Предопределение

      Она обожала обкрадывать алкашей в барах.       Любых: молодых, среднего возраста, старых, красивых, чуть симпатичней макаки и откровенно страшных, женатых, свободных, вдовцов. Ничего личного, только чувство азарта.       В середине девятнадцатого века её прадед — ярый приверженец культуры Индии и индуизма — сколотил состояние на типографских станках. Дед умудрился не обанкротиться в годы Великой депрессии, а отец приумножил семейный бюджет, открыв галереи антиквариата.       Подчищать карманы вонючих пьянчуг не имело особого смысла, но она всё равно воровала и тусовалась на берегу, всё реже появляясь на роскошной отцовской вилле.       Казалось бы, логичный вердикт: очередная типичная избалованная юная пигалица устала от серебряной ложки во рту, но нутро этой наследницы старых денег сплелось из куда более нетипичных для её класса нитей.       В первую очередь — из чувства тоски по несуществующему. Она всё время искала деталь для большого пазла своей души, без которой жизнь временами казалась блёклой и серой, будто что-то важное было упущено ещё в раннем детстве или не было заложено изначально с рождения, и постоянно грустила из-за разъедающей изнутри пустоты. Казалось, вместо глубоких эмоций в сердце залили цианистый калий.       Что интересно, люди, равные ей по положению в обществе, находили утешение в алкоголе и лёгких наркотиках, но зияющую дыру в ней не могли заполнить ни литры дорогого ликёра, ни даже спидбол, однажды опробованный в нежном возрасте. Это было совсем не то, и она продолжала искать.       Волшебную, наполняющую душу пилюлю.       В тот вечер, когда она ловко обчистила случайно попавшегося молодого очкарика, внутри, как обычно, всё жгло от тоски, но даже в таком состоянии она поняла, что этому парню гораздо хуже, чем ей: его лицо походило на посмертную маску. Он явно переживал мощный кризис.       Через несколько дней она вычислила его слоняющимся на местом пляже в районе бара и вернула всё вплоть до цента. Юноша был сбит с толку и насторожен, смущён, а ещё опять пьян, но она просто заявила с апломбом:       — Меня, кстати, Лори зовут, — и уселась рядом.       

***

Конец июня 1981-го.

      Мне было неловко, но я попросил у Лори денег.       За месяц, что мы сперва жили по соседству в отеле, а потом ночевали прямо на пляже, у неё всегда имелись новые хрустящие купюры. Она не говорила, откуда они — я думал: «Вряд ли ворованные», — но был терпелив и не донимал расспросами. Наверное, мы так долго продержались вместе и не рассорились по мелочам (я бываю крайне раздражительным даже по пустякам) только потому, что не лезли в личные дела друг друга, хотя, признаюсь, иногда мне хотелось оставить её и продолжить скитаться как до неё, в одиночку.       — Давай снимем комнату в домике в частном секторе на юге города? — мечтательно протянула Лори, откупорила жестяную бутылку Pabst’а и передала мне.       В это утро мы сидели на том же пляже, на тех же шезлонгах и ели фаст-фуд, запивая прохладным пивом. Солнце снова палило.       Я провёл ночь прямо тут, но Лори куда-то ходила и вернулась в другой одежде, пока я продолжал расхаживать третий день в одной и той же майке и плавательных трусах. Я, как обычно, не спросил, откуда она взяла чистые вещи.       — Ну так что? Как тебе такая идея?       Предложение было заманчивым, но из ряда фантастики. Я окинул Лори скептичным взглядом.       — Там одна ночь стоит как целое состояние. Придётся ограбить каждого алкаша на побережье.       — Не смеши и вытри пиво с усов.       Я подчинился.       — У меня есть деньги, хватит на пару недель.       — Недель? — я откровенно опешил.       Хотелось добавить: «Да блядь откуда?», но я заткнул себе рот остатками сочного бургера.       — Да. — Лори тоже дожевала последний кусок и элегантно промокнула губы салфеткой. — Поживём как нормальные люди. Нам с тобой едва стукнуло двадцать, а мы ночуем на пляже и ходим по нужде в общественные туалеты на улице.       — Лично у меня нет другого выбора, — перебил её я, еле сдержав отрыжку.       — А у меня есть, но я хочу воспитать в себе чувство уважения к материальным благам, поэтому периодически практикую аскетический образ жизни.       — Значит, ты при деньгах? Зачем же тогда воруешь?       Лори отвела взгляд.       — Я ищу.       — Ищешь что?       — То, что насытит мою душу.       Я лишь выдавил из себя: «А-а-а, понятно», но мало что понял на самом деле, хотя, признаюсь честно, сказанное немного откликнулось где-то внутри. Должно быть, она выразилась метафорично, но я тут же подумал, что, по сути, тоже всю жизнь гнался за эфемерным чувством наполненности и удовлетворенности, пытаясь найти связь с окружающим меня миром и людьми в нём.       В школе я любил препарировать разных животных, заглядывал внутрь их маленьких тел. Это был мой способ общения с материальным и с жизнью, в ходе которого я вдруг разглядел очарование смерти. Она стала моим проводником в этот мир.       После выпуска я убил человека.       — А знаешь, по фигу, давай снимем домик, мне уже нече терять.