Давай сбежим, я помогу
тебе оторваться
* * *
Нужные места найти легко: макушка Лизы всё выдаёт. Сверчкова подходит быстро, рядом на мягкую седушку садится, лбом в чужое плечо упирается и шепчет еле слышно: — Я так устала, Лиз. — Верю, — не понимает, что случиться могло за последние минут десять. Всё хорошо было, никаких проблем не намечалось. Но, несмотря на интерес, не спрашивает — она обязательно поделится позже. Поток людей кажется бесконечным. Множество фигур проходят мимо, занимают свои места, разговаривают между собой — множество фигур и ни одного лица. Все такие далёкие, незнакомые, серые, кажется, даже ненастоящие. Мальчишка лет десяти, барабанящий по экрану телефона; маленькая бабулька с огромной сумкой на перевес, ищущая своё место; крепкий высокий мужчина, обнимающий хрупкую девушку за плечо, — через некоторое время эти образы в памяти размоются, станут тёмными пятнами и будут казаться обычной массовкой, у которой жизни толком и нет. Иногда забываешь, что каждый человек такой же как и ты: живой, со своими страхами, пороками, проблемами и историей. Иногда получается забыть, что кроме тебя в мире полно людей и ты не особенный. В глазах других ты такое же серое пятно, которое не достойно внимания. Интересно, для Мишель Лиза такое же серое пятно или она считает её настоящей? Из глупых мыслей выводит резкий толчок поезда и шум бьющихся колёс о рельсы. Идея всё ещё лежит на Лизе, её плечи медленно поднимаются вверх и опускаются вниз — видимо, успела уже уснуть. Чем она по ночам занимается? Быстро меняющиеся пейзажи завораживают и яро намекают на то, что через пару часов ты будешь вдали от дома, рутинной скуки и не будешь видеть знакомые, чуть менее размытые обычного, лица. Плечи немного подрагивают из-за лёгкой тряски, рюкзак стоит в ногах, куртка лежит на коленях, в ушах опять наушники — четыре часа заслушивания любимых песен до дыр очень радуют. Sunsets, we wander through a foreign town Strangely, there's nobody else around Добавив громкости, чтобы от мира внешнего полностью огородиться с концами, Лиза головой в стену упирается и с интересом через стекло на улицу смотрит. Текст на английском о солнце и влюблённости, приятная мелодия и полное спокойствие до мурашек пробивают — именно этого очень хотелось и не хватало после появления урагана с голубыми линзами. Для полноты картины не хватает только красивого заката, вместо грозных серых туч, и Мишель, старательно поправляющей волосы. Даже сейчас, в момент долгожданного спокойствия, эта харизматичная блондинка из головы не выходит. Хочется заключить её в объятия, крепко прижимая к груди, и вместе убежать куда-нибудь подальше, чтобы полные ненависти глаза желчной Кристины больше не видеть никогда. Sunsets, I want to hear your voice A love that nobody could destroy Вместе с приятными чертами лица, в памяти находятся и воспоминания о мелодичном голосе с лёгкой чарующей хрипотой, которая показывает пристрастие к табаку и едкому дыму, со сладковатым привкусом и ярким запахом абрикоса. Вспоминается смех, греющий уши, улыбка, оголяющая ровные зубы, и морщинки в уголках пухлых губ. And when you go away, I still see you The sunlight on your face in my rear view Перед глазами слишком чёткий образ появляется, хотя Лиза никогда не отличалась хорошей памятью на лица. Мишель, сидящая за партой на первом уроке, клюёт носом и пытается что-нибудь записать в тетрадь. Но через минут десять понимает, что попытки бессмысленны, и кладёт голову на парту. Утреннее солнце прямо на неё светит, пытается разбудить, заставляя волосы переливаться разными оттенками и напоминать множество тоненьких позолоченных ниточек. А после резкие стуки по парте и монотонный голос учителя: «Гаджиева, доброе утро. Ты же