Кружево, ленты, булавки, тесьма...

Господину Бонасье уже перевалило за полвека, но как мужчина он был ещё вполне крепок. Именно по этой причине поутру молодая хозяйка, потревоженная непривычным шумом внизу, не сразу открыла на требовательный стук в дверь: посланец от Ла Порта получил чёткие инструкции от господина и проявил похвальную настойчивость. Ему было приказано стучать, пока не откроют, он и стучал в своё удовольствие, наслаждаясь собственной безнаказанностью. Наконец, он добился своего – ему открыли, причём не слуги, а сама хозяйка. Хорошо, что мальчишка-паж был слишком юн и невинен, чтобы заметить нежные тени, залегшие под глазами хорошенькой галантерейщицы и её припухшие губки. Никакой понимающей, а потому оскорбительной для порядочной женщины ухмылки паж не продемонстрировал, как раз наоборот – с почтительной вежливостью поклонился точно знатной даме. Подобную воспитанность в представителях юного поколения следовало поощрять: Констанс пригласила мальчика в дом, попросила подождать, пока составляет ответ, угостила его свежей сдобной булочкой и стаканом прохладного напитка с мятой и мёдом. Пока юный посыльный лакомился, она делала вид, что пишет длинное послание, но в действительности паж умчался назад с запиской, которая содержала всего два слова: «Всё сделаю». Около десяти утра Констанс одетая с несвойственной ей кокетливостью и потому выглядевшая точь-в-точь как доверенная субретка титулованной и состоятельной дамы, прошла в Лувр не через хорошо знакомую ей калитку для прислуги, где её даже не остановили бы, поскольку отлично знали, а через другой вход, у лестницы Генриха IV, куда обычно входили просители, добивавшиеся аудиенции у их величеств. Именно там она нашла другого пажа, постарше, лет двенадцати-тринадцати, одетого в цвета герцога де Шевреза – знатного вельможи, последовательно поддерживавшего партию роялистов в негласном состязании сторонников короля и кардинала. Мальчишка только кивнул, уяснив, что следует сделать, и тотчас помчался разыскивать нужное лицо: хорошо известный пажу мушкетёр со странным именем должен был нести караул на своём посту, именно ему следовало передать платочек с изящной вышивкой – точную копию того, что сейчас лежал в кармашке госпожи Бонасье. Согласно уверениям таинственной белошвейки, её кузина, в чьи покои был вхож молодой человек, по этому знаку приготовила бы подставы для двух людей, которым требовалось быстро и незаметно покинуть Париж в разных направлениях. Госпожа Бонасье терпеливо ждала возвращения посланника и с нескрываемым облегчением выдохнула, прочитав записку, содержание которой составило бы честь любому спартанцу - говорят, эти достойные воины древности не любили многословия, вот и мушкетёр написал только одно слово: «Ручаюсь». Это слово выглядело совершенно невинно и не вызвало бы ни тени подозрения ни у кого, случись подобной записке попасть в чьи-то посторонние руки, но молодая женщина для полной уверенности в соблюдении конспирации предпочла разорвать бумажку на мелкие клочки и утопить обрывки в сточной канаве. Только после этого она отправилась к привычному входу и менее чем через четверть часа уже получала от Ла Порта в присутствии пяти или шести свидетелей распоряжение пополнить запасы ткани в королевской гардеробной. Лёгкого движения её руки и почтительного кивка хватило, чтобы Ла Порт понял, что его крестная дочь справилась с частью нелёгкого поручения и готова служить впредь так же верно. Домой Констанс почти бежала. Мужа она застала за поздним завтраком. - Вас снова отпустили, моя драгоценная? – Бонасье не забыл о тех радостях, которые ему подарила минувшая ночь. Он был искренне удивлён и обрадован появлению супруги в родных стенах. – Как, вторые сутки подряд? - Нет, мой дорогой, - вздохнула мадам Бонасье, угадав мысли мужа и нисколько не стараясь удержать лукавую улыбку, затаившуюся в кончиках губ, - мне дано поручение, которое я обязана выполнить. Очень хочу позвать вас с собой, чтобы чувствовать себя уверенней: при мне находится