Это не первое и не последнее утро,
что я тебе подарю
* * *
— Ты так много куришь, — стрелки часов давно пробили полночь, виджет на телефоне сообщает, что уже три часа. Лиза спать так и не ложилась — попробуй уснуть, когда рядом лежит Гаджиева, которая одеяло постоянно хочет забрать, и каждые минут сорок просыпается, уходя на балкон. Она правда пыталась отключиться, обещала себе наладить режим на этих выходных и перестать страдать от вечного недосыпа, но, видимо, сегодня этого не случится. — Не много вроде, — дверь стеклянную закрыв, включает чайник и рядом с Андрющенко у стола становится, спиной в подоконник упираясь. — И давно ты тут чай пьёшь? — Не знаю, — вопрос этот непонятен, но давно был сделан вывод: у неё фетиш на странные вопросы. — Видимо очень, — схватив чашку, она резко её переворачивает, заставляя чайный пакетик упасть на стол. — Ты даже сахар не насыпала, хотя ушла минут тридцать назад. Чего сидишь тут тогда? — Уснуть не могу, вот и решила чай попить. — Но ты не разобралась как работает чайник, да? — улыбку не сдерживает, а Лиза и не против — смотреть на довольную Мишель можно очень долго. — Видимо, — она не собирается прямо говорить, что уже пол часа смотрит в стол и пытается переварить всё произошедшее за последние сутки. — Я так и поняла. Мишель выглядит очень мило в домашней растянутой футболке. — О, вот и чайник. На этот раз ты не забудешь выпить чай? — Лиза смеётся тихо и кивает, пока подруга за пару ловких движений хватает кружку, кипяток наливает в неё, пакетик придерживая, и два кубика сахара добавляет, ставя теперь действительно готовый чай обратно на стол — запомнила же. Лиза невольно сравнивает тёплые ладони Гаджиевой со стенками раскалённой керамики. — Спасибо, — в ответ лишь очередная широкая улыбка и скрип кухонной двери. Лиза опять наедине со своими мыслями и проклятым чаем. Мишель очень похожа на статуэтку ангелочка, которая стоит в маминой комнате возле иконок. У того тоже блондинистые волосы, большие выразительные глаза, мягкие черты лица и аккуратный носик. Интересно, можно ли считать её ангелом, который достался Индиго в награду за годы пережитого буллинга? Что подумает мама, если узнает, что её дочь влюбилась в девушку? Разочаруется. Какую музыку слушает Гаджиева? Почему Мишель так резко начала проявлять внимание и брать инициативу? Зачем? Сколько грамм сахара в одном кубике? Четыре? Что сейчас делает Идея? Скорее всего спит. У Лизы затекла спина, заболели глаза на пару с головой и уже хочется начать клевать носом — в сон клонит неимоверно. Кружку полную оставляет на столе и в комнату проходит, чуть не споткнувшись об только проснувшегося кота — мисс неуклюжесть. Мишель тихо сопит и постоянно ворочается, но даже это не кажется недостатком, больше напоминает очередное милое достоинство. И Лиза уже почти полностью смирилась с тем, что утром она проснётся с отбитыми рёбрами — небольшая плата за сон рядом с прекрасной девушкой. Подушка очень мягкая, одеяло тёплое, но чтобы накрыться полностью его не хватает — Мишель опять подмяла его под себя и отдавать явно не собирается. Потолок уже изучен полностью, каждая складочка занавесок тоже, кажется, остаётся только пересчитывать количество чёрных полосок на обоях. Мишель, видимо, во сне решает, что у Лизы недостаточно сильно забита голова; поэтому переворачивается резко, кладя руки на талию, а голову на грудь Индиго. Отлично, о сне точно можно забыть на ближайшие минут сорок, пока Гаджиевой резко не захочется покурить. Блондинистые волосы приятно пахнут шампунем. Пропуская их между пальцев, Лиза принюхивается и понять пытается почему же они настолько приятно пахнут. Понять не получается — это просто обычный шампунь, которым далеко не одна Мишель голову моет ежедневно. На секунду появляются мысли, что вся эта влюблённость, непонятные зажимки и редкие и резкие поцелуи напоминают какой-то мультфильм или индийский сериал; хотя со стороны, скорее всего, совсем не похоже. Обычные взаимоотношения, редкие переглядки и не смешные шутки хороших подруг. Но стоит остаться один на один, как все эти действия приобретают совершенно другие краски, совершенно другой подтекст. Мишель снова ворочается, снова случайно ударяет Лизу по рёбрам, снова жмётся ближе. На секунду Андрющенко чувствует себя большой плюшевой игрушкой, которую детишки обнимают во сне. Если одним из таких детей будет Гаджиева, то можно отдать всё что угодно, чтобы стать её плюшевой игрушкой.* * *
