***
В один момент Катя вдруг осознала, что новое рабочее место ей не так уж… И нужно. Её ценности изменились, и после слов Финиста Катя начала легче принимать эти самые изменения. Каждый раз она оставалась всё дольше в Белогорье, и это место ощущалось её настоящим домом — здесь были создания, дорогие её сердцу, леса звали её обратно, когда она покидала их, а природа начала говорить с ней на понятном для Кати языке. Катя чувствовала исходящую от белогорской землицы силу, напитывалась ею и обучение у них с Ягой продвигалось благодаря этому более успешно. Неудивительно, что время прошло так быстро, и в итоге учёба скоро подошла к концу. Яга хвалила Катю за то, что она проявила больше решительности, прыти и упорства в изучении изготовления снадобий, оберегов, амулетов и запоминании информации из написанных когда-то самой старой травников. — Баба Яга, а вот расскажите… Как вы сами-то в Белогорье появились? Вы всегда здесь жили? Или откуда-то пришли? — поинтересовалась Катерина в одно из последних занятий. У них с Ягой складывались прекрасные взаимоотношения, и потому они могли спокойно общаться в свободное от учебы время на самые разные темы. — Я раньше в центре леса жила, на границе трёх миров, в мёртвой его части. Была одной из тех, кто сторожил ворота и не пускал мертвецов сюда, а живых на ту сторону. Но неблагодарное это было дело и одинокое, поэтому я со временем поближе к Белогорью и перебралась. Да и один лишь Кот Баюн в собеседниках мне со временем хуже горькой редьки надоел. — Ягю плюнула демонстративно на пол, и плевок её неожиданно тут же с пола испарился. Катя со смехом чуть не выронила нитку, на которую нанизывала заговоренные камни: ласточный камень, адамант, суслик сибирский, туркизм, красный яхонт и совсем маленькие камушки алатыря. Камни выбирались в соответствии с именем человека, поскольку должны были действовать в «созвучии» с его душой для освобождения их полной, сокрытой за твердой оболочкой, силы. Они являлись оберегом, хранителем человека и его отдельных качеств. — Могу представить. Одно время я тоже только с Ваней да кошкой соседской, Муськой, общалась. Тоска та ещё была. Ашот в счет не шёл, с ним было не общение, а, скорее, постоянная война на «ножах». — Ашоту твоему лягушку надо будет под задницу подложить как-нибудь. Чтобы не орал на молодых девиц почем зря, — презрительно фыркнула Яга, а потом они с Катей, переглянувшись, обе вновь громко рассмеялись. — Да его лучше сразу самого… — она нанизала последний камень и повязала узелок, — в жабу. На пару деньков так, чтобы моральные акценты другие для себя расставил. — Катя повесила наконец самодельные бусы на шею и разулыбалась, когда те засветились. Значит, правильно всё сделала, чары и силы в них работали. Яга, заметив это же через отражение в круглом зеркале, улыбнулась, а потом сделалась серьёзной. — Катька, поговорить мне с тобой надо. — Старая села рядом с ней на низкую длинную скамью и взяла её руки в свои, положив ладонь сверху. — Близится конец твоего обучения… И теперь тебе точно нужно выбрать: либо ты остаёшься здесь, либо уходишь обратно к себе. Обряд инициации окончательно закрепит тебя за местом белой ведьмы Белогорья. Но обратно ты уйти уже не сможешь. Готова ли ты будешь принести такую жертву? Сразу не отвечай. — Яга взмахнула рукой, прерывая её возможный поспешный ответ. — Подумай. У тебя есть время до праздника Ивана Купала. После него уже времени на раздумья не будет. Катя вышла из избы и отправилась в город, будучи погруженной уже не в первый раз после посещения Яги в глубокие думы. Она и не заметила, как прошла торговые ряды, минула купцов и, остановившись посреди активно занимающейся своими делами толпы горожан, подняла глаза, ощутив на себе особо пронзительный взгляд. Заметив Финиста, стоявшего в конце улицы, Катя выпрямилась. Она ведь в новом виде еще перед ним не появлялась. Ей было и интересно, и страшно узнать, как он отреагирует… Волосы её отросли, стали буйно виться кудрями, ветер трепал их мощную копну, раздувая иногда на отдельные светлые волны; на шее были повешены нити заговоренных камней, изгибы худого красивого тела обтягивал плотный шерстяной железно-серого цвета сарафан в пол. Катя убрала волосы от лица, неловко то приподнимая уголки губ, то опуская. Ветер вдруг очень усилился, испортив, как Кате казалось, со стороны всю открывавшуюся картину на её новый внешний вид. — Привет, — крикнула она ему. — А я вот… В новом луке. То есть виде. Облике. — Катя исправилась, сдувая волосы с лица и чуть ли не отплевываясь. — Нравится?.. Финист смотрел на неё во все глаза. Он не мог отвести от неё взгляда. Он не отводил его до тех пор, пока не подошёл вплотную, очень и очень близко. — Да. Очень. Ты выглядишь такой… — Он осмотрел её лицо, потом её сарафан, затем — волосы. — Настоящей. — Спасибо. — Катя шумно сглотнула, не сводя с его напалмовых голубых глаз взгляда. — Может… Пройдёмся? — предложила она. — А давай. — Финист бодро согласился, блеснув широкой улыбкой. — Я тебе всё про наших торговцев расскажу и покажу. У нас люд добрый, много интересного можно у них каждый раз найти. Особенно после того, как Ваня ваши диковинные вещи начал им притаскивать для продажи; так я себя каждый раз с тех пор чувствую здесь ничего не знающим гостем, а не наоборот. — Финист упер кулаки в корпус брони и оглядел глазами купцов. Катя тихо с его слов рассмеялась. То-то она среди резных деревянных игрушек заметила парочку плееров и туалетную бумагу. На рынке можно было увидеть оружие, изделия из металла, сами металлы, соль, различную расшитую цветными узорами одежду, шапки, меха, полотно, гончарные изделия, лес, древесину, пшеницу, рожь, просо, муку, хлеб, мед, воск, благовония, лошадей, коров, овец, мясо, гусей, утку и дичь. Катя же многое знала и сама из истории внутренней торговли Древней Руси, — она писала доклад об этом, — поэтому часть изученного рассказала Финисту. Он рассказал ей о том, что внутренний рынок рос в основном за счёт развития ремесла, а ремесленники составляли значительный процент городского населения. Во многих городах, а также в относительно крупных населённых пунктах складывались рынки, которые также именовались «торгами». Народец из окрестных мест здесь обменивал продукты своего труда на железные или медные орудия, утварь и многое другое. Большая часть торговцев имели свои лавки. Катя поделилась знаниями о том, что торговые площади были местом большого собрания людей, как она знала, поэтому на них часто делали объявления о насущных и волнующих делах. Кроме того, на городских рынках народ собирался на вече. Этот факт подтверждал, что торговая площадь имела не только социально-экономическое, но и социально-политическое значение в жизни жителей. Что самое забавное, часть из этого она почерпнула не только при чтении исторической литературы, но и из обыкновенных детских сказок. — Откуда столько знаешь о простом люде и жизни его? — с заинтересованной улыбкой спросил её Финист, когда в один момент уже она ему начала рассказывать про некоторые предметы торговли у купцов, а