Оффлайн Ведьма

      Утро среды у Иды выдалось поистине умиротворяющим. Несмотря на то, что спать ей пришлось на полу, на заботливо постеленном папой старом советском ватном матрасе, которому место на свалке раритета, встала она, так сказать, с той ноги. Радушная и предвкушающая. Правда, если нормальные люди предвкушали бы что-то прекрасное и светлое, то Иде не давали покоя мысли о Феодоре. Умом-то она понимала, что такое маниакальное желание сделать кому-то гадость не есть хорошо, но ничего не могла с собой поделать.       Очередная формула антистресса, которую не посоветует ни один психолог.       Потирая затёкшую спину, Ида потопала на кухню пить чай, пока Триш спала на пару с бабушкой, которая вчера заснула на диване, пока укладывала внучку, в компании мягких игрушек, доставшихся по наследству от Иды, и явно заслуживающих полочку в магазине старьёвщика, и детских книжек примерно того же времени, на которых ещё красовались ценники со смешными ценами. Смешными по нынешним временам, сейчас-то книгу вряд ли купишь за полтора рубля. Особенно детскую с картинками.       Отец, как и всегда в летнее время, уехал на объезд ферм в несусветную рань. Он поступал так, чтобы избежать летнего зноя. Он обычно всегда так делал: часть клиентов принимал до полудня, а остальных – после часов четырёх. И это если не брать в расчёт те случаи, когда он подрывался в час ночи и ехал в какую-нибудь деревню помогать корове телиться. Вообще централизованных ферм вокруг их города было не особо много. Штуки две, если Ида правильно помнила слова отца. Старенькая ферма Митрошиных и новая — Яйцевых, которые годами занимались теплицами и овощами, а потом в молочку подались. А все остальные папины клиенты были баб Машами да баб Люсями, державшими по одной коровке для себя и внуков. И с них он брал только за медикаменты — совесть не позволяла требовать больше с пенсионеров. Неудивительно, что отец Иды никогда много не зарабатывал. Но в её детство молока и творога с яйцами и овощами в доме было хоть отбавляй. Тем более, что в то время денег ни у кого особо не было, так что платили кто чем может.       Сидя на кухне и глядя на завёрнутый в полиэтилен холодильник, Ида вспоминала времена своего детства. Она прекрасно понимала своих родителей, людей, привыкших экономить практически во всём. И если в их семье еды всегда было в достатке и даже в разнообразии, то вот Димке было тяжелее. Это сейчас смешно вспоминать, как несколько месяцев подряд его отцу зарплату выдавали раковинами, да унитазами, просто потому что в магазине сантехники, в котором тот работал, не было покупателей — и денег, соответственно, тоже не было. А сантехника на полках стояла. Выживали они только за счёт Диминой мамы, которая на пару с Серёжиной работала поваром в школе.       И именно то время, которое Ида никогда бы не назвала грустным или печальным, ровно как и тяжёлым, сформировало её как личность.       Наверное, из этого и вытекал закономерный финал отношений с Кешей. Избалованный мальчик, у которого есть всё и которому было душно в клетке из любви и вседозволенности, и девочка, не имевшая так чтобы много, но собственными руками погубившая свою мечту и цель. Ей до сих пор было непонятно, как из этого союза могла родиться такая светлая душа, как Триш.       Ида, конечно же, понимала, что в какой-то степени она, возможно, и идеализирует собственного ребёнка, но никакой проблемы в этом не видела. Ведь кто, если не мама, будет любить, оберегать, защищать и поддерживать? Зачем ещё нужен ребёнок? Для галочки? С такой целью можно завести куст и поливать его раз в месяц.       Дети хоть и цветы жизни, но только на словах, а на деле далеко не цветочки. Даже не ягодки. Дети — это бессонные ночи и муки выбора. А ещё постоянный страх — вдруг что случится?       Ида считала, что дети нужны не всем. Что размножение — это выбор, а не функция. А таким людям, как Кеша, дети категорически противопоказаны. И если бы не Ида, решившая рожать для себя, и не Илья Дмитриевич — человек, готовый взять ответственность за сына, — Попугай вряд ли когда-нибудь стал отцом. Пускай и номинальным.       И право Савельева на внучку Ида не стала бы оспаривать никогда. И не только потому, что без него её мир схлопнулся бы, как карточный домик, но потому что Триш любила своего Падеда.       Да уж, только в детской голове вообще могут рождаться такие сочетания как «Мадед» и «Падед» в комплекте с «Мабушкой» и «Пабушкой».       Забавно, конечно, но каждый раз, когда Триш называла Савельеву «Пабушкой», ту перекашивало так, словно она ведро лимонов съела и даже водичкой не запила.       И Ида предвкушала именно эту реакцию на все свои запланированные выходки. Ну, разве что растущую, как акции на какую-нибудь крупную компанию.       