в университет имени Павлова собираешься? Не хочу, чтобы в будущем какой-то несчастливый пациент пострадал от твоих рук». Воспоминания о усталых зевках, немного смазанной туши и быстро брошенном сухом «извините» на улыбку до ушей пробивают. Картинка перед глазами постоянно меняется. Хочется открыть окно и высунуть в него голову, забывая про правила безопасности, чтобы холодный ветер по лицу хлестал. В животе бушуют бабочки, хочется написать Мишель, а ещё лучше позвонить — за день можно успеть заскучать по её голосу. Но Лиза просто глупо улыбается, слушает уже другую, менее романтичную песню и чувствует тёплый лоб на своём плече — в сегодняшние планы Гаджиева, несмотря на постоянные мысли о ней, не входит.* * *
— Добро пожаловать. На ближайшую неделю это — твой новый дом, — Идея дверь закрывает и улыбаться начинает, когда удивлённые глаза Лизы видит. Она с детским восторгом рассматривает белые стены, дорогущую люстру, глянцевый пол из мраморной плитки, чёрный комод, который стоит прямо у входа, и такую же чёрную напольную вешалку. И это не удивляет — Идея сама боится представить, сколько денег отец потратил на этот евроремонт. — Я б на твоём месте из Питера валила и упрашивала отца жить тут. — Это, вроде как, моя квартира. На меня оформлена, — смеётся тихо, сбрасывая мокрые кроссовки с ног — дождь преследует их и в Москве. — Батя считает, что лучше всего вкладываться в недвижимость. Вот и покупает квартиры, будто деньги девать больше некуда. — Я в ахуе, — всё, на что фантазии хватает. Лиза знала, что Идея из семьи, у которой достаток выше среднего, но не думала, что выше настолько. — Очень красноречиво, — куртка отправляется на вешалку, зонт вешается на неё же, кроссовки остаются валяться в углу. — Чего стоишь столбом? Раздевайся и шуруй давай. — Я боюсь ходить по этому полу в своих дырявых носках за сотку, — и она не врёт даже. По сравнению с её обычным, среднестатистическим жилищем, эта однушка с козырным расположением возле метро недалеко от центра, кажется настоящими царскими хоромами. Очень страшно что-то испортить или, ещё хуже, сломать. — Не утрируй. Я у тебя в шкафу сколько ни копалась, все носки целые и чистые, — куртку с плеч подруги стягивает, чтобы до неё наконец-то дошло, что от верхней одежды самое время избавиться. — Через пару дней обживёшься и нормально всё будет. Лиза головой мотает, но не возникает лишний раз. Мнётся пару секунд, глазами по прихожей и небольшому коридору бегая, но обувь стягивает, ставя её идеально ровно: пятка к пятке, носок к носу. Куртку из рук подруги забирает и возле короткого белого пуховика вешает. — Ну, не умерла? Носки не дырявые? Стоять на этом полу не страшно? — хихикая, Идея подругу передразнивает и в спину легонько толкает, чтобы та наконец-то вперёд прошла и перестала буравить взглядом плитку на полу. Несмотря на то, что квартира однокомнатная, Лиза готова поклясться, что квадратов в ней больше, чем в её захудалой петербургской двушке. Прямо напротив входа находится арка, которая позволяет пройти в огромную комнату с белым кожаным диваном и большим телевизором, стоящим на круглом журнальном столике из чёрного стекла. За стенной перегородкой со встроенными полками виднеется кухня, которая под общий антураж подходит идеально — такая же чёрно-белая, играющая на контрасте. — Потолки такие высокие… Всё такое чёрно-белое. Да тут сама Стервелла Де Виль позавидует! — искры в ореховых глазах, на памяти Идеи, настолько сильно не сияли никогда. Ради этой радости и восторга, вызванного неплохим дизайном и неоправданно дорогой мебелью, стоило вытаскивать этого «затворника» за пределы привычного Санкт-петербурга и из ещё более привычных стен её комнаты. — Если ты про Мишель, то надеюсь, что она