сейчас приличная сумма денег, поскольку я должна сделать множество закупок для нужд гардеробной Её Величества - ленты, булавки, иголки, тесьма, так же полотно и шёлк. Вы можете дать мне добрый совет, кроме того… - улыбка молодой женщины стала явной, а во взгляде мелькнули задорные искорки, - я надеюсь на вашу поддержку. Всё же вы мужчина, да к тому же разбираетесь в тканях много лучше меня! - Подумать только: закупать что-то для самой молодой королевы! – господин Бонасье почтительно поцеловал руку жены. – Неслыханная честь для вас, моя дорогая! - Бедная наша королева – жертва происков кардинала и прочих недоброжелателей! – Констанс опять вздохнула и, чтобы скрыть своё волнение, принялась прибирать со стола, хотя муж ни о чём подобном не просил. Бонасье схватил тарелку с кусками жареной рыбы и прижал к себе. - Проклятый кардинал! Всюду ему нужно засунуть свой нос! – проговорил он с чувством, которое, надо полагать, усилил аромат угря, мастерски приготовленного в соусе из белого вина. Ещё раз приблизив лицо к тарелке, галантерейщик посчитал, что съел за завтраком недостаточно, вновь присел на стул и принялся доедать. Госпожа Бонасье некоторое время смотрела на мужа с таким видом, который обычно имеют снисходительные матери, наблюдающие за своими проголодавшимися отпрысками, уписывающими за обе щеки поданный дополнительный завтрак. Немного подумав, она заняла место напротив супруга, отломила кусочек сдобной сладкой булочки, плеснула в стакан вина и с самым беззаботным видом, который скрывал предельную сосредоточенность, продолжила: - Возможно, что не все поставщики, которых нам надлежит посетить, вам известны: вы всё же отошли от дел некоторое время назад. К тому же господин Ла Порт предупредил меня, что несколько торговцев вовсе приехали к своим торговым партнёрам лишь на время, и потому проживают в обычных домах как простые горожане. Меня это пугает, я боюсь совершить какую-нибудь ошибку. - Покупать что-то для её величества у людей без хорошей репутации? – г-н Бонасье презрительно выпятил губу. – Да ваш крестный, дорогая моя, не дорожит своим местом! Нет-нет, вы не пойдёте в сомнительные места неизвестно к кому! Г-н де Ла Порт волен делать что угодно, но тогда пусть сам идёт и покупает… Подумайте: ведь обвинят не его, а вас! Он дворянин, а вы, моя радость… Констанс нетерпеливо стукнула черенком ложки по столешнице. Она очень жалела о неудачно вырвавшихся словах. И что теперь делать? Молодая женщина решила проявить настойчивость, но при этом выбрала самый миролюбивый тон и говорила о предстоящем походе как о действии, которое было заранее оговорено между людьми поважнее, чем она сама. - Сомнительные места? Но почему, если эти люди привезли партию ткани по личному заказу господина де Ла Порта откуда-то из восточных стран, им уже уплачено, осталось лишь проверить качество товара прежде чем забрать его? Вы же знаете, что у её величества необычайно нежная кожа и особые требования к белью и одежде… - Об этом знает весь Париж! – отставной галантерейщик сосредоточил своё внимание на куске угря, что значительно облегчало задачу, стоявшую перед госпожой Бонасье. – Хорошо, можете не пояснять мне дальше, я всё понял! Я последую с вами туда, куда вы скажете. Бедная наша молодая королева! Куда бы она не ступила, на кого бы ни обратила свой благосклонный взор – везде её ждут одни разочарования! Хоть бы госпожу де Шеврез, о которой вы так хорошо отзывались, вернули из ссылки! В голосе обычно сдержанного и даже откровенно скупого на эмоции господина Бонасье прозвучало такое сочувствие, что молодая жена от удивления невольно привстала со своего места, случайно выронив на скатерть кусочек сдобы: - Господин Бонасье? - Да, - несколько возвысив голос, г-н Бонасье гордо вскинул голову и в порыве нахлынувших чувств смял льняную салфетку, которой до этого протирал руки. – Да, я помню, как вы хвалили её за преданность Её Величеству! Скажу вам честно, моя милая: как женщина она не вызывает во мне ни малейшего уважения, поскольку