Кто лишится невинности первым?
Можем на спор поставить и влипнуть.
* * *
Летом тепло очень, что и не удивительно вовсе. В августе солнце уже чуть раньше заходить начинает, заставляя школьников и студентов предвкушать новый учебный год. Стены багровеют под лучами ослепляющего солнца, а виды ещё прекраснее становятся, хотя, казалось, красивее некуда. — Мишель, ты девственница? — девушка, которая вопрос такой неловкий задаёт, гитару на край пледа откладывает, смехом заливается и волосы за ухо старательно убирает, потому что они лезут нарочито в глаза — каре отросло длиннее положенного, но делать она ничего с этим не собирается. Штуки по типу «девочка с каре уже не та» давно пережиты были и все спокойнее к средней длине тёмных волос подруги теперь относятся. Блондинка щурится недовольно и брови к переносице сводит хмуро. Не любит она настолько интимные вопросы, тем более в стандартной детской игре. «Правда или действие» — это способ развлечься, а не вогнать в краску, всё-таки. Но правда уже выбрана, вопрос задан, от этого деваться некуда: — Да, — глаза закатив, от весьма бурной реакции подруг, она Виолетту взглядом сверлит, думая о том, что на следующем кругу обязательно до неё доберётся и как-нибудь отомстит. — И я думаю, что вы не далеко ушли. В ответ лишь ещё более громкий смех слышится, а после очередной неловкий вопрос, адресованный всем девочкам, которые на этом небольшом пледе в небольшом кружочке сидят: — А кто из вас уже это… Вы поняли, думаю, — Рони неловко взгляд в сторону отводит и щёку изнутри кусает, чтобы смущение обратно ушло куда-то в глубь сознания и перестало терзать её. — Кирюха сто процентов! — Алиса хихикает тихо и на подругу смотрит, которая лишь кивает кратко и молчит спокойно. Медведева самой старшей в компании всегда была, поэтому и не смущается от этого вовсе. Привыкла уже, что всегда её за алкоголем в магазин отправляют и приговаривают: «ну, ты же родилась раньше на два года, вот и пиздуй за бухлом и паспорт не забудь», и привыкла, что она, точно мама, по домам разводит всех детей взбалмошных, которые никак навлюбляться, нацеловаться и напиться не могут. — Как думаете, кто из нас лишится невинности первым? — Мишель снова голос подаёт и ловит на себе хитрый взгляд со стороны Кристины. — Не считая Киру, конечно же. — Без понятия, — Захарова руки за голову запрокидывает, чтобы спину тянуть было удобнее, глаза от блаженного хруста в позвоночнике закрывает, на траву зелёную ложится и в лучах уходящего за горизонт солнца купается. Волосы светлые по траве яркой рассыпаются и на свету переливаются красиво, будто множество золотых ниточек. — Думаю, что либо Шума, либо ты, Мишка, — Виолетта улыбается искренне и очки в виде двух огоньков забавно на лице поправляет, голову в сторону блаженствующей Кристины поворачивая. — Я точно нет, а вот Мишель вполне может, — Кристина обратно сидячее положение принимает и руками рукава олимпийки брата старшего поправляет, которая на закате будто блестит завораживающе. — Я думаю, что Виолетта вообще, — Вероника подругу в плечо пихает и подмигивает игриво, заставляя кончики ушей той покраснеть наконец-то. Работа за Мишель выполнена, блондинке даже напрягаться и думать над вопросом неловким не придётся. — Давайте просто на спор поставим, кто первым потрахается за этот год, — девушка с длинным низким хвостом подруг взглядом обводит и реакцию какую-нибудь ждёт. — Ага, и влипнем как-нибудь потом, — Гаджиева морщится недовольно, сразу эту идею отметая, чтобы воображение девочек не придумало чего похуже. — А тебе слабо? — Куняшова свои пять копеек вставляет и моментально Мишель из эмоционального равновесия выводит — ей никогда и ничего не слабо. — Нет, конечно! Просто это абсурд какой-то. — Почему? Спорим, что ты не переспишь с Индиго до конца года, — Кристина загорается идеей для спора очередного и тут же условия ставит, дабы интерес подогреть ещё сильнее. — Блять, ты серьёзно? — девушка возмущается сразу и руками недовольно по земле, накрытой тканью мягкой, бьёт. — А почему нет? Лизка же по тебе уже года два сохнет. Как раз удовлетворишь девочку, — Медведева языком раздвоенным по губам проводит, что выглядит по странному похотливо, и с интересом за негодующей подругой следит, — а то заебалась она, наверное, на фотки твои дрочить. — Фу, блять, мерзость! — девушка недовольно руками размахивает, стараясь подругу подзатыльником наказать, но та, как назло, сидит напротив и дотянуться до неё не удаётся. — Да