***
Прежде чем Люк смог воспринять то, что сказал Энакин, чтобы еще немного потянуть время, старший Скайуокер повернулся и пошел обратно по коридору, оставив Люка стоять перед дверью в кабинет Сидиуса. Он поморщился, сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться, а затем очень неохотно постучал. Дверь открылась, и Люк оказался лицом к лицу с человеком, с которым меньше всего хотел бы оставаться наедине. Сидиус улыбнулся ему, от чего тошнота, которую испытывал Люк, только усилилась. — Люк, не так ли? Мне было интересно, когда ты появишься. Заходи, мой дорогой мальчик, не стой там весь день, — усмехнулся он. Как будто ты не почувствовал меня здесь, кисло подумал Люк. Тем не менее, он вошел в комнату, и звук закрывающейся за ним двери прозвучал слишком окончательно. Сидиус положил руку ему на плечо, и Люку потребовалась вся сила воли, чтобы не отмахнуться от него. — Я взял на себя смелость заказать нам что-нибудь поесть. Мы можем поговорить за приятным ланчем, — сказал Сидиус. Люку наконец удалось обрести дар речи. — Спасибо вам… Канцлер. Сидиус улыбнулся. — Энакин довольно много говорит о тебе. Мне было любопытно познакомиться с тобой после всего, что я услышал. — Что он сказал? — Спросил Люк с любопытством, но и нервничая. Оставалось надеяться, что его отец не сказал ничего такого, что поставило бы Люка в неловкое положение. Сидиус усмехнулся. — Ах, это секрет. Хотя он очень высоко оценивает тебя и всегда довольно… рад поговорить о твоем быстром прогрессе в обучении. Что-то в натянутой улыбке Сидиуса заставило Люка подумать, что, возможно, присутствие Люка шло на пользу его отцу и расстраивало усилия Сидиуса. Люк слегка улыбнулся при этой мысли, когда Сидиус повел их к столу, накрытому обедом, который Сидиус заказал для них. Когда Сидиус занял свое место на одном конце, Люк занял свое на другом дальнем конце. — Итак, Люк, расскажи мне о себе. Мне довольно… любопытно узнать о том, кто делал Энакина намного счастливее в последнее время. Ах, теперь я знаю, зачем все это. Я расстраиваю его усилия, а он пытается придумать эффективный способ борьбы с моим положительным влиянием, подумал Люк с самодовольным весельем. Тогда мне придется очень осторожно разыгрывать свои карты; я не хочу давать ему ничего реального, что можно было бы использовать против меня. Это будет опасная игра, и у меня нет никого, кто мог бы меня поддержать. Люк изобразил приятную улыбку. — Что вы хотите знать? — О, пока только основное. Я уверен, что чем больше я узнаю, тем больше вопросов у меня возникнет, — вежливо ответил Сидиус. Люк тщательно взвешивал свои слова, прежде чем заговорить, пытаясь помнить о правилах джедаев, о которых он был в настоящее время осведомлен. —Ну что ж… Я уроженец Татуина… — Так же, как и Энакин, — вмешался Сидиус, очевидно, позабавленный этим фактом. — Ты был ребенком-рабом, как и он? Люк покачал головой. — Я вырос на ферме, пока меня не приняли джедаи, — легко сказал он. Он был осторожен, скрывая слишком расплывчатую правду, чтобы Сидиус не почувствовал никакой лжи с его стороны, но Люк все еще мог хранить большую часть своей жизни в секрете. — Я понимаю… Энакин и я склонны довольно часто обсуждать этот вопрос в связи с некоторыми… недавними тревогами, которые у него были. Мне любопытно, каково твоё мнение о текущем состоянии джедаев? — Сидиус настаивал. Люк позаботился о том, чтобы очень тщательно обдумать свои слова. На данный момент он мог видеть некоторые недостатки в джедаях — Энакин и Люк сами несколько раз затрагивали эту тему после того, как Энакин вернулся со своих встреч с Сидиусом особенно сомнительным. Хотя Люк всегда был осторожен, указывая на то, что джедаи в целом пытались делать то, что было правильно, и заботились о благополучии галактики, даже если иногда они выбирали не лучший способ достижения этой цели. Люк, наконец закончив размышлять, заговорил. — Джедаи по-прежнему являются защитниками галактики, и с войной им пришлось взять на себя больше ответственности и стать более активными в делах, которых они предпочли бы избежать — тоже по уважительной причине. Война стирает границы, и я думаю, что, несмотря на то, какой ужасной была эта война, джедаи довольно хорошо придерживались своих стандартов. Хотя, похоже, есть некоторые вещи, над которыми им нужно поработать. Я уверен, что со временем они научатся. Они пытаются, и у меня нет никаких жалоб. Сидиус, казалось, оценивал то, что он сказал, пытаясь найти слабость, которой можно воспользоваться. — Война действительно меняет людей. Возможно, джедаи уже не