Предопределение

      Юный Питер пришёл в арендованный домик в начале второй недели и пробыл там почти до даты заранее обговорённого выселения. Он был рыжий, весёлый, гиперактивный и суетливый. В общем, полная противоположность по натуре флегматичному повесе Джеффу.       Июльское солнце продолжало нещадно палить каждое утро и до самого вечера, вынуждая завешивать панорамные окна плотными шторами так, что тени ложились на пыльную мебель, впуская мглу в каждый угол, а старый кондиционер шестидесятых годов едва тарахтел на пределе угасающей мощности. Практически вся техника в домике почему-то резко решила прийти в упадок, и от ударной смеси запахов пота, фастфуда, пива и духоты всю троицу поочерёдно тошнило.       Но, даже периодически извергая из себя ядрёную смесь хмеля и говядины над унитазом, Джефф был рад обществу Питера и охотнее проводил время с ним, чем со странным образом изменившейся Лори, которая с появлением лучезарного гостя с каждым днём всё чаще пряталась в спальне и всё реже проявляла признаки некогда социально активной личности.       Сперва Джефф думал, что она по какой-то глупой причине боялась Питера (серьёзно, что мог сделать молодой тощий парень против двоих атлетично сложенных здоровых людей?) или, возможно, переживала, что они по-мужски сговорятся причинить ей какое-то зло (хотя Джефф никогда не подрывал доверие в этом вопросе даже под градусом и вряд ли бы стал подстрекать на подобные вещи другого), но он отбросил оба варианта в тот момент, когда Лори впервые попросила запирать замок её комнаты на ночь не изнутри, а снаружи.       — Для чего это вдруг? — встревоженно уточнил Джефф, но в ответ получил лишь молчание и отдающий параноидальной шизофренией пристальный взгляд, устремлённый на него через щель в дверном проёме.       Всё это вызывало вопросы.       — Ну правда: зачем? — уже риторически вопрошал Джефф, как-то ужиная в компании Питера.       — Отстань от девки, — хихикнул гость. — Я же тебе говорил, у неё, наверное, месячные. Они всегда злые, как суки, в такие дни. Ну представь: у тебя кровь идёт из промежности, внутри всё болит, да ещё так, что в любой момент хочется накинуться и порвать всех на своём пути в клочья. Твоя сестра просто пытается уберечь себя от такого греха. Не бери в голову. Пройдёт скоро.       Версия звучала сомнительно.       — Что-то не так, — парировал Джефф, поглядывая на закрытую дверь спальни Лори. — Вот завтра выселимся — и спрошу её в лоб.       Никто не знал, но, положа руку на сердце, Питеру было насрать на развернувшуюся, как он думал, братско-сестринскую третьесортную драму.       — Я уверен, вы решите проблему, а теперь пошли-ка выпьем и потрахаемся на прощанье как следует, — хлопнув в ладоши, заявил он и в последний раз посмотрел на пробивающиеся через ткань лучи уходящего июльского солнца.

***

Июль 1981-го

      Не помню, во сколько я отрубился.       Знаю только, что выпил шесть банок пива, попытался стянуть трусы до колен и свалился с дивана практически в полном беспамятстве. Так и уснул с голой задницей, не собрав себя с пола, а Питер, наверное, ржал как конь, но я даже это не слышал! Алкоголик позорный. Облажаться в присутствии парня и не лишиться невинности, но зато убить человека годом ранее мог только я. И что об этом подумает Питер?       А, кстати, где он?       Я с трудом приподнялся на локтях с деревянного пола и медленно огляделся вокруг. Голова гудела как паровоз, в глазах мелькали всполохи от перепада давления, а шея затекла от неестественной позы, в которой я, вероятно, провалялся всю ночь, может быть и гораздо больше.       Было сложно вот так спросонья определить время суток в потёмках из-за навешанных на окна штор, так что, да, я приложил титанические усилия и аккуратно встал: сперва на четвереньки, а потом во весь рост и только тогда осознал, как было тихо вокруг. Я что ещё и оглох вдобавок к похмелью?       — Питер? — протянул я, а в ответ — ничего. — Лори? Вы где?       Голос сорвался и превратился в лающий кашель. Словно загибающийся в приступе туберкулёзник, я хрипел, сопел и кряхтел примерно минуту, а потом, отдышавшись, побрёл в сторону окон и одёрнул ткань.       — Твою мать. — Солнечный свет ударил прямо в лицо.       Сейчас раннее утро. Тогда всё понятно. Лори, должно быть, спит. Ноги уже несли меня к её спальне.       Приближаясь к широко открытой двери, я быстро заподозрил неладное. Даже не знаю, что смутило меня больше всего: дыра в стене от вырванного целиком стального замка или прибранная, но опустевшая комната. Встав как истукан, я покрутил головой и огляделся вокруг: вещи Питера, как и он сам, тоже бесследно исчезли.       Это ещё что за фокусы?       Аккуратно осмотрев спальню Лори с порога, я сложил два плюс два и сделал единственный логичный вывод: она выехала из домика сегодня ночью и бросила меня спустя полтора месяца совместных скитаний, решив обойтись без прощаний. Обидно. В одночасье я ощутил себя брошенным на обочине ненужным щенком. Мерзкое чувство, надо сказать. Больше не буду с кем-либо сближаться.       Но куда делся Питер? Тоже сбежал? И зачем вырывать спальный замок с сердцевиной? Преисполненный калейдоскопом всех возможных дерьмовых чувств, я пошёл налить воды из-под крана.       На огромном дубовом столе, всё так же накрытом белой ажурной скатертью, лежало какое-то блюдо с едва помещающейся в него алой массой, больше похожей на грубо перемолотый фарш. Я прищурился, заметил записку, торчащую из этого тошнотворного на вид месива, и, понятия не имея, на что смотрю, в неведении подошёл ближе. По носу тут же ударил отвратительный запах протухшего мяса. Я закашлялся, выдернул листок бумаги, развернул и прочитал:       «Накорми своего внутреннего демона».