровного дыхания, расслабленные кисти лежали на коленях, глаза оставались пустыми. Это не походило на блеф, хотя, как выяснилось, чужие уловки за игральным столом мог разглядеть один Антон, имевший преимущество перед другими. Он знал рельефное тело, понимал то. А тело в ответ позволяло себя понимать. Пауза затянулась, девушка нервно поправила галстук: — Итак, Вы поддерживаете ставку или пасуете? Люди, нависавшие над ними, затихли окончательно, словно перестали дышать. Парень отзеркалил жест напарника, на бархате не осталось свободного места: — Поддерживаю. — Банк составляет двадцать три миллиона рублей, четыре автомобиля и… — дилер зависла, подчитывая число аксессуаров, потом вздохнула, — и прочие мелочи. Вскрывайтесь. Несколько десятков зрителей оживились и шепотом принялись делать ставки на безоговорочную победу Графа. В него же не верил никто — это не удивило, лишь позабавило. Арсений, который продумывал всё и всегда, оправдывая свою славу, сейчас скинул две карты: — Пара королей, — ему ласково улыбнулись уголком губ. — Стоило мне поверить. Одобрительный гул сотряс окна. Те пропускали рассветные лучи, в мягкости всё равно уступавшие его взгляду. Никакого самодовольства — одна любовь. — Я поверил, — Антон уложил сверху свою пару тузов. Прекрасное лицо вытянулось, выдав весь спектр эмоций от шока до восхищения. Помещение взорвалось овациями: непобедимый человек проиграл своему же помощнику. Это было не только красиво и полезно для его имиджа, но и губительно для чужого авторитета. На самом деле ему не требовались ни победа, ни деньги, ни одобрение от посторонних, потому ни о каком ликовании речь не шла. О благородстве сейчас не просили, о помощи — тем более. Арсений, как и коллеги, молча ждал его слова и, казалось, принял бы любое, даже насмешливое. Принял бы его в равной степени и проигравшим, и победителем. Сердце ускорило бег. Девушка специальным инструментом, похожим на грабли без зубцов, сгребла выигрыш в его угол. Парень дождался, пока та закончит выполнять свою работу, затем предплечьем передвинул гору фишек к Графу: — Может, это покроет часть моего долга? То, что для них было шуткой про месяц без секса, для других стало загадочной историей несметного долга одного профессионала — другому. Незнакомцы снова зашептались, Арсений еле прожевал улыбку, чтобы задумчиво затянуться табаком и выдохнуть с дымом ответ: — Если только часть. «Какая же ты потрясающая сука», — теплом разлилось по телу. Второй до того нехотя обычно принимал его попытки подсобить с мелочами, что такое показательное одолжение вызывало смех. Однако эмоцию пришлось спрятать. — Благодарю за великодушие, — молодой человек склонил голову, как сделал бы это рыцарь перед своим королём. Или верующий — перед божеством. Слово «великодушие» разошлось эхом от стола до стен. Люди начали расходиться, кто-то понимающе хлопал его по плечу, кто-то на прощание высказывал уважение, некоторые спрашивали, как же он умудрился влезть в такой крупный долг. Мужчина не хохотал в голос только благодаря отработанной за годы в бизнесе выдержке, которая треснула, стоило им выйти на частную парковку. У двери одной из выигранных машин Антона, еле стоявшего, зажали между стеклом и горячим телом, жар которого проходил сквозь ткань рубашек, оставляя ожоги на груди и животе. — То есть секс у нас посредственный, да? — прошипел второй в шею. — Насколько, что ты аж откупиться пытаешься? — Не делай из себя жертву, мы оба поняли схему, которую я провернул. Пожалуйста, кстати. — На вопрос отвечай, — его левую ногу подхватили за внешнюю сторону бедра и подняли до своего таза, становясь точкой опоры и избавляя от лишней боли. — Разве так можно от тебя откупиться? С каких пор деньги важнее, чем… — опустив местоимение «я», он