те, кем они были раньше, и стали более ущербными. Мне кажется, что Совет стал таким же коррумпированным, как и сенаторы. У них не было особых изменений в руководстве с начала войны, и даже сейчас они отстраняют Энакина от должности, которой он заслуживает. Похоже, они приобрели так много власти, что теперь боятся ее потерять. — Джедаи не коррумпированы, — твердо сказал Люк. Он упрекнул себя, напоминая себе, что нужно держать себя в руках. Покачав головой, он начал накладывать себе на тарелку немного еды, вспомнив, что они должны были обсудить это за едой. — Как ты можешь быть так уверен? — Сидиус бросил вызов. — Потому что их намерения по-прежнему чисты, даже если другие так не думают. Сидиус прекратил свои попытки, очевидно, пытаясь придумать новый ракурс, с которого можно подойти к Люку. Последовало несколько мгновений тишины, в течение которых Люк чувствовал на себе горящий взгляд Сидиуса. Однако Люк отказывался встречаться взглядом с извращенцем, делая все возможное, чтобы не чувствовать себя неловко под этим пристальным взглядом. — Кажется, я тебе не слишком нравлюсь, Люк. На самом деле, Энакин ранее признал, что ты не слишком стремился встретиться со мной, — спокойно сказал Сидиус. Люк напрягся; он не был уверен, как ответить на это, не солгав. Он не настолько глуп, чтобы просто выйти и сказать, что он знает, что он ситх, и планирует остановить его. — Я просто… осторожен при знакомстве с людьми. — Энакин сказал, что ты был в полном порядке, встречаясь с другими сенаторами, пока не дошло до встречи со мной. Он сказал, что ты действовал довольно неохотно. Тон Сидиуса начал ужесточаться. По крайней мере, теперь Люк мог слышать скрытое течение, которое предполагало, что Сидиус, по крайней мере, подозревал, что Люку что-то известно; Люк был уверен в этом. — Назовём это плохим предчувствием, — наконец сказал Люк, бросив осторожность на ветер. Он неловко поерзал; этот разговор начинал становиться слишком рискованным. — Я могу заверить тебя, Люк, что тебе не зачем меня бояться, — ответил Сидиус вкрадчивым тоном. Люк совершил ошибку, подняв глаза, чтобы встретиться с глазами Сидиуса, с обвиняющим блеском в его взгляде. Он резко опустил взгляд на свою еду, надеясь, что Сидиус не уловил выражение его лица. Сила, Люк, ты выдаёшь себя! Последовало еще одно долгое молчание, и Люк встревожился, когда почувствовал, как Сидиус пробивает его ментальные барьеры в попытке оценить… Люка. Люк немедленно укрепил эти щиты настолько, насколько мог, и подталкивание прекратилось. Однако Люк никак физически не отреагировал на подталкивание и просто продолжал есть в тишине. — Ты знаешь обо мне что-то, не так ли? Или, по крайней мере, ты что-то подозреваешь, — наконец сказал Сидиус. Это был не вопрос; последнее было утверждением, и его тон стал холодным. Люк внезапно почувствовал, что находится в смертельной опасности, хотя он не мог сказать, была ли это подсказывающая ему Сила, его инстинкты или тон голоса Сидиуса. В любом случае, Люк не мог чувствовать себя комфортно, оставаясь здесь хоть на минуту дольше. Он резко встал, спокойно встречая взгляд Сидиуса и делая все возможное, чтобы казаться как можно более невозмутимым и решительным. — Я сейчас ухожу, канцлер. Хотя я должен сказать еще кое-что; какую бы ложь или искаженную правду вы ни говорили Энакину, это прекратится. Я позабочусь о том, чтобы то, что вы пытаетесь сделать, не произошло, если понадобится. Что случилось с тем, чтобы оставаться вне поля его зрения, удивлялся Люк про себя. Сказав это, Люк собрался уходить, но, сделав всего несколько шагов, обнаружил, что не может пошевелиться. Когда он понял, что попал в ловушку Сидиуса во второй раз в своей жизни, паника и страх захлестнули его, и Сидиус снова появился в поле зрения. Любой намек на любезность, который он изображал несколько минут назад, теперь исчез. Люк почувствовал, что его окружает тьма, а в глазах Сидиуса был убийственный, безжалостный блеск, от которого у Люка кровь застыла в жилах. — Я не убью тебя; нет, нет, нет, это не принесет мне никакой пользы. Ты пропал во время визита ко мне, когда тебе так не хотелось приходить сюда? Слишком подозрительно. Однако, Люк, тебе не мешало бы помнить, что было бы очень обидно, если бы с тобой что-то случилось. Если ты хоть словом обмолвишься Энакину о своих подозрениях, я лично буду уверен, что у тебя никогда больше не будет шанса произнести ни слова. Люк ничего не мог сделать, кроме как уставиться на него, широко раскрыв глаза, но сжав челюсти в твердой решимости. Сидиус, казалось, заметил это, и