ну, Мишель, давай! Ставлю, пачку сиг! — Малышенко демонстративно коробочкой с табачными трубочками перед лицом подруги машет и ответ ждёт. — Поддерживаю. Ставлю пачку клубничных жвачек, — Вербицкая всегда рада поспорить с кем-нибудь, если это добавляет какого-нибудь интереса в жизни, и этот случай исключением не станет — спор не на её сердце, всё-таки. — Вы хотите, чтобы я человеку сердце разбила за жвачку и сигареты? — Мишель недовольно руки на груди скрещивает и надеется, что все успокоятся скоро. — Её сердце большего и не стоит. Она одевается уродски! Мерзость, — Виолетта щурится недовольно, силуэт ненавистный вспоминая и в голове представляет, насколько сильно Лиза огорчится, если ей так беспощадно воспользуются — картина маслом. — Она обычный припизднутый мальчик, — Кира ковычки в воздухе показывает, пока последнее слово говорит, намекая на весьма специфичную внешность их неприятельницы: волосы короткие, футболки большие, джинсы слишком узкие и татуировки убогие — мерзость. — Мишель, просто признайся, что тебе слабо, — Алиса вновь на слабое место давит, надеясь, что это сработает — интересно, что из этого выйдет. — Мне не слабо! — Мишель опять хмурится заметно и недовольно вздыхает, понимая, что не принять вызов она принципиально не может. — Тогда сделай, — Кристина добивает и все сомнения в один момент уходят, игнорируя призывы совести. — Сделаю.* * *
Учебный год вновь начинается и ничем от предыдущих не отличается: множество первоклашек, которые со звёздочками в глазах смотрят учебное заведение, что на ближайшие лет девять станет их персональным адом, царством недосыпа, а так же заставит их нервные клетки отмирать с неимоверной скоростью; несчастный Пашка из параллели, который девочку с большими белыми бантами на плечах по кругу носит, пока та в колокольчик звенит; речи учителей и директора с пожеланиями хорошего учебного года и, конечно же, ненавистные стопки тяжёлых учебников в пакетах шуршащих. Единственное, что для Мишель отличает этот год от предыдущих — это спор, из-за которого она вынуждена думать, как к тихой Лизе подойти и не довести по уши влюблённую в неё терпилу до инфаркта. В первый день было принято решение глазки построить и улыбаться приветливо, что для Андрющенко странным казалось. А после нелепая просьба о помощи с учебниками, которая совсем из колеи выбивает: — Индиго, можешь пожалуйста с книжками помочь? Я их не дотащу, — а в ответ широко распахнутые ореховые глаза, которые непонимающе ресницами хлопают. «Индиго» — это прозвище, прилипшее к Лизе ещё в девятом классе, когда она татуировку первую набила, которая её индивидуальность должна была подчеркнуть, но стала ещё одним поводом для насмешек со стороны назойливых одноклассников. — Ты же обычно их с Кристиной таскаешь, — Лиза понять не может что произошло сегодня и почему мир так перевернулся. На сидящую через пару парт Кристину взгляд переводит, а та лишь с Кирой беседует, учебники в рюкзак забрасывая, и косится на девушек, которые диалог ведут. — Вы там рядом живёте, вроде. — Она не может со мной пойти. Ей нужно к Кире зайти зачем-то, — врёт и, на удивление, даже краснеет немного. Но совсем чуть-чуть, в меру дозволенного. Краснеет и в голове некую галочку ставит, запоминая, что Лиза на самом деле очень забавно и мило выглядит, когда удивляется. — Поможешь? — Помогу.* * *
— Спасибо за помощь! — уголки губ поднимаются, улыбку на лице проявляя, а глаза сияют. И непонятно от чего сияют: от радости, что спор, видимо, в скором времени выигран будет, или от того, что с Лизой, оказывается, поговорить приятно можно по пути к дому. — Зайдёшь может? — в кармане юбки клетчатой ключи гремят громко, пока их достать пытаются; а после их в замок вставляют, заставляя тот с треском открыться и дверь отворить. — У меня дела есть, Мишель, — слышно, что трудно ей отказываться от этого предложения, а зубы сжатые подтверждают это. — Может в другой раз? — а в голосе надежда слышна, которая просит, чтобы этот другой раз случился всё-таки. — В другой раз? Договорились, — Мишель и не сопротивляется вовсе. Она думает, что не должна хотеть этого другого раза, что контактировать с Индиго не из приятных перспектив, но ей это нужно. Нужно ради спора. И, возможно, совсем чуть-чуть ради успокоения личного интереса. — Тогда до другого раза! — ловко пакет с книжками противными выхватывает из рук чужих и буквально кидает его в угол прихожей, надеясь, что ничего не порвётся лишний раз и со скотчем в конце года возиться не придётся. — До другого раза, — и Лиза в улыбке расплывается, думая, что вселенная всё-таки услышала её и, похоже, решила вознаградить ту за её долгие страдания по девушке с блондинистой макушкой и голубыми линзами, которые карие радужки глаз с успехом перекрывают. Дверь хлопает, оставляя Андрющенко один на один со множеством мыслей, которые роем где-то в сознании мечутся и места найти себе не могут. Внутри какой-то тревожный комок образуется и непонятно вовсе: это те самые хвалёные бабочки в животе, про которые постоянно поют попсовые группы, или страх настоящий, кричащий о чём-то.* * *
