Я нуждаюсь в твоём тепле,
я хочу быть смыслом твоим
* * *
— Людмила Ивановна, а можно выйти? — пожилая учительница недовольно брови хмурит, но язвительную фразу про экзамены и безответственность оставляет при себе, молча кивая. Алисе большего и не нужно — главное покинуть помещение, предварительно отдав рюкзак Медведевой, с просьбой забрать его домой после урока. Быстро дверью кабинета хлопнув, по лестнице с третьего на первый этаж спускается и через главный вход в школу на улицу выбегает, выслушивая крики вахтёрши. Наглость лучший друг. «Пара ебаных чертей», заразы такие, в школу решили не приходить вовсе, предварительно написав, что в час придут в «гости», чтобы всё украсить. Алиса по дурости согласилась, а после поняла, что опять за количество прогулов по голове получит. Именно из-за подруг теперь приходится бегать через дворы, стараясь не врезаться в очередную лавку или фонарный столб. За деревьями виднеется знакомый подъезд, бег переходит в шаг, наконец-то можно выдохнуть. Девочки сидят себе спокойно на лавочке, ножками болтают и разговаривают, чем раздражают сильно — отдыхают, а из-за них человек максимально глупо с урока ушёл. Стыдно даже за настолько детский фокус с рюкзаком становится. Рука вверх поднимается и машет спешно, пока два силуэта встают и навстречу идти начинают — и на том спасибо. — Наконец-то, — слышится хлопок ладони об ладонь, — чё ты такая запыханная? — Виолетта взглядом сверху вниз пробегает, замечая, что у подруги с собой вещей нет. — От швабры этой убегала, — усмешка слышна и несколько рваных выдохов — дыхание до конца до сих пор не восстановилось. — Боюсь узнать как, — Рони хихикает и руку протягивает, для приветствия. Алиса её быстро жмёт и сообщает, что хочет всё-таки домой попасть: — Идём уже. — У тебя дома никого? — редкие листья неприятно шелестят под протёртой подошвой кроссовок. Каждый след на бетонных ступеньках отдаёт глухим звуком, ключи неприятно звенят, холодная металлическая ручка обжигает руку. — Никого, — ещё несколько глухих звуков, нажатие кнопки, двери лифта открываются, почти сразу закрываясь. — Я мать предупредила, она у бабушки на ночь останется. — Заебись. Значит, со спокойной душой всё украшаем и готовим, — Виолетта на ходу тянется довольно. В прошлой жизни она явно была котом. — Ага, осталось Шуму позвать и вечером по душу Мишель отправить, — кабина останавливается, дверцы вновь раздвигаются, Алиса начинает копаться в карманах, в поисках ключей. — Ронь, она же с ней договорилась о встрече уже? — Да ну, зачем? Сюрприз же, — в ответ кивок: ну да, сюрприз же.* * *
— Ты уверена? — Идея сидит на мягком ковре в знакомой комнате и клеит скотч на ненавистную обёрточную бумагу. Какой бездарь вообще решил, что над упаковкой подарков нужно заморачиваться? — Да, смешно же будет, — аккуратно, почти ровным почерком, на небольшой записке появляются два слова: «Моему ангелу». — А если шутку не поймёт? — Видимо, не мой человек, — в тишине хихиканье тихое слышно, которое со скрежетом скотча и шуршанием бумаги смешивается. — Будто, если она не оценит твоё чувство юмора, то ты перестанешь по ней сохнуть, — выдох слышится и лязганье тупых лезвий ножниц. — Может и перестану, — повертев бумажку в руках, кивает себе же одобрительно и руку протягивает, чтобы кусочек клейкий получить. — Я скоро при виде скотча блевать буду, — фыркает недовольно и на фалангу пальца протянутой руки клеит маленький кусочек, теперь ненавистного, скотча. Лиза лишь благодарно кивает и цепляет эту небольшую записку к книжке. Сама не понимает каким образом она пришла к подобному наполнению