он переместился за спину Люка, где Люк не мог его видеть. Люк почувствовал легкое давление на свое горло, которое постепенно усиливалось, и его страх усилился. — А теперь беги, Люк; и держи свой рот на замке, или я найду тебя. Тебе не мешало бы помнить, что ты мне не ровня, так что не бери в голову никаких идей и держись подальше от меня. Внезапно темнота исчезла, давление на его горло исчезло, и Люк снова смог двигаться. Он упал на землю со вздохом, руки тряслись, когда он заставил себя подняться на ноги. Он, спотыкаясь, направился к двери, голова раскалывалась, и он смутно услышал, как Сидиус заговорил в последний раз. — Беги вперед, мальчик. Я уверен, что твои друзья ждут тебя. Люк оттолкнулся от двери, его руки все еще дрожали, а дыхание было прерывистым. Все, чего он хотел, это как можно быстрее выбраться из здания Сената. Он возвращался в свою общую комнату с отцом и успокаивался настолько, чтобы медитировать, дышать и спрашивать Куай-Гона, что ему следует делать. Люк столкнулся с кем-то, спеша убежать, и почувствовал, как сильные руки схватили его за плечи. — Люк? Энакин был на обратном пути к зданию Сената, когда почувствовал, как мощная волна страха и паники захлестнула его, приближаясь к нему через Силовую Связь, которую он разделял с Люком. Эта Связь постепенно росла с течением времени, и Энакин мог получать все больше и больше от Люка, даже когда у молодого человека были подняты ментальные барьеры. Когда он почувствовал эти чувства, Энакин ускорил шаг по направлению к кабинету канцлера, глубоко обеспокоенный источником этих чувств. Он только что завернул за угол, когда Люк врезался прямо в него. Энакин споткнулся, схватив Люка за плечи, чтобы поддержать молодого человека. — Люк? Джедай дрожал, и Энакин все еще мог чувствовать исходящие от него панику и страх. Он нахмурился, крепко, но защищающе сжимая Люка. — Люк, что случилось? Я почувствовал твой страх и панику еще до того, как приехал, и ты дрожишь. Что случилось? Люк, казалось, пытался придумать оправдание, но он, очевидно, был слишком потрясен, чтобы его придумать, что только усилило беспокойство Энакина. — Со мной все будет в порядке, мне просто нужно немного воздуха и времени подумать, я… мне нужно будет поговорить с тобой позже, я буду в Храме, — сказал он в спешке. Прежде чем Энакин смог ответить, он прошел мимо Энакина, каждое движение было напряженным, а его глаза выдавали, насколько он действительно был взволнован. Ошеломленный, Энакин повернулся к кабинету Палпатина, быстро добираясь.***
Палпатин сидел за своим столом, обслуживающий дроид убирал еду, накрытую в углу. Энакин уверенно подошел к пожилому мужчине. — Канцлер, я только что столкнулся с Люком в коридоре, и он очень потрясен; я не знаю, что на него нашло. Что-нибудь случилось, пока он был с вами? — Быстро спросил Энакин, беспокойство сочилось в его тоне. Палпатин взглянул на него и вздохнул. — У нас просто был честный разговор, и я предложил идею, которая у меня была некоторое время; это действительно расстроило его. Я просто предложил позволить джедаям иметь больше власти в Республике, и он был так расстроен, что поперхнулся! Когда он взял себя в руки, он выбежал; я не знаю, что на него нашло Энакин был ошарашен. Почему спокойный и собранный Люк так плохо отреагировал на что-то подобное? Для него это не имело никакого смысла. Если не… Тревожная мысль посетила его. Люк не хотел, чтобы у джедаев было больше власти? Означало ли это, что джедаи действительно стали коррумпированными, как предположил Палпатин? Люк сказал, что Республика была свергнута; что, если это был ответственный член Совета? — Энакин, с тобой все в порядке? Обеспокоенный голос Палпатина с толчком вернул Энакина к реальности. Энакин собирался ответить, когда толчок в Силе велел ему присмотреться повнимательнее. Когда он это сделал, Энакин был встревожен, обнаружив, что в выражении лица Палпатина было что-то слишком… нетерпеливое, что-то, что, казалось, имело почти зловещий оттенок. Энакин покачал головой. — Я должен идти; я нужен обратно в Храме. Я пришел сюда только для того, чтобы забрать Люка, — сказал ему Энакин, нахмурившись. Палпатин кивнул. — Я понимаю. Что ж, я надеюсь скоро увидеть тебя, Энакин. Ты приходи ко мне, если тебе что-нибудь понадобится, хорошо? Энакин почтительно поклонился. — Конечно, канцлер. С этими словами Энакин быстро ушел, чувствуя себя гораздо более смущенным, чем когда он вошел в комнату. Кому-то нужно было начать все объяснять, потому что Энакин становился все более и более потерянным и сбитым с толку.