Мне так нежно и тревожно.
Мои глаза опять к тебе прилипли.
* * *
— Крис, это пиздец, а не спор, — блондинка на кухне возится и ужин для себя готовит. Для себя одной, потому что родители и сестра младшая наконец-то уехали куда-то, оставив её в гордом одиночестве на пару дней. И их отсутствие видно и слышно сразу: на теле висит старая растянутая футболка отца с каким-то стёртым принтом, в зубах сигарета дымится, которую она спокойно в форточку курит, в одной руке сковородка, на которой она пытается что-то вроде оладушек сделать, а в другой телефон, где голос подруги слышится: — Нормальный спор же, что не так? — Я вообще не ебу, что с ней делать. Я её зайти пригласила, когда она до дома провела, а меня отшили. — У-у, расстроена что ли? — слышно, что Кристина смеётся тихо и Мишель готова несколько тысяч поставить на то, что она сейчас во всю улыбается. Но спорить на этот раз не с кем, потому что она одна в квартире, хотя она бы выиграла. Она всегда выигрывает в спорах. — Да, очень! — тесто растекается в кляксу непонятную и на масле раскалённом постепенно корочкой золотой покрывается. Ровные оладьи явно не получатся, но ей уже, в принципе, плевать на них — главное хоть что-то за день поесть. — Меня отшила Индиго. Как та-а-ак? — интонацию голоса повышает, делая его более плаксивым. Для обеих разговоры об Индиго — потеха настоящая. — Ну, не расстраивайся! У тебя обязательно получится, — Кристина уже и не старается смех сдерживать. Хохочет во всю и давится напитком каким-то, закашливаясь. — Это карма. Нечего ржать было, — убавив огонь на плите, она крышкой сковороду накрывает, дабы масло не запачкало всю кухню, и ближе к приоткрытой форточке подходит, пепел в неё стряхивая. — Помоги мне. Что делать с ней? — Напиши, позвони. Прояви инициативу, тряпка! — голос специально на пару тонов занижает, чтобы тот строже и грубее звучал, и смех со стороны Гаджиевой тем самым вызывает. — Что написать ей хоть? — Как дела спроси, подкати, анекдот скинь, — «анекдот» щуриться заставляет. Не смешные дедовские байки— это к Виолетте, у которой, кажется, пожизненно шило в одном месте, из-за чего она вырасти никак не может. Мишель такой не была, либо себя такой не считала. Она взрослая. И не важно, что взрослые ведут себя более сдержанно; и не важно, что взрослые друзей немного по-другому выбирают; и не важно, что взрослые на людей не спорят. — Никакой помощи от тебя, — разочарованно выдохнув, глаза карие поднимает и вид за окном рассматривает. Такой же как и всегда: дома невысокие напротив, небольшая детская площадка, за которой парк находится огромный, небо облачное и солнце за горизонт плавно заходящее — вечер всё-таки. Дым от сигареты медленно в воздухе рассеивается, запах характерный на кончиках пальцев и привкус горький на языке оставляя. — Да что тут думать, Миш? Привет, как дела и Индиго поплыла, — Кристина ухмыляется самодовольно от гениальности фразы сказанной и ответа подруги ждёт, надеясь, что она оценит. — Спасибо, конечно, — сарказм. Ничем ей Кристина не помогает и вряд ли поможет уже. Мишель всегда сомневалась в умении выбирать хороших друзей, но даже такие явно лучше, чем быть одной, правда? — Обращайся! — на фоне стук в дверь слышится и возгласы какие-то чересчур шумные, радостные. — Ой, наши пришли. Точно не идёшь с нами? — Нет, я отдохнуть хочу. — Тогда пока. Напиши потом, что там у вас с Лизкой. — Обязательно, — вызов прекращается и опять вздох усталый. Не рада она уже, что подписалась на всё это. Но спор — это спор, деваться некуда. Принципы.* * *
