Знак клана Фут

      Эйприл лежала на диване в гостиной — лёгкость и весёлость после новости о пробуждении Кейси уже давно прошли, оставив мозг наедине со своими мыслями, которые, к счастью или к сожалению, нужно было обдумать сейчас, чтобы позже от них не мучаться. Она устало запрокинула голову на подлокотник и закрыла глаза. Во-первых, как бы Кейси ни рвался в бой — а в данном случае: ни хотел расшифровать текст документа, написанным Рортом — ему это сделать не позволили по понятной всем, кроме него, причине: после своего коматозного состояния, в котором Кейси провёл почти месяц, ему следовало набраться сил, чтобы вновь вступить в ряды команды полностью здоровым и таким же бодрым, как и раньше. Рекомендацию эту дал Роквелл, и все без исключения, недолго думая, согласились с мнением дать Кейси немного времени на отдых и восстановление. Казалось бы, одной неделей меньше, одной больше — решающей роли это не сыграет, по крайней мере, не должно сыграть; но кто знает, что содержится в этой папке? Может ли информация в ней быть очень срочной? Навряд ли Рорт предполагал, что Кейси впадёт в кому и сможет прочитать оставленные ему документы только через месяц. Нет, нельзя даже думать об этом: какой бы срочной ни была информация — здоровье друга в разы важнее. Во-вторых, вопросы возникают о личности Рорта. С одной стороны, очень хотелось бы распросить Кейси про этого загадочного человека — да, однажды в порыве отчаяния он рассказывал ей про него, но это всё же было не то — с другой, не будет ли это слишком? Вторгаться сначала в чужой разум — пускай и с целью спасения — разглядывать чужие воспоминания, а потом ещё и допытываться, стараясь узнать «кто, где, когда, зачем», было бы, наверное, не очень тактично с её стороны. В-третьих, у нее много вопросов (тире — полупретензий) к своим родителям: они появились ещё тогда, когда Эйприл узнала, что она — наполовину мутант и имеет иммунитет к мутагену (выяснилось это, правда, пренеприятнейшим образом, когда её бросили в чан с мутагеном, а она вылезла оттуда абсолютно цела и невредима), а теперь, когда наружу всплыли ещё и её экстрасенсорные способности, вопросы удвоились и вновь зароились с новой силой. Довольно тяжело представить, что её отец не замечал за своей женой никаких… странностей? Ну знаете, если верить его рассказам — а рассказать, после того случая на ферме, ему пришлось очень многое — Миссис О’Нил вообще не подавала признаков какого-то подозрительного или неадекватного поведения, что Эйприл находила откровенно странным: как человек, над которым крэнги ставили эксперименты, мог вести себя совершенно обычно? Как можно было не заметить, что твоя жена, возможно, и не человек вовсе? Ладно, так уж и быть: она просто слишком плохо знает свою мать и оттого это всё кажется ей таким невообразимым. Может, она действительно была самым обыкновенным человеком. … …Но всё же — как? Так, забыли. В-четвёртых, ей не понравилось, как при том разговоре с Роквеллом повели себя Лео и Донни. Понятное дело: они переволновались за неё, подскочили все разом, кинулись защищать и так далее, но всё это выглядело как-то… унижающе? Нет, не то. Наверное, нельзя называть чужое беспокойство за твою жизнь унижением твоего же достоинства. Дружба есть дружба: все друг за друга горой, все друг за друга волнуются, но должны же быть хоть какие-то границы! Отчего они обращаются с ней так, будто защищать больше некого? Да, Майки ушёл, но это же не значит, что всю свою любовь и заботу — особенно когда она преподносится невовремя — стоит теперь направлять на неё, Эйприл. Почему бы им друг за друга на постоянной основе так ни переживать? Самым, в этом плане, сдержанным оказался Раф. В целом, это было даже ожидаемо: он всегда отличался своими двумя ярко сменяющимися состояниями, заключающимися либо в излишнем пофигизме к окружающим, либо в излишней заинтересованностью ими (причём последняя, зачастую, всплывала