Так что пока Ида ждала пробуждения своего семейства и пила чай с сигаретами, она успела созвониться с труппой и уточнить, всё ли в силе и во сколько они придут сегодня к Димке. Заодно погуглила время работы местного зоопарка и террариума. Савельева крупных животных малость недолюбливала, а змей и пауков панически боялась. Триш же давно хотела сходить в зоопарк. Правда, посмотреть уточек. Но где утки — там и змеи, верно?       Всё-таки нервотрёпку начинать нужно с чего-то лёгкого. Благо, что змеи, с которыми фотографируются в террариуме, не тяжёлые.       Но всё же Ида не была глупой и сразу же не стала заказывать билеты онлайн. А то вдруг Феодора не согласиться пойти с любимой внучкой в зоопарк? Ведь эта мадам вспоминала о существовании внучки только тогда, когда ей это было удобно.       На волне своего прекрасного настроения Ида решила Савельевой ещё и самостоятельно обо всём рассказать. Позвонила ей и самым радостным голосом, на который в принципе была способна, оповестила любимую бабулю, что намечается в их культурной программе. Но, похоже, у Феодоры утро не задалось, потому что она новости не обрадовалась — молчала в трубку, пока Ида строила из себя восторженную идиотку, а затем бросила пассивно-агрессивное «ага» и отключилась.       Ида всё ждала, когда мать Попугая перезвонит и начнёт визжать в трубку. Но что-то как-то не дождалась. Зато где-то через полчаса позвонил дедушка Триш и предложил забрать их с вокзала. Иде же пришлось в срочном порядке объяснять, почему она приехала в город пару дней назад и не позвонила им.       — Я просто замоталась. Давно не виделась с родителями. А ещё пару рабочих вопросов нужно было решить, — накидывала она стопку из фактов, которые в сумме являлись правдой, а при разделении вообще не объясняли, почему же она не позвонила. — Только сегодня свободный день выдался, и я подумала, что надо бы приехать. Вы же сегодня выходной?       — Относительно, — ответил Илья Дмитриевич. — Я сегодня в ночную.       — Не знала. Может, тогда лучше на завтра или послезавтра? Не хочу вам мешать…       — Нет-нет, — перебил Савельев. — Приезжайте. Я до обеда немного занят, а после хоть пару часов с внучкой побуду. А на выходных у меня суббота свободна. Можем куда-нибудь съездить. Семьёй. Можешь своих родителей позвать.       — Я подумаю, — съехала с темы Ида, которой совершенно не хотелось сталкивать лбами своих родителей и Савельевых. Не из-за разницы в социальных классах, а просто потому что не считала это необходимым.       Распрощавшись с Ильёй Дмитриевичем, Ида ещё немного поработала. Нужно было отсмотреть новых авторов, подавших заявки на «Блокнет». Их платформа плавно, но верно развивалась: раз в две-три недели появлялись заявки от новичков. Кого-то Ида отсеивала сразу же, кого-то принимала с распростёртыми объятиями. Она честно старалась не ориентироваться только на свой вкус, а рационально подходить к делу. Отсеивала только откровенную халтуру со смайликами в тексте и наплевательским отношением к правилам русского языка. Она, конечно, редактор, но не волшебница, чтобы из говна и палок сделать конфетку. Хотя иногда даже в неграмотных текстах ей попадались алмазы. Что-то такое, что нужно было правильно огранить.       Периодически Ида всё ещё искала порно-автора и даже рассматривала тексты. Но всё, что ей попадалось, являло собой чистую механику без чувств и с низкими моральными принципами. И после таких текстов она испытывала далеко не возбуждение, а желание помыть глаза. Возможно, с белизной.       Но Ида не отчаивалась. Она верила, что однажды найдёт и порно-алмаз.       Серафим и его рисунки — это, конечно, прекрасно. Но вряд ли Серёжкин Фимочка сможет создать сюжет. Возможно, Ида была предвзята, но ничего не могла с собой поделать.       Так как Савельев до обеда был занят, Ида решила не мешать работающему человеку, — всё-таки у неё имелись зачатки совести — и со спокойной душой проработала часов до трёх. Сначала на кухне разбирала заявки, из которых оказались только две годные и одна так себе. А, стоило Триш с матерью проснуться, как она перебралась на балкон, попутно закрыв за собой дверь, чтобы ей не мешали.       Удивительное дело, но в свою бытность балериной Ида обожала, когда за ней наблюдали. Не только на сцене, но и в процессе тренировок. Она упивалась чужими взглядами и перешёптываниями. С недавних же пор её воротило от любых людей, которые могли стать случайными свидетелями её работы. Она нуждалась в полном одиночестве, когда работала мозгом, и не понимала современных фрилансеров и всех им подобных людей, которые с ноутами и чашечками кофе сидят в кафе и ресторанах и вроде как работают. Она в такой ситуации не могла отстраниться от окружающей обстановки и напрочь теряла продуктивность.       А потому и других людей, сидящих с ноутбуками в общественных местах, считала либо позёрами, которым нужен сам факт наличия свидетеля, чтобы считать себя работающим человеком, либо халтурщиками, которые не выдают тот максимум, на который способны. И да, в своём мнении с недавних пор они с Серёжкой были единодушны.       