Как нормальные люди

Цзычэнь всегда знал про себя, что не умеет прощать. Более того, такой концепции, пожалуй, даже не было в его картине мира. Если обида нанесена в кругу друзей, надо разобраться во всем, понять, кто прав, виновному — повиниться, и после этого все вернется на круги своя. Либо не вернется, и придется разойтись навсегда, если обида слишком велика. Что же до преступлений, злых поступков и прочего, то такого, по мнению Цзычэня, вообще прощать было нельзя. За подобными деяниями должны были следовать наказания. Более или менее тяжелые — в зависимости от преступления, но должны были. Если преступника посадили на десять лет, а выпустили, скажем, через семь — это не прощение, это происходит из понимания, что он отбыл наказание и больше ничего полезного заключение ему не принесет (хотя, признаться, в глубине души Цзычэнь был против досрочного освобождения). Именно поэтому Цзычэнь так и не навестил своего друга за пять лет. Он был виноват, тяжко виноват перед Синчэнем — и знал, что стоит ему предстать перед ним, повиниться, и он будет прощен. А так не должно было быть. Да, он хотел просить прощения у Синчэня — но знал, что не имеет права его получить. Синчэнь пострадал из-за него. Лишился зрения из-за него. От этих мыслей хотелось выстрелить себе в голову — если бы только это могло принести Синчэню пользу. И именно поэтому Цзычэню было так тяжело сейчас рядом с Сюэ Яном. С Чэнмэем. Как бы он там себя ни называл. Синчэнь же не узнал его? Не мог узнать? Иначе как допустить, что Синчэнь узнал — и простил? Тогда, получается, простил бы и Цзычэня? Но ведь Цзычэнь и сам понимал, что простил бы. От этих мыслей разрывалась голова. Но если Синчэнь узнал Сюэ Яна, и простил, и привязался к нему, как быть с преступлениями Сюэ Яна, за которые он должен, должен понести наказание? Это же только причинит Синчэню боль. И кроме того, если все правда — а чем больше времени Цзычэнь проводил рядом с Чэнмэем, тем яснее понимал, что так оно и есть, — Сюэ Ян действительно стал другим человеком. Может ли Сяо Чэнмэй отвечать за преступления Сюэ Яна? Правильно ли это? Временами Цзычэню казалось, что он видит Сюэ Яна проступающим, как рисунок невидимыми чернилами над огнем, сквозь лицо Чэнмэя. Но все слова, жесты, поступки, язык тела, манера одеваться — все было другим. Этот постоянно срывающийся в хрип голос, да, насмешливый и злой, но не так, этот растерянный взгляд, эта постоянная растрепистость, словно перед Цзычэнем был не один из самых эффективных в мире убийц (из тех, что убивают своими руками, во всяком случае), а какой-то нерд-программист. Сюэ Ян не спал бы безмятежно в одной машине со злейшим врагом. Сюэ Ян не полез бы в логово врага без четкого плана и килограммов оружия. Сюэ Ян не рванул бы к Синчэню вот так, в очевидную ловушку, наплевав на все. Цзычэнь едва не выругался вслух, а потом — едва не кинулся следом, но вовремя удержался. Он все еще был скрыт полумраком коридора — от отсутствия движения лампы погасли. И если у Чан Пина не скрываются где-то тут часовые — а пока выглядело так, что нет, — Цзычэнь остается козырной картой. Но оставаться на месте было сложно. Выглядело так, будто Чан Пин намеревается забить Чэнмэя до смерти. А-Цин плакала и вырывалась, и бандит, который держал ее, в конце концов даже убрал нож, видимо, опасаясь зарезать девочку раньше времени. Синчэнь тоже рвался, словно всерьез рассчитывал порвать скотч — впрочем, он, наверное, даже не думал об этом. А Чэнмэй… не сопротивлялся. Цзычэнь не понимал. Неужели же он настолько ничего не