не он ей. — Да я… Писала во взрослом возрасте про него, а в детстве в книжках пряталась постоянно, читала сказок много, поэтому и знаю некоторое о вас и вашем мире. Вот забавно, сказки читала, верить в них в детстве верила, а когда с живой сказкой столкнулась — поверить не смогла. — Катя грустно усмехнулась. — Думала, вы меня тут все разводите, а потом как увидела Белогорье в живую… Ягу, тебя, Кощея, Колобка… — Она развернулась и кокетливо заложила руки за спину. — То как же я могла уже не поверить? — Я бы не смог тебя обмануть. — Финист смотрел на неё такими чистыми глазами, ей Богу, как у преданного щенка! — Я знаю Финист, знаю, — Катя неловко рассмеялась, сразу же начав оправдываться, — просто тогда… Мне казалось иначе. А сейчас уже не кажется. Я верю всем вам и каждому. Он улыбнулся, осчастливленный этой новостью. Когда они уже направлялись к выходу из города, чтобы Катя открыла портал в лесу и вернулась к себе, Финист неожиданно схватил у последнего купца глиняного соловья, в которого была залита вода. Подув в него, он наиграл Кате «соловьиные трели», а потом с озороным прищуром глаз и улыбкой, отпрянув от узкого горлышка, спросил. — Ты придёшь завтра на празднование дня Ивана Купала? Катя раскрыла рот. Господи, а ведь завтра уже будет седьмое июля! Как быстро летит время. — Я? Да, что за вопрос, конечно…конечно, я приду. «Так, значит, Яга мне на раздумия дала всего день… Что ж, надо сказать спасибо и за это. Могла ведь поставить и перед фактом, если бы захотела», — подумала Катя, но вслух, конечно же, этого не сказала.***
Древнейший языческий праздник летнего солнцестояния, восхваляющий цветение и плодородие, праздновался в Белогорье по-особенному ярко. Многие народы делили год на две половины — светлую и темную, теплую и холодную, летнюю и зимнюю. Дни летнего и зимнего солнцестояния были точками календарного отсчета и у белогорцев. Летний языческий праздник приходился на 7 июля. Костер, водоем и место, где собираются для празднования, были напрямую связаны с огнем, символом жаркого летнего солнца, и водой, влагой, дарующей жизнь. Огонь и вода были главными атрибутами праздника Ивана Купалы. Народ повсеместно собирал росу, которой приписывались магические свойства — кто в эту ночь умоется росой, похорошеет и будет здоров весь следующий год; затем устраивались ночные купания, разжигались высокие костры, через которые прыгали, чтобы очиститься купальским огнем. Финист пригласил Катю на танец как с народом, — они водили хороводы вокруг костра, — так и отдельно. Они кружились друг напротив друга, сцепив руки, под бодрую мелодию гуслей и многоголосное пение, а потом вместе прыгали через костёр. От такого активного досуга им быстро стало очень жарко, — Кате так тем более, в её-то шерстяном сарафане! — поэтому Финист предложил отлучиться от всеобщего веселья и уединиться возле озера, на берегу которого они и праздновали. То было отделено от свободного участка земли густыми елями, в тени которых они и встретились. — Кажется, нас ждёт с тобой счастливый год. — Он со смехом, путаясь в ногах, тянул её за собой, взяв за руку. — Правда? Как же ты узнал? — Катя весело смеялась и тоже путалась то в юбке, то в ногах, поскольку спуск к воде был крут и преодолевался очень уж скоро, буквально практически бегом. — Поверье у нас есть, кто выше всех прыгнет, у того будет счастливый год! — ответил бодро и громко ей Финист. — Но мы Ване не скажем ничего, а то ещё надуется, как мышь на крупу. Обидится. — Оставим это счастье ему и Василисе, оно им ещё пригодится. — Катя не стала спорить; Финист расцепил с ней руки и, не раздеваясь, так и сиганул в гладкую озерную гладь, разрывая её своим резким вторжением. Все пущенные ранее девушками венки расплылись круто по волнам в разные стороны. Купальское гадание состояло в том, что девицы спускали на воду венки и следили, чей тонул, а чей уплыл. Далеко уплывший венок означал скорое замужество, другие считали — долгую жизнь. Кому как больше нравилось трактовать. Катин уплыл как раз дальше остальных, но Финисту она рассказать об этом почему-то постеснялась. Хотя ей показалось это хорошим знаком. — Ты что! Прямо так, в одежде? — Она вскинула руки ко рту и ахнула. — Сумасшедший. Финист тряхнул мокрыми волосами, снимая воду с челки, и широко улыбнулся. — Иди сюда! Я тебя подержу, чтобы в сарафане тяжело не было плавать, так прямо в одежде и заходи. Катя обернулась. Никто их всё равно не видел, все были заняты в основном у костра танцами и пением, а ещё поисками папоротника. Народу было не до них, да и даже если бы было, разве Катя смогла бы отказать этой широкой озорной мальчишеской улыбке и сверкающим лазуритом глазам? — Хорошо! Но только если я утону, это будет на твоей совести. — Катя отошла и с разбегу запрыгнула в воду. В последний момент она все-таки зажмурила глаза, поэтому вхождение в воду прошло не так мягко и ловко, как у Финиста. Однако, когда она раскрыла глаза и начала грести, её уже поднимали обратно на поверхность сильные руки. Они оказались лицом к лицу. Вода была тёплой, как парное молоко; за день она успела под пекущим солнцем прогреться. Катя активно двигала ногами и разгребала воду руками, чтобы не уйти под неё, однако Финист, как и обещал, держал одной рукой её за талию, второй удерживая и себя на плаву. Он был доволен тем, что Катя все-таки согласилась пойти с ним купаться. Мир вновь сконцентрировался на одной точке, здесь и сейчас; был слышен лишь плеск воды, частое дыхание с обеих сторон да отдалённое пение с треском костра. Блики его плыли по воде вместе с венками, которые в буквальном смысле окружили их и практически взяли в кольцо. Финист, весь мокрый, ей Богу, как счастливый золотой ретривер, плескающийся в ванной, часто нырял и демонстрировал себя во всей красе в качестве отличного пловца. Они с Катей доплыли общими усилиями до середины озера. Крохина невольно начала цепляться за Финиста чаще — очень уж было жутко даже без боязни глубины, когда под ногами ничего не чувствовалось. — Тихо тут… — заметила она со смущенной неловкой улыбкой. — Совсем практически никого не слышно… — И правда… — Финист сместил сосредоточенный взгляд с глаз Кати на её губы. И Катя ощутила настоящее притяжение, как описывают в фильмах, когда к человеку буквально тянет магнитом, и ты готов сделать всё что угодно, лишь бы ваш поцелуй состоялся. Финист, кажется, тоже думал об этом. Он начал подплывать к ней, не сводя взгляда с её губ, и когда Катя к нему потянулась, она от прозвучавшего громкого оклика чуть не ушла под воду. Ваня, выбежавший на берег вниз по спуску, прокричал. — Вы там что, утонули, что ли?! Идите танцевать и есть, Яга притащила тут кучу всего! Катя неловко отплыла от Финиста, глазея во все глаза раздражённо на Ваню. Такой момент испортил со своей едой, ирод! Кому-то все лишь бы пожрать. Катя вздохнула и смущённо поджала в улыбке губы, развернувшись в воде обратно к Финисту. — Кажется, нам пора возвращаться. — А мы пару ягод себе стащим и опять сбежим, — не теряя прежнего настроя и энтузиазма, ответил ей Финист, и они