Когда погаснет пламя

      Остаться одной после покушения оказалось непросто. Мирея никогда не считала себя трусихой, но какой-то страх окутывал её разум. Кровать, одежда, тело — всё напоминало о мерзких прикосновениях. Стараясь избавиться от воспоминаний, девушка попросила приготовить ей ванну и поменять постельное бельё.       После купания, девушка переоделась и почувствовала, как тревога отступает. За дверью стоял страж Норена, не пропуская никого без разрешения Миреи. Никто, кроме Язуана, не спешил посетить её. Советник навестил девушку, когда она уже помылась и наводила порядок в спутанных волосах.       Язуан упорно старался миновать разговор о произошедшем. Он беседовал с ней о приёмах жителей, о финансовых затруднениях в решении какого-нибудь вопроса. Его непривычная болтливость для Миреи оказалась самым настоящим открытием. Девушка была благодарна ему за компанию и за то, что помог отвлечься, создавая видимость, словно ничего не произошло.       Недолго Язуан пробыл в комнате Миреи. Убедившись, что она в порядке, он пожелал ей спокойного сна и ушёл. Настроение у девушки заметно приподнялось, но браться за какое-нибудь занятие ей не хотелось. Забравшись под пахнувшее свежестью одеяло, Мирея попыталась уснуть. Несмотря на то, что в комнате было тепло, девушка периодически вздрагивала, словно от озноба. Она спряталась под одеяло с головой, но уснуть так и не смогла.       До того, как в дверь вновь постучались, девушка пролежала в одиночестве не меньше часа. Кого ещё могло принести в столь поздний час, Мирея не догадывалась, оттого осторожно спросила:       — Кто?       — Это Норен, — послышался глухой ответ. — Мне можно войти?       Мирея закуталась в колючий плед и, открыв защёлку, впустила юношу. Он неуверенно прошёл вглубь комнаты и присел на стул у окна, где когда-то сидел Мазар.       — Как себя чувствуешь? Болит? — он указал на запястье девушки.       Мирея растерянно посмотрела на руку и удивилась. Покрасневшая кисть начала синеть. Она прикоснулась к ней и ощутила лёгкое покалывание.       — Я даже не заметила.       — Почему ты не превратила его в пепел за такую дерзкую попытку? — как бы между делом поинтересовался джар, но Мирея видела, как напряглась его шея.       — Я испугалась и поспешила убежать как можно дальше.       Наспех выдуманная мысль звучала вполне правдоподобно, но на самом деле причина крылась в сути Миреи. Мало того, что мужчина сдерживал её руки, лишая возможности атаковать, так ещё и магия девушке давалась с трудом. Она плохо её контролировала, и однажды в юности сильно ранила девочку в драке. С тех пор Мирея старалась избегать магии, посвятив себя фехтованию.       — Он будет наказан, — продолжил Норен. Его спокойный голос надломился. Он без его воли прозвучал грубо и в тоже время устало, словно парень несколько часов провёл на пахоте. — Мазар ответит за свой поступок, можешь спать спокойно.       — Но ведь Язуан сказал… — неуверенно начала Мирея, но Норен остановил её взмахом руки.       — Неважно, что он сказал. Это не имеет значения, — он обратил серьёзный взгляд на тёмную улицу. — Допросили несколько служанок. Они выдали Мазара. Он силой брал не одну женщину, а когда узнавал о чьей-нибудь беременности, выкидывал из города из-за придуманного им позорного повода, чтобы те не смели открывать рот. Многие из них много лет ждали правосудия, оттого излили всё в ярчайших красках. Я, как джар, должен следить за порядком и справедливостью. Власть строится не на подчинении, а на доверии, — Норен не смотрел на Мирею, и ей показалось, что он говорит сам с собой. — Я обязан судить его. Пока Мазар лишился должности вождя и управляющего. На этом советники просили остановиться, но мне этого недостаточно. Он посмел притронуться к моей помощнице, я посмею отобрать все его земли. Не посмотрю даже, что Мазар друг моего отца. И, быть может, добьюсь того, чтобы ему отрубили…       Норен умолк. Желваки на его скулах зашевелились, а пальцы всё сильнее вжались в ладонь.       — Тебе лучше поспать, — Мирея решила сменить разговор, пока буря внутри Норена не вырвалась наружу. — Скоро утро. Выглядишь усталым.       Лицо Норена чуть расслабилось. Тяжёлое покрывало мыслей медленно спало. Он протяжно выдохнул и повернулся к Мирее.       — Я плохо сплю. Постоянно думаю, как решить проблему за проблемой. Мне страшно представить, сколько их накопится к концу пути. Из-за недосыпа я уже плохо соображаю.       — Может, стоит пить перед сном успокаивающий чай? — посоветовала Мирея и подогнула ноги под себя. — Спать обязательно надо.       Норен пожал плечами и уставился в пол. Его лицо потускнело, а глаза сузились до тонких щёлочек. Лишь равномерное дыхание вырывалось из его обездвиженного тела. Мирее в какой-то момент показалось, что юноша уснул. Девушка поднялась, чтобы разбудить Норена, но замерла на месте. Услышав движение, джар поднял уставшие глаза.       — Тебе известно, что творится с Манарой?       Девушка медленно опустилась на кровать и, чтобы скрыть лёгкое волнение, перевела взгляд на вазу.       — А что не так?       — Она вдруг решила остаться в Кигоне. Говорит: заберёте меня на обратном пути. Хочет подольше побыть дома. Но, мне кажется, дело не только в этом. Она тебе ничего не говорила?       — Почему ты не веришь, что она хочет побыть с отцом? — не раздумывая, проговорила Мирея. — Для неё это очень важно.       — Я это прекрасно понимаю. У меня не возникло бы в этом сомнения, если бы не видел в её глазах какой-то отстранённости и отвращения.       Оперившись на подлокотники, Норен шумно поднялся.       — Ты права. Нужно поспать. Увидимся завтра.       Когда Норен ушёл, Мирея почувствовала себя виноватой. В ней возникло неприятное ощущение лживости, и никакая жалость к Манаре не могла её заглушить. Развеять скверные мысли помог поверхностный сон, но девушка часто просыпалась то от жары, то от холода. Она подумала, что заболела, но лоб не был горячим. За завтраком девушка попросила заварить ей успокаивающие травы, после которых заметно полегчало.       На приёме жителей Мазара больше не было. Его заменил тихий мужчина. Говорил он лишь тогда, когда ему задавали вопросы. За жалобами Мирея забылась, погрузившись в проблемы чужих людей.       Когда последний день приёма закончился, Мирея отправилась к себе в комнату, надеясь побыстрее уснуть и покинуть Кигон. Пребывание в этом городе слишком отягощало сердце девушки, и ей хотелось как можно дальше убраться отсюда. Её мысли оборвались, когда она свернула в коридор и увидела, что у её дверей стоит Манара.       — У меня есть к тебе просьба, — скромно произнесла она вместо приветствия.       Мирея без вопросов пропустила в комнату Манару и плотно закрыла дверь. Приход новой подруги озадачил её, но она не спешила выйти на откровение. Манара как-то непривычно медленно прошлась по комнате и остановилась у вазы. Руки девушки перебирали в руках конверт, а грудь вздрагивала от взволнованного дыхания.       — Я знаю, что ты думаешь. Мне не хотелось отстраняться, но времени совсем мало. Ты должна меня понять. Я хотела как можно дольше побыть с отцом и Разаном. Думала, что Норен откажет мне с просьбой, — Манара радостно улыбнулась. — Он разрешил мне остаться, Мирея. Я остаюсь в Кигоне! Сказала, что отец приболел, и Норен пошёл на уступки.       Мирея чуть улыбнулась. Она действительно была искренне рада, что Манара будет хоть на какой-то срок счастлива, но понимала, что окончательно увязла в её обмане. Теперь Мирея стала частью какого-то лживого спектакля, в который сама невольно втянулась.       — Ты ему так и не сказала? — вопросила она.       