помнит? А может, они все ошиблись, и он действительно не Сюэ Ян, а просто потрясающе похож? Когда Чэнмэя повалили на пол лицом вниз, и Чан Пин наступил ему на руку, и раздался отчаянный, полный звериной боли крик, Цзычэнь выхватил пистолет и приготовился входить. Как бы там ни было, он не мог позволить, чтобы человека убили у него на глазах. Но все же перед поступком, который иначе как безрассудным и назвать было нельзя, он достал телефон и набрал одно сообщение: «Нужна поддержка. Бывший особняк Чанов, подвал, вход через подсобку на втором этаже». Едва он успел убрать телефон, как произошло что-то новое. По приказу Чан Пина Синчэня отвязали от стула и подтащили к Чэнмэю, швырнув перед ним на пол. Кажется, теперь они собирались избивать и его тоже, и вот этого Цзычэнь допустить и вовсе не мог. Сейчас! Все случилось в одно мгновение. Цзычэнь увидел, как Чан Пин — он стоял к нему спиной, склоняясь над распростертым Чэнмэем, — поднял ногу, явно метя в лицо Синчэню. Еще Цзычэнь видел, что Чэнмэя почти не держат — кто-то небрежно прижимал его к полу за правый локоть, а левая рука, беспомощно распластанная по полу, очевидно недееспособная, была свободна. И эта самая рука, мгновение назад безжизненная, раздавленная, вдруг метнулась, как кобра из травы, и пальцы сжали щиколотку Чан Пина мертвой хваткой. Чан Пин заорал, как орут от невыносимой боли, и рухнул на пол. Цзычэнь краем глаза увидел, как он пытается отползти в сторону, но тут же отвлекся на центральную фигуру в этой картине. Чэнмэй вскинул голову. Его глаза горели. Его рот кривился. Все его лицо выражало чистую ярость и бешенство. Любые сомнения, какие еще оставались у Цзычэня, развеялись моментально. Это совершенно точно был Сюэ Ян. Он заключил в себя Чэнмэя, одел его собой, будто доспех, словно инопланетный паразит из фильма, название которого Цзычэнь зачем-то пытался сейчас вспомнить. Все происходило быстро, за секунды, но Цзычэню казалось, время тянется, как резиновое. Вот Сюэ Ян коротко взмахивает рукой, и в руке у него мелькает нож-бабочка; одним движением Сюэ Ян вгоняет лезвие в глаз бандита, который медленно, мучительно медленно наставляет на него ствол. Подхватывает пушку из слабеющих рук и швыряет бандита поверх распростертого на полу Синчэня. Ни на мгновение не останавливаясь, продолжая движение, разворачивается и бросает нож в лицо тому, кто держит А-Цин — снова в глаз. Тот орет, зажимая лицо, а А-Цин падает на пол и отползает в сторону. Выстрел, выстрел, выстрел — это Сюэ Ян палит из трофейного пистолета, почти не целясь, но с каждым выстрелом один из людей Чан Пина падает на пол. Бандиты бегут — кто от Сюэ Яна, кто к нему, их много, но он движется среди них, стремительный, неуловимый, словно сама смерть, словно пули отскакивают от него, и каждое его движение убийственно. Тут Цзычэня словно кто-то толкнул под руку, и он опомнился. Врагов было очень много — неужели где-то прятались? — и он кинулся на помощь. Отстреливаясь, добрался до Синчэня и стащил с него тушу бандита. Синчэнь едва не вскинулся ему навстречу, но Цзычэнь придержал его за плечи. — Лежи, не двигайся. Тут опасно. — Чэнмэй… — выдохнул Синчэнь. — Он… э-э-э… — Цзычэнь вскинул голову. — В порядке. Он произнес это в тот самый момент, когда Сюэ Ян остановился. Наступила тишина, прерываемая только всхлипами и надрывными стонами. Наверное, подумал Цзычэнь, кому-то удалось уйти. Те, кому не удалось, устилали собой пол — некоторые из них были еще живы, но вряд ли надолго. Синчэнь приподнялся, щурясь так, словно силился что-то рассмотреть, и