Бог бесполезной недели

Нам союзно лишь то, что избыточно Впереди — не провал, а промер И бороться за воздух прожиточный Это слава другим не в пример И сознанье своё затоваривая Полуобморочным бытиём Я ль без выбора пью это варево Свою голову ем под огнём? — Стихи о неизвестном солдате

СССР, 1948       Михаэль Штокхаузен подумал: «НАСТЫРНЫЙ СУКИН СЫН!»       В Сеченове было сто восемьдесят сантиметров, а двигался он, как опасный зверь, который хочет загнать его в ловушку. Аккуратный пробор делил волосы, а тёмный костюм был строгим, но внушал доверие. «Вот человек, который может привести Советский союз к светлому будущему», — говорил костюм членам КПСС. Штатным сотрудникам он сообщал более отрывисто и грубо: «Ну, ты, товарищ, лучше, пусть все будет путем». В петлице лежал светлый платок, может, это был остаток рыцарских времен или чтобы никто из прохожих по ошибке не принял Дмитрия Сеченова за местного гробовщика.       Выслушивая монолог Сеченова, Михаэль для себя решил, что в подобных обстоятельствах, вероятно, не симпатизировал бы ни одному человеку по свою сторону стола. Сеченов задал вопрос, который Штокхаузен пропустил мимо ушей. Вышло нехорошо. Сечнов принадлежал к тому типу людей, который заносят подобные промахи в мысленный блокнот, чтобы рассмотреть это в дальнейшем. — Простите? — Я спрашиваю, до конца ли вы понимаете, какую ответственность вы на себя берете. И потом, возможно ваша женщина… Если она появится. — Господин Сеченов, я женат на работе, — Штокхаузен изобразил широкую рекламную улыбку.       Никакой ответной улыбки от Сеченова. Он сунул заявление Михаэля назад в папку. Папка отправилась в ящик. Теперь поверхность стола была абсолютно голой, если не считать пресс-папье, статуэтки, лампы «Победа» и бювара с углублениями для входящих и исходящих бумаг. Обе ячейки тоже были пусты. Сеченов поднялся и прошёл в угол, к стеллажу с полками. — Будьте добры, обойдите стол, товарищ Штокхаузен. Посмотрим план Предприятия 3826.       Он вернулся с пятью большими листами и разложил их на блестящей ровной столешнице из ореха. Михаэль встал у него за плечами, осознавая, как сильно пахнет от академика одеколоном. «Он — мужчина эталон. Его одеколон меня волнует сильно-сильно», — вдруг ни с того ни сего пришло ему в голову, и, чтобы сдержать резкий неприятный смешок, Михаэлю пришлось прикусить язык. За окном шумели пролетающие почтовые роботы. — Предприятие 3826 занимает обширную территорию в горах Казахской СССР, — отрывисто произнёс Сеченов. — На его обширной территории находятся многочисленные лаборатории, производственные предприятия, испытательные зоны, сервисные и подсобные помещения, а также удобства, необходимые для поддержки его персонала. Сдвинув в сторону первый лист, Сеченов сунул его под низ стопки. — Целью Предприятия 3826 является разработка, создание и испытание технологий, улучшающих жизнь советских граждан, — сказал он тоном школьного учителя. ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ, БЕЗ РЕКЛАМЫ ТЫ МОЖЕШЬ ОБОЙТИСЬ? Но Штокхаузен хранил молчание. Ему нужна была работа. Сеченов засунул ещё один лист под низ стопки, и они принялись изучать третий. — В границах предприятия расположено: три комплекса — «Павлов», «Вавилов» и «Токамак»; «Челомей» — конструкторское бюро машиностроения и ВДНХ; театр имени Майи Плисецкой, Нептун и Академия Последствий. Все эти объекты связаны между собой системой «Маглев». Вопросы?       Штокхаузен покачал головой. Сеченов смахнул бумаги в ящик стола и извлёк из внутреннего кармана пиджака блокнот, написал записку и отправил её в ячейку для исходящих бумаг. Блокнот снова исчез в кармане пиджака Сеченова, словно завершая волшебный фокус: вот он есть, Мишка, малыш, а вот его нет. Да-а, парень-то и правда шишка.       Они заняли свои прежние места, Сечнов — за столом, Михаэль — перед ним; задающий вопросы и отвечающий на них; проситель и не поддающийся хозяин. Сеченов сложил аккуратные ладони на столе и в упор взглянул на Штокхаузена. — Товарищ, я буду с вами предельно откровенным. Предприятие очень дорого для меня и для всего союза. Многие положили жизнь для его блага и поэтому я хочу видеть лучшего секретаря для себя, чтобы все механизмы предприятия работали так же сложенно, как и сейчас. Многие мне советовали не брать вас из-за вашей биографии.       Михаэль стиснул потные руки на коленях. НАСТЫРНЫЙ СУКИН СЫН, НАСТЫРНЫЙ СУКИН СЫН… — Не думаю, что вас сильно интересует мнение членов совета, товарищ. Мне НАСТЫРНЫЙ СУКИН СЫН… –… безразличны ваши прошлые заслуги. Ваше резюме говорит о том, что вы годитесь для такой работы. Но вы должны осознавать всю ответственность, которая ляжет на ваши плечи. Вряд-ли, я многим по душе и подозреваю, что некоторые считают меня изрядным мерзавцем. Если так, они не ошиблись. Чтобы управлять предприятием так, как оно заслуживает, приходится быть изрядным мерзавцем.       Тут он посмотрел на Михаэля — не будет ли комментариев — и Михаэль опять сверкнул рекламной улыбкой, до того зубастой, что это могло показаться оскорбительным. — Вы, очевидно, готовы взять на себя ответственность? — спросил Сеченов — Да — Очень хорошо. Я согласен на вашу кандидатуру, поскольку выбор у меня не велик. Вы не самый лучший кандидат, но у меня есть предчувствие, что вы справитесь. У вас ещё есть вопросы, товарищ Штокхаузен? — Нет. Никаких.       Сечнов встал. — Надеюсь, вы не в обиде, товарищ. В том, что я вам изложил нет ничего личного. Я только хочу, чтобы дела Предприятия шли, как нельзя лучше. Это отличное место. И хочется, чтобы оно таким и оставалось. — Нет. Не в обиде. — Михаэль снова сверкнул широкой рекламной улыбкой, но порадовался, что Сеченов не подал ему руки. Обида была. Ещё какая.