Лиза счастливая к подруге домой бежит и рассказать обо всём на свете хочет: про то, как противная Людмила Ивановна буквально за шкирку поймала её на входе в школы и сказала, что хочет отправить умную Андрющенко на очередную олимпиаду по литературе в этом году. Про то, как шайка пятиклассников из окна кабинета математики на крышу их небольшого спортзала вылезла. Про то, какого милого дворового кота она по пути в школу встретила и, конечно же, про то, как она Мишель провожала, помогая, и про то, что от неё приятно духами сладкими пахнет. Вокруг дворы знакомые со старыми качелями, на которых краска уже вместе с верхним слоем металла ржавого слазит, и с которых не одно поколение детей падало, в слезах задыхаясь. Рядом с качелями обычно стоит либо старая деревянная песочница, либо небольшая горка пластиковая, которая характерно трещит, когда с неё дети скатываются. И во дворах этих обязательно должны быть небольшие дорожки из старой плитки проломанной, по которым бегать неудобно из-за множества маленьких камешков, что в кроссовки попасть всегда хотят. Но Лиза бежит счастливая и игнорирует эти камешки, потому что уж слишком сильно хочет поделиться сегодняшним днём. Лиза хочет рассказать о первом первом сентября, в которое она не хнычет недовольно о начале каторги; о первом первом сентября, когда она, кажется, счастливее всех людей на планете стала. Подъезд номер восемь в одной из многочисленных пятиэтажек, возле которого уже года два как сгорела доска для объявлений — детишки из соседнего дома постарались. Домофон, который ломается часто, и квартира номер семьдесят четыре, где человек знакомый живёт. Пальцы судорожно три кнопочки нажимают, а после характерного пищания со скрипом дверь тяжёлую на себя тянут. Лифта в доме нет, что и неудивительно, потому что эта старая панелька не подвергалась реконструкции со времён Хрущёва; поэтому на четвёртый этаж по лестнице подниматься придётся, а после сбитое дыхание восстанавливать. После звонка в дверь, та открывается и в проём высовывается девушка с концами синими и чёлкой коротенькой — Христина, хотя для всех (не считая учителей, конечно) она давно была Идеей. — Привет, — Сверчкова глаза потирает сонно, потому что первый учебный день для неё всегда «не считается»,— залетай, — дверь пошире открывает и в сторону отходит, давая Индиго простора, чтобы разуться поскорее и рассказать всё-всё на свете. — Ты прям светишься. Случилось хорошее что-то? — Идея, сегодня такое произошло! Ты не представляешь, — наступая на пяты кроссовок, быстро от обуви избавляется и в угол прихожей кидает, чтобы те под ногами не мешались. — Мир перевернулся, что ли? Никаких изменений за окном не вижу. — Не смешно! Я с Мишель… — руками в разные стороны машет, потому что эмоции через край плещут. — Переспали? — и от одного вопроса Лиза краснеет. Щёки и кончики ушей пунцовыми становятся, будто их мороз январский хлещет во всю. У Идеи невольно смешок вырывается, который она в сжатый кулачок прячет. — Ладно, прости. Чай будешь? — Буду. Девушки на кухню проходят и каждая своим делом занимается: Идея ловко чай заваривает, а Лиза наблюдает. Наблюдает за тем, как Сверчкова чайник водой наполняет и кипятиться ставит; за тем, как старательно ищет идеально вымытую кружку с надписью «Елизавета всегда права»; за тем, как она кружку найденную на тумбу ставит, а после уже ищет чай нужный, потому что Лиза его больше всего любит; за тем, как после чая появляется маленькая сахарница с интересными и давно выученными узорами; за тем, как она жестом спрашивает две ли ложки сахара нужно добавлять; за тем, как она после кивка положительного нужное количество насыпает, потом чай добавляет и кипятком заливает всё, чтобы напиток готов был; за тем, как она старательно, чтобы ничего не пролить и не обжечься, переносит кружку с кухонной тумбы на стол; за тем, как в кружку