у него только в гневе). Несмотря на такое двойственное отношение к окружающим, Эйприл не могла сказать, что пофигистичная позиция Рафа её не устраивала, скорее наоборот, на фоне опеки Донни и Лео, начинала привлекать всё сильнее. Скорее всего, такие мысли у неё возникали от простого, известного всем факта: как бы Раф ни ругался и злился, но в нужную минуту он, делая самый свой безразличный вид, придёт на помощь. Обязательно. В-пятых, ей очень сильно хотелось поговорить с Роквеллом о том, что произошло пару дней назад — в конце концов, не каждый день проникаешь в чужой разум. Где именно она тогда оказалась? Эта была память? Если да, то почему она попала именно туда? Почему Кейси был там, а не где-нибудь в другом месте? И что это была за бездна? Почему прыгнув в неё, они оба очнулись? А если бы вовсе не очнулись? Эйприл приподняла голову, поморщившись от неприятного чувства тяжести в висках, и потёрла затёкшую из-за долгого неудобного положения шею. Она прошла на кухню, налила воду в чайник и поставила кипятиться. Кейси выздороветь быстрее не заставишь; про Рорта у него ни с того ни с сего не спросишь; с отцом нужно говорить с глазу на глаз — хотя она всё ещё сомневается, стоит ли вообще рассказывать ему о своих способностях экстрасенса — тема уж больно щекотливая для телефонного разговора. Чайник издал щелчок и отключился. Эйприл достала с верхней полки чайный пакетик, взяла чашку и налила в неё кипятка. Ссориться с Лео — а тем более с Донни — ей не хотелось. Конечно, никто и не утверждал, что если она прямо выскажет им всё своё недовольство, то обязательно случится скандал — вовсе нет, просто… не воспримут ли они её слова как-то… не так? Неправильно? По-своему? Она села за стол. От чашки неровными мягкими полосами исходил прозрачно-белый пар, присмотревшись к которому можно было заметить множество маленьких капель воды, мерно поднимающихся вверх и бесследно исчезающих где-то в воздухе. К Роквеллу идти не очень хотелось. Он производил впечатление человека довольно образованного, учтивого и очень приятного, пускай последнее прилагательное и не относилось к нему с той полнотой, с которой хотелось бы. И именно отсюда, возможно, и создавалось это очень неопределённое чувство, смешивающее в себе уважение и страх: вроде бы с ним и хотелось завести умную беседу, узнать, как устроена та или иная часть этого мира, но ощущение, что глаза напротив тебя изучают, а чужой мозг уже знает все твои мысли, отбивало это желание наглухо. К тому же, его спокойствие, которое составляло важную часть образа уравновешенного и стабильного доктора, отличалось от спокойствия Сплинтера или Лео: сдержанность Роквелла часто отдавала какой-то напыщенностью, иногда довольно — слишком — ярко проскальзывавшую сквозь его невозмутимость. Эйприл немного отпила из чашки, но, поморщившись, отодвинула её в сторону — чай оказался слишком крепким. Она подпёрла рукой щёку и посмотрела на диван в гостиной. Точно такой же, как и в воспоминаниях Кейси. Если это, конечно, были воспоминания. Но если не они, то что же ещё? … Нет, ей всё-таки слишком интересно, как устроен человеческий разум. И воообще, было бы неплохо научиться управлять всеми своими способностями. Только представьте: куноичи-экстрасенс с иммунитетом к мутагену — разве не здорово? Научиться… Эйприл несколько оторопела от пришедшей ей в голову идеи. Зачем ей это? Сплошная морока, ей и обычной учёбы по горло хватает. Правда, это же лишняя трата времени. Где она это применять будет? В школе? На работе? … Ах, ладно, в жизни всё пригодится. Эйприл, вздохнув, потянулась к телефону, нашла нужный ей контакт и позвонила. На другом конце сразу ответили: — Добрый вечер, юная леди. Вернее, ночь… — Да, здравствуйте, доктор Роквелл, — несколько нетерпеливо ответила Эйприл, даже не заметив, что перебила доктора. — У меня есть к Вам просьба: Вы не могли бы обучить меня экстрасенсорике?