у меня в гостях не побывает, — шутку грубовато-идиотскую сдержать не получается. Но даже она Лизу сейчас не трогает — всё внимание уделяется интерьеру временного жилья. Как много может сказать о человеке цена его жилья, название бренда одежды, которую он носит, место работы и количество денег на карте? Добавляет ли это какой-то значимости в обществе, помогает ли заполучить уважение других людей, или просто является показателем придуманного кем-то статуса? Родители Сверчковой для Лизы всегда были обычными серыми пятнами с наклонностями к нарциссизму, хотя лично с ними, к счастью или сожалению, общаться не доводилось. Мнение и суждение сложились во время ночных разговоров на кухне по рассказам подруги. Странно, что за Идеей ничего подобного не наблюдалось — то ли хорошо воспитали, то ли ей вовсе не занимались, пустили на самотёк и на своём примере показали, как вести себя совсем не нужно. Самое отвратительное, что могут сделать родители для ребёнка — это заставить расти его не «благодаря», а «вопреки». И Лиза за стабильную нелюбовь к родителям Идею никогда не осуждала — заслуженно пожинают плоды своего неучастливого участия в её жизни. Ванная и комната с двухспальной кроватью тоже бурную реакцию вызвали, на что Идея лишь хихикала тихо, а после подзатыльник слабый отвесила, отправляя подругу руки мыть. Даже раковина чёрная. Ощущение, что глава семьи Сверчковых страдает от дальтонизма и не приветствует никаких выделяющихся цветов. Идея на кухне возится, включая холодильник и остальную технику. Полгода сюда никто не приезжал — пыли много, времени на уборку понадобится ещё больше. Лиза выключателем щёлкает, погружая ванную в мрак. На кухню проходит и на стул садится, говоря: — Дей, я есть хочу. — Не новость это, — последнее место в розетке достаётся кофемашине, — я тоже хочу. — Чем питаться будем? — Не шоколадками точно, — Лиза на такое заявление недовольно цокает. — В магазин идти надо. — Мы не могли сходить до того, как пришли сюда? Там холодно и мокро, — на окно косится и самую брезгливую гримасу корчит, представляя, как она снова старается не наступить в какую-нибудь лужу. — Могу и без тебя пойти. Но не обещаю, что по чистой случайности не разговорюсь с какой-нибудь бабушкой и не вернусь домой к вечеру. — Ладно, убедила.* * *
— Я с тобой больше никогда в магазин не пойду, — последние тридцать минут Лиза без умолку ворчит. — Пожалуйста, завались. — Кто вообще на сроки годности в магазинах смотрит? — ручки пакетов неприятно на пальцы давят и мерзко шуршат при каждом шаге. Пока Идея прошлась по магазину, взяла всё, что нужно было, и они наконец-то вышли, дождь успел закончиться. Хоть что-то хорошее. — На всякий случай стоит проверить. — Могли просто что-нибудь заказать и не париться. — Так неинтересно. И вообще, не выёбывайся и неси молча. — Крепостное право отменили в шестьдесят четвёртом, вообще-то, — недовольно цедит Лиза. — Почему я несу всё сама? — В шестьдесят первом. За незнание истории в квартиру не пущу, будешь у двери на коврике ночевать. Лиза лишь недовольно фыркает и дальше молча идёт, шурша пакетами с продуктами. Злиться долго не получается: из-под какой-то машины выбегает рыжий уличный кот. Пакеты оказываются на земле, Лиза садится на корточки, стараясь животное к себе подозвать. Идея злостно косится на подругу и молчит — на дух не переносит кошек с самого детства. — Давай покормим? — Ну да, а потом он за нами увяжется. Нам для полного образа женатиков кота не хватает. — Ну ты посмотри на него, — кот всё-таки подходит, пальцы обнюхивает и голову под холодную ладонь подставляет. Шерсть мягкая, ушки остро стоят, прислушиваясь к каждому шороху, слышно тихое мурчание — Лиза всегда обожала животных. — Самое доброе существо в мире. — Ага, по доброте душевной заразишься от него чем-нибудь. — Я ж не собираюсь его с собой тащить. Чего ты злая такая? — Потому что с тобой общаюсь, — ответа не следует, только полные жизни ореховые глаза, смотрящие снизу вверх. Ей невозможно отказать. — Ладно, делай что хочешь.* * *