— И что делать? — Лиза волноваться вновь начинает и будто гаснет. По словам людей, которые через это проходили, любовь должна окрылять, но Лизе так не кажется. Намного спокойнее было, когда она тихо воздыхала и со стороны за одноклассницей наблюдала. — Ответить, думаю, — Идея в сообщение вчитаться пытается, но никакого смысла в нём нет. Базовое «Привет, как дела? Не хочешь встретиться?». — Ты не будешь против, если я уйду раньше? — Лиза мнётся заметно и понять пытается как общаться с Мишель вообще. Тревожно очень, но в то же самое время нежность на душе некая чувствуется. — Нет, конечно. Ты только аккуратнее будь, — Сверчкова щурится странно и некое отторжение к возлюбленной подруги показывает, но не говорит про него — зачем ей вставлять своё мнение? — Подвох какой-то тут есть. — Какой? — надежда в глазах читается. Надежда, что ей сейчас всё объяснят и всё понятно будет. — Не знаю, — надежда в глазах гаснет, — но он явно есть. Сама подумай: она резко начала к тебе катить, хотя раньше даже не заступалась, когда её подружки твои вещи в мусорку выбрасывали. — Блять. Тоскливо от этих воспоминаний становится. Лизу ещё с класса восьмого гнобить начали, когда она только перевелась в школу новую. Вещи выбрасывали, в кружок вокруг становились и били, куда попадёт. Обзывали всячески, а фантазия детская точно найдёт к чему прилипнуть, поэтому она получала за всё на свете. Учителя её терпеть не могли тоже, потому что слишком уж она хулиганить по-детски любила: мелом на доске что-нибудь плохое написать, дверь партой подпереть, чтобы учительница зайти не смогла, в шкаф залезть на урок и всякие гадости из него кричать. Но Лиза умной была, поэтому, несмотря на всю нелюбовь к ней, её постоянно на олимпиады дёргали, домашнее задание списать просили и на соревнования школьные отправляли, потому что она разными видами спорта от скуки занималась с детства. Но и хулиганистость подавить можно, если напор очень сильный и его источниками становятся все вокруг. Детскую натуру Лизы сломали. — Тогда я соглашаюсь? — аккуратно этот вопрос задаёт, боясь чего-то будто. Хотя бояться ей нечего — Идея её точно не обидит. Во всяком случае, надежда на это прочно где-то внутри укоренилась и не тухла никогда, потому что повода не было. Сверчкова всё-таки очень преданный и хороший друг, даже несмотря на то, что за ней давно укоренился статус глаз и ушей их класса — она знает всё и про всех. — Не знаю, — плечами пожимает, чем ещё сильнее Лизу пугает. За неё решение всегда принимали и мнения не спрашивали — она не привыкла к тому, что сама должна что-то выбирать. — Ты должна сама думать. — А это не слишком сложно? — Сложно решить? — Очень, — глаза ладонями потирает, чтобы с мыслями хотя бы немного собраться и в себя прийти наконец-то. — Ты хочешь к ней идти? — в ответ молчание, которое длится пару секунд. А в этом молчании тревога отвратительная нависает, которой от Лизы за километр веет. — Да, — выпаливает это на выдохе и, на удивление, легче становится. — Соглашайся, — Идея не хочет, чтобы Лиза шла к ней. Она боится. Но Идея хороший друг, поэтому промолчит и не вставит свое мнение. Будет лишь молча наблюдать и поможет, когда это пригодится. Андрющенко быстро, не попадая по клавишам, печатает ответ, о месте и времени встречи договариваясь. После смотрит на Сверчкову, а в глазах благодарность читается. Благодарность за что? Ответа на этот немой вопрос нет. Она сама без понятия, почему готова снова и снова говорить «спасибо» за незначительные вещи по отношению к себе. Она сама без понятия, почему ей нужно настолько мало от людей.* * *