Девушка покачала головой и протянула запечатанный конверт.       — Вот моя просьба. Отдай ему письмо, когда будете хотя бы в сутках пути отсюда, — руки Манары задрожали. — Я не знаю, что будет, когда он прочтёт. Мне страшно, но я больше так не могу.       — Там признание? — взяв конверт, спросила Мирея и вперила в подругу удивлённый взгляд.       — Да. Там я всё рассказала. Всё, как есть. Как вы уедете, я и Разан покинем Кигон на какое-то время, — глаза Манары заблестели. — Ты не представляешь, какую я испытываю лёгкость. Горестно только, что мы с тобой больше не увидимся.       Мирея улыбнулась и, чувствуя какую-то горечь от скорого расставания, обняла Манару. С девушкой они были поистине близки. Ей не хотелось терять такую подругу, но судьба словно специально разделяла их.       — Ты всё правильно сделала, — добродушно проговорила Мирея. — Надеюсь, ты будешь счастлива.       Девушки ещё раз обнялись, и Манара ушла, вытирая слёзы. Оставшись наедине, Мирея покрутила в руке конверт. Ей было безумно интересно, что же там написала девушка. Чтобы лишний раз не поддаваться искушению, она быстро убрала его в походную сумку и легла спать.       С рассветом отряд джара покинул Кигон. Следующий город был в неделе пути, и воины не надеялись получить хороший отдых. Их мучила жара и вечная жажда. Чтоб меньше жаловаться, мужчины запевали песни, порой повторяясь. Отсутствие Манары ощущала лишь Мирея. Ей не с кем было пошутить и посмеяться. Норен и Язуан вечно обсуждали приём жителей, приходя к каким-то выводам. Лишь пару раз советник джара заводил с Миреей непринуждённый разговор, интересуясь её самочувствием и тем, что же она периодически рисует. Язуан больше не разбрасывался в её сторону колкостями, иногда даже улыбаясь на какое-нибудь замечание. Мирея была поражена, что способна поладить даже с таким твердолобым парнем.       К вечеру голубое небо начало заволакиваться тяжёлыми тучами, а высокие деревья зашатались от усилившегося ветра. Надоедливая мошкара так и лезла в глаза, болезненно покусывая. Природа готовилась встретить перемены.       Отряд подыскал удобное для привала место и развернул лагерь. Из повозок достали несколько полотен и натянули между деревьями на случай, если ночью пойдет дождь.       Как отдать письмо Норену, Мирея не знала. Она собиралась сделать это перед ужином, но передумала. Джар на голодный желудок кричал направо и налево, нередко разбрасываясь оскорблениями. Пришлось отложить это возложенное на неё бремя, но, к её счастью, не на долгий срок. Удачный момент настал, когда Норен поужинал и скрылся один в своей большой палатке. Настроение джара после еды заметно улучшилось, и девушка решила этим воспользоваться, лишь бы побыстрее отделаться от сжимавшего сердце беспокойства.       Держа в руке письмо, Мирея остановилась у охраняемой палаты джара. Она боялась его реакции чуть ли не больше Манары. Благодаря рассказам, Мирея вполне могла представить, какая буря разразится после проявления правды, и мысленно готовила себя к этому. Набравшись смелости, девушка негромко проговорила:       — Это Мирея. Мне можно войти?       Получив разрешение, она скромно приподняла полог палатки и вошла внутрь. Походная хижина джара была просторной, мало заставленной. В ней имелись лишь два сундука, раскладная кровать, стулья и письменный стол, заваленный бумагами. Норен сидел за скрученными листами, но, когда вошла Мирея, он обернулся.       — Тяжело сегодня далась поездка, — проговорил он и предложил Мирее присесть на отставленный в сторону стул, но она не решилась.       — Но ведь к вечеру стало свежее.       Голос Миреи предательски дрогнул, но джар этого совсем не заметил. Его раскрасневшийся от чтения бумаг взгляд был направлен куда-то в сторону.       — Я не об этом, — Норен широко улыбнулся. — У меня голова просто раскалывалась, но сейчас, правда, стало легче. Слышишь? — джар поднялся со стула и выглянул из палатки. — Скоро будет гроза.       Девушка прислушалась. И вправду через какое-то время тишины до неё дошло глухое и далёкое бормотание неба.       — Не люблю грозу, — вздрогнув, заметила Мирея и взволнованно дернулась.       — Мне нравится, — Норен вернулся в палатку и, потянувшись, сел на кровать. — Хоть воздух посвежеет, — его взгляд случайно упал на руки девушки, нервно перебиравшие конверт. — Это мне?       Мирея не смогла ничего сказать. Она передала посылку и настороженно следила, как Норен её открывает. Легко достав письмо, он застыл, лишь только его карие глаза бегали по строчкам. Мирея с тревогой наблюдала, как лицо Норена с каждым словом становилось всё серьёзнее. Брови сходились на переносице, щёки покрывались красными пятнами, желваки нервно шевелились. В палатке воздух словно погустел. Девушка невольно сглотнула и выпустила сквозь приоткрытые губы горячий воздух, понимая, что бури никак не миновать. Она вздрогнула, когда джар, смяв письмо, швырнул его в угол палатки и решительно поднялся. Мирея была готова к такому повороту. Не побоявшись взбудораженного Норена, девушка подбежала к нему и схватила за ладонь, прежде чем Норен вышел из палатки.       — Подожди, не нужно с пылу что-то решать, — дрожащим от волнения голосом быстро произнесла она.       Норен ещё сильнее вспыхнул. Убрав её руки, джар широкими шагами двинулся к пологу палатки, глубоко и шумно дыша. Он висел на волоске, стоял на краю острого лезвия, желая полностью отдаться гневу. Мирею это не остановило. Не желая отступать, она догнала его и крепко схватила за руку.       — Ты всё знала! — прикрикнул он, переведя на неё свой безумный, звериный взгляд. — Знала, что она водит меня за нос. Вы думаете, надо мной можно смеяться, как бы не так. Я устрою ей счастливую жизнь!       — Нет! — тоже крикнула Мирея и потянула его вглубь палаты. — Не порти окончательно ей жизнь. Она достаточно натерпелась.       Опустив полог палатки, Норен обернулся и так ненавистно посмотрел на Мирею, что ей стало страшно. В такой первобытной ярости он мог накинуться на кого угодно, но девушка не отпустила его пылающей руки.       — Натерпелась? Со мной? — прошипел он и угрожающе двинулся в её сторону.       — Я не побоюсь сказать тебе это в лицо, — отступив назад, злобно выдала Мирея. Внешне она была упёрта, тверда, как камень, но внутри вся содрогалась, словно цветок от горячего пламени. — Манара мучилась. Ты мучил её ревностью, недоверием и бесконечными изменами. Что ты сделал, чтоб она была счастлива? Ничего! Потому что ты, как и Мазар, считаешь, что если обладаешь властью, значит тебе уже должны поклоняться и любить. Но это не так! Ты ничего не смыслишь в любви. Манара старалась быть тебе любимой и податливой девушкой, но ты и палец о палец не ударил, чтоб ей было хорошо с тобой, поэтому получил то, что заслужил. Манара смелая девушка. Она бросила тебя, не побоявшись наказания!       Не выдержав, Норен занёс ладонь и ударил Мерею по щеке так сильно, что она пошатнулась, а из глаз посыпались искры. Жгучая боль пронеслась по всему телу и утихла где-то в сердце. Ошарашенная девушка отпустила его трясущуюся руку и притронулись к горячей щеке.       — Теперь живи с мыслью, что простой парень оказался куда лучше джара Гронхейма, — прошипела Мирея и быстро вышла из палатки, боясь, что он изобьёт её до полусмерти.       