подарка, но довольна собой полностью. — Можешь ещё её обмотать? Я пока коробкой займусь. — Блять, давай в пакет всё запихнём просто? Я уже не могу-у, — Идея умоляюще сверху вниз смотрит, потому что кое-кто занял для себя место на удобной мягкой кровати. — Надо, Дей, надо, — Лиза на пол возле подруги усаживается и, ловко орудуя ножницами, отрезает себе пласт чёрной бумаги, начиная аккуратно и очень старательно оклеивать картонную коробочку. — Если твоей Мишке не понравится, то, — небольшая пауза на раздумья нужна. Что же можно сделать с Мишель, если она начнёт как-то возмущаться? — То что? — Я ей волосы зелёнкой покрашу. — У-у, вот это угроза, — по комнате смех проносится, который тишину перебивает напрочь. Как можно вообще до этого додуматься? — Я не угрожаю, а предупреждаю, — очередной кусочек клейкой ленты занимает своё место. — Ебучая книга, — упаковывать футболку было намного проще — у неё хотя бы нет глупого корешка, из-за которого бумага ровно не ложится. — По божеским законам материться нельзя, — в ответ только цокот недовольный и громкий шелест. — Я не верующая, — очередной недовольный цокот. — Скажи спасибо, что я вообще согласилась помочь. — Благодарю вас, мадмуазель! — быстро вперёд подаётся и в лоб целует, видя как лицо напротив заметно кривится. — Ну сколько можно? В лоб только покойников целуют. — Все мы когда-нибудь умрём, — ответа не следует. Одна сидит, кончик языка высунув, и старательно ведёт борьбу с глупой упаковкой. Другая спокойно справляется со своей задачей, благодаря чему коробка уже не выглядит уродливо. — Зацени, — борьба не прошла зазря: ни единой складочки, всё просто идеально, как и планировалось. — Тебе нужно эльфом Деда Мороза работать. — Не дай боже. Ненавижу возиться с подарками. — А только что говорила, что не верующая, — в Лизу летит небольшая катушка скотча.* * *
— Эта маразматичка меня уже заебала, боже, — кофе язык обжигает и лёгкой горечью отдаёт — всё как Мишель любит. — Опять влепила тройку, потому что я не взяла с собой дополнительную литературу и решила читать с телефона. — Ты-то хоть выпускаешься скоро, — пятнадцатилетняя девочка невольно корчится, когда запах крепкого напитка сестры чувствует — у самой в кружке чай, который никогда ничем не заменяется. — Так убегай от неё после девятого, чё тебе мешает? — А почему ты не убежала? — Надеялась, что всё-таки пронесёт и она наконец-то свалит на пенсию. — Мне кажется, что если она из школы и уйдёт, то только вперёд ногами, — Мишель лишь смеётся и кивает, соглашаясь. — Не кажется, — мысль очередной глоток прерывает, — её года три назад машина сбила, так она встала, отряхнулась и пришла нам контрольную по русскому давать. Я даже не шучу, блин! — Эта женщина бессмертна, — глаза чуть шире стали от удивления — эту историю она слышит впервые. — Просто живучая, — хмурится вдумчиво и добавляет тихо: — Как тиходка, блять. — Кто? — одну бровь вскинув, непонимающе прямо в карие глаза напротив упирается. — Стыдно не знать, — губы в улыбке расплываются, ровные зубы оголяя, — биология девятого класса так-то! — Я, в отличие от некоторых, не собираюсь на медицину поступать. — Ну да, филологический лучше, — фыркает, на Машу недовольно косясь, и губами к тёплой керамике прилипает, делая очередной глоток горьковатого напитка, согревающего горло. — Бе-бе-бе! — уши ладошками затыкает и слушать ничего не хочет — противная детская привычка. — Ладно, так уж и быть, молодые училки русского тоже нужны! — пальцами через стол к руке чужой тянется и постукивает аккуратно, заставляя те упасть на деревянную столешницу. — Хоть кто-то