— Приветик, — Мишель моментально сигарету о стену тушит, а после в пачку кладёт, потому что та не докурена была. Лиза не курит, а она сейчас ей очень нужна. Лизе нужна Мишель, Мишель нужен спор, для спора нужна Лиза. — Привет, — неловко рукой машет и рядом становится, улыбаясь глупо. — Зачем звала? — Погуляем? — вопрос задаёт, а сама аккуратно, боясь спугнуть, руку на голову кладёт и волосы треплет небрежно. — Где? — Индиго приятно очень. Она, точно котёнок, чуть голову запрокидывает, чтобы ладонь идеально по макушке проходилась, и глаза закрывает от удовольствия. — Пойдём на пляж? — наблюдая за Лизой, она понимает, что на душе приятно как-то становится. От неё теплом нежным веет, которое, кажется, через фаланги пальцев проходит, а после и по всему телу разливается, согревая. — Пойдём на пляж, — эта привычка дословно повторять вопросы в качестве ответов Мишель забавит и немного милой кажется. Совсем чуть-чуть. Гаджиева ресницами хлопает постоянно и улыбается мило, чем Лизу влюбляться ещё больше заставляет. На то и расчёт. Разговоры не о чём всю прогулку их сопровождают, а после глаза сияющие, голубые, из-за линз, конечно же, которые самыми обворожительными в мире кажутся. Мишель любит море. Санкт-Петербург к этому располагает. Блондинка воодушевлённо пищит что-то и к воде подбегает, не думая о том, что белые кроссовки отмывать долго придётся. Лиза любит Мишель. — Давай в воду зайдём? — вопрос был риторическим. Обувь была спешно снята, чёрные носки валялись где-то возле, а штанины потёртых джинс были приподняты. — Она холодная, — Лиза ненавидит море и всё что связано с холодной водой. Она предпочитает кипяток, который кожу шпарит во всю. — Нормальная, — говорит это и в воду аккуратно заходит. А после жмурится и шипит недовольно, потому что Андрющенко права оказалась. — Холодная и мокрая, — ближе к Гаджиевой подходит, но всё так же в воду не заходит, оставляя между обувью и жидкостью расстояние в пару сантиметров. На корточки садится, рукой по мокрому песку проводя. — А какой ей быть? — к температуре адоптировавшись, она уже во всю по берегу расхаживает и на солнце смотрит, которого через пару часов уже не видно за горизонтом будет. — Такой и нужно. Ненавижу воду, — волосы Мишель переливаются красиво и плечи немного накрывают — на большее длинны не хватает. — Умно, — Мишель очередную галочку ставит: Лиза любит выдавать смешные глупости. Немного мило, больше забавно. — Не зайдешь? — Нет, — плечами пожимает и встаёт наконец-то, руки от воды отряхивая. Она полностью в своих мыслях, которых чересчур много: часто ли Мишель расчёсывается, насколько долго красится и почему всегда выглядит обворожительно. — И тебе не советую. Заболеешь ещё. — Ли-и-из, не нуди, а. Гаджиева ведёт себя как ребёнок. Лизе нравится. У Андрющенко забавная мордашка, когда она вдумчиво пялится на возлюбленную. Мишель смешно.* * *
— Ли-и-из, — Мишель постоянно возле Индиго ошивается. Даже в школе. Это настораживает, но она не сопротивляется. — Ты сегодня занята? — Занята. А что такое? — голову от книги потёртой отрывает. Кажется, сборник Грибоедова. Идеи опять в школе нет, потому что она заболела пару дней назад. Через месяц после начала учебного года — очень удобно. Лиза зайти обещала, чтобы лекарств принести и вкусностей разных, потому что больше некому — забота. Сверчкова из семьи богатой и с родителями не ладит, поэтому ей переехать ближе к школе разрешили, как