— Лиз, что-то случилось? — Идея из ванной наконец-то выходит и застаёт подругу сидящей на диване. Она просто смотрит прямо, будто стена — самый интересный объект в её жизни, и бросает редкие взгляды в сторону телефона. — Мишель не пишет два дня уже, — усталый выдох кажется слишком громким, — может случилось чего? — Напиши первая, — рядом садится с улыбкой до ушей, за бедной ничего не понимающей Лизой наблюдая. Уже можно привыкнуть к тому, что с появлением Мишель, она очень похожа на глуповатого несуразного котёнка. — Хотя, можешь подождать, пока она про тебя сама вспомнит. — Иде-ея, — тянет жалобно и руками лицо закрывает — не понимает, что делать. — У тебя так корни отросли. Давай покрасим? — Чего? — к умению прыгать с темы на тему привыкнуть невозможно. — В чёрный тебя подкрасить надо, — ладонь приземляется на чёрную макушку, — а то на голове непонятно что творится. — Ага, прям сейчас пойдем за краской. Темно уже. — Пойдём, только мне голову высушить надо. Лиза кивает и, когда подруга в ванну опять уходит, один на один с собой остаётся, слушая шум фена из ванной. Последние два дня странными кажутся: что на Мишель тогда вообще нашло? Да и не только на Мишель. Весь день был занят обычными бытовыми делами: готовка, постоянные стычки со Сверчковой, уборкой и просмотром очередного проходного фильма. Но Мишель, как назло, не выходит из головы ни на минуту. Идея «сбежать» от проблем на неделю казалась очень заманчивой, но сейчас, кажется, доходить начинает, что основная проблема сидит в голове и в ближайшее время никуда уходить не собирается. Интересно, чем сейчас занимается Мишель? Появляется резкое желание позвонить. Позвонить, чтобы наконец-то услышать, а ещё лучше увидеть — никогда не было так радостно, что в двадцать первом веке технологии на новый уровень вышли. И Лиза поддаётся, несмотря на свой страх и нависающую тревогу. Чего бояться вообще? Это же Мишель. Пальцы быстро скользят по экрану, открывается нужный чат, начинается видео-звонок. Внутри что-то неприятно мечется. Мечется ровно до того момента, пока перед глазами не появляется сонное лицо Мишель и не слышится недовольное: «Ли-и-из, я тебе руки оторву. Чё у тебя там шумит так?» — И тебе привет, — улыбка до ушей с потрохами выдаёт. — Идея волосы сушит, фен гудит. Мишель усмехается, проморгаться старается: на голове бардак, на лице ни следа макияжа, видимо, собиралась ложиться спать. — Ты завтра придёшь? — Я в Москве, боюсь, что не успею к первому уроку. Ресницы непонимающе пару раз хлопают и Лиза спешит пояснить: — С Идеей на неделю приехали к её родителям. Некоторые вещи было решено умолчать — не обязательно ей знать сокровенные подробности чужой жизни. — Ну вот, с родителями знакома уже. На свадьбу пригласишь? Лиза фразу «только в роли невесты» проглатывает и посмеивается тихо, кивая. Мишель считает жизненно необходимым рассказать про то, какой интересный фильм посмотрела, и показать кота, спящего у неё в ногах. Лиза делится историей про рыжее пушистое чудовище, из-за которого Идея к ней несколько часов и близко не подходила, потому что «мало ли он заразный был». Фраза за фразой, история за историей и, кажется, дышать легче становится — всё до сих пор нормально, даже после «того» дня. «Лиз, мы идём?» — всю идиллию сбивает. Приходится прощаться. — Завтра жду твою фотографию на фоне красной площади, — посмеивается и рукой машет, в знак прощания. — Я ради тебя её туда потащу, — Идея