на место Высоцкий припрётся. — Ну спасибо! — Всегда рада помочь! Отношения с Машкой натянутые не были никогда — разница чуть меньше двух лет всего. В детстве постоянно играли вместе, в школу одну ходят, сквернословить, вопреки запретам родителей, начали почти в одно время и интересы схожие имели. Даже к экзаменам в этом году на пару готовятся, хоть и сложность у одной на голову выше другой. Маша не была похожа на хмурых, вечно занятых и отсутствующих родителей, долгом которых было только как можно сильнее в советские устаревшие рамки вогнать. Девочка ростом в районе ста шестидесяти сантиметров (за год и вырасти могла, всё-таки!) часто улыбалась, смеялась с глупых шуток, поддерживала разговоры о надоевших учителях и противных бабушек у подъезда, от которых скорой смертью за километр пасёт; прятала ненароком оставленные у входа зажигалки, когда приходили родители. Она другая: более родная, более разговорчивая, более энергичная; она настоящая, живая. — Кстати, спросить хотела, а ты ночью будешь? — А где мне быть надо? — Мишель кофе как не в себя хлещет. Вторая порция за последний час была выпита, так она ещё и встала, чтобы чайник для третьей поставить. — Может к кому-то идти праздновать собираешься, как обычно. — А чё ты хочешь уже? — усмехается и ответа ждёт — просто так её из дома никогда не гонят. — Ноутбук твой забрать хочу ночью, фильм глянуть. — Я ж не против всегда, Маш, ты чё, — чайник наполнен, включен, слышен треск постепенно нагревающийся воды. — Спасибочки, — пухлые губки в улыбке расплываются, — я тогда через пару часиков заберу. — Ага, только… — Личные переписки не читать, никому ничего не писать, порнуху смотреть со вкладкой инкогнито, — слова звучат очень быстро и чётко, будто давно заученная скороговорка. — Именно.* * *
Кристина злостно жмёт на кнопку старого звонка и ждёт, пока ей наконец-то кто-нибудь откроет. Алиса, как назло, на сообщения не отвечает. — Я прибью кого-нибудь скоро, — мало того, что все, кроме Киры, не появились на последнем уроке, так ещё в квартиру не пускают и тяжеленный рюкзак Куняшовой на пальцы неприятно давит. За дверью шаги слышатся, в перемешку со знакомыми голосами. Выдохнуть хочется и от рюкзака противного поскорее избавиться наконец-то. Щелчки замка и в проёме появляется улыбающаяся Виолетта с шариком во рту. — Приве-ет, — дыхание сбито полностью: надувать проклятые куски резины — это каторга настоящая! Впервые появляются мысли о том, что пора бросать курить, потому что воздуха очень быстро начинает не хватать. — Привет, — голубые глаза быстро пробегают по множеству шариков, которые мирно на полу валяются, и улыбаться заставляют — детский сад, от вилки другого и не ожидалось. Стоит взгляду в комнату попасть, сразу видно полный бардак и хаос: везде валяются подарочные пакеты, видимо, даже с подарками; Рони сидит на полу и пытается настроить большую колонку, которая, вроде, вообще принадлежала Кире; везде валяется светодиодная лента, которую они, кажется, серьёзно хотят приклеить к потолку. Когда они вообще успели всё это купить, откуда столько денег и успеют ли они всё это сделать за несколько часов? — Завяжи, пожалуйста, — хуже надувания шариков может быть только завязывание их. Не праздник, а одни сплошные муки. — Давай, — ловко оттянув резиновый кончик, двумя пальцами прокручивает его, завязывая небольшой плотный узелок — этому её ещё очень давно научил Денис. — Спасибо! Куня на кухне. Кристина благодарно кивает, шарик розовый отдаёт вместе с очередным цветным пакетом и, подхватив тяжёлый рюкзак, проходит на кухню, с грохотом стеклянную дверь