только она закончила девятый класс. Деньги стабильно на карту приходили, а от неё требовалось лишь в конце каждой четверти присылать фотографию последней страницы дневника, где должно было быть как можно больше пятёрок. У неё это получалось. А ещё у Идеи прекрасно получалось придумывать развлечения. Вытащить подругу на курилку, потому что одной скучно; попросить занять очередь в столовке, пока она помаду в туалете поправляет; предложить погадать на картах за излюбленной последней партой, пока противная учительница по английскому пытается вдолбить ученикам новую тему в голову. — Хотела тебя к себе позвать, — Гаджиева мнётся заметно — не хочется Лизу к себе приглашать, но нужно. Индиго очень много, грамотно и нудно говорит, что напрягает. Но улыбается, всё-таки, она достаточно мило и спор давит сильно. Эмоции смешиваются. — В другой раз, видимо, — больно эти слова даются, но она не готова бросать подругу ради Мишель, даже несмотря на постоянную тягость внизу живота и взгляд затуманенный при виде неё. — Жаль, — и непонятно вовсе, правда жаль или тоска лёгкая вызвана тем, что хочется поскорее победу в пари одержать наконец-то. — Очень. — Можно я к тебе на русский сяду? — Садись, конечно, если Кристина против твоего побега не будет, — смущается заметно, но рюкзак с пустого стула возле себя снимает. — Не будет, — хмыкает как-то и сумку на парту ставит, вещи нужные из него доставая. Мишель, как оказалось, на уроках спокойно не сидит. Никогда. После выживания на русском и русской литературе, шла химия — конёк Гаджиевой. Лизе явно стоит поучиться. Блондинка в телефоне сидит, вертится постоянно и Лизу донимает, пока та старается хоть что-то из сказанного понять, запомнить, либо просто записать. — Ли-и-из, — голову аккуратно на плечо кладёт и взгляды подруг на себе ловит. Кира и Кристина хихикают, Виолетта пихает Рони в бок и на ухо что-то шепчет, Куняшова фотографирует, а после в группу общую сообщение приходит и подпись отвратительная к ней «Они мило смотрятся, согласитесь». Мишель не согласна. — А? — нехотя голову поднимает, перестаёт в тетради что-то писать и макушку блондинистую прямо перед глазами видит — Лиза плавится от осознания. — Давай в крестики-нолики? — голову с плеча поднимает и глазами жалобными смотрит. Снова линзы. — Я пытаюсь понять что-нибудь, — вздыхает и взгляд в сторону отводит. Отказывать тяжело. — Ты не понимаешь эту тему? — акцент на последних двух словах делает, чем своё недоумение показывает. — Умная вроде, а такие базовые вещи не понимаешь. — Прости, — упрёк чувствует и сразу извиняться начинает. Глупо, но Мишель даже нравится немного. — За что? — улыбаться глупо начинает и сама не понимает почему. Лизе нравится. Ощущение, что если бы она стояла, то ноги бы подгибаться начали, а тело рассыпалось на множество маленьких кусочков, которые воедино собрать было бы очень сложно. — Объяснить? — Если можешь, — шкала счастья внутри зашкаливает, но тревога всё равно не отстаёт. Мишель может. Всё равно на уроке скучно, потому что тема старая и она её знает прекрасно — так она оправдывается перед собой же. Стул ближе к Индиго подвигает и над тетрадью её склоняется, мягко ручку из пальцев длинных своими перехватывает и, чёлку старательно с глаз убирая, объяснять начинает: — Смотри, нам нужно составить полное и сокращённое ионное уравнение, — Лиза кивает. — Смотришь по таблице растворимости. Натрий растворим в хлоре? Лиза вновь кивает, а взгляд сосредоточен только на губах блондинки. Глаза к ним буквально