её легкомысленный нрав пошёл только во вред королю. Не нужно надувать ваши милые губки, мадам! Вспомните: не по вине ли госпожи де Шеврез и госпожи дю Верней наша августейшая государыня потеряла долгожданный всеми плод наследника, который вынашивала во чреве? Констанс украдкой вздохнула: муж имел невыносимую для неё лично особенность запоминать произнесённые кем-то пафосные, излишне напыщенные фразы, которые странно звучали из уст простого, не слишком-то образованного буржуа. Она молча терпела, поскольку их озвучивал человек, который по-своему заботился о ней, любил и опекал, и пусть молодая женщина не испытывала к нему особых чувств, но умела ценить доброе отношение. Право же, ей выпала пусть не лучшая, но и далеко не самая худшая доля! - … но она верная подруга Её Величества, не так ли? - Да, конечно, никакого сомнения в искренности её чувств нет и быть не может! – поспешно заверила супруга Констанс, которая, поддавшись раздражению, пропустила какую-то часть реплики мужа, и всё же уловила по окончанию фразы, что речь по-прежнему идёт про герцогиню де Шеврез. – Я согласна с вами: она немного легкомысленна, но таковы все знатные, к тому же красивые женщины. - Слишком красивые! – г-н Бонасье многозначительно поднял вверх указательный палец правой руки. – Красота есть дьявольский соблазн! Он хмыкнул, благочестиво совершил крестное знамение, поглядывая на дорогое деревянное Распятие рядом с камином – право, любой дворянин не постеснялся бы такого в своей гостиной, а в доме мещанина оно выглядело предметом роскоши, к тому же недвусмысленно напоминало о высоком статусе хозяина. Член попечительского совета прихода Сен-Сюльпис, уважаемого во всём Париже! - К счастью, вы, моя дорогая, не просто красивы, но и добродетельны. Это совсем другое. Добропорядочная смотрительница бельевой нашей молодой королевы делает ей честь! - И вам? – Констанс сочла нужным встать, подойти к супругу, легко обнять его, а потом подставить под поцелуй свой очаровательный белый лоб. Бонасье, засмеявшись, с видимым удовольствием посмотрел на жену, приподнял её личико за подбородок, посмотрел в лучащиеся смехом и удовольствием глаза… и поцеловал в губы. Потом ещё и ещё. Констанс высвободилась из его объятий со смехом. - От вас, мой дорогой, слишком пахнет вкусной рыбой, чтобы я не подумала о том, что целуюсь сейчас с самим Морским Владыкой, а не с законным супругом! К тому же пора поспешить, у нас не так много времени. Я и так решила прибегнуть к вашим услугам и покровительству, чтобы подольше побыть вместе. Она, конечно, лукавила: Бонасье нужен ей был именно как человек коммерции, ведь несмотря на то, что он отошёл от дел, у него сохранилось достаточное количество связей. Обеспечить бельевую королевы Анны всем необходимым – задача не из лёгких, Констанс намеревалась большую часть закупок сделать с помощью своего мужа, который наверняка бы дал ей необходимые советы и направил по нужным адресам, а несколько торговцев, которые оказались бы неизвестны ему… что ж, она пояснила, что именно эти приезжие негоцианты сбывают только для знати по баснословно высоким ценам тончайшее, особо нежное полотно, которое с успехом способно заменить шёлк хоть на постели титулованной состоятельной француженки, хоть на ложе чрезмерно чувствительной испанки. Г-н Бонасье быстро собрался, и они двинулись в путь. Констанс оказалась права: её супруг сразу выяснил, какой суммой они располагают, и принялся уверенно руководить закупками, при этом раздуваясь от гордости не хуже индюка. Он ничуть не утратил прежней хватки: торговался до последнего су, выгадывая суммы на комиссию, шипел лютым змеем, ругался как заправский ландскнехт, грозно нависал над прилавками, наводя ужас на владельцев торговых заведений, щелкал костяшками счётов, требовал разборчиво написанные счета. Г-жа Бонасье, наблюдавшая за этим небывалым для неё зрелищем, то краснела, то бледнела, то прикрывала ладонями лицо, чтобы не обидеть никого своим смехом, но чаще всего просто молча стояла за спиной мужа и