ложку кладут, дабы ту самую «сладкую смерть» перемешать; за тем, как подруга вальяжно садится на стул, забрасывая ногу на ногу, и подбородком в ладонь упирается, дабы рассказ слушать было удобнее. — Так, что у тебя с твоей Мишель там? — вопрос задаёт, а сама улыбаться начинает, потому что Лиза очень забавно щурится, когда чаем обжигается. — Он же горячий, не торопись ты так. Подуй на него, чтобы остыл быстрее. — Не смешно это, — улыбку подруги видит и глаза показательно закатывает, недовольство такой реакцией показывая. Но на чай дует всё-таки, и тихое хихиканье слышит. — Не смешно-о-о, — специально последнюю букву тянет, чтобы внимание сильнее привлечь, и это срабатывает. — Хорошо-хорошо, так что с Мишель? — Она мне весь день глазки строила, прикинь! — руки хаотично и странно как-то жестикулируют, шквал эмоций, бушующих внутри брюнетки, показывая. — Тю, может тебе показалось? — с трудом верится в историю о том, что Мишель глазки строила весь день тихоне, которую её подружки не очень-то любят. — Я тоже так подумала, но она попросила провести её. Помочь с учебниками. А потом зайти предлагала, — от воспоминаний о событии, которое произошло час назад от силы, тоскливо и тревожно опять стало, от чего зубы стиснулись, а глаза устало прикрылись. — Пиздец! А ты что? — Отказалась. Мы же договаривались, что я к тебе зайду, — и Лиза глазки до конца закрывает, голову на стол кладя. Ощущение, что внутри что-то взорвётся скоро от страха непонятного. — Это правильно. Друзей на тёлок не меняем, — пальцы с ногтями длинными тянутся к тёмной макушке, что на столе лежит мирно, и чесать её осторожно начинают — Лизе это всегда безумно нравится. И в подтверждение этой теории она, как всегда, голову чуть вперёд кладёт, чтобы подруге было удобнее. Сверчкова её таким незамысловатым способом успокаивает, потому что понимает, насколько тревожно той может быть от такого резкого внимания к себе. Успокаивает, потому что понимает, но улыбается чертовски сильно, ибо ещё раз убедилась, что всё-таки Индиго превосходный верный друг. — Но если бы ты написала, что не сможешь, то я бы поняла тебя. — Так в любом случае честнее будет, — голову поднимает всё-таки, тем самым пальцы сбрасывая с волос. И глаза ореховые смотрят настолько жалостливо, что так и хочется помочь ей чем-нибудь. Вопрос только один открытым остаётся: как помочь можно то? — Справедливо. Что делать со своей Мишель будешь? — Без понятия. Мы договорились на другой раз. — И когда он будет? — Без понятия.* * *
— Туз крести, — карта отправляется в коротковременный полёт, а после приземляется на белую простынь, которой большая двухспальная кровать заправленна. — Восемь пик. Я вышла! — Лиза улыбается самодовольно, потому что подруга в очередной раз ей в карты проигрывает. То ли она слишком хорошо играет, то ли Идея слишком неумелая. — Блять, да иди ты! — губы надув, она всё своё разочарование показывает и карты оставшиеся скидывает к остальным — дама и король пик. Повезло ей очень, но всё равно проиграть умудрилась. — Ты серьезно с таким набором козырей проиграла? — Лиза удивлённо одну бровь поднимает и понять пытается, с чего же подруга решила ей туза не козырного скинуть. — Не смешно! — Ладно, ладно, — руки вверх поднимает, показывая жест «сдаюсь», а после краем глаза замечает, что экран её телефона от уведомления загорелся. — Погоди, мне написал кто-то. — Мишель? — в ответ лишь вздох недовольный. Но Лиза, на самом деле, всё отдать готова, чтобы это Мишель была. — Ну же, не томи! Кто там? — Вилка, — очередной вздох, но уже разочарованный. — Что хоть написала? Они там с Мишель общаются, вроде, — Сверчковой интересно до жути, как и всегда. — Лиза-а, что там? — Казённый унитаз. — Что? — Песня, смотри, — телефон экраном к лицу подруги поворачивает, а там действительно песня с названием забавным и ниже просьба домашнее задание скинуть — Лиза только для этого в классе и нужна. Домашку скинуть и списать дать, потому что её работы всегда учителям больше нравятся, чем списанные из интернета. — Хорошо, — смешно становится от подобного начала диалога и она не сдерживается: заливисто смеяться начинает. — Напиши, что я в группу кидала. — Спасибо, — улыбается невольно, слыша искренний смех подруги. Тревога даже отступает, а на её место тепло приятное приходит и, кажется, про Мишель забыть ненадолго заставляет. — Блять. — Что случилось? Вилка очередную песню скинула? — в ответ молчание и опять экран телефона, к подруге повёрнутый. — Блять.