вцепился второму в волосы и потянул к губам. Тогда-то и прогремел взрыв. Оба повернулись на столб пламени, ещё минуту назад бывший вишнёвым «Кадиллаком», на котором они приехали. — Что за… — В салон. Сейчас же. Арсений прыгнул за руль и, дождавшись его, ударил по педали. Сзади послышались выстрелы, смешавшиеся с криками и звоном полицейской сирены. Произошедшее не успевало укладываться в голове. Парень бессмысленно глядел в зеркало заднего вида на удалявшуюся сцену задержания людей, к которым успел прикипеть, на факт покушения и опасность, вдруг ставшую такой пугающей. Он боялся не за себя, а за стабильность привычного мира, не замечая, как дрожал. Руку, вцепившуюся в коленку, накрыли ладонью, будто желая успокоить. Арсений обзвонил по очереди Катю, некоторых коллег, даже Серёжу с общей просьбой — некоторое время не высовываться. Тогда-то Антон и заметил, что они ехали не в том направлении, не домой. Лишних вопросов задавать не стал. Опершись на мужчину, как на костыль, он пошёл к незнакомой высотке на другом конце города от серой квартиры. Лифт остановился на четвёртом этаже, отделанный подобием мрамора коридор удивил дороговизной, а открывшийся потом вид на пустое двухкомнатное помещение удивил ещё больше. Вот, где была настоящая роскошь взамен приглушенной сдержанности: знакомые тёмные тона смотрели на него с лакированных поверхностей, люстры под высокими потолками мерцали кристаллами, обивки мягкой мебели были не кожаными, а бархатными. Его довели до огромного дивана в гостиной и усадили напротив электрического камина. Несмотря на летнюю жару на улице, в этом царстве холодных оттенков по телу прошли мурашки. Арсений оставил спутника рассматривать закрытые книжными шкафами стены и отправился добывать огонь. — Не объяснишь, где мы? — подал он голос примерно через час гробового молчания, за которое второй успел включить искусственное пламя, купить в аптеке антибиотики и обезболивающее, как те, что остались дома, и развалиться рядом с его не сдвинувшимся ни на градус телом. — У меня несколько квартир в Москве. Ещё по одной в Петербурге, Казани и Воронеже. Для таких случаев. Когда полиция может найти основное место жительства. — Так вот, где ты раньше пропадал месяцами, — картинка прошлого сложилась целиком, ему кивнули. Взгляд переместился с уставшего лица собеседника на цветастые корешки изданий разной степени древности. — И откуда привозил мне книги. Приличная библиотека. Я раньше думал, что она либо в третьей комнате, либо в подвале, — в ответ лишь развели руками и прикрыли веки. — Надолго мы тут? — Не знаю. Может, на неделю. Может, дольше. Никогда нельзя быть уверенным точно, — в углу комнаты, рядом с сумками, полными наличных денег и оружия, стояло несколько ящиков виски. Мужчина вдруг выпрямился и кивнул то ли на переплёты, то ли на бутылки. — Как видишь, найдём, чем заняться. Ноутбук живёт в спальне. — Я тут всё читал уже, кажется. — Это хвастовство или грусть? — его поджатые губы обвели пальцем. — Наверное, и то, и другое, — под тихий смешок Антон поменял наконец положение и улёгся на чужую грудь, по которой кокетливо пробежался пальцами. — Зато нас точно не прервут теперь дела или Катя… — мысль считали моментально и, подняв его голову за подбородок, оставили на губах поцелуй. А потом почему-то отстранились, поморщившись. — Не обязательно прятать страх за похотью. — Как будто ты имеешь что-то против, — цокнул он, следом резко оторвался от тепла, перекинул ногу через сидевшего и оседлал костлявые бёдра. Напрягшаяся мышца взвыла, заставив его сделать то же самое. Бинт пропустил красные пятна, парня скинули с себя, как вещь, и вскричали: — Ну нельзя аккуратнее с собой, что ли?! Придурок! Сжав кулаки, Арсений вышел куда-то и вернулся с аптечкой. Грубыми