Цзычэнь придержал его за плечи, помогая. В это мгновение Сюэ Ян будто отмер — вскинул голову, посмотрел прямо на них. И двинулся к ним. В руке он все еще сжимал пистолет, и Цзычэнь внутренне подобрался. Выражение лица Сюэ Яна было нечитаемо. Вот он остановился над ними — а потом присел на корточки. Взгляд его был сосредоточен на Синчэне. Он вытянул вперед руку — левую, отметил Цзычэнь, покореженную, удивительно, что он вообще мог ею двигать — и коснулся щеки Синчэня. — Ты меня обманул, — прозвучал его голос, напряженный и злой. Сюэ Ян, подумал Цзычэнь с оттенком обреченности. Это все еще был Сюэ Ян, не Чэнмэй. Синчэнь поднялся на колени — их лица оказались на одном уровне. Он положил руку поверх ладони на своей щеке и слегка сжал ее. — Обманул, — признался он. — Прости. Я не знал… не знал, как тебе сказать. — Потому что ты меня увидел и узнал? — требовательно спросил Сюэ Ян. Голос его звучал высоко, срывался, как у подростка. Словно… словно ему страшно, внезапно осенило Цзычэня. — Потому что я тебя увидел, — мягко поправил Синчэнь. — Узнал я тебя раньше. — Раньше, — эхом повторил Сюэ Ян. — Когда? Как? Почему… почему остался? — Когда — через, может, года три, — ответил Синчэнь — на губах его появилась слабая улыбка. — Постепенно. Какие-то знакомые интонации, жесты. Я не понимал сначала. Даже испугался. Решил, что это ловушка. Долго сам себе не верил. Но я понял, что ты не притворяешься — ты действительно ничего не помнишь. Ты действительно… Чэнмэй. Мой друг. Мой любимый. Несколько длинных мгновений Сюэ Ян смотрел на Синчэня, не отрывая взгляда и не моргая. А потом — будто маска пошла трещинами и опала, и с лица его ушли волчья настороженность и ярость, и он дернулся вперед, а Синчэнь качнулся ему навстречу, и они впились друг в друга так, словно не виделись тысячу лет. Цзычэнь отвел взгляд. Он слышал их сбивающиеся шепчущие голоса и подумал, что надо бы, наверное, еще и отойти… Вдруг изнутри толкнула тревога. Он вскинул голову и обвел внимательным взглядом помещение. — Где А-Цин? Собственный голос прозвучал резко и громко. Синчэнь и Сюэ Ян оторвались друг от друга в то же мгновение, и Сюэ Ян пружинисто вскочил на ноги. — А-Цин? — неуверенно позвал Синчэнь. Никто не отозвался. — Чан Пина тоже нет, — негромко произнес Сюэ Ян. *** Сильнее всего на свете хотелось лечь, свернуться клубочком и желательно уснуть. Тело болело — все до последней клеточки, Чэнмэй не смог бы найти у себя место, которому не было больно. В таком состоянии люди не ходят, не бегают, даже не ползают! И уж тем более не дерутся насмерть. Голос внутри перестал с ним разговаривать теперь — он просто был им, они были одним целым. И это он… оно… это существо — Чэнмэй не был уверен, что Сюэ Яна стоит причислять к людям — так вот, оно могло и держать пистолет сломанной рукой, и бежать без продыху, и двигаться так быстро, что, казалось, пули пролетают мимо. Сюэ Ян ушел из его головы в тот момент, когда услышал признание Синчэня — но телом, их общим на двоих телом, теперь рулил именно Сюэ Ян. — Еще немного, и будет выход, — крикнул он через плечо Сун Ланю и Синчэню. Вообще-то они оба с Сун Ланем боялись, что Синчэня придется тащить, но тот, оказывается, был не в особенно плохом состоянии — его пару раз ударили для острастки, не слишком хорошо кормили и почти все время держали связанным, но более никак он не пострадал. — Почему ты думаешь, что Чан Пин направился именно сюда? — сварливо спросил Сун Лань раз, наверное, в пятый. Чэнмэй огрызнулся: — Да не думаю я! Ты же сам отказался