прилипли. Мягкие, пухлые. Ощущение, что из кожи для сумок сделаны — идеальные. После взгляд на щёки переводит: кожа гладкая, без лишних излишеств, словно фарфоровая. — Вот. Значит эта соль раскладывается, — ручка издаёт тихие звуки скрежета по бумаге и двигается плавно, аккуратным почерком идеально в клетки вписывает химические элементы. У Лизы почерк не такой: более угловатый и резкий, постоянно косится и в ровную линию никогда не идёт. — Так делаешь со всеми. Ручка продолжает скрежетать по бумаге, пока Индиго в своих мыслях теряется. Лиза снова кивает. — А после расставляешь разряды. Они вот тут, — пальцем тычет в страницу учебника и цифры небольшие сверху приписывает. Из-за ручки всё ещё слышен скрежет. — После вычёркиваешь всё, что повторяется. Вместо ручки в руках появляется карандаш. Она бесцеремонно взяла его из пенала Лизы, без спроса. Интересно, она снимает линзы когда-нибудь? — И выписываешь оставшиеся, — уравнение решено. Лиза кивает. Она ничего не запомнила и не поняла. У Мишель очень милые ушки. — Это тема за девятый класс, кстати. Поняла? Лиза думает над тем, что у Мишель очень красивый и миниатюрный носик. — Ли-и-из. А ещё над тем, что веснушки идеально рассыпаны на щеках и носу. Настоящие или такой же обман, как голубые линзы? — Лиза, блять, — последнее слово произносит настолько тихо, что его можно только по губам прочитать. Именно на них Лиза опять смотрит. — Что? — нехотя взгляд отрывает и краснеет немного. Её поймали с поличным. — Поняла? — улыбается растерянно из-за реакции Андрющенко. Ясно дело, что она ничегошеньки не поняла — лицо Гаджиевой явно будет интереснее зубрёжки нудной химии. Но Лиза сама зануда. Почему она не дружит с предметом, который идеально ей подходит? — Вроде как, — врёт же. И Мишель видит это. Интересно, а Лиза догадывается, что она так же врёт ей уже месяц. Ресницы хлопающие и улыбки — фальш. Именно так повторяет себе из раза в раз Гаджиева, когда остаётся наедине с собой. Но Лиза так не думает: невозможно эти сияющие глаза и искреннюю улыбку подделать. Мишель же не актриса. — Тогда решай вот эти два. Как раз сдашь ей, — ухмыляется хитро и глазками голубыми стреляет. Следит за тем, как Индиго боязливо ручку из её пальцев берёт и начинает что-то старательно писать. — Я слежу.* * *
— А говорила, что поняла, — хихикает тихо и на Лизу расстроенную косится. В дневнике стоит пятёрка, но не заслуженная. За неё всё написала Мишель. — Спасибо, — улыбается неловко и голову вниз отпускает. Она опять ударила в грязь лицом. Ударила в грязь лицом перед Мишель. — Да не за что, — видит, что Индиго расстроена чем-то и поддержать её, почему-то хочется. Но Гаджиева ничего не делает. — Но тему объяснить тебе всё-таки надо. — Надо, — кивает соглашаясь, а в мыслях уже тысячу раз дала себе обещание, что разберётся в чёртовой химии, чтобы не разочаровать. Разочаровать кого? Мишель всё равно на её знание по химии — ей весело наблюдать за стараниями знакомой. Мишель думает, что Лиза забавная и немного милая. — Тебе в какую сторону? — выходя за территорию школы, она моментально сигарету поджигает и местами с Лизой меняется — ветер дует неудачно. — Туда, — на небольшую дорожку из старой проломанной плитки показывает. — Но сначала в аптеку. — Ты разве не в другой стороне живёшь? — удивление на лице мелькает. Она не раз видела, как Лиза с кем-то в чёрном капюшоне под ручку домой ходит. — Живу. Но надо к подруге зайти. — Давай я с тобой в аптеку схожу? — блондинке просто скучно. Наверное. Она сама не знает, почему