движениями тот освободил рану от марли, потом, матерясь под нос, стёр кровь и принялся без анестезии зашивать отверстие снова. От боли хотелось кричать, но, заткнутый злым взглядом и немым «сам виноват, терпи», он только жалобно мычал, пока в рот не закинули таблетки и не передали алкоголь вместо воды. На лбу оставили поцелуй, обжёгший кость до мозга, сходили за сигаретами, подкурили, затем снова растянулись на диване, уставившись в голубоватое пламя. Ему действительно было страшно. От нависшей опасности, от неизвестности, от собственной частичной беспомощности и безалаберности. Виновато вздохнув, Антон смирился с тем, что нуждался в защите более сильного человека, и робко поскрёб ногтями чужой локоть. Объятия, раскрытые почти нехотя, приняли его и окутали спокойствием. Страсть больше не вспыхивала, признав, что не сможет перекрыть другие чувства. Он уткнулся носом в любимую шею и принял переданную сигарету в качестве знака примирения после ссоры, которая случилась без слов: — Спасибо. — Береги себя хоть иногда. Иначе вообще не заживёшь. — Это же не забота. Звучит не так по крайней мере. — Не забота, — подтвердили сквозь зубы. — У меня корыстные цели. Тебя ни на встречу нормально не взять. Ни просто «взять», — руку, проскользнувшую от впалого живота до ширинки, перехватили и сжали до хруста. — Серьёзно, прекрати. В страхе нет ничего плохого. Это механизм защиты психики. Не надо от него бегать. — Ошибаешься, это слабость, — само сорвалось с губ. Фразу встретили не осуждением, а лаской: мужчина прижал его за затылок ближе и зарылся в волосы. — Нет, пока ты боишься не меня. А задержания или что у тебя сейчас в голове вертится. Оставив окурок в пепельнице у дивана, он подождал, пока второй закурит опять, и вернулся на место, чтобы невесомо поцеловать гладкий подбородок: — Да как тебя можно бояться, — скорее утвердительно, чем вопросительно. Над макушкой раздался смешок. — Иногда мне кажется, что ты не понимаешь, с кем связался. — Или, наоборот, понимаю слишком хорошо. — Захлопнись и спи, если сможешь. К вечеру отпустит. «Мне уже легче. В конце концов ты же рядом» уместилось в долгом выдохе. Измученный сначала ночью покера, потом побегом и непониманием, мозг постепенно избавлялся от лишних мыслей, глаза слипались, рот выпускал зевки. Мерный пульс Арсения, стучавший у виска, действовал на него, как колыбельная, алкоголь начал расслаблять пружины мышц, усиливая сонливость. — Мы не хотим перелечь в кровать? — шепнул Антон. — Мы хотим смотреть на огонь. И не перемещать тебя без надобности. Чтобы швы опять не разошлись. — Заботливый романтик. Кто ещё из нас страх прячет? — Оба, — отозвались одними губами. — А вообще хватит меня читать. Раздражаешь. — Мне это помогло. — Ты в любом случае бы выиграл. С двумя тузами-то. — Я выиграл эту жизнь значительно раньше. Карты тут ни при чём. Выключившееся сознание не заметило, что ответ был сказан вслух, а не остался в мыслях. Ни уточнять, ни спорить не стали, позволив очередную слабость. Он уснул в объятиях любимого человека, ощущая себя настоящим победителем. Страх прогнулся под счастьем и отступил окончательно. Они вместе. А дальше пусть Арсений разбирается сам — Антон пойдёт за тем хоть на край света.***
