Связующая нить

***

Аппетита нет уже который день, но расстраивать родителей своей кислой миной не хочется — они явно не заслуживают головной боли в виде внезапно расклеившегося сына. Рин неопределенно вздыхает, длинные пальцы ловят палочки и поддевают ими комок клейкого риса. Приятного аппетита? Над широким столом потягивает крепким чаем, солнце в окне окончательно закатывается за горизонт, оставляя на каштановых волосах медные мазки. Рин украдкой вмазывается этим видом до тех пор, пока волнение в груди не отзывается пульсацией немного ниже. Страшно. Как же страшно считать свои неровные удары сердца, глядя на его мягкие губы. Родители не замечают испорченных наклонностей младшего сына — родители восторженно говорят о высоких процентах на вклады в каком-то новом банке, где они собираются открыть счёт, отец мельком вспоминает про нотариуса, мать — про юриста. Оба вроде бы улыбаются, но ненадолго замолкают. Тишина повисает некстати — набирающая силу простуда рвётся наружу через бронхи неприятной, зудящей щекоткой, и Рин во избежание палева осторожно надувает грудь. Пауза между вдохами длится чересчур долго, но приступ кашля всё же удаётся заарканить, и саднящее жжение за рёбрами сублимируется до мелкого покалывания в горле. Родители вновь заговаривают о каких-то заверенных документах, отличных от тех, за которыми приехал Саэ, зрачки Рина медленно проходятся вдоль глубоких морщин на пальцах матери и отца, в уставшую голову без спроса приходят ассоциации с пигментными пятнами на ладонях дедушки, следом подбираются мысли о семейной паре, чей опустевший дом не могут продать ещё с прошлой осени. — Ну, мы уже немолодые, так что надо заранее подготовиться, — слишком буднично заявляет отец. Мать кивает. — Вы с Саэ у нас одни, так что проблем возникнуть не должно, но… Но. Где-то за черепной коробкой щёлкает реле, и Рин внезапно понимает тонкий подтекст, заложенный в случайную беседу родителей. Заводиться из-за каждой мелочи в его-то возрасте как минимум нелепо, но в глазах уже детонируют молнии, руки непроизвольно вздрагивают, и палочки для еды нехарактерно звякают о край тарелки. — Координация тоже подкачала, так и запишем, — вяло дерзит Саэ, выглядывая на брата из-под полуприкрытых век. Рин намеренно не всматривается в его густые ресницы, пронзительные радужки в их разрезе и контрастные серые проталины под ними — слишком красиво и завораживающе, чтобы искренне ненавидеть. Саэ не заслуживает хорошего отношения. Саэ — редкостный обмудок. Рин закатывает глаза к жгущему сетчатку плафону и поджимает губы, еле сдерживаясь от необдуманных выпадов в ответ. Давать выход накопленной силе нужно не здесь, а если и здесь, то завуалированно, поэтому трясущиеся от злобы кисти достаточно быстро находят себе занятие в виде методичного отделения волокон тушёного леща от костей. По зрачку летают бесформенные цветные пятна, Рин нависает над тарелкой и наблюдает за тем, как мелкие кусочки белого мяса срываются в разлитый по днищу соус. — Оу, даже не ответишь? — долетает до ушей шипящим шёпотом. Тяжелые увечья нервных клеток сочатся соевым соусом. Рин разламывает тонкий позвоночник, пытаясь отодрать себя от резкого желания наброситься на Саэ. Наброситься, избить до кровавых соплей и трахнуть. В висках стучит. В паху предательски тянет. Рин набивает полные щёки риса, мешает с мясом и глотает без запивки. Да, с рыбой всё-таки получается попроще.