не против смотаться с Андрющенко, хотя сама живёт вообще в другой стороне школы. — Можешь, — плечами пожимает и до сих пор не понимает, с чего новая подруга так резко начала с ней возиться в этом году. Причина её не волнует. — Подождёшь, пока я докурю? Две минутки всего. — Подожду. И Лиза правда ждёт, опираясь на стенку старого разрисованного граффити гаража. Стоит рядом с девушкой, которая её чуть подальше от школы завела, чтобы лишние глаза не напрягали. — А к кому ты идёшь вообще? — Гаджиева взглядом в ореховые глаза напротив упирается. Они глубокие и даже вполне приемлемыми кажутся. Мишель впервые не отвратительны тёмные глаза. — К Идее, — Андрющенко принюхивается немного и улавливает лёгкий запах абрикоса. Сигареты или духи? — Она приболела. Нужно лекарств занести и посидеть с ней, чтобы она от скуки не померла, — дым в один момент на Лизу немного попадает и она понимает: всё-таки сигареты. — Вы типо вместе? — одну бровь выгибает, вопросительную гримасу корча. Ей неинтересно, но знать нужно. Слушки о симпатии терпилы к Мишель с того самого девятого класса пошли, когда Индиго татуировку набила и волосы коротко обрезала. Слишком часто взглядом её сверлила и небольшие рисунки с мягкими чертами лица, пухлыми губами и острыми стрелками на полях тетради рисовала. Если окажется, что у Лизы кто-то есть, будет тяжелее. — Нет, конечно, — тушуется заметно. Её этот вопрос в тупик вгоняет. — С чего ты решила? — Я бы ради подруги столько не делала, — фыркает недовольно и глаза опускает, начиная тлеющую между пальцев сигарету рассматривать. Вместо неё выбрали Идею — абсурд. — Значит ты не умеешь любить, — вздыхает тихо и разочарованно. — С чего бы? — Идея хороший друг и я стараюсь быть такой же, — впервые в жизни Индиго хочет покурить. Запах сигарет очень сладким кажется и, скорее всего, она ещё долго не сможет смотреть на абрикосы без воспоминаний о блондинке. — Мы любим друг друга по-дружески. — Мне кажется, что это не так работает, — бумага тлеет, пепел осыпается. Мишель почти доходит до фильтра. — Если не так, то у тебя не было хороших друзей. Слова эти уши режут сильно. Курить фильтр неприятно. — Пойдём, — за руку хватает и в сторону аптеки тащит. Индиго умеет выбивать из колеи. Разговор этот осадок неприятный оставляет. Лиза думает, что нужно было промолчать. Мишель впервые действительно считает, что Лиза немного права.* * *
— Что ты любишь? — Что? — сдачу и пару коробочек с таблетками забрав, она понять пытается, что от неё хотят. — Что ты любишь? — Не знаю даже, — в рюкзак все лекарства забрасывает, а мелочь предусмотрительно в карман кладёт, чтобы не искать её потом среди учебников и тетрадей. — Чай чёрный с мятой люблю, шоколад, — самое главное умалчивает. — Тебе настолько мало для счастья надо? — в который раз удивляется. Обычно на этот вопрос люди отвечают очень долго и много, а тут пару слов и всё. — Видимо, — улыбается неловко и понимает, что Сверчковой опять придётся выслушивать очень длинный и воодушевлённый рассказ о сегодняшней прогулке. Мишель почему-то подобный ответ нравится. Она не любит чай, не любит сладкое, но Лизе подобные предпочтения даже идут. — Ну, тебе вроде в ту сторону, — Андрющенко пальцем показывает на поворот, который обратно к школе ведёт. — Да, туда. — Тогда пока, — прощаться очень не хочется, но нужно. — Пока, — блондинка легонько приобнимает за плечи на прощание и снова знакомую краснеть заставляет. Щёки румянцем покрываются и улыбка глупая появляется, выдавая её. У Индиго красивая улыбка.