открывая. — Кира просила передать, чтобы ты пошла на хуй, — Алиса глазами хлопает, ничего не понимает и овощи старательно нарезает, с несколькими пластырями на кончиках пальцев — повар из неё явно никудышный. — Что я сделала уже? — показательно в кухню пройдя, Кристина рюкзак в пустой угол ставит. — Ощущение, что ты в нём кирпичи носишь, — стул отодвинув, на место усаживается и наблюдать за деятельностью подруги начинает. — Кстати, научись включать звук на телефоне. — Да почему у всех ко мне претензии какие-то? — фыркает возмущённо и всё-таки телефон включает, охая удивлённо: пять пропущенных. — Прости. — Да ладно уже, спасибо Вилке. Чё делать надо? — Готовить, думаю.* * *
— Лизонька, а ты куда? — женщина с большими карими глазами, в которых так и виднеется тепло, к дочери выходит с полотенцем в руках. — На улице ночь уже. — У подруги день рождения, поздравить хочу, — Наталья лишь понимающе кивает, но задумывается: какая подруга? Лиза это непонимание видит и спешит объясниться, чтобы вопросов лишних избежать: — У Мишель. Та «симпатичная блондиночка», которая нам пакеты донести помогала. Мама в ответ лишь смеяться начинает, вспоминая как случайно познакомилась с новоиспечённой подружкой дочери: — Лизонька, а что это за симпатичная блондиночка? — Лиза краснеет смущённо, пока Мишель хихикает и тихо на ухо шепчет: «Учись делать комплименты». — Здравствуйте, тётя Наташа, меня Мишель зовут, — быстро всё в свои руки берёт, потому что «подружка» ничего сказать и не может от удивления. Встретить мамочку в магазине, так ещё и в компании взбалмошной блондинки, в планы на день точно не входило. — Лиза про вас много рассказывала. Давайте мы вам с пакетами поможем? — Тогда иди, конечно. Хорошая девочка, привет ей передавай, — улыбка с лица не сползает — наконец-то в окружении «малолетнего отшельника» появился кто-то, кроме Сверчковой. — Передам. — Только смотри, чтобы милиционеров не было. Тебе нужно ещё немного потерпеть, чтобы легально по ночам гулять. — Ни разу не ловили и сегодня не поймают, — улыбка на лице матери ответную вызывает и, быстро завязав шнурки потрёпанных кед, Лиза в щёку женщину целует, спешно из квартиры выходя. В руке чёрная коробка, в ушки вставлены потрёпанные наушники, внимание сфокусировано на времени: без десяти двенадцать. Идти к Мишель минут двадцать прогулочным шагом — можно ли успеть за десять? Ответ себя долго ждать не заставляет: можно, если не идти прогулочным шагом, а бежать.* * *
— Ми-иш, — дверь со скрипом приоткрывается, из проёма высовывается тёмная макушка. — Что уже? — Мишель выглядит не очень: в руках телефон, светящий прямо в лицо; спутанные волосы лежат на подушке, туш, которую смыть забыли, размазана под глазами; а одежда — это вообще отдельное извращение: короткие шорты, потому что дома слишком жарко, футболка растянутая настолько, что достаёт уже до коленок разбитых (очень ловко покаталась на велосипеде в дождь) и любимые носки на пятах стёртые. — Родители уехали опять на выходные и просили, чтобы ты последила за мной. — Сваливать на каждый мой день рождения уже традиция, — хмыкает разочарованно, но уже не удивляется даже. — Видимо, — Маша хихикает тихо, чем улыбку у сестры вызывает. — Давай шампанское откроем? Праздник, все дела. — Мария, нельзя детям пить, как не стыдно? Меня оставили за старшую и на моих плечах лежит ответственность, за твою безопасность… — У нас разница два года всего, сама ты деть. Мишель замолкает моментально и пару секунд сидит в раздумьях, а после выдыхает и всё-таки соглашается. Почему она должна отказывать себе в празднике? — Ладно, аргумент, — в карих глазах сестры загорается огонёк, — тащи бутылку, но открываю я. — Договорились! Дверь закрывается и шаги быстрые слышны — на кухню к отцовскому «тайному шкафчику» побежала радостная. Эта детская тяга и интерес к «взрослым», запретным вещам кажется Мишель забавной и в воспоминания двух летней давности окунает, когда она впервые с Кристиной без ведома родителей выпила, так ещё и намного больше положенной нормы. Тогда ей впервые показали, что такое «настоящее веселье».* * *