разделяться. — Потому что тебя нельзя оставлять без присмотра! — Да, от твоего же присмотра дохуя толка! — Перестаньте, — мягко сказал Синчэнь, и они, удивительно, перестали. — Этот коридор ведет в две стороны — либо сюда, либо обратно в отель. Чэнмэй прав, что выбрал эту сторону в первую очередь — там сверху, полагаю, пустырь или что-то такое, запрыгнуть в машину — минутное дело. А с другой стороны им придется пройти через отель. Риск опоздать снижается. Чэнмэю остро захотелось снова его поцеловать. Словами не передать, как он балдел от этой спокойной рассудительности. Удержавшись — с трудом — от желания показать Сун Ланю язык, он побежал дальше. И остановился почти сразу. Он нашел выход — вот только выхода не было. Что-то произошло здесь, и выход оказался завален землей и камнями. Сун Лань, едва не врезавшись в него, громко выругался. — Что за… — Что там? — требовательно спросил Синчэнь. — Не могу разглядеть… — Выход блокирован, — в голосе Сун Ланя звучала растерянность. — Не понимаю… они прошли тут и блокировали вход? Но мы бы услышали… — Это не они, — тяжело отозвался Чэнмэй. — Это… Он вспомнил. Оно развернулось перед глазами, как какой-нибудь дико выпендрежный фильм, снятый от первого лица, из тех, что претендует на Оскара и прочие пальмовые ветви. Он в машине. Его руки поверх руля — на правой тяжелые кольца, формирующие понтовый бандитский кастет, левая в перчатке. Пальцы чуть подрагивают от нетерпения и предвкушения, постукивают по рулю в такт песенке из радио. Он знает, куда ехать, и его одолевают восторг и сладкое предчувствие. Место — заброшенный пустырь, замороженная на стадии котлована стройка. Он бросает машину рядом с потрепанной, местами завалившейся рабицей, на которой висит покосившаяся табличка: «Не входить! Частная собственность». Даже не надо лезть через забор — тот пестрит прорехами. Описание в его голове четкое, как карта, и он находит нужное место — неприметную дыру, несостоявшийся канализационный сток. Он влезает туда, пригнувшись, ползет на карачках, пока перед ним не открывается просторный коридор… Нет, назад. Он влезает в дыру… приклеивает что-то к стенке… ползет… снова приклеивает… так несколько раз. Потом — коридор, и он идет по нему, нет, бежит, в руке что-то, он жмет на кнопку… — Это я. Сун Лань и Синчэнь молчали, глядя на него, и, несколько раздраженный, Чэнмэй пожал плечами. — Я же не мог рисковать, что кто-то отсюда выберется! Синчэнь глубоко вздохнул, потом развернулся. — Что ж, теперь мы точно знаем, куда они ушли. Сун Лань подарил ему взгляд, в котором ясно читалось: «А раньше ты вспомнить не мог», — но промолчал. Они двинулись в обратном направлении. Они почти бежали. Чэнмэй слышал быстрое дыхание за спиной и все думал — как он продержится? Сун Лань вел Синчэня за руку, чтобы тот не потерял направление, и Чэнмэя это злило — но это было правильно, он должен был идти первым. Мало ли, в какой момент на них выпрыгнут. И на них выпрыгнули — трое, одинаковые черные фигуры в тусклом свете потолочных ламп. Первого Сюэ Ян уложил одним четким выстрелом в лоб, а на второй выстрел пистолет сухо щелкнул, и Сюэ Ян швырнул его в лицо второму, вынудив того выстрелить в потолок. — На пол! — рявкнул он, не оглядываясь. В ответ прозвучало два выстрела, и третьего отшвырнуло на несколько шагов, и он упал. Второй снова наставил пистолет на Сюэ Яна — вернее, туда, где Сюэ Ян был мгновение назад, потому что тот в один шаг оказался вплотную и полоснул противника ножом по шее. И тут же метнулся к третьему и вонзил нож ему в горло. — Броник, — буркнул