На балконе Ида отредактировала примерно полторы коротких главы одного из писателей «Блокнета» — парня с ником «Типичный Попаданец», который, что вообще не удивительно, писал про попаданца. Какого-то паренька-айтишника, которого бросила девушка, и он решил устроить самовыпил, но в последний момент к нему пришла секси-дьяволица и предложила переродиться в теле альфа-самца в другом мире, где его будут хотеть все. Даже деревья и камни. И это не шутка — Ида как раз редактировала главу, где за этим альфачом в каком-то волшебном лесу бегают ожившие каменные женщины и требуют жаркой страсти.       — О вкусах не спорят, — повторяла она себе и бралась за новый абзац. — О вкусах не спорят.       История была одной из популярных, да и временами там проскальзывали неплохие сюжетные твисты, которые даже Иду цепляли. Только из-за этого она ещё не пробила экран ноута кулаком.       Но около трёх часов дня её терпение иссякло, она закрыла ноут, громко заявив с балкона всему миру, что с неё хватит, и пошла собираться к Савельевым, да ещё помогать одеваться Триш. Дочь хоть и была ребёнком самостоятельным и могла о себе, в целом, позаботиться сама, но причёсываться всё ещё не научилась.       У Триш были такие редкие и такие непослушные волосы, что Ида промучилась, наверное, с полчаса, пытаясь завязать из них два хвоста. Волосы постоянно рассыпались, и у неё не получалось собрать их, как надо. Благо, хоть дочь относилась к эту мероприятию стоически, а не ныла и не вертелась на месте, как большинство детей. Ида прекрасно помнила утренники в детском саду, где мамочки всеми правдами и неправдами пытались уговорить дочерей посидеть спокойно, пока им сделают причёску из идеальных волос, которые чуть ли ни от одного прикосновения расчёской ложатся, как надо. А Ида вот про себя материлась, потому что не могла завязать непослушные волосы своей послушной дочери. Что ж, каждому своё: у каждого свои проблемы и неприятности.       Ида, конечно же, могла бы забить и просто позволить дочери поехать к Савельевым с распущенными волосами, как делала это в обычной жизни. Вот только ей не хотелось, чтобы у Феодоры был хоть шанс прикопаться к Иде, как к матери. Наверное, поэтому она и не взяла с собой Люсю. Ей не хотелось слушать комментарии в духе «отвратительная мать, скидывает ребёнка на няню». Иду вообще злили подобные высказывания некоторых личностей и мнение, что, если матери нужно время на себя и свои цели, значит, она не любит своего ребёнка. Бред сумасшедшего — вот, как иначе Ида называла всё вышеперечисленное. И то, что Феодора как-то посмела высказаться в подобном ключе, явно не добавляло ей очков в глазах Иды.       Вспомнив об этом и том, что Люся просто прекрасно справлялась с волосами Триш, Ида даже подумала было позвонить своей няне и предложить той приехать, раз уж она сама изначально была не против. Так сказать, чтобы позлить Савельеву— женщину с диагнозом «мамаша головного мозга».       После того, как собрала дочь, Ида взялась за себя, потратив на это в разы меньше времени. Если бы Феодоре было дело до её внешнего вида, Ида непременно разукрасилась под хохлому, но Савельевой в целом было плевать на внешность своей почти невестки, её бесил сам факт существования той. Так что Ида даже заморачиваться не стала. Джинсы, кроп-топ, да немного косметики. Всё время, пока собиралась, женщина нервно пританцовывала и напевала что-то под нос.       Сборы проходили под чутким контролем или же наблюдением матери самой Иды, которая на нервное возбуждение дочери реагировала не сказать чтобы положительно, то и дело поджимая губы и хмуря брови. Но так ничего и не сказала — похоже, не знала, как подступиться к дочери, которая и в лучшие свои дни не любила нравоучения. А Ида, хоть и считывала настроение матери, делала вид, что ничего не замечает.       Так было не то чтобы проще, просто так она избегала собственного взрыва. Потому что её психоз всё-таки вылился в короткое сообщение Люсе и один денежный перевод с карты на карту, которые она провернула, пока ждала такси. Благо, до их городка технологическое развитие дошло своевременно и не нужно было вызванивать такси по телефону и висеть на линии, ожидая, пока тебе ответят.       «Покупай билеты», — вот, что Ида написала няне, и ответ получила куда быстрее, чем рассчитывала.       Лаконичное «хорошо» и тяжело вздыхающий смайлик пришли, когда она пристёгивала дочь в детском кресле. А спустя пару минут пришло ещё одно, и тоже от Люси:       «Если ты задумала что-то плохое, подумай ещё раз».       Ида долго смотрела на телефон. Она понимала, что Люся действует исключительно из добрых побуждений, да и грубить человеку, с которым на пару воспитывала дочь, Ида всё же не хотела. Она не относилась к Люсе, как к обслуживающему персоналу, которой та, объективно говоря, являлась. Няню с первых дней их знакомства Ида считала кем-то вроде друга. А потому и проигнорировать её не смогла.       «Плохими являются только две вещи: убийство и предательство. А я планирую курс перевоспитания пожилого бойца».       Люся тоже долго молчала, прежде чем написать.       «Чем спорить с тобой, легче удариться головой об стенку».       «Представляешь, Димка говорит мне то же самое», — с ехидной ухмылкой на губах настрочила Ида.       А спустя секунду рассмеялась в голос, чем слегка напугала таксиста, когда от Люси пришёл гневный смайлик и требование:       «Хватит навязывать мне своего брата!»       «Я же о тебе забочусь, неблагодарная!» — тут же ответила Ида, став обладательницей целой серии гневных смайликов.       «Продолжишь в том же духе, и я никуда не поеду!» — Внезапно пошли в ход угрозы, которые Ида проигнорировала, потому что за перепиской не заметила дороги. А таксист тем временем уже подъезжал к дому Савельевых, и на видневшемся фоне был виден сливовый лес и крыша старой усадьбы. Всё бы ничего, но Иду сильно напрягли трактора вдоль дороги и шум пил, доносящийся с участка.

***

      Ида, наверное, удивилась бы меньше, застань она на участке Савельевых не бригаду лесорубов вкупе с профессиональной техникой, а цирковую труппу и кучу шариков в комплекте с баннером «Здравствуйте, внучка и Идочка!». Выбравшись из такси, она слегка ошалевшим взглядом рассматривала деревья, которые выносили откуда-то из-за дома и кидали в грузовики. Мужчины в лёгких синих комбинезонах так и мелькали туда-сюда, как настоящие муравьи-труженики: кто с одним деревом, а кто и с двумя. Из чего Ида сделала логичный вывод, что стволы сливовых деревьев, которые годами росли за домом этого семейства, не такие уж и тяжёлые.       Феодору Ида приметила быстро. Та сидела на веранде и с кислой рожей смотрела на рабочих. Женщина преклонных лет, абсурдно пытающаяся омолодиться. Из достоверного источника, а если называть вещи своими именами, то от Попугая, Иде было доподлинно известно, что Савельева являлась фанатом пластических операций. Началось всё с безобидного: она убрала некрасиво растянувшийся после беременности живот с огромным количеством растяжек, когда Кеше было около пятнадцати лет. Затем сделала грудь, обвисшую после грудного вскармливания. И затем плотно так подсела на иглу хирурга: бёдра и попа, коррекция живота, который оказался недостаточно плоским; откачка жира из всех возможных мест чуть ли не раз в год плюс постоянные походы к косметологу. Удивительно, как она не додумалась нос свой перекроить. Хотя, вроде как, одно время собиралась. Но Илья Дмитриевич её отговорил, апеллируя исключительно к медицине.       «Одна малейшая ошибка или халатность со стороны хирурга, и ты останешься слепой. Навсегда», — сказал он Феодоре пару лет назад уже после рождения Триш.       В целом Ида лояльно относилась к всякого рода играм со внешностью, попыткам переделать себя. Сама, наверное, страдала бы подобным, задержись она под светом рампы и продвинься выше по ступеням успеха.       Вот только все попытки Феодоры что-то поменять в себе вызывали у Иды лишь смех. Она даже как-то раз за, так сказать, семейным ужином с милой улыбкой выдала:       «Жаль, что хирург не может отрезать скотский характер вперемешку с комплексами и пришить человеческий. Это было бы куда целесообразней, чем перекачивать жир с одного места на другое».       Взгляд Савельевой в тот момент стал каким-то колко-обиженным. Словно её действительно задели слова Иды, и она ответила:       «Да, пожалуй, тебе стоило бы воспользоваться. А то всё колени, да колени. Может, нужно было сердце лечить?»       Ида тогда посоветовала ей не особо переживать, ведь УЗИ сердца ей делали и никаких проблем с ним не обнаружили. А вот сама-то Феодора человек в летах, и о сердце стоило бы позаботиться. Ида так и не поняла, что в тот раз удержало её от слов, что забота Феодоры душит не хуже удавки. Себя она старательно убеждала в том, что приберегла аргумент на будущее, а не пожалела старую женщину, чей сын надолго теперь прописан в наркологии. До Кеши ведь всё никак не доходило, что жизнь его катится под откос. Лечиться он не хотел, а всех окружающих считал врагами, которые не дают ему жить, как хочется.       Феодора вскоре тоже их заметила и жестом позвала на веранду, которую сама в силу то ли своей неграмотности, то ли блажи называла не иначе как «патио», и очень злилась, когда Ида прикапывалась к мелочам, разъясняя разницу между этими двумя понятиями. Но до Феодоры так и не дошло, что «патио» — это внутренний двор, огороженный стенами, а веранда — это пристройка. Савельева просто очень любила Испанию с Италией. Даже дом они перестроили на манер тех стран: со светлыми стенами из камня и рыжей черепицей, с большими окнами, с белой мебелью и обилием дерева, с индивидуальными ваннами и туалетами в каждой комнате.       