Тень орлиного крыла

       В мгновение, в голове перемешалось множество различных чувств. Нейронная активность в мозгу буквально взорвалась, посылая тысячу импульсов ежесекундно, каждый из них был уникальным и в чём-то важным. Будто в момент рождения вселенной — из чёрной пустоты всепоглощающего ничего, возникли маленькие, но от этого не менее яркие взрывы, друг за другом по блестящей цепочке, с каждой секундой всё больше погружая секундами ранее пустой мир в бурю света и красок. Первые лучи, первые взрывы — это беспокойное ощущение неопределенности, колебания сознания на грани его раздвоения, словно сопряжение двух параллельных миров. Реальность искажается, и прошлое сливается с настоящим. Медленно вырисовываются контуры того, что тебя окружает, но это пространство кажется таким далеким и нереальным, словно сон, из которого нет пути обратно.       Смотря словно в дверной глазок, я начал различать очертания комнаты и текстуру тёмного деревянного потолка. Кожа почувствовала мягкое тепло, равномерно окутавшее тело. Оно было настолько приятным, что будто слилось с телом в единое целое. Нос учуял приятный медовый аромат, что заполнил каждый уголок комнаты, перебивая собой все остальные запахи. Уши же, уловили лишь всепоглощающую тишину, мирную и холодную, тишину, что я представлял себе в раю. Сквозь пелену сонного тумана проникает узнавание окружающего мира. Как будто реальность медленно раскрывает свои карты, не желая переполнять мой истощённый разум бурным потоком окружающей информации. Острые колкие ощущения проходят сквозь сонную дрему. Они были завершающим звеном в этой опере ощущений — ноющая боль в районе паха была не такой уж и сильной, но крайне назойливой.       Зрение наконец сфокусировалось, кожа встрепенулась от пробежавшего по ней холодка, аромат стал менее назойливым, а на смену девственной тишине, пришёл шелест листьев, что доносился за небольшим окошком в форме вытянутого купола. Я ведь проснулся, так?       В голову одним за другим нахлынули последние воспоминания. Поход в заброшенные руины, нападение огромной мясной твари, мертвецкий холод, что окутывал моё тело и душу, когда я должен был наверняка испустить дух… По спине пробежал холодок. Я попытался сжать и разжать кулак — хоть это и вышло с некоторым приложенным усилием, всё же, рука и остальные мышцы отзывались.       Я аккуратно попытался сесть, помогая себе руками. К этому, казалось, привычному для большинства людей действию мне так же пришлось приложить не малые усилия — всё тело ныло, конечности назойливо болели, кости будто скрипели под грузом всего тела. Ощущения в груди же были вовсе такими, будто её обхватили стальными щипцами, что медленно сжимали внутренности, словно старую тряпку, выжимая из неё последние соки. От этого мне было тяжело дышать. Воздуха попросту не хватало. Я попытался скрутиться от бессилия, но тут же почувствовал жгучую боль в районе живота. Мой взгляд тут же опустился на торс: тот был туго обмотан бинтовой тканью, местами запачканной уже высохшей, темно-бордовой кровью. В голову без промедления пришла мысль, что лучше не делать резких движений, иначе рана может открыться и тогда, мне уж точно несдобровать. Но даже так, я не мог продолжать лежать как ни в чём не бывало. Я ничего не помню с того момента, и помнить не мог. Как я оказался в этом доме? Меня сюда привела Айлинэль? Вероятнее всего, так оно и есть. Тогда встаёт другой вопрос — кто хозяин этого дома?       Я приложил все усилия, чтобы подняться как можно аккуратнее и не потревожить рану. Ноги подкашивались, когда я встал и вовсе чуть не сел обратно на кровать под тяжестью своего веса, удержать которое ещё до конца не восстановившемся ногам было затруднительной задачей. Удержаться мне всё же удалось. Опираясь на мебель и стены, кроткими шагами я вышел из комнаты. Пред мной простирался длинный коридор, озарённый ярким дневным светом, что пробирался сквозь частые окна слева от меня. Интуитивно, я взглянул в одно: в глаза первым же делом бросилась большая толпа в пятидесяти метрах от здания. Люди стояли вокруг аккуратного нагромождения брёвен, а в паре метров от них — трое людей в скромных коричневых рясах. Тот, что был в центре, судя по его жестикуляции, без умолку говорил, а двое остальных молчали, смиренно отпустив головы.       