он подскочившему Сун Ланю. Оглянулся на Синчэня — тот поднимался с пола. — Они живы? — осторожно спросил Синчэнь. Чэнмэй промолчал. Сун Лань же ответил напряженно: — Синчэнь, тебе лучше подождать здесь. — Я иду с вами, — неожиданно жестко ответил Синчэнь. На это уже и Сун Лань не нашел, что ответить. Чэнмэй же собрал все три чужих пистолета, два сунул в карманы и с одним в руке двинулся дальше. Перед лифтовым холлом Чэнмэй притормозил. Изнутри доносились голоса — какой-то бубнеж, гневные окрики Чан Пина, прерываемые злым, высоким голосом А-Цин. — Ждите тут, — буркнул Чэнмэй. — Незачем всем подставляться. Синчэнь открыл было рот, но Сун Лань кивнул и положил руку ему на плечо. Не дожидаясь больше ничего, Чэнмэй шагнул внутрь. Прятаться тут было негде. На него тут же наставили оружие. — Брось пистолет, — нервно приказал Чан Пин — он держал А-Цин. — И из карманов тоже. И нож сюда давай. Чэнмэй подчинился, глядя исподлобья. Потом оскалился. — Что, в пульте батарейки сели? Похоже, Чан Пин и его люди никак не могли заставить лифт, который не иначе как после поездки автоматически поднялся наверх, спуститься. — Ну ты и лошара, — с удовольствием произнес Чэнмэй. — Давно не пользовался этой норой? — он засмеялся, и лицо Чан Пина исказилось от злобы. — Заткнись! — рявкнул он. — Пока я ей глотку не перерезал! — Ну попробуй, — отозвался Чэнмэй. — Ты ведь понимаешь — меня после этого ничего не удержит. Чан Пин, судя по его лицу, понимал это очень хорошо. Он оглянулся на своих людей, часть из которых все еще возилась возле дверцы лифта. — Ты зря все это затеял, — мягко произнес Чэнмэй. — Надо было просто прийти ко мне. Если хотел отомстить. Или убить их сразу. Тогда ты, по крайней мере, получил бы удовольствие. До того, как я тебя убью. Ты ведь сейчас только и можешь, что прикрываться девчонкой. Ты размяк, Чан Пин. — Кто бы говорил, — огрызнулся Чан Пин. — На себя посмотри, ты вообще на себя не похож. — Это мне не помешало уложить твоих людей там, — Чэнмэй небрежно махнул головой. — Отпусти ее, Чан Пин. Тогда я позволю спецагенту Суну надеть на тебя наручники. Взгляд Чан Пина стал оценивающим. После короткой паузы он произнес: — Нет уж. Едва я выпущу эту сучку, ты нас всех тут положишь. Нет, мы сделаем так. Сейчас ты отойдешь, а мы поднимемся наверх вместе с девчонкой. И уедем. А ты не будешь нас преследовать. А потом мы ее, так и быть, отпустим. Чэнмэй открыл рот, чтобы ответить, но из-за спины прозвучал тяжелый голос Сун Ланя: — Не выйдет, Чан Пин. Наверху уже ждет полиция. Весьма вероятно, скоро спустятся сюда. Лучше поступи как советует Сюэ Ян. Глаза Чан Пина метались по сторонам, и в них отчетливо читалась паника. Его люди, похоже, тоже напряглись — Чэнмэй видел, как подрагивает оружие в их руках. — Вот видишь, спецагент Сун со мной согласен, могли ли мы такое вообразить? Не стоит упорствовать, Чан Пин, иначе кончишь как твой папочка. Рассказать тебе, как он сдох? — Заткнись… — прохрипел Чан Пин. Он все еще держал А-Цин, но хватка его стала слабее. Чэнмэй видел, что девчонка смотрит на него во все глаза. Ей было страшно — но он знал, что она справится. Незаметно он повел согнутой рукой назад, будто ударив кого-то локтем в живот. И еще один едва заметный жест — кулаком вверх. И потом — ладонью вниз: «ложись». В лице А-Цин было больше страха, чем решимости, но она слегка наклонила голову. Поняла. Чэнмэй не был уверен, что она проделает все как надо — но он сильно надеялся, что хотя бы она сможет нырнуть на пол, уходя от выстрелов. — Да ладно, тебе наверняка