тоже хихикает тихо, подруге подмигивая. Появляется четкое ощущение, что они сговориться успели когда-то за её спиной. — О, Сверчкова, привет. Не забудь только. — Не забуду. Лиза очень забавно молчит, пытаясь понять что-нибудь. — Пока, Лизок. И опять эти воздушные поцелуи. Мишель слишком обворожительна. Телефон отлетает на край дивана, брови хмурятся, от Идеи требуют объяснений. — Ты же её терпеть не можешь, что это было? — К Мишель я отношусь нормально, — Идея беспечно по комнате расхаживает, вещи нужные надевая, — а вот к вашим муткам нет. Вы как шарики в бильярде: малейшее соприкосновение и разбежались по разным углам до следующего раза. — Сама ты шарик! Несмотря на возмущения, недовольное цоканье и по-детски надутые губы, Лиза понимает: Идея, как всегда, права. И это впервые не радует. — Эх, Шарик, вставай. Нам до круглосуточного идти и идти. — Нужны тебе мои корни именно сейчас. — Весь день глаза мозолят.* * *
Идея, как всегда, была права: через пару дней Лиза действительно обжилась. Запомнила местность возле дома, больше не боясь расхаживала по чужой квартире и спокойно разбрасывала вещи везде, где её душе угодно, — за это, конечно же, нагоняй получала. Поэтому, уже совсем без страха, она на излюбленном белом диване валяется, без перерыва печатая что-то на клавиатуре, пока подруга, сидя недалеко за столом, завтракает. — Ты телефоном себе зрение испортишь, — слова звучат очень нечётко — глупая привычка жевать и говорить одновременно. — Ты же знаешь, что я не просто так в нём сижу. — Ты же собираешься что-то делать? По пять часов говорите о чем-то, а темы отношений шугаетесь. — Не знаю я ничего. Когда-нибудь, что-нибудь решим. — Нет времени сомневаться, — Идея недовольно вздыхает. — Мы завтра утром возвращаемся. У тебя будет целый день, чтобы наконец-то всё с ней обсудить. — А если хуже сделаю? — А если лучше? И внутри, кажется, что-то кульбит делает. В голове что-то щёлкает и мысль навязчивая появляется: пора что-то в их взаимоотношениях менять. — Дей, жуй молча. Показательно голову отвернув, Сверчкова в телефоне копаться начинает. Через пару минут слышится: — О, мне подружка скинула адрес открытой крыши, с которой вся Москва как на ладони. Сходим напоследок? — Когда ты говорила, что покажешь мне город, я думала не про крыши. — Зато романтика на высоте!* * *
— Миш, ты чё без настроения сидишь? — Кристина подходит и бесцеремонно на подлокотник кресла садится, руку на плечо кладя. — Устала я уже, — на бутылку в чужой руке смотрит с презрением, — пить. — Ты от Лизки своей нудностью заразилась? — голубые доброжелательно сияют. — Не дрейфь, мы из тебя эту правильность выкурим. Опять Лиза. Ощущение, что всё только в неё и упирается. Беспокойство перед чужим приездом, из-за которого ничего делать весь день не хочется, — Лиза; надоедливая тягость внизу живота последние пару недель — Лиза; упрёки со стороны подруг — тоже Лиза. Это имя уже отвратительным кажется, хочется забыть про её существование, как раньше, или вернуться в прошлое и не спорить ни на что. Но, как назло, без Лизы слишком пусто. Даже постоянные переписки и частые звонки не помогают. — Одно и то же постоянно, — взглядом по головам подруг пересчитывает: Виолетта спит, Рони сидит рядом; Алиса с Кирой играют в карты и спорят о том, чью песню включать следующей, — пьём, ничего не делаем, утром страдаем. — Виолетту растолкаем и пойдём на улицу, веселее будет, — веки прикрыв, Кристина очередной глоток прямо с горла делает. — Ага, а потом в обезьяннике за дебош торчать будем до утра. Спасибо, родители не в городе, меня забирать некому. — Да ну, давай. Присоединяйся к общему веселью, — бутылка оказывается слишком близко к чужому лицу, — нужно же отпраздновать конец каникул. — Мы