В середине коридора я вышел к мраморной лестнице. Она выходила прямо к большой двери. Та была открыта нараспашку и вела из дома прочь — на улицу. Я видел лишь очертания того, что снаружи из-за света, что горел слишком уж ярко для моих, ещё не адаптировавшихся глаз, что до сих пор видели всё вокруг с некоторым размытием.       Толпа собралась с целью проводить кого-то в последний путь. Я понял это, когда протиснувшись поближе, встав в третьем ряду. На сложённых брёвнах лежало тело, накрытое белой тканью. Священники стояли рядом, один из них вёл речь о заслугах и доброй памяти умершего — что я понял в общих чертах, ведь в его монолог я не особо вдался. Мои глаза бегали по толпе в поиске знакомого лица, но сколько я не вглядывался, встретить среди них Айлинэль мне не удалось. Священник закончил речь и двое его помощников оживились. Они вытянули руки перед нагромождением брёвен, их ладони еле заметно засветились, но вскоре обдались пламенем. Струи огня с обеих сторон нахлынули на дерево, то сначала обуглилось, а затем вспыхнуло словно сухой трут. Все молчали, только звук трескающегося дерева заполнил всё звуковое пространство.       Спустя время, Люди начали расходиться. Редкие люди подходили к священникам за разговором, что не продолжались долго. Вскоре, и люди в скромных рясах ушли, а я оставался стоять на месте словно парализованный, пялясь на тлеющее дерево и тело, не представляя, что буду делать дальше. Я и не сразу заметил подошедших ко мне людей. Их было трое — один мужчина и подле две женщины.        — Для вас было бы лучше не вставать с кровати и отходить так далеко, уважаемый. — аристократичной, хорошо поставленной речью, произнёс мужчина, подойдя. Он был высоким и статным. Пепельные волосы доходящие ему до плеч, аккуратно были зачёсаны назад, оставляя лицо полностью открытым — это только подчёркивало не только его бледную, даже болезненную кожу, но и глаза, отдающие цветом артериальной крови…       — Извините. — прерывисто выдал я, зачем-то кивнув. — Думаю, нам стоит представиться друг другу…       Мужчина издал короткий смешок, так же быстро ухмыльнувшись.       — Я Лорд Франц Ле Гранд, владелец этого поместья и прилежащих к нему земель. Твоё имя мне уже известно, госпожа Айлинэль представила вас.       — Айлинэль представила меня?..        — Верно. Когда она вас привела, на вас и живого места не было. Благо, она сумела поддержать ваше состояние всю дорогу, пока я не взялась за ваше лечение. — встряла женщина, так же богато одетая, но её одежда, а точнее — мантия выдавали в ней скорее не аристократку, а чародейку. Ростом она не уступала Лорду Францу, при этом выглядела очень женственно и привлекательно — особенно её чёрные, длинные, отдающие синевой волосы, заплетённые в объёмный низкий хвост.       — Странно, что она не оставила меня там умирать. — пробурчал я себе под нос.       — Госпожа Айлинэль никогда бы так не поступила. Даже несмотря на её местами скверный детский характер. — иронично произнесла незнакомка, лучезарно улыбнувшись.       — А вы…       — Я Синтелла фон Вальдштайн, чародейка при дворе господина Ле Гранда.       Энергия буквально сочилась из этой женщины и даже больше — передавалась ко всем остальным, кто был рядом. Или только мне… Как ни как, её прелестная внешность и темпераментная речь были обречены к тому, чтобы располагать к себе людей. Или молодых юношей…       — Подозреваю, что моё имя вам так же известно. — сказал я вместо того, чтобы представиться в ответ.       — Верно. — кивнула она, следом бросив взгляд на лорда. Тот будто был бледнее обычного, а выглядеть стал куда более вялым. На лице Синтеллы появилась доля беспокойства, тщательно скрываемая, но всё равно заметная стороннему наблюдателю. Женщина положила руку на плечо лорда Франца, приобняв его или скорее, придерживая.       — Господин, вам нужно скорее вернуться в особняк. Пойдёмте. — заботливо сказала чародейка, нахмурившись. Лорд без колебаний согласился с ней и кивнул. Перед тем, как уйти, Синтелла обратилась к третьей персоне, что пришла с ними.       — Кэролайн, милая, будь добра, проводи юного гостя в его комнату.       — Будет исполнено, матушка. — спокойным как утренний штиль, её безэмоциональный ответ, не имеющий ни единого намёка на инициативность, инстинктивно бросил по моей спине лёгкую дрожь, будто в спину задул лёгкий, но обжигающе холодный ветерок. Или это он и был?       Наконец, я обратил внимание и на неприметную служанку, что всё время моего разговора с хозяином поместья и чародейкой, стояла в их тени. Ничем не примечательный наряд горничной сидел на ней идеально, чёрный корсет был крепко затянут, а на длинную юбку, похожую на колокольчик, был одет миловидный фартук полукруглой формы. Утончённость её образа подчёркивали чёрные, аккуратно собранные в косу волосы угольного цвета и синие глаза — такие, будто в них сокрыт целый океан. Несмотря на всё это, её выражение лица так и отдавало не только тишиной, апатичностью и эмоциональная холодностью, но и без преувеличения, вселенской грустью.       Без слов или жестов, она двинулась вперёд, а я так же бездумно последовал за ней, провожая взглядом уже садящееся за горизонт оранжевое солнце, на замену которого поспевала пара лун.

***

      Когда мы наконец остановились у одной из дверей, я обнаружил, что меня поселили в другую комнату, не в ту, что я пробудился. Та, откуда я пришёл на похороны была через пару других дверей. Когда я вошёл в свои новые апартаменты то меня ждал ещё один сюрприз: новая комната была чуть ли не вдвое меньше прошлой. В ней всё ограничилось небольшим шкафом, одноместной кроватью в дальнем углу и письменным столом, в который был зад винут обычный стул. К подставке на стене была прикреплена одна масляная лампа. Её было вполне достаточно, чтобы должно осветить комнату.       — Принести ли вам чего-нибудь выпить? — первое, что нелюдимая горничная произнесла за прошедшие десять минут, было предложение мне чем-нибудь просушить горло.       — Да. Обычная вода бы… не помешала.       — Располагайтесь. Я принесу вам воду.       — Хорошо, можешь не торопиться… — вздохнул я, перешагнув порог и войдя в свою новую комнату. Оглядевшись, я сел на кровать и задумался… а что дальше? Этим вопросом я задавался и остальные две недели, в ходе которых проходило моё лечение. Тёплая вана с утра и перед сном и ежедневное принятие снадобий мадам Синтеллы делали своё дело. Я быстро полноценно встал на ноги. Только время в особняке проходило в бессмысленных апатичных прогулках. Я был словно призрак, не занятый никаким делом, смысл существования которого — это бесцельное метание от одного коридора к другому, в наивной надежде занять себя хоть чем-то.       Этот злополучный круг уныния прервался в один из солнечных дней, что пропах сухостью. Моё лечение закончилось уже как второй день, я был здоров и полон сил. Сил, что я прожигал лёжа на кровати и вглядываясь в неразборчивый текст одной из книжек, что я прихватил в библиотеке. Стук в дверь оживил меня. Юрко, я бросился к ней       — Доброе утро, Грегори. Как твое самочувствие? — голос госпожи чародейки был мягким, все таким же приятным, но не лишённым ноток лисьей хитрости. То, что она пришла ко мне с утра, заставило меня одновременно как удивиться, так и напрячься — за все дни, что я провёл здесь, мы лишь обменялись епмммпарочкой рядовых фраз, за которыми ничего не стояло. Хоть, как я понял, она и варила лекарства для меня, непосредственного участия в лечении госпожа не принимала. А тут, она заходит мне в комнату и интересуется моим самочувствием — впервые, за последние две недели.       — Все хорошо, чувствую себя намного лучше, чем две недели назад. — ответил я, не скрывая недоверия в своем голосе. Но её выражение лица вовсе не изменилось, оставаясь по прежнему таким же ярким и лисьим.       — На это я и надеялась. — сказала она спустя секундную паузу — Раз ты выздоровел, то стоит занять тебя работой, ты не думаешь?       Работой… а я думал, что я почётный гость, а гости не работают. Хотя с другой стороны, я бездельничал тут целых две недели, пока все остальные работали в поте лица. Или делали вид, что это так. Чувствовать себя живее всех живых я стал уже после первой недели, да и вселенская скука так или иначе, сподвигла бы меня самому поинтересоваться, нет ли для меня тутх какой-нибудь работёнки, что сможет меня занять. Да и быть обузой у добрых людей так же не хотелось.       — Вы были добры со мной и пришли на помощь трудную минуту. Я у вас в долгу, и если от меня что-то требуется, я возьмусь за это.       — Я рада это слышать. Старик Болдар работал на совесть, но он отправился к богам две недели назад. Теперь в конюшнях не хватает одного работника, поэтому предлагаю тебе взяться за его замену.       — И что мне необходимо будет делать?.. — спросил я в предвкушении.       — Пойдём со мной. Лучше будет показать всё на месте.       После этих слов она вышла из комнаты и в ожидании встала у дверного проёма в коридоре. Мне ничего не оставалось, как встать и проследовать за ней, сначала покинув особняк, затем обогнуть виноградный сад перед поместьем, лишь за тем выйдя к конюшням, особняком расположившейся у загонов с домашним скотом. Конюшня была построена из массивных деревянных балок и каменных стен, что придавало ей правдивый образ монолитности и устойчивости. Её крыша была покрыта плетённой соломой, а высокие окна позволяли входить внутрь достаточно свету и свежему воздуху, что всё равно не мешало вечным ароматам сена, соломы и лошадиного пота заполонять помещение. И конечно же, в глаза тут же бросались лошади — от громадных и сильных тягачей и пахотных лошадей, до стройных рысаков, чьи загоны стояли обособленно от остальных.       Моё появление заметили все работники, но только один из них показал некоторую заинтересованность. Это было самим собой разумеющимся, ведь госпожа чародейка подозвала его.       — Добрый день, Дерван. Как поживают наши лошади? — поинтересовалась она, вероятно из вежливости. Стоит ведь как-то начать диалог и непринуждённо направлять его в нужное русло.       — Лошади чувствуют себя прекрасно, госпожа. Они сыты, чисты и находятся в прекрасной форме. — доложил мужчина.       Судя по заострённым ушам и утонченному лицу, он был эльфом. Но в отличии от той же Айлинэль, его кожа имела серо-синеватый оттенок, цвет глаз был ярко-красным, а нос выпирающим и острым, внешним видом напоминая вороний клюв. Да и в целом, внешность этого эльфа вызывала у меня ассоциации с вороном. Из моего двухнедельного прибывания здесь я узнал некоторые подробности о здешнем мире, одна из которых — базовая информация о некоторых расах. Одной из этих рас были Данмеры или в простонародье «Тёмные эльфы». Второе наименование было интуитивно понятным, поэтому я и решил его придерживаться.       — Превосходно. — довольно махнула рукой Синтелла, настойчиво решив перейти к сути — Я привела к вам нового работника.       Жестом, женщина указала в мою сторону. В сторону чистого парниши в странной одежде, что уж больно сильно контрастировала со всем вокруг. Я думаю, именно это и стало причиной его подозрительного взгляда в мою сторону.       — Вы уверены? — вдруг спросил тот, подняв одну бровь.       — Со стороны может и не видно, но я верю, что парниша станет прилежным работником. По крайней мере у него есть совесть. Присмотрите за ним и покажите, что да как.       Дав так же мне напутствие быть хорошим и прилежным работником, чародейка быстро ушла обратно в сторону особняка. Смотреть ей вслед мне долго не довелось — Дерван тут же окликнул меня.       — Зовут тебя как?       — Грегори. — уверенно заявил я.       — Грегори значит… хм. Амиэль! Подойди сюда.       Тёмный эльф не дожидаясь прихода Амиэля, посмотрел на меня.       — Этот парень тебе всё объяснит и покажет. Работай на совесть, раз госпожа Синтелла за тебя ручается.