довольно бодро оба поплыли обратно в сторону берега. Чуть обсохнув возле костра и объевшись кашей из ячменя, варениками и лепешками, Катя с Финистом разделились. Он ушёл у Василиски налить им обоим горячего только сваренного кваса, пока Катя сидела возле костра и пыталась согреться. Одежда до конца все равно не просыхала, и она довольно скоро начала замерзать. Ваня накинул на неё что-то вроде шкуры, протянул деревянную пиалу с фруктами и ягодами, сев рядом. Сам он весь был румяный после танцев, красный прям, как спелый томат. Проследив, куда ушёл Финист, он взялся более нервно есть свои ягоды. — Опять этот Пингвин к Василиске моей лыжи навостряет, — заворчал он, щуря подозрительно глаза. — То есть? — Катя проследила его взгляд и заметила, что Финист с Василисой мило беседуют, пока она разливала напиток в толстые деревянные кружки. — Да вот буквально недавно ещё все обхаживал её, вопреки тому, что она была моей невестой, а потом резко перестал. Даже странно. А сейчас опять к ней пошёл и милуются стоят. Аж тошно. — Ваня ревниво сплюнул в сторону и насупился. Катя, изогнув умиленно брови, вдруг захохотала. — Ваня, какой же ты иногда дурак. Да Василиса ни на кого не смотрит так, как на тебя. И если Финист что-то к ней и имеет… — Катя ощутила, что после этих слов её сердце будто сдавили железные прутья. — то… Наверно, это ничего серьёзного. Так, просто чисто богатырский флирт. — Ну-ну. — Ваня хмыкнул. — А что вы, кстати, делали там вместе в озере-то? Катя почувствовала, как краска ударила ей в лицо. И явно не от жара, исходящего от костра. — Плавали, Ваня, — ответила она чересчур быстро, резко встав. — Просто плавали вместе и всё. Финист вернулся и протянул одну из кружек Кате. Они какое-то время постояли возле костра, допивая свежеприготовленный напиток, а потом вновь пошли к воде. Недалеко от неё была как раз мягкая трава, куда можно было свалиться и передохнуть. Под их телами она примялась. Катя повернула голову в сторону Финиста. Он сделал то же самое. Его голубые глаза выделялись в темноте еще более ярко, чем до этого. Правду говорят, что голубой цвет — один из самых завораживающих во всей многообразной палитре. — О чем говорили с Иваном, пока я к Василисе ходил? — поинтересовался прямодушно Финист, разглядывая так же внимательно глаза Кати, как и она сама рассматривала его. — Да так… — Она вдруг заняла полусидячее положение. — О всяком разном. Ты не говорил, кстати, раньше, что за Василисой… Ну… Пытался приударить. — Катя обняла себя за колени. Ей вновь стало холодно. Финист внимательно на неё посмотрел, словно слегка даже виновато. — К слову просто как-то не приходилось… Да и давно это было уже. Сейчас мы с ней просто дружбу водим. — А Ваня говорит, что ещё недавно ты её увести у него пытался, — Катя говорила, не глядя на него, а смотря на изумрудную траву перед собой. Господи, почему она вдруг решила поднять эту тему? Неужто она?.. Финист умильно улыбнулся, закусив губу, чтобы не засмеяться. — Катя, ты очень милая, когда ревнуешь. Но тебе не стоит этого делать, ведь мы и правда всего лишь с Василисой теперь только друзья. — Он встал и отошёл ненадолго, скрывшись за деревьями. — Подожди меня тут, пожалуйста. Катя смущённо вскинула голову, провожая его взглядом, и осталась наедине со своим стыдом. Крохина, ну вот что ты творишь! Ревновать того, кто тебе даже не принадлежит. Совсем уже… Докатилась. Она спрятала лицо в своих коленях. Но комплимент Финиста определенно стоил такого неприличного выпада с её стороны. Шея, уши и щеки у Кати теперь так горели, что, прикоснувшись, казалось, можно было обжечься. Она вскинула вновь голову, когда ощутила у себя на волосах что-то невесомое, лёгкое, как пушинка или облачко, но в то же время опоясывающее её голову, как самая настоящая корона. Катя подняла взгляд выше и увидела вновь Финиста. Он несколько смущённо улыбался ей. Поднеся руку к голове, Катя почувствовала, как кончики её пальцев холодили лепестки цветов, а приятный аромат деликатно проник мгновением позже в ноздри. — История «веночного» обряда гласит, что Купала и Кострома были братом и сестрой, разлученными в детстве, — решил рассказать ещё одно поверье Финист ей. — Однажды взрослая Кострома гуляла по берегу реки. Ветер сорвал с её головы венок. Проплывавший мимо на лодке юноша подобрал венок и вернул его Костроме. Лишь после свадьбы родители невесты поняли, что заезжий жених — это их потерянный сын Купала. В отчаянии молодые бросились в реку. Кострома превратилась в мавку, а Купала погиб. В ответ на русалочьи мольбы боги сплели тела влюбленных в цветок купалу-да-мавку. Мы ещё называем его иваном-да-марьей. — Значит, они у вас аналог наших «Ромео и Джульетты»… — пробормотала, зардевшись, Катя. — Обреченных влюблённых, чья любовь считалась всеобще неправильной. Финист вновь сел рядом с ней. Он смотрел на неё с намеком, который Катя пока никак не могла разобрать правильно. — А кто это? — спросил он с явным интересом. — Их семьи враждовали, и Ромео не мог быть с Джульеттой, однако всё равно они влюбились друг в друга. Их любовь, к сожалению, привела к гибели обоих. У нас эту историю написал один английский писатель, Уильям Шекспир. Она считается одной из лучших трагедий. Знаешь, у нас так и говорят: «нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте». Финист задумчиво перевёл взгляд на спокойную гладь черно-синего озера. — Печальная и правда история… — Я прочитала её, когда ещё жила с Ваней в детском доме. Помню, концовка меня довела до слез, когда Ромео отыскал в склепе Джульетту, подумав, что она мертва, а она оказалась живой. Но узнал он об этом очень поздно, когда уже выпил яду. Джульетта была буквально вынуждена смотреть, как жизнь уходит из глаз её возлюбленного, который умирал у неё на руках… — Катя тоже глядела на озеро, сцепив руки на коленях. — Сама же она себя заколола его кинжалом. — Потому что не могла жить без него? — спросил её с горечью Финист. — Ну да. — Катя утерла невольно вновь увлажнившиеся глаза. — Именно по этой причине. — У тебя с Иваном много воспоминаний связано… — задумчиво протянул Финист, словно скрывая какую-то тёмную, новую лично для него, проступившую внутри себя эмоцию. Неужели и он в этом плане ревновал её без повода к другому человеку? Катя не выдержала и в очередной раз умилилась с него за вечер. — Наверно, он тебе очень был дорог, как брат. Катя кивнула. Ваня и правда был ей очень дорог, так что его пропажа стала для неё большим ударом. Вспоминая об этом сейчас, Катя ощутила странную накатившую на неё тоску, пускай буря уже миновала и Найденов не только нашелся, но и открыл для неё мир, о котором Катя не могла мечтать даже в самых ярких фантазиях с излишком подробностей. — Ваня просто в один момент пропал, и я, знаешь… ощутила в очередной раз, что он мне дорог именно как близкий человек, как брат, которого у меня никогда не было. — Она неожиданно начала захлёбываться слезами; эмоции восторга сменились слишком резко горьким плачем, словно из горячей воды её окунули мгновением позже в холодную. — Думала, что он меня