Кружево, ленты, булавки, тесьма...

Обычно Констанс Бонасье, кастелянша Её Величества королевы Анны Австрийской, августейшей супруги царствующего монарха, покидала место своей службы дважды в неделю, как и было оговорено условиями заключённого договора. Каждый раз за время её недолгого отсутствия в бельевой обычно возникал лёгкий хаос, но молодая женщина, вернувшись, быстро наводила порядок, а потому старший камердинер, господин де Ла Порт, ничуть не протестовал против кратковременных отлучек своей крестницы. Многие считали, что Ла Порт чересчур ревностно относится к своим обязанностям и часто излишне строг по отношению к подчинённым, но кто же при дворе не знал про особую, почти болезненную чувствительность кожи молодой государыни, которая могла почивать только на нежных шёлковых простынях и носить только тончайшие нижние рубашки, украшенные очень деликатной вышивкой! Исключительную преданность старшего камердинера замечали все, но разве верность слуги по отношению к госпоже, особенно столь прекрасной, добродетельной и недоступной – порок? Конечно, находились сплетники, уверявшие своих слушателей в том, что Ла Порт попросту влюблён в королеву как рыцарь из романа, но их голоса звучали не слишком громко. Констанс, которая редко попадалась на глаза Её Величеству, тем не менее видела и слышала достаточно, чтобы душой и телом быть преданной своей венценосной госпоже, такой красивой, такой молодой и такой несчастной! Будучи не слишком счастлива сама, она тем не менее считала, что её собственное супружество с человеком вдвое старше, довольно скупым, жадным и туповатым, но всё же по-своему любящим жену, куда лучше, чем брак испанской инфанты с молодым французским королём: Людовик после краткой вспышки нежной и пылкой влюблённости едва ли не возненавидел ту, что дала ему клятвы верности перед алтарём, изводил королеву своими капризами, из ревности и прихоти удалил от неё всех испанских прислужниц, оставив лишь одну, донью Эстефанию, Придворные дамы, окружавшие Анну Австрийскую, постоянно доносили на несчастную государыню то королю, то, что было ещё хуже, Его высокопреосвященству кардиналу Ришелье. Кастелянша очень хорошо помнила явление ко двору блистательного красавца-англичанина герцога Бекингема, который приехал в Париж и свёл с ума буквально всех роскошью своих нарядов, сибаритскими привычками, щедростью по отношению к французской прислуге и очаровательным акцентом, придававшем его речи особый шарм. Фаворит английского короля тогда покорил многие сердца, и не вина бедной Анны, что она, презираемая собственным мужем, преследуемая холодной ненавистью кардинала, окружённая многими и при этом совершенно одинокая, поддалась общему порыву. Конечно, в амьенских садах англичанин повёл себя не так, как полагалось бы галантному безупречному кавалеру, и про сцену, разыгравшуюся в беседке, судачили даже простолюдины, но то было год назад, много воды утекло, теперь Бекингем научился смирять свои душевные порывы. Если бы эти двое позволили себе хотя бы изредка обмениваться письмами, Ла Порт первый узнал бы об этом и, пожалуй, стал помогать чем мог. Но государыня только вздыхала, да вечерами, оставшись одна в молельне, взывала к Господу, обливаясь горючими слезами, и Констанс потом подбирала с пола два-три платка, совершенно мокрых. Вот такой платочек, пусть и высохший, мог бы послужить для влюблённого герцога пусть крошечным, но утешением, только как его передать в Англию? Да и кто бы позволил скромной кастелянше вмешиваться в судьбы сильных мира сего? Констанс уже собиралась уходить домой, переоделась и как раз застёгивала плащ, когда в бельевую зашёл Ла Порт. Молодая женщина поклонилась крестному. - Что случилось? – спросила она. – Почему вы здесь в такой ранний час? Мне нельзя теперь уходить? - Как раз вам и нужно уйти, но по пути домой заглянуть ещё кое-куда… Лицо старшего камердинера королевы было бледным и озабоченным, лоб то и дело перерезала горизонтальная морщинка. - Я всецело доверяю вам, моя милая, но вот… - он протянул ей какой-то листок. – Прочитайте и решите сами, готовы ли вы помочь мне… и Её Величеству. Последние слова он произнёс практически неслышно, одними губами. Кастелянша почувствовала, как задрожали её руки, а сердце пропустило удар-другой, но потом, справившись с волнением, прочитала послание. - Я уже знаю про это, - неожиданно возникшая на её губах улыбка даже испугала Ла Порта, но затем Констанс вытащила из потайного кармашка на поясе ещё один листок. – Вот, сударь, доказательство того, что вы недаром доверяете мне. Если вам написал мужчина, который оказался в затруднительном положении, то я нынче ночью получила записку от женщины, способной устроить всё нужным образом. Вы, верно, забыли, что представляли меня её родственнице, а уж она замолвила словечко своей кузине и рекомендовала меня на случай крайней необходимости. Вот, судя по всему, и настала та