Ида помнила, как впервые вступила на порог этого дома и как он её тогда поразил, возможно, даже больше, чем старая усадьба за ним. В этом доме пахло не историей великой семьи, а тленом и отчаянием, гнилостным душком разочарований.       — Всё-таки явились, — изрекла Савельева, окидывая их придирчивым взглядом.       Таким неприятным, что Ида в который раз испытала желание закинуть дочь на плечо и унести как можно дальше. Но вместо этого растянула губы в улыбке дуры со стажем, дипломом и профессиональной квалификацией и ответила:       — Конечно же, явились. Как мы могли не явиться, когда нас так трепетно ждут. Семья же как-никак.       На слове «семья» Феодору аж перекосило, а Ида мысленно торжествующе усмехнулась. Она уже собиралась сцепиться со своей свекровью, но тут к веранде подошёл мужчина из рабочих и спросил, где можно взять воды, и Феодора недовольно поджав губы повела его в дом. Но, прежде чем та успела скрыться, Триш, которая до этого молчала, вдруг спросила:       — А где падед?       Женщина так и застыла в проёме, обернулась и окинула девочку ещё одним долгим взглядом. Не сказать, чтобы совсем уж пренебрежительным или злым, но радушия или чистой человеческой любви в нём точно не было. Феодора обычно игнорировала Триш, но в этот раз под взглядами посторонних людей, всё-таки ответила:       — Где-то у усадьбы, — и, резко развернувшись, ушла, громко цокая каблуками.       А Триш, прежде чем Ида успела среагировать, сбежала вниз по ступенькам веранды и понеслась по участку мимо рабочих к сливовым деревьям, за которым прятался старый дом. Ида, мысленно чертыхнувшись, поспешила за дочерью. Она и в лучшие свои дни бегать не могла, так что едва успевала за юрким ребёнком.       Она даже умудрилась напороться на какую-то ветку и слегка расцарапать руку, из-за чего лишь ещё сильнее отстала. А Триш, словно не ведая преград, неслась вперёд. Ида попыталась окликнуть девочку, но толку ноль — вокруг ничего не было слышно из-за какофонии пил.       И Ида действительно испугалась. Нет, она, конечно, понимала, что Триш — ребёнок не глупый и сама под руку к рабочим не полезет, и в то же время сознание с каким-то маниакальным удовольствием подкидывало ей картинки того, как вусмерть пьяный лесоруб, не видя и не слыша ничего вокруг, роняет дерево на её дочь.       Матерясь уже в голос, Ида прибавила шагу и чуть не упала, споткнувшись о какую-то корягу, но вовремя схватилась за другую, переступив и умудрившись проткнуть подошву явно не предназначенной для таких турпоходов обуви. Триш, похоже, чёрт дёрнул, не иначе, бежать через кусты, а не по той дорожке, где рабочие волокли деревья.       Пока женщина пыталась вытащить из подошвы шип от какого-то дерева, она окончательно потеряла дочь из вида. И, в то время как Ида отплясывала на здоровой ноге, спиной опираясь на дерево, лесорубы решили сделать перерыв и шум от их инструментов прекратился. А уже через минуту или около того раздался восторженный вопль Триш, окончательно успокоивший Иду. Триш всё-таки умудрилась отыскать деда, так что ситуацию можно перестать считать патовой.       Так что Ида преспокойно достала треклятый шип, который, благо, почти не достал до кожи, и уже аккуратно без спешки пошла к усадьбе, чтобы поражённо застыть на границе между травой и брусчаткой.       Такое слегка ошалелое удивление она испытала лишь раз в жизни, когда услышала фразу «прекрасно, конечно, что ты его девушка, вот только я его жена».       Правда, в этот раз перед её глазами стоял мужчина. Мужчина, во все глаза смотрящий на её дочь.       Рыжий, слегка курчавый и небритый. Совершенно не похожий на того холёного парня, которого Ида видела пару недель назад. Но, тем не менее, факт оставался на лицо: на поляне у усадьбы Савельевых стоял не кто иной, как Дарий Клевер собственной слегка потрёпанной персоной.       А в голове у Иды лёгким набатом бился один единственный вопрос:       «Какого чёрта он тут забыл? Неужели так просто вычислил?»       Но, встретившись с Даром взглядом — он как раз повернул к ней голову, — поняла, что её догадка ошибочна: парень был так же удивлён увидеть Иду здесь, как и она — его.       В этот момент Триш позвала маму, радостно махая ладошкой, сидя на руках у деда. Иде понадобилось ещё некоторое время, прежде чем она смогла стереть шок с лица и взять себя в руки, чтобы пойти к ним: к Дару и его отцу, к Савельеву и к собственной дочери, которая заразительно улыбалась.       Клевер же, пока Ида направлялась в их сторону, смотрел на девушку с раскрытым ртом, что нехило так польстило самолюбию Иды.       — Привет, — слегка ошалело кивнул он ей, когда она подошла к компании.       