Первый телефонный звонок ворвался в информационное затишье через трое суток. Арсений, в два часа дня покинувший постель, чтобы сделать кофе, не успел надеть футболку и полуголым остановился посреди комнаты. Пока молодой человек потягивался, наслаждаясь остаточным теплом простыней, зевал, тот молча внимал кому-то, потом передал телефон: — Это тебя. — Да, слушаю, — растерянно пробормотал он. В ухо полился незнакомый просящий голос. Его в самых уважительных, даже, пожалуй, раболепных, формулировках умоляли оказать помощь с поставкой «быстрого» из Казахстана в столицу. Ничего особенного — простая логистика, на которую у любого из их пары ушла бы пара часов неспешной работы. — Сделаю, без проблем, — успокоил Антон уже начавшего всхлипывать от безнадёги абонента, — скинь по каналу Графа, дальше разберёмся. Я позже оставлю рекомендации, как эти объёмы структурировать самостоятельно. Паниковать не стоит. На другом конце разразились благодарной речью, по большей части состоявшей почему-то из мата. Он сбросил звонок и нашёл мужчину в том же положении, с вопросительно поднятой бровью. От него не дождались комментария, потому заговорили: — И что это было? — Попросили помочь. Там какие-то несостыковки, сам до конца не понял пока. Не парься, мне всё равно особо нечем заняться. — Почему тебя? До взрыва оставалась пара секунд. Молодой человек пожал плечами: — Возможно, они думают, что со мной проще договориться. — Ну-ну, — фыркнул Арсений, — успехов им, — моментально остыв, тот переключился на бытовые мелочи: — Мы точно будем кофе, а не виски? Получив улыбку, второй обменял свой гаджет на бутылку, стоявшую поодаль, и лёг обратно в кровать, прихватив ноутбук. С учётом его пониженного либидо, работать, лёжа рядом, оказалось для Антона почти удобно. Отвлекало не рельефное тело, а грустные небеса, вечно утыкавшиеся в экран и прятавшие так разочарование. Мужчина, накануне попросивший больше не томить себя воздержанием, касался его исключительно невинно. И это бы злило, если бы не воспоминание о том, как беспощадно рану зашивали в прошлый раз. Повторять такой опыт не хотелось — приходилось молча беречь ногу. В течение ещё пяти дней звонков на номер Графа, адресованных ему, стало слишком много. Людям требовались и помощь, и информация, и рекомендации, и, в редких случаях, просто разрешения сделать рискованный шаг. К нему шли, подобно паломникам, как к филиалу мудрости Арсения, в котором за слабость не покарают. Как в часовню при большом соборе. Сначала от этого было неловко, потом — смешно, пока в итоге не стало приятно. Тем вечером они только-только проснулись. Мужчина, завидев входящий, автоматически передал ему телефон, но на середине пути до ладони забрал тот обратно, сбросил вызов и оскалился: — Ты у нас теперь любимчик, а? — Считай меня своим секретарём, — в горло вцепились чужие пальцы. Второй, лежавший в двадцати сантиметрах, навис над ним и презрительно сощурился. Настоящей угрозы в жесте было меньше, чем властного «ты просто мой, без оговорок и существительных». — Почему бесишься на этот раз? Тебя ж не трогают, прям идеальнее некуда. Сиди, работай сам с собой… — Потому что трогают то, что мне не даётся. Такого уговора не было. От намерения поцеловать отшатнулись. В нём смешались раздражение и понимание. Ответ был скорее констатацией факта, чем обвинением: — Сам не берёшь. — Ты взвоешь на первом же оргазме. Когда мышцы скрутит. Как бы сильно Арсений не раздражал своей уверенностью, тот не ошибался. Наверное, потому раздражал ещё больше. Оставалось лишь вздохнуть. Секса действительно не хотелось, зато вернуться в полной мере под контроль — очень. Его отпустили, на что получили такое же смирение: Антон отодвинулся, признавая, что пора было проснуться окончательно. Второй поднялся, натянул на голое тело тёмные домашние штаны и направился к выходу. Молодой человек прикрыл веки и провёл ладонью по месту на шее, ещё хранившему следы от хватки. Затем спустился до груди, проверяя пульс, до живота, ища голод… И вдруг тело среагировало волной жара. Кожа покрылась мурашками так, будто её касался кто-то другой. Дверь хлопнула, а рука спустилась до тазовой косточки не в силах остановиться. Он бы, пожалуй, и не вспомнил уже, когда последний раз трогал себя именно так, как делал Макс, повторяя