тоже бросил разбираться со всем самой: с этой ситуацией его пропажи, с Ашотом, да со всем… С самой жизнью. Когда не чувствуешь рядом никакого плеча, даже дружеского, это повергает в отчаяние. А думала я так, потому что меня все постоянно бросают. Начиная родителями и заканчивая… — Катя начала утирать с тихим шмыгающим звуком нос, замолкая. Говорить о других мужчинах, тем более из её не самого радужного прошлого, в присутствии Финиста совершенно не хотелось. — Всеми остальными. Я тогда испугалась. И такой же страх я испытываю и сейчас: может, я слишком спешу? Может, это плохо, что я отказываюсь так просто от той жизни в пользу этой, и я всего лишь трусиха, раз убежала от своих проблем в том мире к проблемам вашего? Неужели… Я не заслужила начать всё сначала уже здесь? В Белогорье? Неужели это плохо, что я так легко готова отказаться от прежней жизни в пользу новой, которая будет здесь? Финист смотрел очень внимательно и волнительно в её лицо. Его глаза были прорезаны сочувствием — в яркой синеве проступили чёрные прожилки-трещинки, словно вкрапления дополнительного цвета в мраморе или разломы в таящих весенних льдинах. Ясный Сокол взял Катю за руку, не сводя пронзительного взгляда с её лица, — понимающего, сожалеющего, такого трепетного и уверенного в чём-то известном одному ему, что Катя готова была начать из-за него вновь захлебываться в слезах и задыхаться, — сжал её ладонь в своей, обернув длинные сильные пальцы вокруг основания, и произнёс. — Я никогда тебя не оставлю, Катя. Я обещаю. И мне кажется, нужно вдвойне больше храбрости для того, чтобы отказаться от того, что изведано в пользу неизведанного. Ты очень храбрая, раз решила следовать зову своего сердца и сменить опостылевшие рамки своего мира тем, что полюбился тебе всей душой и полюбил тебя саму тоже. Разве это плохо, что ты хочешь здесь остаться?.. — Улыбка Финиста, добрая вопрошающая, проступила у него на лице. Он мягко сощурился. Катя ощутила его ладони у себя на лице, заключившие его в объятия, и большие сильные богатырские пальцы принялись утирать крупинки слез, всё ещё оставшиеся на щеках. В тени деревьев, в этом самом тихом месте, где не было толком слышно ничего: ни звука песен, ни плясок, ни шелеста листвы, — кроме биения собственного сердца, Катя поняла одно. Она любит его. Господи, она так любит его, и если раньше можно было отрицать, прятаться и пугаться, то сейчас под взором столь честных чистых глаз это стало просто-напросто невозможно. Это была не влюблённость. Это была самая что ни на есть настоящая любовь. И она обязана будет ему об этом сказать, сегодня же! Но…не сию секунду. Не в этом моменте. — Спасибо, Финист, — отвечает Катя вместо того, что на самом деле хочет сказать; она прерывисто вздыхает, говорит сдавленным голосом и чувствует, что наконец успокаивается. Всё внутри неё обретает долгожданный покой. Он же ставит жирную точку в её решении, которое обрело вдруг очертания непоколебимой воли. Одна из ладоней Кати обхватила поперек основанию ладонь Финиста, но так и не смогла полностью сомкнуться; слишком уж большие руки у него были. — Ты… Хочешь побывать в моём мире…со мной? — тихо спросила она его, и глаза Финиста зажглись, как две яркие звезды. Он уже и не ожидал, что она спросит. — Конечно, — ответил с не меньшим трепетом и живым интересом богатырь.— Я всегда мечтал увидеть своими глазами место, откуда ты пришла. Твой дом, твои любимые места… — Я всё тебе покажу! — утирая порывисто ладонью слезы и вскакивая, Катя и сама заставила Финиста встать с примятой травы, взяв его за руку и потянув следом за собой. От прежней слезливости не осталось и следа; напротив, сердце горело в груди и билось решительностью, которую Катя не ощущала, по её мнению, ни разу за всю её жизнь. Даже Ясного Сокола с его большим телом оттого было вдвойне легче тянуть. Случившийся прилив сил был очень кстати. — Давай, идём же! — Нам с тобой явно будет тяжело разгуливать по Москве такими мокрыми, — со смехом заметил он, явно шевелясь в своих мокрых портах и рубахе не лучше, чем Катя в насквозь промокшем сарафане, и Крохина остановилась. Ей в голову неожиданно пришла гениальнейшая идея, которую она собиралась воплотить тут же, как они окажутся у неё в квартире и после у ближайшего магазина. — У меня есть идея. Я всё устрою с нашим видом, бежим! И они побежали. Они открыли портал на привычном месте, обогнув озеро и перейдя по его берегу на другую сторону, попали прямиком к ней в квартиру, где не было поначалу света. Катя включила его хлопком ладоней, и Финист принял сие действие за проявление её новообретенных магических способностей. Но нет, это всего лишь оказался свет с детектором звука и движения. — Что это за чертовщина. — Финист едва не шарахнулся, только чуть-чуть дернулся. — Это ты сделала? — Нет, за меня это сделал давным-давно прогресс. — Катя шмыгнула носом, утерев его холодный кончик, и улыбнулась на его реакцию. — Жди меня здесь, я… — Она схватила с тумбочки сумочку с деньгами, ключи от квартиры и побежала на выход. — Скоро вернусь! Хлопнула входная дверь. Финист остался внутри Катиного необычного жилища. Здесь была отделенная от спальни стеной кухонька, на кухоньке диван, телевизор, находящийся в выемке в стене. За пределами кухоньки коридор, там в отдельном помещении туалет и душ. Естественно, Финист половину этих предметов не мог обозначить верными названиями, но интересно было их рассматривать и касаться — просто жуть! Он прошел на кухню, наугад нажал на белое обозначение кнопки на электрической плите, и она, пикнув, загорелась. Он от неё отошёл на один шаг назад, похлопав глазами, а потом, нажав туда же, выключил. Быстро соображал, всем бы так на новом месте. Потом он прошёл в её спальню. На открытой дверце шкафа висела распечатанная линия фотографий, где Катя с Ваней дурачились и корчили рожи. Финист приподнял те за нижнее фото, улыбнувшись и тепло сощурив глаза. Они выглядели на этих странных квадратиках очень счастливыми. Повернув голову влево, он увидел её двуспальную кровать. Та была застелена белым мягким покрывалом, поверх которого сидело необычное зеленое существо с вытянутыми ушами. Финист ткнул его в лоб, но тот не двинулся. Не живой, кажется, был. Рядом с ним сидели большой белый медведь с приветливой улыбкой и мягкая розовая кошечка. Вот те на! В современном мире кошки и такого цвета. А ещё говорят, что у них жар-птицы яркие. Дверь хлопнула вновь. Финист вышел из спальни, будто туда и не заходил, а Катя, обвешенная пакетами, поставила их на пол. Увидев его, она протянула один из них Ясному Соколу. — Я прикупила тебе современной одежды. На твой размер нашелся только спортивный костюм, но, надеюсь, он тебе подойдет и понравится… Финист достал из белого непрозрачного пакета красную спортивную куртку с белыми полосками и надписью на тарабарском: «adidas». Он приложил одежку к себе и широко улыбнулся. Обняв Катю, он оторвал её от пола и крепко прижал к себе. Катя аж ахнула, захохотав. — Нравится! Ещё спрашиваешь? — Он поставил её обратно. — Но что такое «спортивный костюм»? — Финист