самая крайняя необходимость. Ла Порт изумлённо посмотрел на свою подопечную, взял письмо и внимательно прочитал его. Лицо его просияло. - Не иначе как само Провидение Господне встало на нашу сторону! Возможно, всё получится и останется в тайне. Главное теперь – не посвящать в подробности никого из посторонних и обходиться собственными силами. У меня есть надёжный человек, который служит привратником. Он кое-чем мне обязан, потому выполнит то, что я скажу, без лишних вопросов, к тому же ему будет заплачено. За мной могут следить… нет, не так! Я недостаточно важная персона, чтобы за мной следили, скажем иначе: за мной будут приглядывать, потому вся надежда на вас, моя милая. Вы можете взять оба ваши свободных дня разом, а если спросят, почему так, я сошлюсь на ваши семейные обстоятельства. Вы понадобитесь в городе, свободной от каких-либо дел. И… пусть будет третий день, который вы посвятите закупке полотна для нужд королевской бельевой, но непременно вернётесь в Лувр ночевать и сами примете всё, что закупили. Моя записка с поручительством будет подтверждением ваших действий. Ведь торговцы живут по всему Парижу? Стало быть, вы сможете перемещаться так, как вам потребуется. Для убедительности возьмите себе сопровождающего. Констанс задумалась. - Пожалуй, я возьму с собой мужа, - сказала она. – Он человек, далёкий от политики, и вряд ли что-то заподозрит. - Тогда подождите, пока я напишу записку. Здесь найдутся бумага, перо и чернила? Всё требуемое нашлось быстро. - Вы прямо сейчас пойдёте к вашей подруге и переговорите с нашей провинциалкой. Думаю, что она отлично справится со своей ролью при свидетелях, а вы ей подыграете. Нужно условиться про знак, который будет служить паролем, но это на её усмотрение. Потом… ей вряд ли будет удобно и дальше пользоваться гостеприимством случайной знакомой, которая так удачно оказалась вашей приятельницей и предоставила ей кров. - Вы же сами прочитали: у неё буквально рядом с заставой сломалась карета, она пошла пешком и, увы, не застала дома тех, на чьё гостеприимство надеялась. Но утро не ночь – думаю, что теперь хозяева окажутся на месте и примут странницу как положено. - Тоже верно. Однако же напомните ей, что гостиницы нежелательны. - Думаю, она сама это знает. В случае крайней необходимости я сама… - О, нет! – запротестовал Ла Порт. – Ваш дом должен быть вне всяких подозрений… А вот взять мужа в сопровождающие – хорошая идея, вместе с ним вы зайдёте в несколько настоящих лавок и при возможности сделаете покупки, которые доставят в Лувр. Два-три лишних адреса в этом длинном списке наверняка затеряются. Повидайте нашу гостью, успокойте её и спокойно ступайте домой. Я найду способ известить вас, в каких домах вас будут ждать. Вы постучитесь в двери по указанным адресам, вас встретят, вы покажете знак, о котором условитесь, после чего передадите записки и ответы на них. В течение ещё нескольких минут Ла Порт указывал, что именно стоит закупить для того, чтобы его поручение выглядело вполне невинным. Записка была написана, и молодая женщина, получив благословление крестного, через лабиринт служебных коридоров покинула Лувр. Полученное ею поручение крайней важности сделало её предельно осторожной и осмотрительной. Она, вопреки обыкновению, зашла в трактир и позавтракала, а мелкая монетка, сунутая в руку слуге, открыла перед ней дверь, ведущую во внутренний дворик, а затем и калитку, миновав которую кастелянша Её Величества оказалась на совершенно другой улице. В дом мэтра Бонфиса Констанс так же попала через задние ворота - там обычно сгружали и относили в подвал бочки и бутылки с вином и ходила по всяким поручениям прислуга. В том, что подруга уже встала и вовсю хлопочет по хозяйству, Констанс не сомневалась: Жанна, в отличие от Анны-Марии, не старалась подражать знатным дамам, никаких «гостиных» не заводила и поднималась если не с первыми петухами, то никак не позже третьих. Хозяин дома уже позавтракал и отправился в лавку, а мадам Бонфис как раз дождалась, когда на стол выставят завтрак для неё и для неожиданной гостьи. Появление мадам Бонасье вызвало бурю восторга. - О, дорогая, как ты кстати! Жаклин, ещё один прибор! – отдав приказание служанке, мадам Бонфис в порыве чувств обняла подругу и звонко чмокнула её в щёку. – Понимаешь, вчера со мной случилось приятное приключение: я встретила на улице молодую провинциалку и решила ей помочь. Было совсем поздно, и порядочной девушке совсем негоже одной плутать по улицам. Я пригласила её к себе, и она ещё тут, спит, умаялась, бедняжка! Госпожа Бонасье украдкой выдохнула. Она была наслышана про неугомонный нрав этой самой провинциалки и опасалась, что та выпорхнет из гнёздышка с рассветом, даже не дождавшись пробуждения гостеприимных хозяев и не извещая их ни о чём. Опасения её оказались напрасными: гостья из Тура появилась на пороге столовой. Она была одета как состоятельная