знакомый путь до паха, потому удивился возникшему желанию. Свидетелей слабости не нашлось — и парень отдался ей без стыда. Раз его не хотели «брать», это можно было сделать и самостоятельно… Пальцы дошли до внутренней стороны бедра, член однозначно среагировал на движение, Антон запрокинул голову назад. Тишину, воцарившуюся в их временном пристанище, нарушил мученический выдох. Чужой. Веки распахнулись, хотя он сам не понял, чего именно испугался. Арсений стоял у закрытой двери, сжав натянутый шов штанов, смотрел в упор, почти не моргая. Первое желание покраснеть и оправдаться секунду спустя было перекрыто желанием получить разрядку. Его улыбка со стороны, наверное, выглядела смущённой: — Иди ко мне? — Попроси, как положено, — бросили, словно дротик, в ответ. — Сюда иди, блять, — вырвалось со злобой откуда-то из глубин души. Мужчина полуавтоматически занёс ногу для шага и замер, бегая зрачками по его лицу. В другом, как в нём самом, в данную минуту зримо боролись неестественное послушание и властность. Вторая победила: нога вернулась на место. Антон поймал себя на желании зарычать из-за твердолобости их обоих, но только улыбнулся снова. — Поздравляю, — чёрная бровь выгнулась с вопросом. — Ты нашёл рычаг управления мной. Что хочешь услышать? Я скажу что угодно. — Умоляй. В момент, когда нежный изгиб любимых губ приобрёл оттенок самодовольства, он внезапно осознал, что именно происходило. Что вообще происходило последний год их агрессивного флирта на грани жестокости. Мысль отрезвила, Антон приподнялся на локтях: — Это тебя привлекает во мне? Характер? — логическая цепочка выстраивалась не в их пользу, выводы слетали с губ бесконтрольно, как пощёчины. — Хотя да. Зачем добиваться тех, кто и так стоит на коленях, когда можно прогнуть того, кто упорно сохраняет остатки гордости. Так интереснее, наверное. Отклик не потребовался. По потерявшему намёки на эмоции лицу второго и так всё было видно. Его снова бросали на прогиб, зато теперь хотя бы стало ясно, зачем. «Мог просто сказать прямо, дурак», — беззвучно рассмеялся Антон. Затем заговорил, не дожидаясь реплики от безмолвной статуи: — Арс, я тебя умо… — Нет, — попытку дать другому желаемое прервали сначала рывком навстречу, а уже потом словами, — заткнись. Заткнись, — мужчина, повторявший просьбу, как заевшая пластинка, навис на растерявшимся Антоном, притянул за затылок и укусил его нижнюю губу, тут же слизав выступившую кровь. — Заткнись. — Но ты же… — Опять ломаю и не замечаю, — сбивчиво шептал тот, не переставая то ли целовать, то ли грызть. — Не смей подыгрывать. Не поверю. Заткнись. — Где я ошибся? — отодвинуться и нормально поговорить не давали. Прислоняясь к груди, его впечатывали в матрас. Арсений поймал руки, потянувшиеся к плечам, и сцепил те над его головой, окончательно обездвижив. — Нигде. Везде прав, — чужие губы продолжали блуждать по лицу, шее, ключицам, обдавали горячим дыханием, словно намеревались вернуть прежний настрой и сделать вид, что намёка на выяснение отношений не было в принципе. Вытащив из него первый стон, партнёр оторвался от кожи и уставился с чем-то нечитаемым в глазах. — Только вот на посторонних твоя строптивость не распространяется. Уже год не понимаю, с какого перепугу. Это выбешивает, хотя иногда льстит. — Потому что искренняя? — Да, — его сосок подцепили острые зубы, пока мужчина устраивался между ног. — Заткнись уже, любимчик беспомощных. Хотел меня — получай. Они даже не заметили, как поменялись репликами, как до этого Арсений поддался в ту же секунду, когда поддался и Антон, как ничего друг другу не объяснили, но всё равно что-то поняли. Зато заметили, что, несколько толчков спустя, швы не разошлись при напряжении мышцы от оргазма. И этого знания вполне хватило.