Medical Tale

Небольшой медицинский кабинет Санса, в котором скелет, девочка и цветок расположились, был, наверное, меньше кухни — но при этом все было заставленно всякими разными штуками из мира медицины — какими-то пожелтевшими отчетами особенно, кстати. Стол был завален особенно — от того пузатый чайник, на дне которого валялись листочки, похожие на листья Флауи, стоял на каких-то документах — рядом же стояли и кружки, которые сейчас дымились из-за того самого травяного чая. Про чай можно было сказать, что он имел изумрудный цвет, да особенную маслянистую текстуры с легким оттенком мяты… Цветок на них конечно косился крайне неодобрительно — но молчал, пожирая обоих взглядом. Сейчас в кабинете была тишина — лишь беспокойные стрелки старых деревянных часов, да кости Санса, хрустели и щелкали. Смотря на задумчивое лицо Санса, Фриск не была уверена, хотела ли она знать, что конкретно копошиться в его голове. — И так, — выдохнул Санс после небольшого глотка — Начну с простейшего — зачем ты искала меня? — Я… — Фриск стыдливо увела взгляд куда-то в пол — вся ее уверенность внезапно куда-то ушла. Как признаться убийце, что хочешь умереть? Как сказать убийце, что тебе необходимо умереть? Как просто хоть что-то сказать этому убийце?! — Ну так что? — вздыхает Санс, выразительно косясь на нее светящейся глазницей — да устало подпирая головой. — Она хочет погибнуть от твоих рук, кальций, — рыкнул Флауи вместо девочки, которая так внезапно растеряла всю гордость и крутость — Помнишь, как убивал других детей? — не дождавшись ответа, цветок продолжил: — И ради этого сбежала от твоей родни. — Это правда? — без лишних эмоций спрашивает скелет. — Что именно? — тихонько интересуется Фриск. — Все, — бросает Санс, да мельком бросает на Флауи взгляд. — Ну… Да? — неуверенно интересуется она, — Это… Это действительно так. У Санса бровей нет — но если бы они все же были, то явно насмешливо бы дернулись вверх — в прочем, единственный глаз его усмешку с лихвой выдавал. — Вау, — бросает он — Впервые вижу такого суицидника. Точнее суицидницу, кхм. — Ну так… Вы это сделаете? — не без надежды спрашивает Фриск, неловко потирая руки. Было бы смешно, если бы он отказал. Но благо, что скелет от своих принципов никогда не отходит. — Да, — он сильнее растягивает свою такую усталую улыбочку — У тебя есть, мммм… Какие-то особые предпочтения? — С каких пор ты предлагаешь жертве как умереть, а, кальций? — презрительно шипит Флауи, беспокойно извиваясь. — Я сегодня добрый, — говорит брат Папируса — и легко смеется. Однако и Фриск, и Флауи, видят, что смеяться ему физически больно — словно грудную клетку раскололи всю разом. Интересно, когда Санс последний раз смеялся? — И все же, — говорит Санс, наконец просмеявшись. — Я… Чтобы безболезненно, — и, словно утвердив это с собой, Фриск кивает — а потом добавляет: — И… Я бы хотела получить больше информации касательно этого место. Так что, чтобы скорость была такая, чтобы я успела все узнать. — Понял, — кивает скелет, после чего склоняется, и открыв один из отделов, достает оттуда шприц — да ампулу с мутной жидкостью. — Что это? — Фриск искренне удивляется, а Флауи на ее руке даже словно становится длиньше — до того ему интересно. — Всего лишь витаминный комплекс, — Санс спокойно пожимает плечами. — О, прелестно, — Флауи мерзко хихикает — словно скрежет когтей по полу — И как ты её убьешь, кальций? Или, наконец, убивать надоело — и ты решил начать лечить — а не калечить или убивать, как обычно? — Да будет известно твоей цветочной тыкве, — фыркает скелет, кинув на него добродушный, но усталый взгляд — У этого витаминного комплекса большая дозировка — так что превышение нормы убьет ее — не сразу, но все-таки. — Так когда я умру? — спрашивает девочка, вытягивая руку, ложа ее на