***

      Амиэлем оказался моим ровесником. Худощавый, со слегка смуглой кожей брюнет с непослушными волосами, тёмными карими глазами и густыми бровями. Ладони юноши погрубели от натёртых мозолей. Смотря на свои мягкие и целые ручки, я начал осознавать, из насколько мы разных миров, отпустив даже факт принадлежности разным измерениям. Я не глуп и не горд, чтобы признать, что моя жизнь прошла в относительном спокойствии, далёкой от тяжелого ручного труда. Амиэль же, занимается им с самого детства, с момента, когда принадлежность к этому делу ему привили. Тяжёлый труд в хозяйстве поместья — неотъемлемая часть его жития, привычная для него, но в диковинку для меня.       — Чем мы теперь займёмся? — выгружая уже третью тачку с помётом, устало спросил я у своего «гида». Уборка дерьма заняла куда больше времени и затрат энергии, чем я предполагал.       — Самая грязная работа уже позади, можешь выдохнуть. — усмехнулся Амиэль, что облокотился к стенке у дверного прохода в ожидании меня.       — Хоть что-то радует, если не думать о том, что это только середина дня. Так куда мы сейчас? — я отставил тачку вместе вилы в сторону и подошёл к брюнету.       — Папаша поручил мне выгулять жеребёнка на лугах, чтобы тот освоился и окреп. Можешь помочь мне с этим.       — Разве, с подобным справится одному человеку не под силу? — скептично ответил я, подозрительно глянув на юношу.       — Конечно под силу. — ответил растерявшийся Амиэль, но довольно быстро взяв себя в руки, усмешливо ответил: — Раз тебе так понравилось убирать лепёшки, можешь поработать в соседнем амбаре.       Я обессилено отпустил голову. Действительно, жаловаться в данной ситуации мне было не на что — какая угодно работа в данный момент была для меня всяко лучше, чем продолжать дерьмовую уборку в грязном, душном амбаре.       — Твоя правда, тут и не поспоришь. Пойдём за жеребцом, покажем ему мир… — так мы и вышли из помещения на улицу. Солнце уже давно минуло зенит, но никак не думало сбавить свой жар. Лишь редкий прохладный ветерок и редкие тени спасали моё положение, принося мимолётное ощущение прохлады, что с горе-пополам хватало на следующий такой островок быстротечного удовольствия.       Путь от фермы до конюшен поместья проходил мимо границы сада. Утончённо стриженые конусообразные деревья росли вдоль мощённых троп, а меж них росли кусты поменьше, создавая подобие живой стены. Заглядевшись на эти плоды перфекционистического труда, я вскользь заметил знакомый силуэт. Присмотревшись, я узнал в нём Кэролайн. Горничная с особой ответственностью приводила, кажись, и так идеальные кусты в порядок, подстригая тоненькие веточки и листья садовыми ножницами. Выражение её лица всё так же оставалось хмурым и скупым на эмоции. Она словно робот, беспрекословно выполняющий поставленную перед ней задачу — её умение сконцентрироваться на одном деле меня поражали, вдохновляли и пугали одновременно. «Странная всё же девушка» — отчертил я себе в голове. Амиэль так же заметил горничную, бросив в её сторону по-доброму равнодушный взгляд.       — Она всегда такая? — поинтересовался я у брюнета, почему-то решив, что он может ответить на этот вопрос.       — «Такая» это какая? — юноша повернул голову ко мне, одарив недоумевающим взглядом. Будто я спросил о чём-то столь же обыденным, как палящее солнце на небе или помёт, собиравшейся в хлевах.       — Отстранённая, безликая, тоскливая, неразговорчивая, безэмоциональная и до смерти скучная. — фыркнул я.       — Воу, сколько прилагательных подобрал для неё. — на лице Амиэля заиграла подозрительная улыбка, а выражение лица так и отдавало доброй, но не приятной мне насмешкой.       — Я крайне эрудированный и начитанный человек с богатым словарным запасом. Имею полное право выражаться так, как того хочу. — гордо заявил я.       — Забавно слышать это от тебя, зная, что ты читать не умеешь. Интересно, что за книжки ты читал, если не знаешь тамриэлик?       — Не важно, Амиэль, что я там читал. И то, что я читать не умею… Мы вообще о другом говорили!       — Ну-ну… — в его выражении мне привиделось доля недоверия ко мне. Хотя нет, не привиделось — это явно было им.       — Так что там на счёт Кэролайн? — спросил я после минутного затишья, настояв на своём любопытстве.       — Она всегда была отстранённой, что-ли. Сколько её помню. — задумался брюнет, замедлив шаг. — Она с малых лет стала горничной, предпочитая вместо детских игр с остальными детьми домашние дела. Упорная, лишних вопросов не задаёт, что скажут, то и делает, идеальная служанка. Даже не смотря на то, что Кэролайн — дочь госпожи Вальдшайн.       — Дочь Синтеллы?! — переспросил я с искренним удивлением, написанным у меня на лице.       — Да, а ты не знал? Госпожа и не скрывает это, несмотря на их сугубо рабочие отношения в большую часть дня.       — Странно, что дочь придворной чародейки работает обычной горничной в поместье…       — Ну, не обычной, раз на то пошло. Она работает усерднее остальных и пользуется большим уважением, поэтому стоит выше большинства. — поправил меня Амиэль.       — Но я соглашусь с тобой, что это немного странно. Госпожа любит свою дочь, поэтому не думаю, что её работа — это наказание госпожи Вальдшайн.       — Но на наказание это скорее и похоже. — дополнил я, пнув по дороге камушек. Тот со свистом отлетел в сторону и глухо ударившись об стенку, упал на землю.       — Этого мы вряд ли узнаем. Да и не относится это к нам от слова совсем. Это дело Кэролайн, её матери и Восьмерых.       — Думаю, к богам это не относится.       Амиэль никак не среагировал на мою последнюю фразу. После недолгого молчания мы перешли на другую, отвлечённую тему, затем который раз за день обсудили нашу работу, а за время прогулки с жеребёнком, поделились друг с другом парочкой историй. Хотя чего таить — в основном говорил брюнет. Ему было что рассказать, не смотря что все истории так или иначе, были связаны с фермерским бытом и разными ситуациями, сопутствующими ему. Начиная от волнительной истории о родах молодой кобылы, которые принимали в пьяные в хлам отец Амиэля и Дерван, заканчивая прошлогодним набегом гоблинов на фермы, с которыми за пятнадцать секунд справилась госпожа Синтелла.       Постепенно, с каждым днём я всё больше вливался в фермерскую жизнь под чутким надзором хмурого эльфа Дервана и простодушного Амиэля. То, что в первые дни казалось мне непосильным и несправедливым трудом, что нагромоздили на меня из недоверия, к концу третьей недели стало чем-то обыденным. Утренняя чистка хлева, выпас овец на лугах Золотого берега, последующая работа в конюшне до заката и вечерние посиделки у костра, с обсуждением насущных проблем, сплетен и историй, стали чем-то должным в моей жизни, как ежедневные пары в универе, где я раньше учился или вечерние прогулки с Алексией на выходных…       