ограничивалась тем, что ставила свою подпись в необходимых документах. «Кастелянша Её Величества» - ещё никогда скромное именование обычной дворцовой служительницы не звучало столь грозно и внушительно. Конечно, Констанс сама выросла среди торговцев, но всё же за время своей службы при дворе успела от многого отвыкнуть. На улице Лагарп г-жа Бонасье решительно взяла дело в свои руки: - Вы устали немного, не так ли? - Немного есть, вы правы, - г-н Бонасье протёр платком вспотевший лоб. – Признаться, подобная беготня уже не для меня, потому я и удалился от дел! - Но ничуть не потеряли свойственной вам практичности и здравого ума! – Констанс чмокнула мужа в щёку. – Вот что. Зайдите-ка в кабачок и выпейте немного за здоровье и благополучие её величества. Мы как раз пришли к дому, куда вас не пустят. - Почему это? – Бонасье нахмурился. - Потому что я – кастелянша её величества, следовательно, придворная служительница, а вы, увы, нет. Этого незамысловатого аргумента вполне хватило для того, чтобы г-н Бонасье покорно зашёл в кабачок, а Констанс, несколько раз оглянувшись по сторонам, постучалась в дверь дома, внешний вид которого свидетельствовал об очевидном достатке его владельцев. Её пустили внутрь, но спустя очень короткий промежуток времени молодая женщина вышла назад, сжимая в руке некий предмет, который поспешно спрятала за корсаж. - Ну что? – поинтересовался галантерейщик, успевший занять хорошее место за пустым столиком в углу, но ещё не дождавшийся момента, когда к нему подойдут, чтобы принять заказ. – Неужели вы уже освободились? - Да, и расстроена. Заказ не привезли, он будет только нынче к вечеру и, полагаю, забирать его придётся по другому адресу. - Я же предупреждал вас: никогда не связывайтесь с людьми, которые не заботятся о внешней рекламе! Где же тут лавка? Как покупатели определят, к кому обращаться? - Это вовсе не лавка, - с досадой ответила Констанс. – Это дом, где должен был остановиться указанный мне торговец. - И что теперь? - Не знаю. Вечером я уже не смогу никуда выйти из бельевой, ночевать тоже буду в Лувре… посоветуюсь с господином де Ла Портом… Ну, смотрю, вы так ничего себе и не заказали? Тогда давайте вернёмся домой, мы уже почти со всем закончили, остался последний адрес. - Далеко ли? - Рядом с новым монастырём Дев Голгофы. - Но это же совсем рядом с нами! Конечно, я сопровожу вас, а потом мы пойдём и славно пообедаем в каком-нибудь кабачке нашего приятеля Дюлорье. Я не ждал, что вы сегодня придёте и потому распорядился… - Совершенно правильно распорядились, мой дорогой! Дело, несколько смущавшее г-на Бонасье, было улажено самым положительным образом, и супруги направились к монастырю Дев Голгофы на улице Вожирар. - Вы, как мне кажется, чем-то встревожены, моя дорогая? – осмелился спросить Бонасье, украдкой поглядывая на хмурое личико супруги. - Да, меня озаботило отсутствие господина Мафи, того самого торговца, которого я должна была застать. - Он непременно приедет, вот увидите! - Он уже должен был приехать, и я во всём происходящем склонна видеть происки господина в красном. - В красном? - Ах, - Констанс, не сумев сдержать досаду и тревогу, нервно дёрнула кистью руки, на которой несла корзинку с мелкими покупками. – Не стройте из себя невежу, вы прекрасно поняли, о ком я говорю. Возможно, почтенного господина Мафи задержали потому, что решили проверить товар, который он привёз. - Зачем? Разве в покупке тканей может быть что-то предрассудительное? - Может, если речь идёт про королеву. Кардинал её ненавидит и преследует, знаете ли вы об этом? - Конечно, знаю, и сочувствую её вели… - А вот теперь представьте, что этот самый всесильный преследователь дошёл в своих притязаниях до того, что заманил герцога Бекингема в Париж… - Тише! – испуганно охнул галантерейщик и тоже стал озираться по сторонам. К счастью, никому не было до них ровным счётом никакого дела. – Тише, ради всего святого! - Он желает погубить соперника, который к тому же англичанин, и заодно добиться развода и позорного