мещаночка, но простота наряда и скромность причёски ничуть не уменьшала её красоты. - Доброе утро! Надеюсь, вы хорошо выспались, милая, и ваши сны не были тревожными! – приветствовала её мадам Бонфис. – А вот и особа, которой я вас хотела порекомендовать: моя подруга Констанс Бонасье, она служит в Лувре при нашей молодой королеве. Констанс, это Мари Мишон, белошвейка из Тура. Она успела вчера показать мне немного своих работ, ты не откажешься взглянуть на них и решить, как мы можем помочь этой славной девушке? - Пусть сначала позавтракает, а потом перейдём к делу. Констанс, прекрасно понимая, кто перед ней, старалась избегать ненужной фамильярности, зато мадам Бонфис, совершенно ни о чём не подозревавшая, с наслаждением играла в старшую, коренную парижанку, замужнюю даму, которая опекает бедняжку приезжую, которая накануне избежала многих опасностей. Нужно сказать, что белошвейка прекрасно исполняла свою роль: смущалась, робела, понемногу разговорилась, но едва притрагивалась к поданным кушаньям, вино и вовсе чуть пригубила. Когда с едой было покончено, Мари Мишон принесла свою корзинку и стала показывать работы. Ах, она действительно могла считать себя искусной мастерицей: тонкий ровный стежок, удачно подобранные нитки, безупречная аккуратность в обработке швов сделали бы честь любой из её парижских товарок по цеху. - Я ещё умею немного вышивать! – застенчиво призналась девушка, доставая небольшой свёрток с воротничками, манжетами и платками. Мадам Бонфис издала вопль восторга, подхватила один из воротничков и, шурша юбками, побежала к себе в спальню, где имелось зеркало. Воспользовавшись удобным моментом, белошвейка вытащила из свёртка платочек, богато расшитый, украшенный гербом и монограммой владелицы. - Моим пользоваться опасно, - тихо сказала она, и лицо её мигом обрело серьёзность, даже строгость. – Спасибо, что откликнулись на мою просьбу. Я могу на вас рассчитывать, сударыня? Констанс быстро спрятала платок за корсаж. - Располагайте мной, ваша светлость! - Не время для титулов и церемоний! Положение опасное. Он сказал, что останется в Париже, пока не увидится с ней. Придётся уступить, иначе он совершит какую-нибудь опасную глупость. Я едва уговорила его сохранять благоразумие и положиться на меня. Он должен приехать или нынче к ночи, или завтра утром. Ла Порт взялся устроить его в проверенном месте, но он ещё сомневается, в каком именно. Ваша задача – узнать у Ла Порта адрес, где разместится наш гость, и затем сказать про это мне. Возможно, именно вам придётся и провести его к месту вашей службы. - Но его неминуемо узнают! – воскликнула Констас. - Не узнают, будьте покойны. Это уже моя забота. Ну как, отважная помощница, вы не намерены отказываться? - Как я могу, когда уже согласилась? - Передайте Ла Порту вот что: клён и дикий виноград. Запомните? Он поймёт. - Клён и дикий виноград, хорошо. - А теперь пообещайте составить мне рекомендацию и заверьте, что поможете найти дом моих родственников, который я вчера не нашла в темноте. На самом деле я отлично справлюсь сама. Сегодня можете отдыхать, потому что ничего важного не будет происходить, а завтра ваша помощь окажется неоценимой. Больше ни слова: возвращается ваша подруга. - Я покупаю этот воротничок и манжеты к нему! – провозгласила мадам Бонфис. – Ах, какая прелесть! Констанс, только посмотри! Хочешь, я одолжу тебе денег, и ты тоже купишь? Не говори мне про щедрость твоего мужа, она мне отлично известна, он раскошеливается только на церковь, чтобы его считали важным господином! - Я подарю вам этот воротничок в благодарность за помощь! – проговорила Мари Мишон. – Но если он вам нравится, то можете заказать у меня ещё что-то! - Непременно это сделаю и буду рекомендовать всем своим знакомым! - Боюсь, что у мадемуазель Мишон не останется времени на частные заказы, - осадила подругу Констанс. – Я рекомендую её в мастерскую мадам Ру, в которой все работают на парижскую знать, потому там придётся трудиться не разгибаясь, но и деньги платят хорошие. Думаю, что мадемуазель желает поскорее заработать себе на приданое, не так ли? - Вы счастливица, милая! – ахнула мадам Бонфис. – Вот уж где счастье поселилось! Сразу получить такое место, о каком многие и думать не смеют! Устроитесь – сообщите мне, вдруг все же выдастся свободная минутка? Я не графиня какая-нибудь, но заплачу как полагается! Уже на пороге, провожая гостей, мадам Бонфис строго спросила: - Мари, ваши родственники точно готовы принять вас? - Я не предупредила их о своём приезде, но уверена, что нынче же найду способ сообщить вам, что у меня всё в порядке! Почему-то при этих словах щёки Мари Мишон окрасил румянец, а взгляд стал мечтательным. Видимо, она предвкушала радостную встречу с парижской роднёй и готовилась сразить всех своими очевидными успехами. Попасть к мадам Ру прямо с улицы! Да это всё равно, что пройти через игольное ушко в Царствие Небесное!