— Не знала, что я такая садистка во сне, — Мишель смеётся громко, пока Лиза множество небольших синяков у зеркала в ванной изучает: пару на ноющих рёбрах, один метко остался в центре левого плеча и даже несколько на левом бедре. — Не смешно! Ощущение, что меня всю ночь трахали и избивали плёткой, — недовольный выдох и в глаза бросается ещё один не замеченный синяк — на левом боку. Страшно представить, о чём подумает родная матушка, если увидит всё это безобразие. — Запомню, что у тебя фетиш на избиение, — смех стал ещё громче, хотя казалось, что некуда. Лиза краснеет моментально — жизнь к подобным разговорам её точно не готовила. — Шучу я, успокойся. — Ты лучше не смейся, а скажи, что мне теперь с этим делать. Если увидят, нам попадёт поровну так-то, — перед глазами проходят ужасные картины: удивлённые глаза матери, крики, вопли, расспросы и «Лизонька, скажи честно, тебя в школе бьют?» — Тональник дать? — в ответ кивок и глаза, которые внимательно следят за тем, как Мишель начинает в полке у зеркала копаться, а после с видом победителя достаёт небольшой тюбик и кладёт его в холодную ладонь. — Помочь может? — Сама справлюсь, — вчерашних обжигающих прикосновений было более чем достаточно. — Хватит пялиться на меня так. — Как? — руки на груди скрестив, плечом о дверной косяк опираясь, карие глаза изучающе смотрят сверху вниз: маленькие синяки заставляют виновато закусывать губы, лёгкий рельеф пресса говорит о каком-то спортивном прошлом, несколько хаотичных шрамов на руках вызывают интерес. — Так, как смотришь ты, — тональное средство аккуратно наносится на кончики пальцев, а после плавно размазывается по каждом синячку и вбивается в кожу, делая их незаметными. Мишель загорается — слишком красиво и элегантно тонкие пальцы сейчас выглядят (не будет же Мишель признаваться, что Лиза сейчас выглядит настолько сексуально, что она не будет против отдаться ей здесь и сейчас по первой же просьбе!) — Нормально я смотрю, — волосы за ухо заправляет и продолжает тело подруги рассматривать. Лиза в ответ может только цокнуть недовольно, через зеркало за движениями тёмных зрачков следить и каждый раз от случайного зрительного контакта вздрагивать. — Ты раньше спортом занималась? — слова в голове глухими стуками отдают — спорт. — Было дело, — синяков уже почти не видно, что успокаивает — не придётся ходить по дому в душных кофтах, пряча тело. — Я могу его забрать? — Будем считать это моими извинениями, — опять смех и растрёпанные чёрные волосы — Мишель явно не любит прическу Лизы. — А каким спортом, кстати? Лиза мрачнеет на глазах: взгляд сразу отводит, кофту надевает быстро и отворачивается, чтобы волосы поправить. После тихо исподлобья выдаёт: — Каратэ, — Мишель подобная реакция на обычный вопрос очень смущает — что она уже успела сказать не так? — Ой, круто, — Гаджиева робеет заметно и понимает, что всё-таки чем-то задела. Остаётся один вопрос: чем? — Очень, — быстро ручку крана повернув, лицо холодной водой обдаёт, чтобы взбодриться и улыбается натянуто, веснушки на щеках чужих рассматривая. — Мне пора, думаю, а то у мамы вопросы будут. — Раз пора, то давай. Только я провожу тебя до лифта, — улыбаясь шире некуда, видит кивок и тихо добавляет: — И обниму, — последнюю фразу Андрющенко не услышала, на что Мишель только недовольно хмыкнула и направилась к выходу обуваться. Андрющенко тоже из ванной выходит и идёт рыскать по комнатам, дабы вещи все собрать: в комнате рюкзак и учебник по химии; на кухонном столе лежит телефон и зарядка; на балконе мирно покоятся носки — каким образом они там оказались вообще? Гаджиева уже начинает недовольно вздыхать и тихо топать ногами, когда Индиго наконец-то появляется в проходе с сумкой на плече. — Ну наконец-то! — в ответ лишь улыбка и кивок после того, как кроссовки были надеты. Дверь хлопает, кнопка вызова нажимается, Лиза в объятия заключается. Тёплые руки плотно сжаты вокруг талии, голова лежит на плече, дыхание обжигает шею — полный набор для тех самых романтических сцен из глупых фильмов про подростков. По приезде лифт характерно пищит, с грохотом открываясь — Мишель хмыкает, отпуская Лизу. Брюнетка ладошкой машет, блондинка отправляет воздушный поцелуй — Гаджиева возмущается тихо: «И кто из нас по кому сохнет, блять?» Вопрос хороший, точный ответ найти сложно, но можно — сохнет только Лиза. Хотя Мишель в этом уже несколько раз усомнилась — а только ли Индиго? Но ответ каждый раз тот же ответ сам по себе напрашивается: да, только Индиго. Точно.* * *