***

      — А всё-таки я не понимаю, почему ты поддержал это решение! — Кейси, сидя на кушетке, сложил руки и прищурился, явно взбудораженный от такого, как он считал, крайне глупого решения со стороны друзей. Раф, вздохнув уже раз двадцатый за десять минут разговора, сдержанно передразнил: — А я всё-таки не понимаю, почему ты до сих пор не смог понять причину. — Да я серьёзно не понимаю, Раф! Я этот шифр наизусть знаю, мне прочитать его — раз плюнуть. — Кейси, я не врач: я в душé не ебу, что, как и для чего делается, но раз тебе сказали отдыхать, то просто заткнись и лежи молча. Хотя Раф и старался придать своему голосу как можно больше привычной раздражённости, нотки тревоги от чужого безрассудного желания действий всё же скрыть не удалось. Он с нарастающим в душе беспокойством поймал себя на мысли, что Кейси сейчас заинтересован в деле даже больше, чем сам Раф, что в их случае можно было считать за проблему. Тот раздражённо закатил глаза: — Ты просто смеёшься надо мной! — он демонстративно отбросил одеяло, резко спрыгнул с кушетки под настороженный взгляд Рафа и неуверенно встал на ноги, чуть пошатнувшись. — А ну-ка, кто тут больной? — Всё ещё ты, — прикрыв глаза, фыркнул Раф, на что получил испепеляющий взгляд от человека напротив. — Быстро ляг, я же вижу, что тебя ноги не держат. — Да вы все сговорились! — Кейси, несмотря на своё возмущение, аккуратно сел назад. — Я хочу помочь, а вы все… Он, не закончив, вздохнул и, болезненно поморщившись, поднёс руку к голове. Раф чуть приподнялся со стула, взволнованно посмотрев на друга и быстро спросив: — Что такое? — Голова… — простонал вскозь зубы Кейси. — Резко встал… Раф, помрачнев, выпрямился: — Я позову Роквелла. — Да не надо… в норме я… прошло уже. — Вижу я, как «прошло». Ляг и лежи. — Да стой же ты… — прошипел Кейси, когда Раф уже дотронулся до ручки двери. — Ты вообще-то обещал мне шокер! Раф удивлённо обернулся. Не было понятно, к чему была сказана последняя фраза — может, мозг Кейси сейчас выдавал всё, что слышал во время комы? В первые недели с Лео тоже случалось нечто подобное: тяжело было передать удивление братьев, когда он ни с того, ни с сего стал припоминать обрывки их долгих душевных монологов с глухим, по их мнению, слушателем. Кейси всё так же держался за голову, взгляд слегка помутнел, а лицо скривилось от боли. — Я помню. — Раф, не теряя времени, вышел из комнаты. Роквелл, как обычно, сидел за своим рабочим столом. Краем глаза заметив открывшуюся дверь, он, не оборачиваясь и не отрываясь от чтения книги, открыл было рот, чтобы что-то спросить, но Раф, стараясь при докторе унять тревогу в голосе, быстро произнёс: — У Кейси кружится голова. Док, не задавая лишних вопросов, встал и быстро направился к двери. Раф сделал шаг назад, желая зайти обратно, но Роквелл остановил его движением руки, вежливо потребовав: — На сегодня, пожалуй, хватит посещений. Идите лучше домой, Рафаэль, думаю, Вам тоже нужно отдохнуть. Он скрылся в комнате, закрыв за собой дверь. Раф проводил его несколько растерянным взглядом: желания уходить не было. Он остался стоять на прежнем месте, будто надеясь, что вот сейчас Роквелл выйдет и всё же разрешит ему войти. Но минуты шли, никто не выходил и Раф, тяжело вздохнув и ещё раз кинув печальный взгляд на дверь, развернулся, направившись к выходу.