стол. Обхватив конечность девочки, Санс проводит костями по местам, где у Фриск предположительно вены — а найдя нужную ему точку — делает укол, предварительно наполнив шприц веществом из ампулы. «Не больно», — думает Фриск и слегка морщится — «Просто неприятно». — Ты умрешь в 10 вечера, — улыбается Санс, после чего извлекает из нее иглу — Пока мы все будем спать. Сначала девочка, буквально на самый короткий миг, чувствует себя здровой — видимо витамины в ней до этого отсутствовали, — однако Флауи портит этот момент своим едким: — Тогда ты, кальций, меня потом на мою поляну отнесешь — я ни за что не останусь в вашем притоне. И оглядев промежутки в его костях — добавляет не менее едко: — Жду не дождусь возможности пронзить твои кости, ха-ха. Санс лишь устало кивает — да бросает: — Договорились. На какие-то минуты кабинет погружается в тишину — лишь стрелки часов громко трещат. Каждый думает о своем — так громко, как им кажется, но самом деле — так тихо, почти не ощутимо. Стрелки легко разрубят мысли — а еще они прекрасно дробят кости пальцев — Санс это знает наверняка. Как раз Санс сейчас ни о чем не думает — хотя отчаянно пытается, собирает осколки воспоминаний в душе, которая частенько пульсирует фантомной болью — но сознание восхитительно пустое, и если бы не желание рассказать, поделиться тем, что так долго волнует его — он бы и не стал пытаться. Флауи как всегда кривиться, пусть его анатомия этого и не позволяет — он ненавидит этого психа, которому кто-то дал возможность поиграть в медика и санитара одновременно — но ему где-то даже жалко эту маленькую девочку, которую в любом случае ждет смерть — сейчас-то уж наверняка. Фриск… Просто боится, а мысли в ее голове подобны рою пчел — такие жужжащие и беспркойные, и их так много, что голова начинает болеть. А может, болит она не от мыслей — а от начинающейся передозировки? Она не уверена — хочет ли знать наверняка — да и нужно ли оно ей, если для нее все уже кончено? Почему у них все складывается именно так — так плохо, особо без права выбора? — И так, — наконец затягивает Санс, но так с трудом — словно забыл слова — Ты хочешь получить касательно больше информации того, что же происходит, не так ли? — Все верно, — кивает она — да смотрит так заинтересованно-внимательно — когда-то так на Санса смотрели другие — и дети, и монстры. Они все видели в нем источник ответов на все свои вопросы — отчего-то — даже несмотря на то, что Санс не всегда мог удовлетворить их любопытство. «Зачем тебе это, дитя?» — думает скелет с усталой улыбкой — но в слух пока не спешит чего-то говорить. Если бы у скелета была возможность… Если бы была возможность забыть — он бы забыл. Если бы была возможность исправить — он бы исправил. — Начинай, кальций, — бросает Флауи, буйно извиваясь, и словно бы случайно бросает: — Мне теперь тоже интересно, так-то. Зачем это тебе, Флауи? Ты же и так все прекрасно знаешь. — Когда-то правили две рассы — монстры и люди. Но однажды между ними зародилась война, в которой победили люди — и они заперли монстров здесь — «под землей». Сначала монстры жили очень даже не плохо — точно не хуже людей — но, как и всегда, со временем все начинает ухудшаться и терять свое былое величие. Некогда дружные монстры стали относиться друг к другу хуже, в народе начали появляться недовольства — но король, не имея ни сил, ни желания что-либо с этим делать, бросил все на самотек, чем его неверные супруги-стражники и воспользовались, захватив престол. В это время в народе свирепствовали странные язвы — никто не знал их природу — они жутко болели, кровоточили, не заживали, и со временем монстр мучительно погибал — только двоих не сразили эти язвы — один из тех самых предателей-стражников, да доктор при бывшем короле — потому что не имели плоти — лишь