интересно. Я протащил твоего папашу по всему дому — ох и жирный же ублюдок, прям как ты сейчас. И убивал у него на глазах всех, кто попадался под руку. А он смотрел. И даже сказать ничего не мог. А потом я порезал его на куски — на маленькие такие кусочки. Вы небось долго собирали, да? Надо было его вашим песикам скормить, хоть порадовались бы перед тем, как ты их застрелил, больной ты урод! — Заткнись! — заорал Чан Пин. — Я знаю, почему ты его убил, я знаю, что он с тобой сделал, ты… — Охуенный, блядь, секрет! — оскалился Чэнмэй. — Кто ж не знал, каким больным извращенцем был твой папаша. Тебя он не потрахивал? А твою маленькую сестренку, ту, которая спала на втором этаже?! — Ах ты тварь!.. — заорал Чан Пин, наливаясь багровым цветом, и Чэнмэй понял — пора! — Давай! — крикнул он и рыбкой бросился на пол, к своему оружию. А-Цин сработала безупречно — Чэнмэй увидел, как согнулся пополам Чан Пин, хватая ртом воздух, как налетел он на маленький кулачок и повалился на колени, а потом А-Цин грохнулась на пол и, судорожно семеня ногами, поползла к стене. А дальше ему смотреть стало некогда — над головой загремели выстрелы. Он схватил два пистолета и расстрелял обе обоймы, почти не целясь. Помещение было полно грохотом выстрелов и криками. Кто-то повалился на пол, кто-то пытался бежать. Чэнмэй увидел, как Сун Лань стреляет, прикрываясь дверным проемом. Не тратя больше времени, он подхватил свой нож и одним прыжком оказался рядом с Чан Пином, который пытался подняться на ноги. Нож вошел в живот, кровь хлынула на руки восхитительно горячим потоком. Сюэ Ян ударил свою жертву по лицу, повалил на спину. Второй удар ножа пригвоздил Чан Пина за плечо к полу. А Сюэ Ян врезал ему — снова по лицу, и еще, и еще, с наслаждением ощущая, как ломаются кости под кулаками, как хрипит его враг. Чан Пин еще пытался отбиваться, но силенок у него не хватило бы и чтобы отогнать муху. — У тебя был шанс, ублюдок, — выдохнул Сюэ Ян ему в лицо. — Такой прекрасный шанс остаться в живых. Но ты решил, что круче меня. Ты решил, что можешь сделать больно моим людям. Зря ты это сделал. Очень зря. Чан Пин скулил. Кажется, он пытался что-то сказать. Кажется, молил о пощаде. Сюэ Ян не был намерен щадить его. — Это тебе больше не понадобится, уебыш, — прошипел он и, схватив Чан Пина за голову, большими пальцами нажал ему на глазные яблоки. Чан Пин завопил. Кто-то еще кричал. Кто-то звал Сюэ Яна по имени. А потом его схватили за руки, силясь оторвать от Чан Пина, и голос выкрикнул в ухо: — Чэнмэй! Чэнмэй, довольно, остановись! Он дернулся прочь из захвата, развернулся, намеренный разорвать на куски помеху и вернуться к своей жертве… Прямо перед собой он увидел бледное лицо, широко распахнутые глаза. — Сяо Синчэнь… — прохрипел Сюэ Ян. Как, откуда? Почему Сяо Синчэнь здесь? Откуда явился мешать Сюэ Яну вершить его месть? — Чэнмэй… — повторил Сяо Синчэнь. И звук его голоса будто стронул что-то в голове. Чэнмэй. Это его имя. Перед глазами промелькнуло — дом за белым заборчиком, широкая кровать в спальне, идиотски огромный кубок посреди гостиной… Шумит кофеварка, пахнет тостами… А-Цин собирается в школу. Его дом. Его жизнь. То, чего никогда не было у Сюэ Яна. То, что есть у Чэнмэя. Его имя. — Синчэнь… — пробормотал Чэнмэй, хватаясь за чужие руки. — Помоги мне… Его крепко обхватили за плечи и подняли на ноги. — Все, все, — говорил Синчэнь, оттаскивая его в сторону от Чан Пина. — Все, дорогой мой, все закончилось. Судорожно вздохнув, Чэнмэй обхватил Синчэня за талию и уткнулся лицом ему в плечо.