***

      — Ты прям-таки решил со мной не разговаривать? Слэш появился внезапно, будто из ниоткуда, и Раф, всё ещё несколько растерянный и встревоженный от случившегося, всё же не смог не похвалить его в своих мыслях за такую, вопреки своим размерам, скрытность и незаметность. Раф недовольно скривился — он уже и дойти до дома без происшествий не может? — обернувшись на Слэша. Тот стоял прямо посередине крыши, метрах в пяти от него, так, что они оба могли прекрасно разглядеть друг друга. — Чего тебе? — Раф говорил грубо и сухо, с еле заметной неприязнью: он ещё не забыл тот случай с Донни и Лео. — А ты как думаешь? — Слэш, кажется, едва сдерживал ухмылку, но старался вести себя как можно милее и дружелюбнее. — Я ничего не думаю, съе… отстань, — Раф развернулся и, немного согнувшись, пошёл дальше, невольно удивившись — и даже придя в лёгкое смятение — тому, что по собственному желанию заменил мат на более приемлемое слово. — Неужели ты злишься на мою безобидную шутку? — Слэш чуть повысил голос, чтобы Раф точно смог его расслышать. Он, казалось, говорил с некоторой обидой и раздражённым удивлением. — «Безобидную»?! — Раф резко повернулся, сжав кулаки, и в несколько шагов оказался рядом с ним. — Да ты Дона чуть до инфаркта не довёл! Слэш молчал, оглядывая Рафа сверху вниз и будто оценивая степень исходящей от него угрозы. Потом, подняв руки в примирительном жесте, наконец ответил: — Ладно, признаю. Возможно, тогда это было не к месту. Раф недоверчиво и даже как-то грустно нахмурился, но кулаки разжал. — Твои выходки… — начал было он, но Слэш довольно резко его прервал. — Только не начинай нудеть, как они. — заметив на лице Рафа замешательство от такого сравнения, Слэш быстро протянул ему свою большую ладонь. — Мир? Раф, помедлив несколько секунд, будто нехотя протянул руку в ответ, пожав её. — Мир. Слэш улыбнулся, хлопнул друга по плечу — да так, что Раф сделал шаг в сторону — и, развернувшись, удалился, явно довольный собой. Раф глубоко вдохнул холодный воздух: как и обычно, он был абсолютно уверен, что перемирие продлится недолго.

***

      Эйприл осторожно постучалась в дверь — за ней послышалось разрешение войти, и Эйприл, немного нервничая, дёрнула за ручку. На её довольно неожиданную просьбу Роквелл отреагировал таким удивлением, которое не смог скрыть даже телефон: он был явно озадачен подобным желанием, но, немного подумав, перезвонил Эйприл на следующий день и сказал, что «согласен взять юную леди в ученицы». Первый урок у них был назначен ровно в шесть вечера на ближайшее воскресенье, то есть через три дня после звонка дока. Эйприл пришла, как и полагалось, вовремя — даже чуть-чуть раньше, что Роквелла никак не смутило. В кабинете холодным, каким-то задумчивым светом горела лампочка в люстре, и в целом — как Эйприл давно заметила — без большого количества оживления атмосфера в этом помещении вмиг становилась очень унылой и неприятно пустой. Док предложил ей сесть и, внимательно взглянув на неё, спросил: — Начнём, или у Вас есть какие-то вопросы ко мне? Эйприл слегка улыбнулась: — Вы прочли мои мысли, или просто догадались, что я хочу что-то спросить? — Догадался, — пожал плечами Роквелл. — Не волнуйтесь, в чужие мысли я без веской причины не проникаю. И Вам не советую. Последняя фраза, при всём добродушии и спокойствии, исходящем от Роквелла, прозвучала довольно грозно. Эйприл поспешила спросить, слегка понизив голос: — Как Кейси? С ним все будет хорошо? — Конечно, волноваться не о чем, — кивнул Роквелл. — Сейчас он спит. Вообще, состояние некоторой… усталости, забывчивости и прочего для него сейчас абсолютно нормальны: по сути, он перенёс кому более чем хорошо, я бы даже сказал — отлично (на что, возможно, повлияло Ваше тогдашнее вмешательство). Некоторые пациенты после выхода из коматозного состояния проходят очень длительную реабилитацию по восстановлению не только функций опорно-двигательной системы, но и памяти, ведь некоторые люди, перенёсшие кому, первое время могут совершенно не узнавать близких и не помнить, что с ними произошло. Так что, — подвёл итог Роквелл, — думаю, через недели две-три он будет полностью здоров. — Это хорошо, — облегчённо вздохнула Эйприл, успокоенная прогнозами доктора. — Но я бы хотела задать ещё пару вопросов, если можно. — Конечно. — Вы уже спрашивали у меня, что я видела и слышала, когда оказалась в разуме Кейси: Вы выслушали, но ничего не сказали. — Хотите узнать, где Вы