Medical Tale

Стремительно покидая Меттатона, Фриск не без удивления поняла, что находится в довольно приподнятом настроении — а может, все дело в фотографии? Может, та радость со снимка проникла ей в душу и даже подарила надежду? «А может…» — не без надежды подумала Фриск, даже на миг затормозив — «Может, еще не поздно все исправить?» Дейсвительно. Кто сказал, что все потеряно? Возможно, у них всех еще есть право на нормальную жизнь? Кормясь этими хорошими мыслями, Фриск шла быстрым шагом, одновременно рассматривая окружающую ее действительность — некогда красивые и явно красочные пейзажи стали просто непроглядно-серыми, и до обидного-тонкими — под Фриск сразу же превращались в невесомую пыль. Была ли здесь жизнь? Хотя бы раньше? Было ли здесь красиво? Было ли здесь безопасно? В представлении Фриск, здесь должны были быть огромные экзотические цветы — розовые, фиолетовые, голубые — и все с блестящими лепестками. О, если бы они были не токсичны — девочка бы забрала их на поверхность и высадила около дома — это было бы так красиво! Река… Судя по длинному иссохшему рву — когда-то здесь даже была река. Но в чем причина ее ликвидации? Кто-то сделал это намеренно? Или просто злое стечение обстоятельств? Аккуратно перейдя, Фриск не без задумчивости огляделась через плечо — она не знала наверняка, насколько она далеко ушла, но почему-то у нее не было ощущения, что за ней прям спешат. «Может… Они забыли?» — с надеждой подумала Фриск, а потом, нахмурившись, покачала головой — если за столько лет она была единственной, то… Вряд-ли они ее отпустят. Это не выгодно — зачем им отпускать уже имеющегося человечка? Да и в случае чего — сколько ждать нового? Ну и… Никто не отменял такой аннигиляционный фактор, как Санс — даже если его долго никто не видел — мало ли, на каком расстоянии человек будет от теоретически живого скелета, и мало ли, что этому скелету в голову придет — может принять с распростертыми объятиями, а может на нож наколоть. Нахмурившись, Фриск еще задумалась — почему Санс убивал упавших детей? Что в этот момент переключалось у него в голове? Это — точно сумасшествие. Но… Убийство во имя спасения? Или убийство просто ради убийства? Убийца, который убивает намеренно — всегда злодей. Но если он своими убийствами спасал невинных детей от мучений — был ли он злодеем? Судя по фотографии, да по воспоминаниям — он был доктором. А главная обязанность медиков — спасать людей (здесь — монстров) от страданий. Если он своим убийством этих детей спасал — был ли он злодеем? Или он был героем, рискуя своими отношениями с другими? Как сильно монстры его ненавидели? Как часто проклинали? Хотели ли Андайн и Папирус сломать ему руки, чтобы не трогал детей? Хотели ли сломать ему ноги, чтобы не мог дойти до них? Стало ли кому-нибудь легче, когда Санс их покинул? Откровенно говоря, девочка даже и не знала, как ей реагировать на это — и как именно относится к Сансу? Насколько он опасен? Насколько он голоден? Как много у него способов убить? Насколько он всезагребущ? Провалившись в свои мысли, Фриск не сразу поняла, что провалилась и под землю — наяву, туда, где непроглядная темнота, да жуткие сухие корни. И откровенно говоря, такой поворот событий ее не радовал — даже если где-то в душе она смирилась с тем, что ее обязательно кто-то убьет (и по большей части не было разницы, Санс ли это — или любой другой оголодавший монстр), она очень бы хотела отсрочить ее конец — хотя бы настолько, насколько это было возможно. Но… Так глупо погибнуть, просто второй раз в жизни куда-то провалившись? Это ли не верх глупости? В прочем, как только первый шок сошел, девочка не без удивления поняла — она более не падала — приземлилась на что-то липкое, тонкое, но — сверхпрочное — нечто вроде сети — по сути, она сейчас зависла между дырой и тем, что внизу, раскинувшись в неестественной позе — как глупо она, должно быть, выглядела со стороны. «Просто прелестно», — недовольно подумала она, сморщив восхитительный носик — и вот что ей сейчас делать? Навострив слух, она вдруг поняла, что не одна — и что-то сверхактивно двигалось в ее сторону, быстренько работая ножками — а заодно явно превышая ее в численном количестве. Оу, это всего-лишь были пауки… Стоп, что?! Пауки?! «Прелестно» — думает Фриск, позволяя нервному хриплому смешку сорваться с ее губ. Похоже, до Санса она так и не дойдет. Как и многие люди, Фриск на каком-то уровне боялась пауков — даже самых домашних и безобидных — просто инстинкт, хотя и весьма необоснованный — вот только если раньше у нее против паучков, которые встречаются там, наверху, было больше шансов, то против местных… Такие мохнатые, тускло-угольные с белыми полосками, размерами с добротную Терафозу Блонди — их никак нельзя было назвать ручными или хотя бы отнести к паукам с мирским характером — Фриск это поняла по их угрожающим алым глазкам-бусинкам, которые смотрели на нее так — словно думали съесть. «А в прочем», — промелькнуло в голове Фриск — «Если здесь все охватил голод — то кто сказал, что пауки ещё не одичали от него?» Как только арахниды остановились перед девочкой, буквально окружив — они сначала долго смотрели на нее, словно сомневались — она ли это — но потом, резко напали — сразу же свернули в кокон из их паутины, который не давал шанса вырваться без посторонней помощи — но найдется ли тот, кто хотя бы захочет попытаться ей помочь — не говоря уже о реальной помощи? Откровенно говоря, при имеющемся страхе к этим членистоногим, девочка никогда не боялась их до дрожи в коленях — но сейчас, смотря на то, что местные Терафозы Блонди, которые явно когда-то обзавелись недюжим разумом и интеллектом, вытворяли с ней, да угрожающе шипели на малейшее ее движение, Фриск приходила к неутешительным выводам, что даже если она выживет, у нее, быть может, начнёт развиваться сильнейшая арахнофобия — черт, получается, именно так паучьими фобами и становятся, верно? Просто прелестно — особенно, что тащат они ее черт знает куда, в какую-ту кромешную тьму — уж явно не спасать несут, да? Маффет без дела и без сил слонялась в этой каменно-грязевой низине подземелья, касаясь мертвенно-фиолетовыми и такими тонкими ладошками каменных стен — возможность видеть была давно утеряна, отчего глаза Маффет теперь — ее пауки, да обострившиеся нервы. Санс… В ее слепоте был виноват именно этот скелет. Еще давным-давно, живя с другими монстрами на поверхности, она внезапно обнаружила, что ее глаза больно реагируют на еще не потухшее подобие солнца — а Санс, как и вовсе единственный врач на всех монстров, поставил ей диагноз «светобоязнь» — откровенно говоря, Маффет тот злобный день запомнит на всю свою жизнь — не такую уж и длинную, особенно в этом месте. Она сидела в медицинском кабинете, где воняло новокаином, да, собственно, самим Сансом — сахарные косточки. Эти самые сахарные косточки тогда сидели на против нее, разделённые столом, где валялись разные тетради, пособия и медицинские инструменты, да положили череп на кости ладони — у Маффет так и крутился на языке вопрос, почему Санс косился на нее лишь одной правой глазницей, которая ядовито сияла мятно-холодным оттенком, в то время как левая глазница, а заодно и часть черепа, были плотно забинтованы марлевыми бинтами. Он, похоже, чувствовал себя настолько не очень, что имеющийся глаз переодически затухал, да и сам держался только потому, что