Кристина со своим братом пожизненно «не в ладах» — тяжело уживаться двум трудным подросткам под одной крышей. Единственное, что остаётся причинами для их около мирного сосуществования в комнатах через стенку — боязнь отца, любовь к матери и пагубным привычкам. Несмотря на всю показательную неприязнь друг к другу, на широких плечах Захаровой часто красуется олимпийка брата со «случайно» оставленными почти полной пачкой сигарет и зажигалкой в кармане; несмотря на всю неприязнь, по лицу от пьяного папочки чаще всего получала не она; несмотря на всю неприязнь, на телефон с определённой периодичностью приходят сообщения из разряда: «Мне конечно похуй, но мама просила сказать, что в холодосе тебя ждут макароны» — и плевать, что мама дома не была уже сутки из-за работы. Несмотря на то, что Кристина ещё с восьмого класса постоянно швыряла в брата стеклянные бутылки и выбрасывала вещи из окна (сцена из низкосортной драмы, которую крутят по телевизору каждый год, иначе не скажешь), на утро, после очередной попойки с друзьями, его ждал стакан воды и аспирин на тумбе у кровати; несмотря на то, что вместо «привет» каждый их диалог начинается с «пошёл на хуй», в двенадцать часов ночи на каждый Новый год слышится неловкий стук и под дверью оказывается красиво упакованная коробка, с какой-нибудь безделушкой, о которой Денис постоянно болтал. И даже после очередной глупой ссоры Шума сидит на балконе, выкуривая отвратительно горький, но такой родной Винстон без капсул, которые опять удалось найти в чужой кофте — другие Захаров никогда не курит, а в магазин сходить забыл, о чём мысленно несколько раз перед сестрой извинился и оставил свою единственную пачку перед уходом на пары. Забота может проявляться по-разному. Денис и Кристина выбрали самый странный способ. В открытое окно бьёт яркий свет солнца и щуриться заставляет — утро кажется слишком насыщенным. На глаза попадается тёмный силуэт, выходящий из подъезда Мишель. Знакомая короткая стрижка, тёмные волосы, безвкусная одежда и странная походка — Индиго. В голове складывается некий пазл и появляется осознание, которое заставляет злиться, — эта мерзкая Лиза ночевала у Гаджиевой. Мишель вчера выбрала её. Так и хочется выйти на улицу, нагнать непонятную девчонку и пару раз ударить, чтобы ей ближе чем на метр было страшно подходить к Гаджиевой. В голове появляется пунктик, который обязателен к выполнению в ближайшие пару месяцев — выбить всю дурь из этого «припизднутого мальчика». А ещё вопрос в очередной раз появляется: что она в ней нашла? Кристина же ничуть не хуже, если не лучше. В коллективе уживается прекрасно, драться умеет, списывает хорошо и подруге помогает постоянно — почему не она? «Она такая же как и я, только с чёрными глазами» — бурчит Захарова во время каждой переглядки новоиспечённых подружек, недовольно фыркая. Захарова, может, фыркает недовольно и всячески показывает, что ей всё равно, но подсознательно себя на место Индиго ставит. Ей нравится примерять улыбки, что они дарят друг другу. Прятать ту самую чёрную зависть очень сложно.* * *
В небольшой двухкомнатной квартирке дверями никогда не хлопают — мамочка после работы уставшая всегда и только попробуй как-либо нарушить её покой. Сегодняшнее утро после ночёвки повторяет предыдущие: тихие щелчки замка, неслышные быстрые шаги в сторону комнаты и выдох, когда удаётся пройти, не разбудив. Иногда Андрющенко кажется, что с её умением тихо перемещаться, ей только в разведчики и идти. Кровать, вроде бы, такая же как в комнате Гаджиевой, но сейчас провалиться в сон хочется намного сильнее. Как минимум потому, что во сне не будут приходить эти вульгарные ночные воспоминания, переходящие во что-то ещё более неприличное. В некоторых местах до сих пор чувствуется тепло чужих рук, будто настоящие ожоги. Или Лиза уже полностью с ума сходит? Глаза прикрываются, комната перед глазами немного плывёт. Шкаф, стоящий напротив кровати, похож на одно большое пятно, сливающееся с однотонными обоями. Веки слишком тяжёлые, дыхание замедляется — ночью уснуть так и не