В один из прохладных вечеров, что я уже по привычке проводил у общего костра, я задумался, что в последнее время редко вспоминал об Алексии. Столько всего случилось за прошедший месяц, плотный ежедневный рабочий график и дикая усталость в конце дня не позволяли мне полноценно собраться с мыслями. Они просто не доходили до моего сознания, забитыми делами более насущными и недавними. Не то, чтобы мне было стыдно за этот огрех — как я уже говорил, слишком много всего навалилось, и времени на себя практически не оставалось. К тому же надежда что я вновь увижу её, с каждым днём всё угасает. Она никогда не потухнет, но и не будет гореть так же ярко, как раньше.       Языки пламени вытанцовывали удивительные, не похожие друг на друга узоры, симфонично потрескивая только что кинутыми дровами и давно сгоревшими углями. Боковым зрением я видел развалившихся на брёвнах, креслах и просто настеленных тряпок знакомых и друзей, что под воздействием алкоголя, были уже не в силах дойти до своих домов, решив, что лучше остаться переночевать прямо здесь. Конечно, их опьянённый разум не задумывался о своих жён и матерей, что через час-другой обязательно решат наведаться сюда, чтобы под причитание вернуть своих непутёвых сыновей и мужей обратно в хаты. От этой мысли меня пробрал лёгкий смешок. Амиэля уже как полчаса назад вернулся домой, поэтому смысла оставаться у костра у меня не было. Подкинув ещё пару увесистых дров, я встал и перешагнув через пару спящих крепким сном фермеров, направился к поместью.       Массер и Секунда ясно освещали мне дорогу холодным голубым светом, ночной ветер поддувал в спину, вызывая лёгкую дрожь. Гул сверчков, тихий шелест листьев и редкое кваканье лягушек — всё, что я слышал по пути, если исключить свои шаги. Что-что, а местные ночи были необычайно красивы, в особенности в сравнении с теми, к которым я привык в Нью-Йорке. Тут ночи казались живее и естественнее, совсем как ночи на Калифорнийском ранчо дяди. Природа тех краёв единственное, что я запомнил из двухнедельного пребывания на западном побережье в свои четыре года. Отпустив все мысли, я и сам не заметил, как вернулся в особняк.       Тот, в отличии от фермерской «деревушки» и не думал идти на ночной покой. Залы и коридоры освещали масляные лампы, служанки в одинаковых нарядах позволили себе такой желанный отдых перед сном, болтая о всяком. Почему-то я ожидал встретить среди них и Кэролайн, но той словно и след простыл. Вспомнив слова Амиэля о ней и свои наблюдения, я не особо удивился этому.       Коридоры этажом выше же были полностью пусты. Окутанные угнетающей тишиной, время словно замерло здесь. Странное ощущение, могу сказать, от которого вернуться в свою комнату мне хотелось ещё больше. Чем ближе была заветная дверь, тем больше гудели и ныли ноги, нетерпеливо ожидавшие, как я довольно плюхну своё тело на кровать и те наконец отдохнут.       Я остановился к своей двери и уже собирался войти, как вдруг обнаружил, что та слегка приоткрыта. Это несколько насторожило меня, по спине пробежал холодок — я отчётливо помню, что закрывал дверь перед уходом на работу. Я медленно открыл дверь — та с предательским скрипом поддалась мне. Когда я распахнул её и заглянул в комнату, то увидел сидящую за моим столом Кэролайн со стопкой книжек. Глянув на меня своим пустым взглядом, она без церемонии произнесла:       — Долго же я тебя ждала. Ну что, начнём?