Вся компания в сборе: Кира старательно ставит бутылки алкоголя в маленький холодильник, Виолетта быстро хватает одну, не читает название и убегает в комнату, чтобы поскорее открыть и «употребить»; слышно, что Рони просит поделиться — Кира фыркает, Алиса смеётся, Кристина собирается идти за именинником. — Вилка, блять, куда ты свои лапы тянешь, — Кира вздыхает недовольно и из кухни выходит, чтобы бутылку ворованную забрать. — Уже уходишь? — хохот уняв, Куняшова внимание на подругу с рюкзаком в руках обращает. — Ага, идти минут десять, как раз ровно приду, — ухмыляется гордо из-за своей продуманности и на телефон косится. — Тогда бегом. Напиши, когда рядом будете, я хоть этих, — головой в сторону соседней комнаты взмахивает, где во всю шумит «пара ебаных чертей» и главная «сиделка» сегодняшнего вечера, — заставлю встретить с тортом вас. — Напишу.* * *
Редкие машины и шумные мотоциклы, покоряющие ночные дороги Питера, со свистом проносятся за спиной по стёртой временем «зебре», глуша очередную песню про серое небо, которое душу пожирает. Ноги быстро меняются местами и маленькие камешки, которые на асфальте неприкаянно валяются, пинают. И Лиза невольно себя с персонажем этой песни сравнивает: она лишь единица в одном огромном механизме этого обворожительно-большого и романтизированого города. Иногда страшно за будущее становится: а если Лиза, как и давно ушедший отец, погаснет? Станет той самой мёртвой серой душой. Одной из тысяч таких. Но даже этот страх кажется не таким значительным, если вспомнить мягкие черты лица, пухлые губы, россыпь веснушек, попадающую на глаза блондинистую прядь, заливистый смех, аккуратные носик и ушки. «Мишель действительно похожа на ту статуэтку в маминой комнате» — воспоминание о глупом сравнении в голове пронеслось, а за ним следом дневные посиделки в маленькой комнате с Идеей и записка, на которой старательно были написаны два слова «Моему ангелу». И Лиза улыбаться глупо начинает, мысленно подмечая, что Мишель для неё всегда будет ангелом, даже если все вокруг, включая её саму, станут серой массой. Мишель всё равно будет ангелом, даже среди мёртвых душ. Парк и многоэтажка остались позади, виднеется знакомый подъезд и какой-то тёмный силуэт. Лиза на время смотрит и понимает: успеет.* * *
Ветки под ногами с громким хрустом ломаются. Какие-то пьяные подростки, облики которых в ночной тьме теряются, во всё горло орут, сидя на потрёпанной детской площадке. Кристина усмехается и уверенно мимо проходит, не боясь даже, — сама такой же взбалмошный подросток. Виднеется угол, за которым прячется знакомый подъезд — вот-вот в ушах будут отголоски бархатистого голоса, из-за которого внизу живота всё горит на Мишель очень повезло с красивым личиком, за которое можно и побороться, и хитрыми глазками, которые из раза в раз заставляют внутри этот огонь наивной похоти полыхать. С каждым разом сдерживать это пламя становится всё сложнее. Угол успешно обошли, теперь виднеется потёртая тяжёлая металлическая дверь. Пара широких шагов, и за другим углом многоэтажки напротив, виднеется чересчур знакомый тёмный силуэт. Узковатые джинсы, странная походка, короткая стрижка — Индиго. Какого чёрта она сюда приперлась?* * *