вытащил все части костюма: штаны, кроссовки, носки, белую футболку, куртку и обувь с завязками, которая оказалась «кроссовками». — Ну-у… У вас, кажется, это правильно называть костюмом для богатырских тренировок или борьбы. В общем, у нас такая одежда тоже считается солидной. Иди примерь, — Катя подтолкнула его в сторону гостиной, — а я пока тоже переоденусь во что-нибудь более сухое. — А, костюм для забав, — смекнул Финист. — Понял, сейчас переоденусь. Приятно видеть, что у вас достаточно уделяют внимания воспитанию крепкого тела и духа. — Далеко не все могут похвастаться такими формами, как у тебя, но да…в Москве такие тоже находятся. — Катя осмотрела Финиста снизу вверх и смущенно шумно глотнула. После её комплимента он буквально выпятил по-петушиному крепкую грудь и ушёл ещё более довольный в гостиную. Катя ушла в спальню. Она выбрала свой любимый костюм, в котором пришла в самый первый раз в Белогорье, — химчистка за него вышла после посещения на кругленькую сумму! — уложила кое-как вьющиеся после воды волосы, а потом плюнула и оставила так, как есть. Она вышла обратно в коридор, разделявший прихожую, спальню и кухню, и там они встретились с Финистом. Он вышел буквально следом, оттягивая на себе белую футболку, которая обтягивала, казалось, каждую его мышцу. Костюм сел, как влитой, будто по его размерам и шили. Разве что куртка была чуть свободной, но так даже было лучше. Катя застыла и уставилась на него. Откровенно. Во все глаза. Щеки у неё запекло, сердце ускоренно забилось, между ног знакомо затянуло. Такое тело она давно не видела, а в купе с таким чудесным характером и голубыми глазами — и подавно. Катя медленно, — едва отрывая глаза, — подняла взгляд на лицо Финиста и встретилась с его хитрым прищуром и понимающей улыбкой. — Тебе… очень идёт, — выпалила, как есть, она. — Спасибо. А ты выглядишь как самая настоящая зараза. — Он расплылся в широкой белозубой улыбке, но, увидив, как вытянулось от удивления и недоумения лицо Кати, тут же спохватился. — У нас… «зараза» означает «красавица». От слов «сражен», «поражен», «убит наповал» оно произошло. Мужчины наши так выражают свое восхищение женской красотой, привлекательностью или умом и показывают им свою благосклонность, а нередко — и… — Финист сделал паузу. — влюбленность. Катя округлила рот в широкое «о», а потом как захохотала. Просто до слёз. — Финист, извини, пожалуйста, — она аж согнулась, — никогда просто не думала, что это слово может иметь такую трактовку. У нас «зараза» означает совсем другое. Болезнь там, вредного прилипчивого человека… Но никак не красавицу. — Вот у вас, современных людей, негативно всё как-то, — неловко буркнул себе в усы Финист, на что Катя разулыбалась пуще прежнего. — Я с тобой согласна, у нас всё как-то…часто отрицательное значение имеет, даже если раньше оно было положительным. — Катя взяла его руку в свою. — Но теперь я буду знать и о таком значении этого слова. Спасибо, что открыл мне его. И она улыбнулась. Ласково, чуть хитро, не выпуская его ладони из своей. У Финиста отлегло от сердца — он никак не хотел, чтобы трудности понимания обернулись ненарочными обидами. И потянулся он легко и свободно за Катей, готовый следовать за ней, куда бы она его ни повела. Ночь была звездная. Звезды горели так ярко, словно бриллиант раскрошили и осыпали на черно-синий бархат. С таким небосводом даже фонари особо не были нужны, всё всё равно было видно. Финист и Катя отправились по её любимым паркам: имени Горького, Музеону и поехали на десерт в «Сказку». Та работала дольше остальных, и Катя была обязана показать Финисту свои любимые аттракционы, как и накормить его сахарной ватой с чурросом. Они успели покататься на американских горках, сходить на жуткий маятник, делающий полный оборот на все 360 градусов, заглянуть на «центрифугу» и закончить свой поход на крутящемся «Осминоге». Перевести дух им удалось только на колесе обозрения — оно единственное работало до 11-ти часов вечера. Зависнув в кабине на самой высокой точке, Катя и Финист оба молча благоговейно смотрели на парк аттракционов сверху. — Так красиво… — первый заговорил он. — Как будто с высоты птичьего полета. — Да, — Катя кивнула, — так и задумывалось… — Развлечения у вас дикие. Тяжелее всякой богатырской полосы препятствий будут, — он тихо рассмеялся, — ты и правда очень храбрая девушка, раз для тебя это не в тягость. Катя улыбнулась на его слова. — Наверно, страх в чистом виде помогает мне побеждать страх в других областях, — тихо усмехнулась она. В этот момент, когда их кабинка уже опускалась к земле, они держались вновь за руки. Время было позднее, возвращаясь обратно в квартиру, Катя обнаружила, что рядом работала лишь одна единственная пиццерия. Они сидели с Финистом какое-то время внутри неё и ожидали, пока им приготовят пиццу, поскольку дома у Кати давно уже ничего готового не было. Убийственное сочетание красного костюма, блондинистых волос и голубых глаз заставляло бедных бариста и менеджера подвисать, однако заказ, перевязанный веревкой, им все-таки отдали. У Кати аж от их изумленных взглядов внутри груди завязалась странная необычная гордость, что этот мужчина был с ней и…её? Дома нашлась бутылка невскрытого шампанского. Клубнику они купили по дороге домой в «Перекрестке». Катя решила, что раз уж они проводят всю ночь в её мире, грех было бы не показать Финисту и её любимый фильм. Пока Катя хлопотала с оформлением красоты в виде тарелок, бокалов и какой-никакой, но сервировки на подносе, Финист все порывался ей помочь, однако его отправили отдыхать на диван. Катя забралась к нему рядышком, когда с компьютера вывела фильм на телевизор. — Ты говорила, что Москва — серая и убогая по сравнению с Белогорьем. Но ты же мне показала, что это не так, — тихо шепнул ей Финист, когда фильм начался. Свет после хлопка потух, Катя прижалась теснее к плечу Ясного Сокола и отправила в рот ему клубнику, следом взяв ту и для себя. — Это она со мной тебе такой открылась. Но, в целом, здесь довольно уныло. Мы с Ваней можем подтвердить. Даже несмотря на наличие всех этих…увеселительных мест и необычных современных предметов. — Тогда она многое потеряет, если ты переедешь окончательно в Белогорье, — искренне с теплым прищуром заметил он и аккуратно взял тонкий бокал в пальцы. Финист очень старательно сжимал ножку не сильно, чтобы не переломить её. С непривычки это было сложно, но потом богатырь расслабился и совершал многие действия на порядок свободнее. Ему нравился сюжет, который показывался в волшебной коробке, особенно тем, как Лео и Кейт были похожи на него самого и Катю! Ему также было трудно стать своим в её времени, но он очень старался ради неё. И сцена их романтического ужина покорила Финиста до глубины его богатырской души. Бутылка была уже выпита. Наивкуснейшая пицца съедена, — им бы такое в Белогорье! Отбоя бы от людей не было, — а одинокая клубника лежала на дне прозрачной пиалки, не съеденная лишь потому, что попка у неё оказалась зеленой. И вот Катя кладет голову вновь ему на плечо, она расслаблена, её тепло