кости. И со временем ситуация… Начала меняться в худшую сторону — везде стал свирепствовать голод, выкашивая народ быстрее, чем эти самые язвы — а та, что взошла на престол, тоже была не в силах это контролировать — так к тому же ее страшно ненавидел королевский доктор — постоянно пытался убить, открыто высказывал свое недовольство — за что поплатился глазом — а заодно и магическими способностями. Ситуация становилась все хуже и хуже… Однажды новая королева совершила главную ошибку — и это окончательно раскололо ее семью — она изгнала бывших правителей — а в след за ними ушел и королевский доктор — но он был единственным, кто разбирался в медицине. И таким способом, монстры потеряли исконных правителей, настоящего врача — а семья нынешней королевы… Тоже опустела, — Санс рассказывал это на манер сказки, все ещё улыбаясь — хотя в душе ему было далеко не весело — все, что он говорил, было страшной трагедией — личной так особенно — Как ты понимаешь, свергнутые правители — это Ториэль и Азгор, новые — Андайн и Папирус, мой младший брат, и королевский доктор — я. И все, что Андайн когда-либо предпринимала, привело к расколу всего, что было нам так дорого, — скелет спокойно пожимает плечами — Ещё вопросы, дитя? — Раз уж мы начали… Про тебя и твою семью, — немного неловко издала девочка — В самый первый день, когда меня нашел Папирус, он со мной собирал грибы — а потом, когда я была в… Замке, я ела суп из этих грибов — и потом мне приснился странный сон, в котором ты… Ну… Андайн выкалывает тебе глаз. — Ах, эти… — Санс немного устало трет лицо — Это галлюциногены. Я бы на твоем месте их есть не стал. — Что?! — у Фриск от неожиданности даже дыхание перехватывает. — Ага, — скелет коротко кивает — Из-за имеющихся в их составе токсинов — единственные выжили, когда внезапно начался голод — ну и монстры, естественно, начали ими так усиленно питаться, что со временем стали к ним устойчивы — и галлюцинации стали редкостью, хотя до этого — обыденностью. — Но… Я не понимаю… — тихо бросила Фриск. — Мы однажды провели эксперимент — как именно эти грибы влияют на людей, — спокойно перебил ее Санс — И, на удивление, для вас, людей, эти грибы являются носителями информации — а то, что ты видела… Они подселили тебя в мою комнату — а так как ты успела хлебнуть этого «чудо-супа», — скелет пальцами выделил кавычки — То ты увидела фрагмент из нашего прошлого. — Но почему только этот? — Не уверен — нам так и не удалось выяснить, почему люди видят только определённые фрагменты. На какое-то время Санс и Фриск замолкают — переваривают информацию, которая кажется диким абсурдом. Только это не абсурд — а самая настоящая правда, от которой Санса начинает тошнить. — И так… — переборов себя, издает скелет — Что же тебя интересует еще? — Почему ты пытался постоянно убить Андайн? — интересуется Фриск — да смотрит так внимательно — на Санса так особенно смотрел Папс. От того уже знает — под таким взглядом всегда расскалываешься. — Я… — …Просто не немного маньяк, — передразнивает его цветок. — Флауи! Помолчи! — умоляет его девочка. — Ну… Скажем так — убийство сродни наркотикам — также затягивает, — отзывается Санс, да легонько хихикает — Я, как бы это сказать, фанат радикальных методов. — Фанатик, — отзывается Флауи. — Фантик, — огрызается Санс — Я видел, что Андайн — чертов ген аннигиляции, и не придумал другого способа остановить ее влияние, кроме как избавиться от нее. Чуть подумав, скелет добавил: — Я думал, что это будет быстро — а главное — просто. Но это так сильно затянулось, что в какой-то момент стало маниакальной игрой с огнем. И это было слишком весело — но я до того сильно расскалил Андайн, что сделал из нее параноика. Быть может, оно и к лучшему, кхм… — А… Можно ли узнать чуть больше про Ториэль и Азгора? — издала