— Ну всё, двенадцать, — Мишель улыбается уныло, держа стакан в руке. Зачем заморачиваться и доставать какие-то бокалы, которые навязывают правила? — С днём рождения, Ми-ми! Это прозвище улыбаться широко заставляет. Шутка, которая появилась, когда Машка в седьмой класс пошла и со слезами на глазах читала «Муму». Девочке было слишком жаль несчастную собачку. После, когда Мишель со слезами на глазах пыталась понять тему по ненавистной алгебре, появилось это глупое сравнение со страдающим псом: «Там была страдающая Муму, а ты будешь Ми-ми!» — С днём рождения меня, — звон стекла в ночной тишине кажется слишком громким, но это не мешает — добавляет чувство того самого праздника. Кот, который недавно спал где-то в закромах квартиры, царапая ламинат, в комнату забежал и прямо на ноги хозяйки запрыгнул, на коленях удобно устраиваясь. — О, видишь, даже он проснулся, чтобы тебя поздравить, — хихикает тихо, на острые ушки смотрит и за тем, как чужая ладонь аккуратно шерсть за ними поглаживает. — Выспался, надеюсь. На телефон приходит несколько сообщений: два от родителей, одно от бабушки, несколько от одноклассников. От контакта «Лисичка» не пришло. — Чё ты грустишь так? Всё хорошо будет! — иногда кажется, что в карих глазах можно увидеть всё добро этого мира. Мишель считает, что Машка своего рода звёздочка, которой места на небе не нашлось. Разница всего два года, а восприятие окружающего такое разное: частое отсутствие родителей всё ещё напрягает, друзья слишком много площади серда занимают, разные хобби, например, то же пение, искры в глазах вызывают. Мишель так не умела: отсутствие родителей давно вошло в привычку, из интересов только новая крыша открытая, да поспать под монотонный голос очередного учителя с хмурым лицом. Неужели несчастные два года разницы настолько сильно сказываются? Или просто Мишель другая, какая-то неправильная, уродливая? — Я забыла! Мама тортик покупала же, чтобы после вместе отпраздновать. Давай сейчас съедим? — поздние празднования и торт, оставленный в холодильнике «на потом», является ежегодным атрибутом уже пятый год. Эта традиция появилась после её двенадцатилетия. — Свечек нет, — хмыкает и стакан взглядом буравит, рассматривая кривое отражение своего же лица. Иногда кажется, что родители её не любят из-за уродливых карих глаз и отвратительной улыбки. — Да и потом возмущаться будут, что мы их не дождались. — Ага, пока они приедут, он опять стухнет и новый покупать придется, — фыркает недовольно и взглядом в стол упирается, — а свечки заменим! — хитро глазками стрельнув, из кухни убегает — по шагам слышно, что в комнату соседнюю с большой двухспальной кроватью, где на полках учебники за одиннадцатый класс стоят. Мишель усмехается неуверенно и понять не может: почему в этом году про неё забыли? Кристина, Алиса, Рони, Вилка, Кира и даже, черт возьми, Лиза. Обидно до жути же. Из меланхоличных мыслей выводит резкий крик сестры из соседней комнаты: — Мишель, тут Кристина пиздится с кем-то! — едкие комментарии о том, что материться — плохо, проглатывает и из-за стола вскакивает моментально, нарушая покой кота. За пару секунд у окна оказывается и два знакомых силуэта еле различает — спасибо, что хотя бы один фонарь работает. Кристина и Лиза. — А что это за пацан с ней, знаешь его? — невинно ресницами пару раз хлопнув, Маша к сестре обращается, пока та рот разинув, пытается понять, что делать. — Блять, Кристина, — руками от подоконника оттолкнувшись, в дверной проём выбегает, на ноги домашние тапочки быстро натягивая. — Эй, ты чего? — всё, что в догонку бросить успевает, пока хлопок двери её нагло не затыкает.* * *