пару дней назад начало праздновали. От воспоминаний о недавнем «отдыхе» передёргивает. Споры о том, кто пойдёт за соком; постоянное: «Давайте Мишель отправим. Она же любит адреналин, а там как раз темно и педофилы». А после всего этого дружный поход всей компанией в магазин, ссоры пьяных подруг и падения на мокрый асфальт (коленки до сих пор в ссадинах) — жуть. — Она на тебя дурно влияет, — Кристина недовольно хмурит брови. — Ну давай, всё нормально будет. Мишель недовольно цокает, несколько секунд взгляд тупит и сдаётся, выдыхая: — Я сделаю один глоток и ты оставишь меня в покое, так? — Сделай и узнаешь. В ответ Мишель послушно бутылку забирает и нехотя пьёт, продолжая недовольно в сияющие, но пустые голубые напротив смотреть. — Довольна?* * *
— Да, мам, живы, здоровы. Уже в Питере, на вокзале стоим, — Лиза лямку рюкзака сжимает и постоянно на хихикающую подругу смотрит. — Буду через пару часов, мне нужно к Сверчковой зайти. — В смысле? — Идея сразу же получает щелчок по носу, который сопровождает грозный взгляд. — Да, мам, пока, — телефон отправляется в карман. — А ко мне тебе зачем? — Ага, если я скажу, что иду к «симпатичной блондиночке», вопросы появятся. А с тобой всё просто: «иди, конечно, но вернись домой сегодня». — Вернуться сегодня «по возможности», так? — Ага, а ещё: «Лиза, дома своего нет?» — Тогда всё с вами понятно. Останешься у неё, ради незабываемых впечатлений, а мне потом за «Лиза, своего дома нет» отдуваться, — очередной злостный взгляд и Идея недовольно бурчит: — Молчу. Молчать долго не получается — слишком интересно. — А что ты в итоге решила делать? — А тебе всё расскажи, — Идея показательно закатывает глаза, заставляя смеяться. — Ну не обижайся. Хочу к ней прийти с букетом незабудок. — Ты и букет? Я могу тебя представить только с цветами с клумбы. — Сама не верю, если честно. За неделю все деньги на ноябрь потратила. — Ну, тебе восемнадцать скоро, будешь впахивать после школы и деньги будут. — Ага, и покупать тебе сигареты. Второй год уже слышу. — Ну кто виноват, что ты старуха? Идея уверена: ещё несколько шуток и Лиза с ней что-нибудь сделает.* * *
Никогда в жизни не хотелось так сильно настучать Мишель по голове. На звонки и сообщения не отвечает (видимо, научилась ставить беззвучный), дверь не открывает. Приходится сидеть на ступеньках у её квартиры с этим чёртовым букетом, купленным на последние деньги, в ожидании какого-то чуда. — О, Лиза, привет, — на лестничном пролёте появляется Маша, — а ты чего тут сидишь? Лизе на секунду кажется, что в этот момент она поверила в бога. — Мишель жду, поговорить хочу. — С цветочками ждёшь, молодец, — посмеивается тихо и, через Лизу переступая, к двери подходит, ключами звеня. — Заходи давай. Видимо, спит до сих пор. На кухне подождём её, чай попьём. — Спасибо, — Лиза улыбается и кивает: ноги уже затекли, хочется наконец-то в помещение тёплое попасть. В квартиру знакомую попав, треплет за ухо кота, который, на удивление, не спит где-то в углу квартиры, и верхнюю одежду на вешалку вешает — ноябрь месяц, сезон курток давно начался. — Иди на кухню, я щас подойду. И Лиза кивает. Кивает, но на кухню сразу не идёт — хочет букет на столе в комнате Гаджиевой оставить. Дверь приоткрывает, заходит аккуратно и стоит несколько секунд в полном недоумении: на кровати возле излюбленного миловидного лица с веснушками виден затылок Захаровой. Мыслей и вопросов за раз слишком много, но ответ находится очень быстро — следы укусов на шее выдают. Но Лиза не кричит, не будит и сцен ревности не устраивает: букет оставляет и тихо дверь с другой стороны закрывает, на кухню проходя — хочется «привет» Мишель сказать.* * *