обволакивает Финиста и подталкивает к более решительным действиям. Он волнуется, — хотя Финист практически никогда не волновался, — однако всё равно действует; встает, убирает бокалы на кухонный стол, потом разворачивается и протягивает Кате руку. Катя, медленно моргая, постепенно убирает согнутую руку из-под затылка, встаёт и вкладывает лежавшую до сей поры на бедре ладонь в раскрытую ладонь Финиста. Он осторожно ставит Катю на ноги и поглядывает краем глаза в телевизор, и лишь потом до Кати доходит. Он пытался повторить движения Лео, танцующего с Кейт. И пускай Финист был не Хью Джекман, да и выходило не очень ловко, Катя ощущала себя, ей Богу, как сама Кейт в этой сцене. Вскинув голову, она смотрела в его глаза, устроив одну ладонь на мужском плече, а вторую в большой богатырской руке. Потом повела медленно от ладони по предплечью и по плечу, остановившись на задней стороне его шеи. Её пальцы перебирались на пылающей коже Ясного Сокола, словно на струнах лиры, а потом Катя приподнялась на носках и поцеловала его. Финист застыл. Он медленно выдохнул через нос, чувствуя, как от мягкости и долгожданности этого поцелуя у него внутри всё оплавляется, словно воск. Губы его неторопливо двигались на её губах, сминая их, и это была словно настоящая ожившая сказка; вкус клубники и шампанского кружил голову, горячил щеки, сердце в груди стучало набатом, но вот Финист неожиданно отстраняется. Явно нехотя, потому что губ Кати он потом ещё раз успевает порывисто коснуться, прежде чем взять её ладони в свои. Финист отрывисто сильно целует их, поднося к своим губам и долго прижимаясь ими к её пальчикам, после чего смущённо смотрит в глаза Кати, не до конца в чём-то уверенный. — У нас в Белогорье… Период ухаживаний длится несколько дольше, видимо, чем у вас… Это нормально, что у вас происходит всё так быстро? — спросил он её, шумно глотая, и Катя, расплывшись в пьяной любовной улыбке, вновь скользнула ладонями по его сильной шее и склонила вниз к себе. — Забудь о ваших правилах. Ты не в Белогорье, ты здесь, со мной. — И она вновь потянулась к его губам, целуя Финиста более основательно и полноценно. Приникая плотно нежно к его губам своими и уводя постепенно богатыря в сторону спальни. Он уложил её осторожно на кровать. Помог избавиться от одежды, не сводя с неё взгляда, который осматривал каждый участок её тела — трепетно, осторожно; лишь потом стянул с себя Финист белую спортивную футболку через голову, как самый настоящий квотербек. Катя с горящими глазами смотрела на него, ощущая, что даже этот простой ритуал раздевания действовал на неё безотказно возбуждающе. Избавляться от современной одежды было на порядок проще, чем от той, которую Финист привык носить в своём мире, и Катя сочла это за не меньший плюс, чем сам Ясный Сокол. Определённо, подарок Катеньки надо будет взять обратно в Белогорье потом с собой. Он приник вновь к её губам. Катя на мгновение задумалась, а было ли у него достаточно опыта до неё, быть может, ей стоит ему помочь? Но Финист прервал эту мысль сразу же, как только медленно коснулся пальцами её мокрых складок, ощупывая аккуратно тугой проход лона на податливость. Алкоголь расслабил мышцы до нужной кондиции, да и возбуждение, бившее во всем теле вместе с градусом, дало о себе знать избытком влажности, отпечатывающейся вязко на пальцах богатыря. Он усмехнулся, прижался щекой к её бедру, заглядывая Кате в глаза, и глаза его голубые горели так горячо, что узел возбуждения, завязавшийся внутри неё, готов был взорваться. Финист поцеловал её чуть ниже пупка, проследовал поцелуями ниже, касаясь пальцами отзывчивой пульсирующей плоти, а потом накрыл её губами, щекоча золотистыми усами область лобка. Катя выгнулась. Она никак не ожидала, что Финист окажется таким… Находчивым. То ли он действовал больше интуитивно, то ли просто касался её там, где хотел, то ли девиц у него было предостаточно до неё, но прикосновения его языка были выверенными, мягкими, доводящими её практически до грани оргазма. Катя чувствовала себя накалившимся железом, из которого ковали сейчас самое настоящее острие. Она заметалась под ним, завозив ладонями по постели, а потом невольно вцепилась в волосы. Финист не шикнул и не издал и звука неудовольствия, только отпрянул и чуть облизнул верхнюю губу, когда ощутил, что пришла пора. Катя от такого зрелища выдохнула с ещё более громким стоном. — Ты… Как ты?.. — Она с открытым в частном дыхании ртом вопросительно на него посмотрела. — У меня не то что бы много девиц до тебя было, но я чувствую, где тебя нужно коснуться. Ты стала ещё более расслабленной после этого. — В доказательство своих слов он провёл двумя пальцами по её половым губам, снимая с них ещё более обильное количество естественной смазки. — А. — Ей это напомнило, ей Богу, сцену из «Игры Престолов», где Джон касался своей рыжей возлюбленной Игритт. От тесного прикосновения пальцев Финиста к вульве Катя заметно задрожала. — Ты очень находчивый. Она шаловливо рассмеялась, смущённо поднося ко рту ладонь, и Финист весь просиял от её слов, несмотря на то, что в спальне, кроме проникающих сквозь окно лунных лучей, освещения больше не было. Он с большим жаром порывисто поцеловал её вновь в малые половые губы, и Катя, не успев отсмеяться, буквально захлебнулась новым стоном. Они неспешно перешли к следующему этапу, когда Финист её раздразнил практически до белого каления. Наконец он снял полностью штаны, еле из них выпутавшись, и навис над Катей, уперевшись ладонями по обе стороны от её головы. Он умудрился удержаться на одной руке, пока второй, проводя налившейся головкой члена от её пупка строго к клитору и малым половым губам вниз, проник единым чуть резковатым толчком в лоно. Катя задохнулась. Терпеливое ожидание усилило все ощущения. Наполненность была долгожданной, и она едва из-за этого не всхлипнула. Это не было сексом. Нельзя было это назвать занятием сексом… Так занимаются именно любовью. Когда двое по-настоящему теряются друг в друге, полностью забываются и отдаются вовсю моменту. Когда всё перестаёт иметь значение, потому что единственное, что тебя заботит — это человек, находящийся перед тобой. Ты сливаешься с ним воедино, и в этот момент вы неразрывно связаны. Катя никогда ещё такое раньше не испытывала. Она находилась под Финистом, он совершал неторопливые толчки, приникая трепетно губами к её шее, выцеловывая линию её плеч и прерываясь лишь чтобы позволить негромким, но отчётливым стонам заполнить комнату. Он был искренен, порывист и страстен в каждом движении: глаза его были закрыты, золотистые ресницы трепетали в такт фрикциям, широкие горячие ладони поддерживали её под бедра, позволяя опираться на него и оставлять их в разведенном положении без излишних усилий с её стороны. Рот был широко открыт, он жадно хватал им воздух, прежде чем пускался вновь в поцелуи, охватывающие часть её лица и ушной раковины. Когда он ложился на неё, кожа к коже, приникая грудью к груди, он совершал более глубокие частые толчки. Каждый его стон сотрясал уже что-то внутри неё, в самом