девочка — Почему… — Одна сошла с ума, а другой молчит? — скелет отчего-то усмехнулся, словно сказал великолепную шутку — Не могу сказать наверняка — так как встретил я их уже здесь, в Сноудине, могу лишь предположить, что Андайн с ними что-то сделала, что обоих глубоко шокировало — до сих пор не отпускает, — и откинувшись на спинку стула, слишком злобно ухмыльнулся — этот фрагмент, когда из-за Андайн раскололась их семья, он запомнит на всю жизнь — в этом он уверен. Сколько времени прошло с тех пор, как Санс позорно сбежал из столицы, обратно в Сноуден, оставив Папируса на растерзание Андайн? Он не был уверен. Он вообще уже ни в чем не уверен. Язвы и голод словно соперничают, кто за рекордно короткие сроки убьет как можно больше народа — а Санс был лишь безвольным наблюдателем со стороны, без возможности облегчить монстрам их страдания. Одно лишь хорошо — язвы его поразить не могли из-за отсутствия плоти, в то время как голод был ему не страшен — настоящей потребности в пище ни у Санса, ни у Папса не было — питание было лишь хотелкой, которой они слепо следуют, не думая, что по настоящему им это не надо — просто не нуждаются. Сейчас скелет сидел в баре Гриллби, нервно барабаня пальцами по его лакированной стойке — это так громко, злобно и быстро, что нервирует и самого Гриллби, который сейчас едва не навис над скелетом с самой злобной мордой — лишь бурная стойка их разделяля. «Сахарные косточки сегодня особенно нервные», — думает огонь, после чего возмущенно ставит стакан — стекло едва не трескается от силы удара. — Эй, — говорит монстр, пытаясь заглянуть Сансу в глазницы — но он отчаянно прячет их где-то на уровне костыля, который удобно расположился рядом — Ты сегодня… Особенно недовольный. Все?.. — В новокаине, — огрызывается Санс своей фразой. — Вау, — без положительных эмоций фыркает огонь — Все еще его колишь? — Переодически, когда слишком сильные боли, — признается скелет, сильнее морщась — как раз пустая глазница дала о себе знать. — И все-таки, — продолжает Гриллби — Я не понимаю, какого черта ты психуешь? Все же сейчас… Ну не хорошо — но и не плохо. — Считай это материнским инстинктом — посмеивается Санс — Только пробился он у меня поздно — когда… — Когда уже ничего нельзя исправить, да? — передразнивает Гриллби его же словами, да хрипло смеется — Сахарные косточки. Сделай мне одолжение — то, что случилось — уж точно не твоя вина, окей? А ты и так делаешь для нас слишком много — если бы не ты, то Сноудин бы постигла судьба Водопадья. Но этого не произошло — так что успокойся, ясно? Не вини себя, усек? Ты ни в чем не виноват. Скелет над его словами определённо призадумался — но в слух пока ничего не сказал. «Неужели решил подумать над своим поведением?» — подумал Гриллби — и на миг отвернулся, достав с полки какую-то бутылку. Сначала Санс на него не обратил внимание — посмотрел лишь тогда, когда перед ним появился стакан — а в этот самый стакан Гриллби наливал оранжевую и пахучую спиртом муть. — Что это? — удивляет Санс. — Всего лишь виски, сахарные косточки, — огонь спокойно пожимает плечами — Давай, пей — тебе нужно развеяться. — Развеится только мой прах, — отзывается медик — Точнее его развеят. — Ты сегодня особенно злобен, сахарные косточки, — морщится в ответ монстр — Пей уже. Бармен не может не обратить внимание на черт знает откуда взявшийся тремор Санса — рука, которая потянулась к стакану, сильно тряслась, пальцы непроизвольно дергались и извивались, словно хотели кого-то сожмать — а стоило ему схватить стакан, как вся жидкость начала мелко расплескиваться. В прочем, не успел Гриллби расслабиться — как Санс, поддавшись какому-то порыву, так сильно сжал стакан — что он у него просто, черт подери, лопнул! — Санс! — рявкнул на него Гриллби — и это был тот самый