День сразу не задался — голова трещит по швам, будто молотком всю ночь колотили; кожа коленок снова в ссадинах — ощущение, что они никогда не заживут; рядом оказывается Кристина — тихий ужас. Единственное, что успокаивает — надежда на то, что Маша не успела вернуться домой после ночёвки и до сих пор сидит у подруги дома. Лучший способ проверить — пойти на кухню и глянуть, стоит ли в раковине кружка. Чтобы нормально ходить приходится за стены изредка хвататься — в очередной раз кажется, что пора бросать пить. Дверь закрыта, слышен голос сестры — не везёт, придётся объясняться. — Привет, Миш, — сердце начинает биться быстрее, каждый стук гулом в ушах отдаёт. — Выспалась? Мишель почти ничего не помнит. Не помнит, как «один глоток и ты оставишь меня в покое» превратился в несколько бутылок; не помнит, как из-за её принципов и очередного «слабо» она пыталась перепить Алису; не помнит перепалку с подругами и брошенное Кристиной «давай сбежим от них»; не помнит, как через дворы, заливаясь хохотом, они пришли к ней домой. А ещё хуже, что она не помнит, как они с Захаровой оказались в одной кровати, и почему всё тело покрыто царапинами, следами от укусов и противными засосами. Но страшнее всего, что на кухне вместе с Машей сидит Лиза, в глазах которой ненависть читается. Жизнь любит смеяться и подшучивать, но чувство юмора у неё настолько отвратительное, что даже Виолетта не переплюнет. — Доброе утро, — Машка ладошкой машет и улыбается лучезарно, за растерянной сестрой наблюдая. — Думаю, вам надо поговорить. Встав, рукой на своё место указывает, призывая Мишель занять его. Гаджиева кивает, садится и в спинку стула вжимается сильно, надеясь в ней раствориться. Очевидно же, что Лиза всё видела. Дверь хлопает и Мишель впервые настолько жалеет, что осталась с Лизой один на один в комнате. Так ещё и с Кристиной за стенкой. — Чего ты меня так пугаешься? Я вроде не кусаюсь, — улыбка на бледном лице надежду даёт на то, что всё нормально, — в отличие от Кристины, — надежда разбивается на кучу мелких кусков. Это конец. Просто полный крах. Даже наглой и беспечной Мишель стыдно настолько, что не спасает и «пузырь инфантилизма», в который она привыкла прятаться подальше от проблем. Лиза, как назло, жалить умеет без криков и оскорблений — нужно поучиться. — Ли-и-из, не начинай, а. — Да я не начинаю, — речь прерывает чай, — хочу поздравить вас. Всё-таки Кристина не промах, похвалить можно. Взгляд притуплён, чёрный чай жжёт горло, стенки чашки слишком горячие и обжигают фаланги пальцев. Появляется желание обдать этим кипятком Мишель. — Ну, Ли-и-из, — хочется под землю провалиться или отмотать время, чтобы не пить этот «один глоток» из чужой бутылки. Мишель слишком часто сожалеет о своих поступках в последнее время, — мы даже не в отношениях. Ты же со Сверчковой в Москву моталась и не отчитывалась. — Миш, — Лиза чуть ближе подаётся, на шепот переходя, — я по пьяне с кем попало не ебусь. — Не пила я! — с Мишель только в разведку и идти. Вопит на весь дом, недовольство показывая. Эта странная привычка сейчас не кажется милой и обворожительной, скорее вызывает отвращение. — От тебя перегаром несёт за километр, — обратно на спинку откидывается, руки за голову забрасывая, — даже если не пила, то ситуация ещё хуже становится. — Блять, Лиза, — чувство вины начинает мешаться с агрессией. Слишком гремучая смесь, — ты пришла, чтобы клевать мне мозги? — Я ничего не клюю, Миш. Ты сама себя в такие ситуации загоняешь. Карие глаза впервые кажутся некрасивыми. Лучше бы сейчас на ней были линзы — не было бы видно этой фальшивой вины. Из Мишель была бы прекрасная актриса. — Тебе лучше уйти. И Лиза, как всегда, кивает, молча встаёт и из комнаты выходит. Только теперь эта схожесть с болванчиком не кажется забавной — скорее из себя выводит.