получилось. Мозг наконец-то перестаёт реагировать внешние раздражители, навязчивые мысли ушли. Тот самый покой, который был недостижим возле Гаджиевой, сейчас полностью разум поглощает. Звонящий телефон хочется разбить. Глаза болят, руки не слушаются мозг не соображает. Кому понадобилось звонить в такую рань? Ответ прост, если прочитать название контакта: Рыба. Почему рыба? Лиза и сама не помнит. Единственное, что укоренилось в памяти полностью, подробно и в красках — это воспоминание о том, как Сверчкова недовольно в восьмом классе слабо била Лизу учебником по голове, чтобы та перестала дразнить её. — Чё надо? — голос хриплый, в горле очень першит. Невольно хочется сравнить жажду с пустыней. — Сама просила сходить в магазин и выёбывается, — слышно раздражение, но Андрющенко даже не удивляется — это просто манера разговора Идеи. За несколько лет дружбы пора и привыкнуть. - Или ночные сообщения можно не читать? — Не в десять утра же, — и всё-таки нужно было спать ночью. Голова, кажется, по несуществующим швам трещит и вот-вот расколется на половинки, — так ещё и в субботу. Пощади мой режим сна. — Уже три часа, а мы так-то на два договорились! Я как дура сижу у тебя под домом уже полчаса, — глаза невольно поднимаются в левый угол экрана и осознание резко приходит: Лиза проспала пять часов. — А, так ты всё-таки на полчаса опоздала? — на конце провода слышен усталый выдох и недовольное цоканье, которое усмешку вызывает. Вставать с кровати не хочется совсем, но надо. А ещё в мозгу вообще не отложилось место, куда были положены ключи и телефон. — Да, опоздала! Но в этот раз ты оказалась сильнее и я тебя жду. — Наконец-то, — вещи спешно перебираются в поисках нужных. Ключи обнаружены на столе и сразу же отправляются в карман чёрных джинс, место нахождения телефона всё ещё под вопросом. — Ты скоро? — Я телефон ищу. Если у Мишель оставила, то придётся идти за ним, — слышится секундное молчание и «чего», выражающее полное недоумение. — Телефон ищу, что не так уже? — Боюсь узнать, на что я тебе позвонила, — громкий выдох и хлопок, скорее всего рукой по лбу, заставляет Сверчкову улыбнуться. — Давай вылетай, жду. — Лечу.* * *
— Что твоя Мишель любит вообще? — Лиза знает о Гаджиевой много: её любимую марку сигарет, что она ворочается во сне и каждые сорок минут просыпается, дабы покурить. Знает, что она не может выйти из дома без накрашенных ресниц, что у неё очень горячие руки и вишнёвый блеск для губ. Знает, что у неё приторные духи, и уверена, что она обожает фиолетовый, хотя старательно это умалчивает. Но в голове просто белый шум, как только речь заходит о подарке на день рождения. — Свои линзы, — вешалки с вещами в руках очень быстро меняются, но всё не то — подобрать предмет одежды, подходящий Мишель на все сто процентов, кажется, не возможно. — Смешно, — очередной недовольный цокот и в руках появляется новая вешалка с каким-то розовым платьицем. Лизе опять не нравится. — Я буду уезжать куда-нибудь за неделю до её дня рождения теперь, серьезно. Чем тебе это не угодило уже? — Ну не то-о! — взгляд падает на одну из множества вещей — фиолетовая, если не сиреневая, футболка. В сознании сразу всплывает образ Мишель. Кажется, та самая "особенная" вещица нашлась. — Как думаешь, это нормально? — Мне цвет не нравится, — плечами пожав, Сверчкова продолжает вдумчиво перебирать висящие вещи. — Фиолетовый с желтым хорошо сочетается по теории цвета. Как раз к волосам подойдёт. — Ты художником заделалась уже? — Просто знаю, — немного поразмыслив, Индиго решает, что вещь шили специально для Гаджиевой. Последняя, фиолетовая и ещё её размера (повезло же!) — Возьму её. — О боже, хорошо, берём её. Куда дальше? — Я думаю подарить ей духи какие-нибудь. С абрикосом, например, — сейчас брюнетка в диалоге вообще не участлива — всё внимание на себя забирают деньги, которые нужно пересчитать. — А чё с абрикосом? — Ну, ей запах этот подходит очень. — Я знаю, что она курит Винстон с кнопкой абрикосовой. Может ты нанюхалась от неё уже? — А откуда знаешь? — милая девушка за кассой очень быстро со своей работой справляется и отдаёт подарок в пакете. — Хорошего дня! — Да она просто добрая душа и давала мне их как-то, — Лизина привычка любезничать с продавцами в магазинах улыбаться из раза в раз заставляет. — И как они тебе? — Хуета полная. Ненавижу Винстон.