случай, когда он назвал его по имени — а не этим дурацким, но таким популярным для скелета прозвищем — Какого черта ты с моим стаканом делаешь?! — Ничего такого, — морщится он в ответ — да ставит осколки на барную стойку, вытряхивая их из промежутком костей. Возможно, Гриллби ему бы с радостью сейчас и черепушку за это вскрыл — да только резко раскрывший дверь полупустого бара монстр останавливает Гриллби от покушения на очень конкретные кости. — Народ! Королева вот-вот прибудет! — восклицает он. — Что?! — вырывается хором у скелета и огня. — Да! По этому надо поспешить на улицу! — уверяет их монстр — и немногочисленных сегодня посетителей как ветром сдуло. Медлит только сам Санс — из-за того, что уже давно на костылях, точнее на костыле — да Гриллби, что его терпеливо ждет. Вот почему этот огненный монстр ему так верен?.. На улице сегодня относительно светло, да и мороз мягкий — неужели сама погода так рада Андайн? Как только появляется королева со стражниками, да Папирусом — Санс презрительно морщится — до того плохо выглядели все, кроме младшего брата. Брат выглядел… Жалко. И Санс от того на него не смотрит — только Андайн злобным взглядом провожат — и более удивленным взглядом — две громадные фигуры, на которых накинули мешки. Королева идет слишком чино и гордо, с высоко задранной головой — от того не сразу замечает возникшего перед ней Санса. — Какого черта? — прямо спрашивает скелет, злобно хмурясь. — Ты всё ещё не запомнил, как правильно приветствовать королеву, да? — вопрос на вопрос цыдит рыба, злобно смотря на Санса — Ты все еще жив? — Я еще тебя переживу, рыба, — рыкает скелет — Что здесь происходит? — Здесь? Изгнание. — Бесов? Судя по всему, они в тебе адские пляски пляшут, так что давно пора. — Ты всё ещё шутишь свои отвратительные шутки, Санс, — морщится Андайн — а потом злобно ухмыляется — В прочем — смейся пока можешь, смутьян, — потому что изгнанники тебе точно понравятся. — В смысле? — хмурится Санс. Кажется, он хотел сказать что-то еще — вот только когда с тех двоих фигур стягивают их мешки — скелету так сильно плохеет, что он едва не падает — благо, что верный костыль плотно стоит. Это были Азгор и Ториэль! Озлобленный Санс резко вскидывает голову, смотрит на торжествующую Андайн — вот только слова застревают где-то в костяном горле. — Можешь не благодарить, — пожимает плечами Андайн — Хотя… Нет, отблагодарить стоит, — она больно хватает его за руку, дергает на себя — Принеси мне присягу. Прямо здесь и сейчас, Санс. — Нет, — отрезает медик, буравя единственным глазом — от него не по себе всем, кроме Андайн, которая его и вовсе не замечает. — Давай, кальций, не ломайся, — приказывает она. — Я СКАЗАЛ «НЕТ»! — рявкает Санс, резко отдергивается от нее — и теперь скелета и рыбу друг от друга ограждают кости — точнее костяные обломки, края которых отдавали мятным. Это шокирует всех — ведь Санс так давно не проявлял магию! — кроме, может, самого Санса — но он сейчас просто под влиянием адреналина, что зацвел в его костях подобно цветам. Его душа под одеждой бешено колоться, глаз — горит мятным огнём, зубы — злобно сжаты — а в воздухе — концентрация чистой ненависти. — Какого черта ты делаешь? — спрашивает Санс у Андайн, не сдерживая тяжелого вздоха. — То, что должна, — рыба спокойно пожимает плечами — А теперь убери свои кости — и дай им уйти. Сначала скелет молчит — злобно, уперто — а потом выдает: — Знаешь, Андайн… Ты мне никогда не нравилась — а после этого я тебя и вовсе проклинать буду. Но… Раз ты изгоняешь их — то уйду и я. Кажется, в этот момент ахнули все — даже Ториэль и Азгор, до этого не подающие признаков жизни. — Что? — едко издает Андайн — Ты себя слышишь, кальций? — Более чем, — морщится Санс — Я нес присягу Азгору и Ториэль — так с верностью им и умру. — Санс… — издает