центре её черепушки, потому что он был громогласен и богоподобен; Катя выгибалась под ним и сама не замечала, как звучала громко на всю комнату, не сдерживаясь в раскрепощенных стонах настоящего удовольствия. — Финист… — Её голос был на грани, она сама была на грани, и когда он вторгся в неё ещё несколько раз особенно усиленно, Катя выгнулась под ним, кончив с громким стоном и оглушающей оргазменной пульсацией внутри. Финист рухнул на неё, лихой, разгоряченный уставший и взмокший сверху, придавив полностью и абсолютно без каких-либо шансов на спасение своим телом к переставшей ходить ходуном кровати. Матрас под ними запружинил, но вскоре успокоился; неспокойное дыхание Кати тревожило её опавшие на лицо волосы и жарко ощущалось у него самого на щеке, а ещё в груди и сердце. Горячая волна продолжалась и отдавала в пах, пускай пик удовольствия уже был совсем недавно достигнут. Но, видя, какая разрумяненная она лежала под ним, Финист понимал, что он хочет её ещё. И будет хотеть ещё не один раз, ведь сладкий запретный плод оказался познан, и он запомнил его вкус. Именно с ней. Именно сейчас. Катя медленно зашевелила под ним ногами, аккуратно вытягивая их и располагая в идеальном сплетении между его ног. Финист прижался лицом к её плечу, всё ещё жадно хватая разгоряченными, словно яхонты алые, губами воздух, и Катя, нежно обняв его за голову, запустила пальцы в жидкое золото его волос. Волосы у него были удивительно мягкие, кудри легко сминались под пальцами. И он ещё сильнее льнул к ней и шептал бессвязные признания в любви, как если бы он был в бреду или в натуральной горячке; но Финист мыслил тогда удивительно ясно, пускай близость с Катей и опьянила его. Он любил её. Любил её так, как не любил никого до встречи с ней. Он осознал, что жил в ожидании дня, когда же он её встретит. Он не знал за все годы своей долгой жизни, когда это случится и кем она будет, живя лишь в ожидании предвестника чуда, но стоило ему увидеть её на главной площади в самый первый день знакомства… Это уже была любовь. Она самая. Он никогда бы её ни с чем другим не спутал.***
Они целовались. Они целовались практически всю ночь, и утром он заснул у неё на груди, сладко утомлённый тем, как мерно стучало её сердечко. Финист накрыл Катю собой, как вторым пуховым одеялом, и грел до той поры, пока солнце не застыло в зените. Это была волшебная чудесная необыкновенная ночь. Но Финист понимал, что… Она закончилась, а что дальше будет — он не знал. Катерина всё ещё оставалась при выборе своём: она могла как захотеть остаться, так и захотеть уйти. Нравы у людей из современной Москвы были другие, в этом Финист уже успел убедиться, но неужели и она окажется такой же, как многие современные люди? Финист приподнялся на постели и взглянул на неё спящую. Нет, не могла она быть такой. Она тоже его любит, он знает. Просто ещё не успела сказать это словами. Его Катенька была мечтательницей, а это значит, что она априори не такая, как все. Она чувствует всё тоньше, принимает большее близко к сердцу. Она обязательно ещё даст ему свой ответ, просто нужно дождаться её пробуждения. Но дожидаться, оказывается, времени у него не было. Заговоренный камень, который Финист носил на шее для поддержания связи с дружиной и Иваном, чтобы на расстоянии знать, что в Белогорье беда случилась и вовремя на неё явиться, принял вместо цвета спокойной лазури красный цвет — послышалось из него, что вурдалаки проявились в северной деревушке и уже перебили несколько семей. Нельзя было тогда терять ни минуты. Иван созывал дружину и Финиста вместе с ней. Финист с сожалением взглянул ещё раз на спящую Катю, не желая её будить, и, не найдя варианта лучше, кроме как оставить записку, — он долго корячился с тем, чем можно было это сделать, не говоря уже о том, что его всё ещё сонный мозг не желал сразу разбирать в предметах современного мира необходимые, — положил её на стол. Портал пришлось открывать камнем Кати, но его Финист положил предусмотрительно на пол Катиной спальни, чтобы она смогла его мгновенно найти самостоятельно после. Утром Катя, ощупав постель рядом с собой ладонью, с удивлением отметила, что проснулась одна. Она медленно приподнялась на постели и, сонно щуря глаза, осмотрела комнату. — Финист?.. — спросила она непонимающе. Ответа не было. — Финист? — Катя вскочила с постели, заворачиваясь в одеяло, и побежала на кухню. Посуда грязная есть, недоеденная клубника и бутылка шампанского тоже, но Финиста самого нигде не было. Не мог он случайно отправиться утром гулять по городу и где-нибудь потеряться? А если он задумал для неё сделать завтрак, но, не найдя ничего нужного в холодильнике, попал где-нибудь на улице в беду? Катя не могла принять мысль, что после такой ночи он мог просто-напросто сбежать. Не вязалось это ни с его образом, ни мыслями, ни действиями, хотя поначалу при его подтвердившемся отсутствии сердце Катерины больно кольнуло. Но потом она взяла себя в руки, умылась, оделась и, позавтракав на скорую руку приготовленными с клубничным соусом панкейками, отыскала наконец записку. Та неприметно лежала на её столе, написанная явно с большим трудом, будто писавший её крайне спешил. «Дело срочное появилось. Пришлось уйти раньше. Прости». И нарисованный с широким размахом крыльев сокол снизу вместо подписи. Катя так и осела с этим вмиг объяснившим всё «Письмом счастья», а потом быстро переоделась в белогорский привычный наряд: темно-серый сарафан и ботинки на шнуровке с каблуком. Она раскрыла портал и, оглядев свою квартиру в последний раз, без особых сожалений шагнула в него. Белогорье встретило её благостной тишиной и лишь негромким звуком течения реки да шелеста листьев на деревьях. Оно словно тихо приветствовало её обратно. И тут она ощутила это полноценно. Свою силу, о которой Яга ей говорила. Которая пришла с нужным сроком, стоило Кате вернуться. Она прошла обряд инициации и заняла в этом мире статус белой ведьмы. Дороги обратно больше не было. Чувствуя переполняющую её энергию, Катя сочла нужным и правильным сначала забежать рассказать всё той, кто ей эту силу, можно сказать, и подарила.***