опирался на руку. — Санс? — аккуратно подала голос паучиха — Все?.. — В новокаине, — съязвил скелет, давя милую улыбку, из-под которой все равно сочился яд — Если ты про глаз, то я не желаю про это распространяться. Маффет на это уже ничего не ответила — лишь вежливо кивнула и поспешила прикрыть рот. — Но вернемся к твоим глазам, — сказал скелет и откинулся на спинку стула — У тебя светобоязнь, — в его голосе не было ни намека на сочувствие — хотя было бы странно, если бы он хотя бы попытался его проявить. — Ну так и что? — хмурится в ответ паучиха — Это же лечится? — М… Наверное? — беспечно отзывается Санс, после чего лениво встает, и склонившись над ящиком, который был внизу — Маффет не могла не полюбоваться видом этих сахарных костей — начинает что-то искать. — В плане — «Наверное»? — недовольно интересуется паучиха, оторвавшись от созерцания его костей. — У нас же нет лекарств, ты в курсе? Благодаря людям нет, — скелет спокойно пожимает плечами, Маффет это слышит по характерному щелканью его плечевых и спинных костей — и это ощущается так… Унизительно! — И что прикажешь делать? — сначала недовольно, но потом с надеждой, интересуется паучиха — увы, что касалось сферы здравоохранения — Санс единственный, кто хоть что-то в этом понимал — а от того и помочь мог только он. — Желательно не кричать, не сопротивляться и потом не распихивать меня по пирожкам, — саркастически замечает Санс, наконец, выпрямляясь — и что-то пряча за спиной. Не дождавшись от нее ответа, медик засунул что-то в карман, после чего легко скользнул к паучихе на колени, соблазнительно выгнув свои сахарные косточки — все шесть рук Маффет чисто на инерции обхватили Санса — плечи, лопатки, крестец… Приблизившись к подобию уха, Санс соблазнительно ей прошептал, прижав ее голову к своей грудной клетке: — Сейчас будет немного холодно… И больно, — в его тоне даже появилось напыление из сожаления. — Что? — слабо выдохнула Маффет, внезапно забыв, как дышать — и в следующую секунду мир погрузился во тьму, скелет-врач стал утяжелителем — да по щекам потекли глаза. Да, черт побери, да! Скелет воспользовался ее минутной заминкой — и теперь с огромным наслаждением пробивал своими острыми пальцами глаза Маффет, прижимая к стулу — паучиха так ярко ощущала, как его косточки копались в ее глазницах, в той липкой жиже, какими стали ее глаза… — Ты что сделал, идиот?! — взревела Маффет, пытаясь оторвать свои руки от одежды Санса — но ладони словно прилипли. — Всего лишь дал лекарство, — засмеялся скелет, наконец извлекая пальцы — все они были покрыты липкой, черной, вязкой субстанции, и ее было так много… Небрежно обтерев пальцы об одежду, перепачкав ее, Санс оставил нежный поцелуй на щеке паучихи. — Не обижайся, но это — единственный способ тебя спасти. И, ох, я еще не закончил, — он встрепенулся — Сейчас станет легче. Сначала Маффет почувствовала острую, тонкую боль — а потом до нее дошло, что костяной ублюдок зашивает ей веки! — Мне нравится твоя текстура, — заговорил медик — Сшивать легко. — Заткнись, — зашипела на него Маффет — Просто заткнись! Молись, чтобы тебе за это пальцы не оторвали! — Да ну, — врач едко фыркнул — И кто же это сделает? — А ты думаешь — желающих немного? — процедила Маффет, после — ехидно сказав: — Да даже Андайн! Она самая первая в очереди! Сначала Санс остановился — подвис над чем-то — но потом злобно зашипел, да отвесил ей тяжелую и болючую пощечину. — Не смей о ней говорить в моем кабинете! — воскликнул медик, с особой злобой начав зашивать плоть — окончательно погрузив Маффет во тьму, да океан боли. Кто ж знал, что старший братик Папируса дейсвительно такая сука, да? Первое время было больно и страшно — постоянно в темноте, без глаз, да с нитками — новыми глазами стали нервы — да верные пауки, которые могли лишь сочувствующе пищать, пока Маффет в бреду проклинала этого скелета — но более его не видела и не слышала. Сначала паучиха, конечно, была удивлена — куда эти подлые косточки делись? Неужели надоело всем гадить? Помнится, когда она узнала, что Санс, достигнув определенной точки кипения в своих ненавистных отношениях с Андайн, взял — и покинул всех, уйдя в добровольную ссылку — настолько сильно удивилась, что только об этом и думала — «Серьёзно? Он, наконец, сделал это?» — до того ей не верилось. Как и многие, она думала — не выдержит, вернется — все-таки за его плечами — младший брат, который иногда вёл себя, как дурачок, хотя и правил — да здравоохранение абсолютно всех — всего подземелья воообще. Но… Санс не вернулся — остался верен бывшим правителям — даже если был проклят за это. И так никто, особенно Маффет, долго уже не видели скелета — вроде бы объективно у них не было причин, чтобы скучать, но… Народ дейсвительно скучал — все-таки Санс был неотъемлемой частью их социума, и даже несмотря на сочившейся от его персоны яд — всем стало грустно, когда он ушел. Без него стало… Просто чуточку опаснее жить — теперь никто не был застрахован от таких сомнительных шалостей, как столбняк, или особых язв-гангрен, внезапно напавших практически на всех — кроме, собственно, Санса и Папируса, ибо плоти у них не было. Не то чтобы Санс им и до этого с этими язвами помогал — но… Без скелета было плохо и одиноко — особенно Папирусу. Да, несомненно, Санс никому и никогда другом не был — по большей части потому, что сам того не желал — а для многих он и вовсе был врагом — но все еще неотъемлемая часть их социума… Санс их социумом не называл — только зверинцем. Возможно, если бы не пауки, Маффет снова бы стала и дальше перемывать Сансу косточки (такие великолепные и сахарные, интересно, как легко они ломались?) — но её мохнатые питомцы не дали это сделать — сначала сообщили, что поймали человека — а потом, собственно, этого самого человека и явили. Ах, хотелось бы ей его увидеть. Когда до её слуха долетели странные звуки — словно капли падали на поверхность — Маффет растерялась, ибо не поняла, откуда звук. Но потом её питомцы ей любезно подсказали, что человек плакал. — Оу, не надо напрасно лить слезы, — с сочувствием сказала паучиха, после чего коснулась щек девочки тыльной стороной ладони — Я для тебя не опасна. Она бы, может, и хотела быть хищником — но слепой хищник — верх безрассудства. А еще, как и многие монстры, из-за голода ей часто хотелось есть и… Насколько справедливо будет съесть дитя? Поймет ли ее ребенок, если она просто попытается утолить свой голод?.. Нет. Нет. Нет. Она не будет уподобляться Сансу, Папирусу, Андайн, да и другим монстрам — в особенности первым троим. Коснувшись плотной паутины, Маффет предупреждающе расположила свои лапки — после чего спросила: — Что же ты здесь забыла, дитя? Неужели Андайн и Папирус тебя отпустили? — Я… — Фриск судорожно проглотила слова — Никто меня не отпускал. Я сама сбежала, — она говорила это довольно виноватым тоном — будто бы сделала что-то плохое! — Да? — паучиха неподдельно удивилась — Ты… Ты первая, кому это удалось. Если сбежала от короля и королевы — значит далеко пойдешь. Своеобразное поверие, которое родилось после того, как Санс покинул их, оставив на растерзание Андайн. — Собственно, далеко-то я и собираюсь, — призналась человеческая девочка — Я… Я ушла на поиски Санса. — Что?! — удивилась паучиха, заметно хмурясь — Зачем тебе этот убийца? Да и… Кто знает — а жив ли он? — Вот это я и хочу выяснить — пояснила девочка — Может… Может, вы меня освободите? Вежливая. Хорошая. Такую бы на фирменные мясные пирожки Маффет пустить — но паучиха выше и сильнее этих гребанных инстинктов. — Ах, да. Точно, — соображает паучиха, начиная разрывать паутину — белую и тонкую, почти невесомую, но — такую крепкую, липкую, непробиваемую. После всех этих событий, Фриск знала уже наверняка — к паукам на свое поверхности она будет относиться… Более уважительно. Как только девочка оказалась свободна, она села рядом с Маффет на холодный, острый пол — хорошо хоть, что не на землю. — Так… Зачем тебе Санс? — аккуратно спрашивает паучиха, склонив голову на бок — как-бы хотела она видеть это доброе дитя своими глазами — Мы его уже давно не видели — а многие и вовсе ставят под сомнение, а жив ли он вообще. — Понимаете… — тихонько затянула человеческая девочка, чуть ежась — Я рассчитываю, что смогу убедить Санса выйти на контакт с Папирусом, ну и… Я слышала, что стоило королю с королевой чуть проморгать — и он сразу же убивал упавших детей… А я… Девочка на миг замолчала — но потом продолжила: — Я не хочу умирать, правда! Просто… Я думаю, что если он… С опытом, кхм… Он бы смог обеспечить мне это быстро — и безболезненно. — Знаешь… — отозвалась паучиха, чуть расскачиваясь — Сложно сказать, повезет ли тебе с «Быстро» и «Безболезненно» — Санс… Довольно непредсказуемый псих. Точнее, таковым был раньше, пока… Не покинул нас. — Но что его сподвигло? — спросила Фриск, несколько нахмурившись — что же это за безымянный конфликт у предположительно живого скелета с обществом? — Да так. Это был… — Маффет оборвала сама себя — Знаешь… Лучше спроси у самого Санса — конечно, если он будет жив и в своем рассудке — а у нас его потерять можно очень быстро. Эту историю тебе лучше услышать из его уст. Не то, чтобы у братьев-костотрясов особо были уста — просто так говорят. Откровенно говоря, это ни черта не объясняет — но девочка благодарна даже этому — добрая, вежливая и милая по натуре, ничего удивительного, что она смогла дойти до Маффет, а уж тем более очаровать и ее саму — насколько долго монстры не видели даже самой вымученной вежливости — что уж говорить про настоящую… — Я думаю, тебе пора идти, — сквозь силу говорит Маффет, внезапно понимая, что если не будет девочки — она снова останется наедине с пауками, да тьмой — Тебе стоит поторопиться — никогда не знаешь наверняка, когда за тобой придут верные псы Андайн. — Я понимаю, — смиренно отвечает Фриск, благодарно склонив голову — паучиха не видит этого наверняка, но чувствует. — Знаешь… — немного неловко отозвалась слепая — На верх тебе выбираться не стоит — это рискованно, да и до Сноудина будет только дольше. Тебе лучше будет идти здесь, через мое «подземелье»… Не переживай — на тебя никто не нападет. — Отчего так? — удивляется Фриск. — Все умерли — одна я осталась, — и смеется хрипло. Словно бы это пустяк. Хотя для Санса это действительно был бы пустяк. — Но… Как много здесь ходов? Я не заплутаю здесь? — Объективно — можешь. Но… Чтобы это не произошло… — Маффет легонько щелкнула пальцами. Местное подобие Терафозы Блонди легко уронило на колени девочки какой-то старый свиток. Это была карта. Старая, пожелтевшая, растерявшая четкость — но карта — с самым подробным описанием всех путей. — Спасибо, — отзывается Фриск, после чего резко прижимает паучиху к себе, стискивая в объятиях. Возможно, не такой уж она и арахнофоб. — Я всегда к твоим услугам… — шепчет ей Маффет, а потом отпускает Фриск. Девочка бесшумно уходит — лишь каблучки немного стучат — а слепая остается одна, и теперь ее компания снова — тишина, да пауки, которые могут только посочувствовать. Хоть бы у человеческого дитя все получилось.