Свежий ветер с востока остудил нрав Миреи. Она осознала, в каком положении невольно оказалась. Стоит Норену приказать, с ней быстро разберутся. Решив, что достаточно попутешествовала, Мирея лёгким бегом отправилась к мардо, пока это было возможно. Животные, привязанные к стволам деревьев, лежали на мху и что-то старательно пережёвывали. Сула спряталась в толпе белых и рыжих мардо и вставать никак не хотела. Воины, что сторожили животных, с интересом наблюдали за стараниями девушки. Мирея и стучала по боку, и кричала, но мардо бросало на неё лишь равнодушный взгляд, продолжая шевелить нижней челюстью.       Когда небо озарилось яркой вспышкой, Мирея вздрогнула. Ехать невесть куда в грозу ей не хотелось, но и остаться она боялась. Наконец, когда уставшая Сула вяло поднялась, к девушке подбежал Норен и вырвал поводья так резко, что зажгло ладони.       — Ты рехнулась? — прикрикнул он и, грубо, до боли схватив за руку, повёл обратно в лагерь.       Воины, что лежали на их пути, делали вид, что ничего особенного не происходит. Они продолжали вести непринуждённый разговор и всё чаще поглядывали на небо, лишь бы ни одним мускулом не показать своего интереса к ситуации.       Норен ввел Мираю обратно в палатку. Уже внутри он отпустил её руки и подошёл к столу. Его красное от гнева лицо, казалось, вот-вот взорвётся.       — Если надеешься, что я извинюсь, то можешь прямо сейчас побить меня. Я не стану извиняться за правду! — прикрикнула Мирея.       Напряжённый от ярости джар поднял руку и с силой ударил по столу, затем ещё и ещё. Бумага, что лежала на столешнице, подпрыгнула и повалилась на пол. Мирея вздрагивала от каждого резкого хлопка, но не уходила, оставаясь неподвижной твердыней. Выплеснув нестерпимый жар, Норен опёрся руками о стол. Его спина высоко вздымалась от тяжёлого дыхания, тело вздрагивало от только что пылавшей ярости.       — Да, я такой, — как-то тихо пробубнил он спустя недолгое молчание. — Я догадывался, что у неё есть кто-то, но не пытался удержать, как и меняться. Мне нравилась моя жизнь, пока не умер брат. Только тогда понял, насколько непредсказуема жизнь и на что я её трачу. Наверное, надо было извиниться перед ней, но не видел смысла. Думал, она никуда не денется.       — Что ты намерен делать? — Мирея гневно сверлила его спину.       Норен пожал плечами и, словно разом лишившись сил, опустился на стул. Краснота с лица отступила, лишь брови продолжали хмурится.       — Ничего не буду делать. Мне нужно продолжать поход, а возвращать её я не намерен.       Удовлетворительно кивнув, Мирея развернулась, собираясь уйти.       — Прости, что ударил тебя, — как-то словно не произнеся, а выплюнув, сказал Норен и обернулся.       Столь необычные для джара слова прорезали тяжёлый воздух палатки. Мирея цокнула и, закинув назад рыжие кудрявые волосы, чуть расслабилась. Почти осязаемое облако напряжения начало растворяться, позволив спокойно вздохнуть.       — Что-то не очень похоже, что тебе действительно жаль.       — Что ты от меня хочешь, я первый раз извиняюсь, — Норен позволил себе едва заметно улыбнуться.       Его широкие плечи опустились, а лицо просветлело, когда раздались громкие раскаты грома.       Надежда на то, что гроза пройдет мимо, улетучилась. Мирея испуганно прищурилась, когда яркая вспышка осветила плотную ткань.       — Я так понимаю, ты не брала палатки.       Девушка покачала головой и присела на дальний от Норена стул. Усилившийся ветер волной покачивал ткань, отчего палатка чуть наклонилась. Раздалось громкое бормотание грозы, и лес разом притих.       — Сейчас начнётся дождь, — проговорил Норен и поднялся. Где-то совсем недалеко послышался приближающийся шёпот деревьев.       Норен откинул полог палатки и, постояв мгновение неподвижно, обернулся.       — Где твои вещи?       — Возле повозки, — растерянно проговорила Мирея.       — Дигал, — обратился джар к стражнику, — принеси вещи Миреи. Они возле повозки.       — Будет сделано, — отсалютовал мужчина.       Когда Норен опустил полог, Мирея поднялась.       — Зачем тебе мои вещи?       — Сейчас начнётся дождь, ты хочешь, чтоб они намокли?       Это означало, что джар позволил девушке переждать грозу в его палатке. Мирея держала на него лёгкую обиду, но это не помешало ей остаться. Мокнуть девушке совсем не хотелось, как и находиться под куполом грозы.       Страж вернулся ровно тогда, когда шум дождя приблизился и первые капли оросили сухую ткать палатки. Оставив вещи у входа, мужчина поклонился и вышел.       — Его же тоже намочит, — глядя на волнующийся полог, заметила Мирея.       — Нет. Стража скроется за другим шатром, — ответил ей Норен и пододвинул к себе исписанный листок. Не так давно бушующая ярость отступила, лишь дрожащие руки выдавали произошедшее. — Поделись со мной последними записями.       Мирея покопалась в рюкзаке и протянула Норену стопку чуть помятых бумаг. Пока гроза оглушала раскатами грома, джар перебирал листы и что-то записывал. Мирея наблюдала за ним и не понимала, как он смог так быстро забыться. Его бросила девушка, и, вместо того, чтобы горевать о потере, джар взялся за свои обязанности. Мирея решила, что это помогает Норену расслабиться. Казалось, он совершенно забыл о присутствии кого-то ещё в палатке. Норен сам себе повторял просьбу, вслух что-то считал, поправлялся и вновь водил пером по бумаге.       Чтобы скоротать время, Мирея хотела взяться за чтение, но света от светильника хватало лишь на стол Норена. Она неуверенно поёрзала на стуле и тихо подошла к джару. Это заставило его вмиг отвлечься. Юноша вопросительно поднял глаза, и, прежде чем он что-либо сказал, Мирея указала на стул справа от него, куда падал свет.       — Я присяду сюда? Хочу почитать.       Когда Норен коротко кивнул, девушка раскрыла книгу и села. Чтобы ей было лучше видно, джар поднял засов светильника, но за бумаги больше не взялся. Мирея чувствовала на себе его взгляд, но делала вид, что увлечённо читает.       — О чём книга? — спросил Норен и наклонился к Мирее, чтоб заглянуть в строчки.       Девушка подняла голову и чуть не ударилась об его лоб. Чуть отпрянув, она невольно улыбнулась.       — Она об охотнике.       Норен без спроса взял её книгу и полистал. За какие-то страницы его глаза цеплялись, и он принимался читать. Девушка усидчиво следила за его лицом, стараясь понять, нравится ему или нет. Бегло пробежав по страницам, он вернулся в начало и взялся за более сосредоточенное чтение. Мирея чуть посмеялась от его столь рьяного порыва и выхватила книгу.       — Я дочитаю и отдам тебе.       Протяжно и огорчённо выдохнув, Норен уставился в свои бумаги, а Мирея — в книгу. Отыскав страницу, на которой остановилась, она улыбнулась и почувствовала, как болит щека. Когда девушка невольно потёрла её, не отрываясь от чтения, джар вдруг поднялся. Он подошёл к пологу, переступил через лужу и высунул руку на улицу. Мирея с интересом наблюдала за ним, не понимая, что тот делает. Вернулся Норен с мокрым былым и чистым платком и приложил к её горячей щеке. Мирея вздрогнула от холодящей тряпицы и тут же почувствовала облегчение. Перехватив платок у Норена, она искренне поблагодарила, хотя понимала, что это звучит глупо.       — Не стоит. Ведь это я виноват, — джар посмотрел в глаза Мирее. — Обещаю, больше никогда не подниму на тебя руку. Это было в первый и последний раз.       Видя искреннее сожаление Норена, Мирея приняла его обещание и коротко кивнула.       Палатка на мгновение озарилась, и тут же раздался оглушительный грохот. Это было так неожиданно, что Мирея вздрогнула и закрыла уши руками.       — Где-то совсем недалеко ударила, — когда гул стих, заметил Норен и вновь уткнулся в бумаги.       Такая неспокойная обстановка чуть будоражила Мирею. Стараясь успокоиться, она пододвинулась поближе к свету и, оторвав взгляд от иногда озаряющихся светом стен, продолжила уже менее увлекательное чтение.