Глухой звук после неожиданного удара в тишине тонет. Лиза принципиально в ответ бить и не пытается — сделает что-нибудь не так и проблемы будут на их с мамочкой головы. Лишь боком на асфальт холодный падает, чувствуя боль в плече, и ещё один удар в районе спины. Кристине на мать, брата и какие-либо принципы сейчас глубоко плевать. «Сила есть, ума не надо» — мысленно жалит Лиза, подмечая, что техники вообще никакой. Только умение ударить куда побольнее, которое, видимо, на практике появилось. — Сучка блохастая, блять, — зрачки угрожающе блестят, свет луны; а голубые радужки, будто красными от непонятной злости стали. Лиза усмехается невольно: не блохастая она вовсе, да и не сучка даже. Кристину это ещё сильнее задорит. На бешеную дворнягу сейчас всё-таки больше похожа она. — Чё ты ржёшь? — пальцы волосы на макушке обхватывают и оттягивают неприятно, заставляя голову всё-таки поднять. Ощущение, что несколько прядей сейчас прямо с луковицами вырвут. — Бабу пиздить не по понятиям, — всё, на что фантазии хватает говорит, и Кристина взрывается. Ладонь разжимает, заставляя голову на асфальт упасть и бить ещё быстрее начинает. Очередной удар, но не в спину — так уже совсем неинтересно. Щёку теплом обдаёт, будто только что кипятком ошпарили. На секунду кажется, что носовая кость сдвинулась куда-то или треснула; но нет, всего лишь пара сосудов лопнуло, заставляя несколько багровых капель вниз стекать. Обиднее всего сейчас за подарок, который на расстоянии метра в помятой из-за падения коробке валяется. Так много бумаги, скотча, времени и возмущений Идеи были зря потрачены. Твёрдые костяшки больно прикладываются к позвоночнику. Лиза уверена, что слышит его хруст. Или всё-таки кажется? После нескольких глухих стуков боль чуть сильнее становится и сдерживаться теперь невозможно — слышно тихое шипение, которое стремится в крик превратиться. Перевернуться на спину не получается — мышцы ноют неприятно и Кристина на бедре сидит, коленями ноги сжимая, и одной рукой в плечо упирается, не давая дёргаться. Даже руки чужие поймать или голову прикрыть невозможно. Единственное, что беспокоит сильнее боли и вопроса «за что» — это понимание того, что до Мишель, видимо, в ближайшее время она не доберется. Резкий удар, который приходится по рёбрам, чуть ниже солнечного сплетения — Лиза очень хочет нормально дышать. — Крис, блять, — шаги быстрые слышатся и Кристина бить перестаёт, — я же просила её не трогать. Какого хуя ты мне мешаешь? Лиза ничего не понимает. Слышит голос, уши греющий, и чувствует, что груза в килограмм так шестьдесят пять на бедре, и руки, сжимающей плечо, нет. — Она сама нарвалась, сука! — лежащая на дворовой дороге туша больше не интересует. Объектом внимания становится Мишель, которую очень обнять и прижать к себе хочется, чтобы Индиго не досталось. — Съебись, пожалуйста, — но Мишель этому желанию не потакает. Стоит ладони со сбитыми костяшками чуть ближе подобраться, сразу пару шагов назад делает. — Захарова, блять! Иди домой, слышишь? Встать очень сложно. Сложно из-за адской головной боли, ноющей спины и сбитого дыхания. Сил хватает только на то, чтобы сесть. Руки холодные на лицо кладёт, щёки растирая, и нос случайно задевает. На пальцах остаётся огромное красное пятно. — Чего ты так заводишься вообще? Забыла, что всё это из-за того, что мы в августе… Договорить Кристина не успевает — Лиза резко очень громко кашлять начинает. — В понедельник поговорим.