возникший сзади него Папирус, кладя руку на плечо брата — Успокойся, ты просто не в себе. Так что лучше просто замолчи. — Нет, Папирус, это ты замолчи! — восклицает скелет и отдергивается от брата, как от прокаженного — Все! Меня это конкретно так достало! Раз ты не хочешь видеть, что она творит — то и я тоже! С меня достаточно! Если она смеет изгонять их — то она изгоняет и меня! И более я ее терпеть не желаю! — Отлично! Валите все трое, кальций, да поскорее! — рявкает Андайн, опираясь рукой на обломки костей — Надеюсь — больше не встретимся! — И я тоже! — восклицает Санс, после чего падает на колени перед бывшими правителями, и ловко развязав веревки, помогает им подняться. И все трое действительно уходят — гордо, не оборачиваясь, оставляя за плечами все, что они любили — но более они тут никому не нужны. Санс, конечно, особенно спешит — мог бы и быстрее, если бы магия могла хотя бы на время воскресить ему ногу. А когда за ними закрываются тяжелые двери, которыми они ограждаются отныне и навсегда от других монстров — магия Санса окончательно «вытекает» из него в каком-то смысле — и он без сил падает рядом с такой же обесилевшей Ториэль, мысленно проклиная все и всех. Более никто из них Руины не покидал. — М-да, — издает Санс и чуть посмеивается, отогняя образы того воспоминания — Шокировал же я их тогда. Вспомнив, что Фриск и Флауи все еще здесь, он, словно встрепенувшись, выпрямляется — и спрашивает: — Так что тебя ещё интересует, дитя? — Почему вы убивали тех детей, кто сюда падал, и забирали их души? — прямо спрашивает Фриск — и не без удивления замечает, что у Санса на лице появляется сумашедшая широкая улыбка — да единственный глаз пропадает. — Это… — неловко издает Санс, вернув глаз и стерев улыбочку — Не самая простая история. С тяжким вздохом цветок напоминает о себе — да говорит: — Не придуривайся, кальций, она самая обычная, — и поймав взгляд Фриск — продолжает: — У Азгора и Ториэль был сын — Азриэль. Обычный козлик, ничего такого. И однажды, когда к ним свалился первый ребенок, они, на удивление, подружились — но спустя время, этот самый ребенок погиб. Азриэль отнёс тело ребенка на поверхность — и не вернулся. С тех пор Азгор возненавидел всех детей, — цветок ощутимо нахмурился — Что же касаемо сбора людских душ… — Был такой учёный при Азгоре — Гастер, — припомнил Санс — Он изучал силу людских душ. И вот однажды он вывел… Эм… Ну назовем это формулой. Он вывел формулу, что только семь человеческих душ способны разрушить барьер, который сдерживает монстров в… Этом месте. — И сколько уже есть? — Шесть, — честно признался Санс — Думаю, для тебя не секрет, что очень много детей перебил я — чтобы они не достались… Андайн и Папирусу. — Кстати, да, — кивает Фриск — Как ты?.. — Докатился до такой жизни? — заканчивает за неё Флауи — и едко, с какой-то горечью смеется — за что получает недовольный взгляд от Фриск на свою персону. — Мое первое убийство произошло тогда, когда к нам упала четвертая душа — первые три к тому времени успел собрать Азгор, а потом внезапно в уныние впал, чем Андайн и воспользовалась — и оно было случайным, — признается Санс — Я тогда на самом деле перепутал крысиный яд с приправой и… То, вроде, был мальчик — и он погиб на моих руках, — скелет особенно не весело усмехнулся — А потом, когда к нам упала новая, четвертая душа, и ее, собственно, изъяли — мне так не понравились ее страдания, что… — Ты решил сам их убивать, — заканчивает за него Флауи. — Ну, в общем-то, да, — и скелет спокойно пожал плечами — а потом вспохватился: — Ох, точно, у нас же чай! — А вот об этом мог и не вспоминать, — недовольно бурчит цветок. Однако Фриск их словно не слышит — пытается усвоить все то, что сейчас услышала. И приходит к выводу, что она все еще ни черта не поняла.