изгнания моей августейшей госпожи под надуманным предлогом! Бонасье снова охнул, решительно перехватил у жены корзинку, которую до этого мгновения вовсе не замечал, и пошёл вперёд, забыв про усталость и жару, накрывшую Париж после наступления полудня. Констанс едва поспевала за ним. Довольно долго они шли молча. Наконец, Бонасье остановился, передал корзинку супруге и полез в карман всё за тем же платком. - Вы ошибаетесь, моя дорогая, и слишком далеко зашли в рассуждениях о том, что не следует знать обычной горожанке. Я уверен, что его высокопреосвященство не способен на такую низость, и вы не должны говорить… - Да замолчите ли вы, глупец! – вырвалось у молодой женщины. Мимо с шумом прошёл отряд городской стражи, который сопровождали вездесущие мальчишки. Констанс прижала к себе корзинку и подняла её повыше. За кошелёк она не волновалась, он был надёжно спрятан между складок кокетливого передничка с внутренней стороны. - Ступайте к Девам Голгофы, а я попрошу, чтобы обед был накрыт как положено, - Бонасье, казалось, забыл про нелестное слово, которым наградила его жена. – Надеюсь, что ваш торговец окажется на месте, и вы не будете думать ни о какой ерунде. - О, этот торговец точно на месте! Констанс не стала стучать в двери обители, а свернула в неприметный переулок рядом с монастырской стеной. Калитка была открыта, потому молодая женщина без всяких хлопот оказалась в небольшом садике, дышавшем свежестью и покоем. С двух сторон дома, окружавшие его, не имели внутренних окон – только внешние открытые галереи на уровне вторых этажей. Третий дом, расположенный довольно далеко, едва виднелся за густой зеленью клёнов и каштанов. Единственное окно, которое хорошо проглядывалось, было распахнуто, из него доносилась негромкая музыка: какой-то мужчина очень недурно пел под аккомпанемент лютни. Молодая женщина приблизилась к окну и трижды ударила в ставень, чтобы привлечь внимание находившихся в комнате. Музыка стихла, а наружу выглянула немного растрёпанная женская светловолосая головка. - О, это вы? Подождите! Констанс склонилась в низком почтительном поклоне и сделала шаг к окну. Ей очень хотелось увидеть хотя бы краешком глаза обладателя красивого голоса и ловких пальцев, перебиравших струны лютни, но её ожидало разочарование - в глубине комнаты (это оказалась хорошенькая уютная спальня) стоял невзрачный толстячок, по внешнему виду немногим младше г-на Бонасье. Скривив губы, он держал в руках лютню и таращился на незваную гостью с самым неодобрительным видом. Больше госпожа Бонасье ничего не видела, поскольку прелестная мнимая белошвейка вновь показалась в окне: - Приходите в полночь. Сюда заходить не нужно, стучитесь с улицы в ставень. Вожирар, 25. В этой части улицы всего два окна: окно параллельного флигеля и то, что вам нужно. Да, дорогая моя Констанс, ОН приехал? - Да, сударыня, но пока остановился по другому адресу. Он живёт в гостинице неподалёку от заставы Фурно, поскольку опасается слежки. Я проверила: всё спокойно. - Хорошо, милая моя, благодарю за верную службу. Нынче ночью, не так ли? - Всё правильно, сударыня. - Благослови Господь тебя и всё наше дело! Констанс благополучно вышла на улицу Вожирар, и толстячок, непонятно каким образом оказавшийся в садике, принялся запирать за ней калитку. Конечно же, пел и играл на лютне не он: чуткий слух кастелянши её величества вновь уловил мелодичные звуки, доносившиеся из садика. - Ступайте себе, ступайте, сударыня! – велел толстяк, торопливо передавая посетительнице увесистый кошелек. Калитка захлопнулась, ключ с характерным шумом несколько раз провернулся в скважине. Господина Бонасье мадам Бонасье застала в гостях у мэтра Дюлорье. - Констанс! – Анна-Мария радостно устремилась навстречу подруге. – Ну, рассказывай, как и что обошлось. Ты всё купила для нашей славной государыни? - Да, - ответила Констанс, - но вынуждена признать, что некоторые торговцы недостаточно внимания уделают рекламе своих услуг. Заблудиться можно! А ведь это поставщики Её Величества!