— Я никогда не знала, что такое настоящая семья… А вы…вы стали для меня настоящей семьей. С вами я узнала, что это такое… Быть кому-то нужной и к кому-то возвращаться. Так что я решила остаться. — Катя, переводя дыхание и сдувая волнистые пряди волос с лица, стояла на пороге избы. Она не выглядела кающейся или жалеющей о своем решении; для Яги вдвойне было любо видеть и осознавать, что её девочка приняла взвешенное решение. Яга ведь и сама давно не о ком не заботилась вот так прям основательно. О Василиске когда-то давно — да, но та уже прекрасно обходилась без старой наставницы. С Катькой же… Старая почувствовала прилив энергии, который давно уже не испытывала. И материнского тепла, пускай и матерью в прямом понимании она для девицы не могла являться никак. — Ох, Катенька… — Яга неожиданно заключила её в крепкие трепетные объятия, растроганная признанием ученицы, и прижалась морщинистой щекой к младой коже Крохиной. Она едва не пустила скупую слезу, а если и да, то когда Катенька этого не заметила. — А Финист твой где? Уехал уже? Обрадовала ты его своим решением или же нет? — Я, честно, не знаю… — Катя, отстранившись, растерянно на неё взглянула. — Мы с ним разбежались сразу же, как только прибыли сюда. У него дело какое-то важное было, а я вот к вам побежала при первой же возможности, чтобы оповестить, что остаюсь. — Так беги, глупая, догоняй его! — Яга погнала ученицу из избы. — Ко мне могла и попозже бы зайти, я никуда бы не делась, на месте всегда сижу. А его надо догнать и обрадовать такой новостью, пока на дело не поехал биться! Они, богатыри, лишь с виду все такие лихие, храбрые и сильные, а внутри не лучше кисейных девок бывают, когда что-то не то надумают! Раскиснет, ещё стрелу получит куда не надо и будешь его потом вспоминать только во снах да оплакивать наяву. — Катя, смекнув, о чем старая вещала, резко подобрала полы длинной юбки темно-серого сарафана и, обнажив вторую белую юбку с кружевами и ботинки на каблуке со шнуровкой, побежала от избы в город. — Я потом к вам вернусь! — крикнула Катя напоследок. — Беги уже, голубка моя! Да поспеши! — Яга вышла за порог и помахала ей платком на прощание. — А я тебя обязательно ещё дождусь. Она ведь так и не дала однозначного ответа ему после проведенной вместе ночи, остается она в их мире или же нет. Финист спокойно мог подумать, что она взяла вчерашний вечер и ночь ещё на раздумия, но какое решение Катя приняла для себя — он знать стопроцентно не мог. Как ему могло прийти в голову, что после всего того, что между ними было, она останется в своем мире? Как он вообще мог подумать об этом! Ох уж это дурацкое сумбурное утро после длительной гулянки… Всегда превращает остаток дня в такой же сплошной сумбур. Катя бежала быстро, буквально летела выпущенной прямо в цель стрелой, не обращающей внимания ни на цепляющиеся за юбку колючки, ни на кочки, ни на речки и пригорки, которые приходилось перепрыгивать. Пальцы впились в верхнюю юбку сарафана так, что начали гореть и мокнуть от волнения. Только бы успеть, только бы отыскать его!.. В городе она не обнаружила ни дружины, ни самого Финиста. По словам Василисы и Вани они отправились на вурдалаков и вернутся нескоро. Вспышка вурдалачьей болезни случилась в одной из деревень, находящейся на северной границе леса. Туда богатыри свой путь и держат. — Вурдалаки? Ты серьезно? А это…опасно? — Катя выглядела бледной, как мел; её алые губы раскрылись в тяжелом жадном частом дыхании. — Они ведь кровь пьют, черт возьми. Ваня состроил такую мину, которую всегда делал, когда не хотел давать полностью честный неприятный ответ. — После того, как Галя начала в Белогорье открыто действовать, чего только не происходит. Кощей говорит, тьму они чувствуют в большом количестве… Поэтому у богатырской дружины работы сейчас полным-полно. Я и сам с ними нередко выхожу, когда могу на Кощея город оставить. Но, сама понимаешь, у него и своих хлопот предостаточно, помимо наших… Катя, получив ответ, не задержалась ни минуты лишней рядом с Ваней и Василисой. Она побежала в сторону выхода из города. Крохина даже не дослушала Ваню, и тот едва её не окликнул из-за этого, желая вернуть обратно, но Василиса его остановила, мягко сжав за руку. — Не надо, пусть идет. Не видишь, ей явно что-то важное ему сказать надо. — А меня дослушать, значит, не надо? — надулся Ваня. — И зачем вообще этот Ясный Пингвин ей сдался? Василиса взглянула на Ваню снизу вверх так, будто он и правда был не Муромцем, а самым что ни на есть настоящим Дураком. — Не ведаешь ты о тайнах девичьего сердца, даже если оно раскрывается буквально у тебя перед носом, — со смешком ответила Василиса. Ваня сначала не понял, что она имела в виду. А потом резко как понял и аж чуть не осел на голую землю. Катя нашла Финиста на коне, уже скрывающегося среди густой зелени высоких сосен в компании других богатырей. Она окликнула его, как когда-то давно, — как не один раз уже окликала, и он всегда поворачивался, всегда сдавал назад и возвращался назад к ней, — и, задержавшись на пригорке, чтобы поглубже вдохнуть, сорвалась вниз с криком. — Финист, постой! Я остаюсь! Финист остановил коня. Дружина вокруг него захохотала, начав с намеком переглядываться, но Финисту плевать на них было с высокой колокольни — он мало того, что не обращал на них никакого внимания, решил не одаривать их и взглядом. Весь он был направлен, как и глаза его, сейчас к Кате, на которую Финист смотрел голубым, горящим, словно бирюза на солнце, взором. Спрыгнув с коня, Ясный Сокол снял шлем с головы и, повесив тот на попону, поймал буквально Катю в руки, когда она сбежала со склона к нему. Катя вскинула голову, уперевшись ладонями в его грудной доспех, а потом повторила уже шепотом. — Я остаюсь. Я никуда не уйду от тебя и никуда не денусь. Я останусь…здесь, в Белогорье, с тобой. И я хочу, чтобы ты знал — я люблю… — Она собрала всю свою храбрость в кулак и воздух в легких, чтобы произнести на выдохе. — Я люблю тебя. Я полюбила тебя ещё с первой встречи, и я…я жить без тебя не могу. Я так боялась, что для тебя это не значит больше, чем для меня, но после вчерашней ночи я поняла, что для нас обоих это…это значит многое. Это значит всё. Он берёт её лицо в свои большие ладони, целует её исступленно, сгорбившись в спине, и сбивчиво горячо торопливо и искренне шепчет. — Люблю. Люблю я тебя. — Финист выдохнул эти слова, с закрытыми глазами медленно потираясь носом о маленький нос Кати. От этих слов внутри её груди будто что-то расцвело, раскрылось со страшной силой, заставив её воспарить над всем земным, но в ту же секунду в агонизирующей боли рухнуть обратно. Понимание, что Финист уходит сейчас на битву с чудищем, ударило её в затылок, словно булавой или палицей тяжелой; и именно это заставило её обхватить лицо Сокола своего ясного сильнее, более жадно, и целовать его напористее; и в этих поцелуях было искренности больше, чем в любых ответных любящих словах. Катя потерлась с закрытыми глазами лбом о его лоб и, не выпуская лица Финиста из своих ладоней, прошептала молебно. — Возвращайся. Возвращайся ко мне обратно. Я буду тебя ждать. Она отпускает его руки из своих: медленно, нехотя, вытягивая их полностью, прежде чем расцепить сжатые переплетенные в замки пальцы. Он ступает спиной к коню, не спуская с неё взгляда; также вслепую берет шлем, надевает его на голову и, только оперевшись о коня и вскочив с него, наконец говорит своим людям. — Идемте, братцы. Нас ждет дальняя путь-дорога. Она провожает его взглядом, ощущая, как влага скапливается у неё на ресницах и слепляет их вместе. Видя это, Финист успевает сказать. — Я вернусь. Я обязательно вернусь к тебе, потому что я обещал, что всегда к тебе вернусь, если ты будешь меня ждать. И что я никогда тебя не брошу. — Он ударил по бокам коня и ускорил его, понессясь после вглубь леса. Катя тихо всхлипывает и утирает быстро глаза рукавом сарафана. — Я помню. Но она остается наедине с дикой чащей, в которой уже и не различишь силуэты богатырских доспехов.