были? — Да. И почему и он, и я оказались именно там? И что это за бездна?.. — Погодите, не всё сразу, — остановил её Роквелл. — Давайте я выскажу Вам все свои соображения на этот счёт, а Вы, если Вам будет что-то непонятно, просто спросите. Договорились? — Эйприл кивнула. — Отлично, тогда давайте начнём. Судя по тому, что Вы рассказали, место, где вы оба оказались было памятью, однако, я склонен полагать что это была лишь малая её часть, ведь иначе воспоминаний было бы намного больше — хотя я могу оказаться совершенно неправ, ведь Вы не заходили внутрь воспоминаний, а лишь смотрели на них со стороны: возможно, если бы Вы зашли, то оказались в очень конкретных местах и там уже… впрочем, это неважно. Итак, я не знаю, почему Вас переместило именно в память: первое — это могло быть случайное, но очень счастливое совпадение; второе — разум Кейси Джонса мог перебросить Вас туда намеренно, признав в Вас, к примеру, друга и человека, что не навредит и поможет. Что из этого правда нам остаётся лишь гадать, но лично я склоняюсь ко второму варианту, прекрасно зная, что человеческий разум — вещь просто удивительная и неповторимая. Почему Ваш друг оказался именно в воспоминаниях, а не в каком-либо другом отделе я тоже не знаю: возможно, его разум посчитал, что внутреннему «я» будет комфортнее всего там, а не где-то ещё. Вы спрашивали, что это за «бездна» и тут у меня вновь — уж простите меня — несколько вариантов: первый — это может быть своеобразная «защита» разума, чтобы Вы никуда не ушли из нужного ему места; второй — бездна может являться чем-то наподобие соединительной ткани, скрепляющей все «островки» разума между собой; и наконец третий — это аллегория на фразу: «Между жизнью и смертью» — жизнь — пол, на котором Вы стоите, смерть — пропасть. Но я нахожу последнюю теорию слишком поэтичной, и оттого склоняюсь к первой и второй. К тому же, Вы рассказывали мне, что очнулись только после того, как прыгнули в данную бездну, поэтому называть то, что фактически спасло вас — смертью, несколько глупо и, должно быть, даже неблагодарно. Эйприл слушала, затаив дыхание и старательно вникая в каждое слово. Наконец, Роквелл закончил говорить и Эйприл, немного помедлив и окончательно всё переварив, всё же задала последний мучающий её вопрос, который должна была спросить с самого начала, с того самого момента, как ей предложили побыть «спасателем»: — Скажите… честно. Вы ведь не были уверены, что у нас хоть что-то получится? Она не была уверена в правдивости этого умозаключения — в конце концов, из всего того, что тогда говорил Роквелл, она, видимо из-за стресса, запомнила довольно мало. Но, увидев на лице доктора нечто, похожее на смятение, поняла, что попала точно в цель. — Скажем так, — выдержав довольно длительную паузу, произнёс Роквелл, тщательно подбирая слова. — Я не был уверен лишь в одном: в том, что Кейси Джонс очнётся. Из-за того, что представления о разуме в нынешнем научном сообществе довольно смутные, мне тяжело было предсказать, что с вами двумя случится, где вы окажетесь, и как с вами связаться. Я был уверен лишь в том, что Вы, Эйприл, точно сможете — не обижайтесь, но Вы девушка довольно упрямая — найти способ разгадать данный нам шифр и сделаете это, как раз-таки, с помощью воспоминаний Вашего друга. Но что получилось, то получилось, и всё вышло даже лучше, чем ожидалось. Эйприл кивнула, сама не до конца поняв, чему именно кивала: тому, что всё хорошо закончилось, тому, что она смогла бы найти решение их проблемы или тому, что строить какие-либо точные прогнозы насчёт её «путешествия» было просто невозможно. Вопросы у неё кончились, и Эйприл хотела было поблагодарить Роквелла, как тот, неожиданно улыбнувшись, спросил: — Не против, если теперь я задам Вам вопрос? — Конечно, задавайте, — Эйприл немного опешила, но согласилась. — Почему Вы решили учиться экстрасенсорике? — В жизни всё пригодится, — ответила Эйприл не раздумывая, потому что сама не до конца могла понять, чем было обусловлено столь, возможно, поспешное и, на самом-то деле, совершенно необдуманное решение. Роквелл прищурился — он, кажется, ей не поверил. — И Вы даже не знаете, откуда у Вас такие способности? — Догадываюсь, но не хотела бы говорить об этом, — уклончиво ответила Эйприл, абсолютно не горя желанием рассказывать доку о своих родителях. — Как скажете; простите мне моё любопытство, — Роквелл встал, Эйприл поднялась вслед за ним. — Приступим к занятию, юная леди?