Но слова его потонули в визге пил, так что ответить Ида не смогла, лишь так же кивнув в знак приветствия с полуулыбкой на губах и слегка склонив голову к плечу. И получила очередной слегка заворожённый взгляд с немым вопросом. Ида прекрасно знала, какое впечатление она может производить на людей, когда того хочет. А сейчас ей хотелось.       Девушка слегка вскинула брови, словно спрашивая «что ты от меня хочешь?», а господин Клевер нахмурился, словно не понимая, что тут вообще происходит.       Пантомима «Ида и неожиданная встреча» проходила в одном кинозале с другим немым кино «Они что, знакомы?», в котором исполнителями главных ролей были Пётр Евгеньевич и Илья Дмитриевич в компании молодой актрисы Триш Мориной. И если престарелые актёры скупо обменивались взглядами и пожимали плечами, то девочка во все глаза уставилась на Дара, лишь иногда переводя взгляд на мать, но долго на ней взгляд девочки не задерживался, вновь возвращаясь к мужчине. А на лице малышки так и мелькал мыслительный процесс. И, пока Ида играла в гляделки с Сашиным братом, её дочь пришла к каким-то своим выводам, которые не решилась кому-то озвучивать.       Когда господа лесорубы вновь решили прервать свой почти симфонический концерт, немые сцены закончились тоже, потому что Пётр Добронравов всё-таки задал вопрос:       — Вы знакомы? — произнёс он с доброжелательной улыбкой, которая запомнилась Иде по его фотографиям в социальных сетях.       — Это… — начал было Дар, но запнулся на полуслове, явно подбирая слова, а затем почесал свой взлохмаченный затылок и всё же закончил: — В общем, это Сашина подруга.       У его отца на пару с Савельевым брови взлетели вверх, как вспугнутые машиной с дороги птицы. А Дар тем временем продолжил:       — А это наш с Сашей отец.       — Приятно познакомиться, — просияла широкой улыбкой Ида. — Ида. Морина.       Свою фамилию она решила уточнить скорее из-за детского чувства протеста, чем из необходимости. Пётр улыбнулся ещё радушнее, словно сам факт принадлежности человека к его дочери поднимал этого самого человека чуть ли не до уровня небожителя.       — Я тоже очень рад, — признался он. — У моей Саши немного друзей, и большинство из них я знаю…       — Мы друзья по переписке, — перебила его Ида, прежде чем мужчина успел задать какие-нибудь не совсем корректные вопросы. Вроде «как вы познакомились?» или «давно ли вы дружите?». Сказать правду Ида не смогла бы, а вот накидывать пачки несанкционированной лжи, которую потом придётся как-то расхлёбывать, было нежелательно. Так что она решила отговориться максимально нейтральными фразами: — Мы встретились впервые пару недель назад.       — Ты была здесь? — подал голос Савельев.       — Да, приезжала по работе, — тут же соврала Ида. — Одним днём.       Она решила больше не вдаваться в подробности, хоть и вполне могла выдать целую сказочку в духе «ой, как неожиданно получилось». Только это было и не нужно — Савельев всё равно больше не задавал вопросов, всецело сосредоточившись на внучке, которая принялась что-то рассказывать ему на ушко.       А Ида решила свинтить. Сегодня разговоры с мужчинами из Сашиного семейства в её планы не входили, и она была к ним точно не готова. Она как раз соображала, что же такого интересного придумать, чтобы её уход не показался Дару подозрительным, когда в кармане джинс завибрировал телефон.       «Спасительный звонок», — решила Ида, и, прежде чем увидела, кто звонит, выпалила:       — Это по работе. Я пойду, а то мне ваши лесорубы поговорить не дадут, — и, достав телефон, даже не посмотрев на экран, ответила на звонок. Она решила, что даже если это спам, то спасительный.       Ида поднесла телефон к уху, развернулась и сделала шаг, чтобы снова замереть на месте, услышав голос звонившего.       — Скажи мне, пожалуйста, конченная моя сестрица, сколько это будет продолжаться? — удивительно спокойно спросил Димка.       Ида, которая такой подставы не ожидала — она вообще-то собиралась скрываться от брата до конца недели как минимум, — отняла трубку от уха, чтобы проверить контакт. Желание бросить трубку и отключить телефон было сильно, но спину ей буравили зелёные глаза, и Ида, возобновив шаг, вновь поднеся трубку к уху.       — Вечер добрый.       — Ещё не совсем вечер, — ответил Димка. — И я бы не сказал, что он такой уж добрый.       — Что это вдруг? — уже нормальным голосом спросила Ида, отойдя на достаточное расстояние.       — С того! — явно хотел закричать братишка, но почему-то сдержался. — Я не могу попасть в собственную квартиру.       — Ключи что ли потерял? — с иронией поинтересовалась Ида.       — Ага, конечно, аж десять раз, — желчно процедил мужчина, и Ида поняла, что ничего он не терял. — Я в квартиру попасть не могу, потому что ты, моя дорогая сестрёнка, совесть потеряла.       — Не понимаю, как эти две вещи могут быть связаны, — уже откровенно веселилась женщина, продвигаясь вглубь леса по протоптанной дорожке мимо рабочих, стараясь им не особо мешаться.       — Как это не понимаешь? — тихо закипал Димка на том конце сети.       — Совсем не понимаю.       — Ида, чёрт тебя дери, кто эти лысые бугаи под моей дверью? Ты решила меня избить, раз уж я отказываюсь нанимать домработницу?       Ида остановилась и почесала затылок. Ей и в голову не могло прийти, что братец примет ребят из танцевальной группы, которых она попросила скосплеить известного лысого мужика из рекламы средства для мытья полов, за каких-то головорезов.       — Дим, а ты где? — стараясь не ржать, спросила Ида.       — У подъезда! Я их как увидел — сразу же на лифте вниз спустился. Все в белом, лысые, под два метра ростом, с какими-то палками в руках... Ида, давай договариваться миром. Я тебе живой нужен.       Подавив истерических смешок, Ида перевела брата на громкую связь, а сама полезла в мессенджер писать организатору.       — И что, ты прям у своего подъезда стоишь? — уточнила она, пока строчила.       — Не стою, а сижу, — буркнул Димка. — На лавочке.       Ида же принялась глумиться, попутно требуя от организатора, чтобы ребятки тихонечко спустились и устроили шоу у подъезда.       — Слушай, а как мы с тобой будем миром договариваться-то? Ты же сам в прошлый раз сказал, что мы не родственники. А я мирные переговоры только с родственниками веду!       — Ида-а-а, — чуть ли не взвыл мужчина. — Ты хоть понимаешь, какую дичь ты творишь?       — Да, я пока ещё в своём уме, — ответила она, не замечая ничего вокруг, кроме телефона, на который как раз пришло короткое сообщение в духе «уже идём».       — Тебя же посадят! — пытался убедить её брат. — За организацию нападения на человека.       — Ой, нашёл, чем меня пугать. Меня же ещё фиг поймают. Да и кто тебе поверит? Что родная сестра решила тебя избить, потому что ты не нанял домработницу? Пальчиком у виска покрутят и в Князевское отправят, — Ида отключила громкую и вновь пошла к дому, который уже виднелся в конце дорожки.       — Это тебе туда надо! Сумасшедшая!       — Попрошу без обзывательств, господин Затворник!       — Я не затворник! — возмутился Димка.       — Ну, конечно, всего-то рак-отшельник. Как тебя твоя Полина бросила, так и сидишь в раковине, — уже без смеха хмыкнула Ида.       — Не начинай, а? — Димка резко изменился в голосе, словно ему воткнули нож в спину и провернули пару десятков раз для пущего эффекта.       — Я ещё и не начинала, — пожала плечами женщина.       — Да что ты говоришь… — процедил брат. — Я последние годы только и слышу от тебя мотивационные речи. Иди вперёд! Жизнь прекрасна! А я не хочу идти, понятно? И если ты это всё затеяла из-за Полины, то катись колбаской, Идочка.       — Обидишься, конечно, но срать я на эту Полину хотела. Да и вообще… — но договорить Иде было не суждено — на том конце раздался тихий мат Димки и заиграл ремикс песенки про дом, в котором чисто в два раза быстрей.       Долгая, почти немая пауза, рваное дыхание брата в трубке, а затем его же восклицания:       — Твою же мать, Ида, они танцуют! Со швабрами! У подъезда!       — Сюрприз! — радостно, как на празднике воскликнула Ида, а в ответ получила далеко не радужное заявление.       — Господи, какая же ты тварь! — Но не зло, а скорее ошалело.       — Не богохульствуй.       — Ты хоть понимаешь, что я реально подумал, что они меня сейчас отмудохают? Кто они вообще такие?       — Танцевальная труппа. Называется «Качки тоже пляшут».       — Жуть какая-то, — выдал Димка и бросил трубку, не прощаясь.       А Ида таки заржала в голос. Громко, чуть ли не истерично; так, что мышцы живота заболели. И только знатно просмеявшись и смахнув с глаз выступившие слёзы, Ида заметила Сашиного брата. Он стоял в паре метров от неё, засунув руки в карманы штанов и слегка покачиваясь на пятках. Она так и не поняла, давно ли он за ней наблюдает, но от его взгляда стало как-то не по себе.       — Интересная у тебя работа, — хмыкнул он, приблизившись. — Это профессия такая — игрок на нервах?       — Что-то вроде того? — с вопросительными нотками ответила Ида, а уголок её губ дёрнулся в намёке на улыбку.       — Понятно. Необычная, однако, профессия. Куда веселее моей.       Дар хоть и был выше Иды, но телосложение имел такое же худощавое, как и у неё. Тем не менее, в этот момент он показался чуточку внушительнее и даже мужественнее, чем в прошлый раз. А взгляд зелёных глаз стал даже в какой-то степени опасным. И Иде это не понравилось.       Она намеренно расправила плечи, слегка выпятив вперёд почти плоскую грудь. А мышцы ног и спины напряглись, как это бывало раньше на сцене или в тренировочном зале.       — Ты часом не следишь за мной, мальчик? — спросила она, вновь слегка склонив голову к плечу, отчего татуировка на её ключицах, тонкая вязь расшнурованных пуант, натянулась.       Ида думала, что парень начнёт оправдываться, мол, нет, что ты, всё происходящее — чистая случайность. Но нет, Дарий Клевер оказался куда наглее, чем кажется на первый взгляд.       — А что, если и так?       Ида, конечно, могла бы пригрозить полицией, но не стала. Она вообще во многом шла от обратного.       — Да в общем-то ничего такого. Я, знаете, люблю навязчивых людей. У меня даже одно время был собственный сталкер. Использованные салфетки из мусорки доставал и коллекционировал. Даже пуанты однажды украл. Хороший человек был, с добрыми глазами.       — Ты балерина? — даже слегка удивлённо спросил парень, внезапно соскочив на новую тему.       — Была когда-то, — кивнула Ида, неосознанно проведя большим пальцем по ключице. Дар проследил за её движением.       — Почему «была»? — спросил он, не отрывая взгляда от ключиц.       — Так получилось, — с усмешкой, острой до боли, ответила Ида. И мужчина вновь посмотрел ей в глаза с вопросом. — Если действительно интересно, можешь почитать в интернете. Там информации обо мне куда больше, чем я могу сама рассказать.       Дар посмотрел на девушку таким взглядом, словно интересовался, насколько у стоящей перед ним женщины высокое ЧСВ. Но сказал кое-что другое:       — Вряд ли в интернете написано, почему ты соврала о муже.       — Так я не врала, — ещё шире улыбнулась Ида. — У меня нет мужа.       — Но ты невестка Савельевых, — не согласился Дар, подавшись немного вперёд.       — Да, — кивнула она. — Представляешь, чтобы быть невесткой, не обязательно быть женой.       — Нет, не представляю. Невестка не кто иная, как жена сына. Вы в разводе?       У Иды почему то перехватило дыхание, а губы стали какими-то сухими.       — Я же говорила, что никогда не была замужем, — ей хотелось сделать шаг назад, но она не позволила себе этого, в упор смотря в глаза мужчине перед ней, и улыбаясь. Но не той улыбкой дурочки со стажем. Нет, на её лице нашла место лишь улыбка лисы, готовой проглотить Колобка.       — Секс по дружбе с последствиями?       — Какие пошлости ты говоришь, — всплеснула руками Ида. — Моя душа не выдерживает такой грубости. У меня сугубо литературно-религиозный прецедент.       — Ну, я не против узнать что-то новое — я быстро учусь.       Почему-то в одной этой фразе Ида почуяла чуть ли не скрытый подтекст. Хотя почему скрытый? Брат Саши с ней флиртовал и вообще-то вполне открыто.       — Знаешь, что такое непорочное зачатие через ушную раковину?       — Как-то не доводилось. Я не фанат экзотики.       — Жаль, — с нотками кокетства в голосе ответила Ида и не успела опомниться, как Дар выхватил у неё из рук телефон и отбежал в сторону.       — Отдай! — воскликнула она, толком не понимая, что он задумал.       Дар же покачал головой и отскочил ещё дальше в направлении дома и, разблокировав по пути экран, начал что-то увлечённо в нём тыкать. Ещё никогда в жизни она так не злилась на себя за то, что не установила пароль не телефон.       Когда Ида подбежала вернуть свою собственность, этот наглец нажал ещё на одну кнопку и наконец вернул телефон. Одновременно с этим в его собственном кармане завибрировал сотовый.       — Ты что творишь? — возмутилась Ида.       — Сомневался, что ты дашь мне свой настоящий номер, если я попрошу, — с усмешкой ответил он.       — И чего ты этим добился, мальчик? — спросила она, нажимая на красную кнопку на экране. — Я же могу просто кинуть тебя в чс.       — Попытайся, — предложил он и, развернувшись, пошёл к дому. — Но вряд ли ты сделаешь. Как-никак ты же любишь назойливых людей.       Ида почувствовала себя быком, перед носом которого помахали красной тряпкой. Она пошла за Даром, помаленьку закипая котелком.       — Мальчик, ты путаешь понятия! — крикнула она ему в спину. — Назойливый человек и тупой мудак — это разные вещи.       — Вы сегодня просто кладезь интересных комплиментов, — сказал Дар, не оборачиваясь.       — Эй, да у тебя слуховые галлюцинации, — не собиралась оставаться в долгу Ида. — Сходи к врачу. Если тебе сейчас комплименты мерещатся, что дальше-то будет?       — Мольбы? — предположил Клевер, не сбавляя шаг, от чего Иде стало тяжело за ним поспевать.       — Чьи? Тараканов в твоей голове?       — Нет. Твои.       — Только если на твоих поминках, — о Ида понимала, что скатывается в какой-то детский сад — портки на лямках горшки с клубничками, — но не могла себя остановить, как не могла и поспевать за широким шагом парня.       — На моих поминках ты будешь первой, кто заплачет в голос, — ответил он и завернул за угол дома.       — От радости! — крикнула ему вдогонку Ида, со злостью сжимая телефон. Ноздри её так и раздувались.       Ида собиралась сказать ещё пару ласковых, вот только когда она обогнула Савельевский дом, Дар уже сидел на пассажирском сиденье одного из КАМАЗов и мило махал ей рукой с высоты. Поддавшись ещё одному детскому порыву, Ида послала ему воздушный поцелуй среднем пальцем. А он сделал вид что поймал его и спрятал в карман штанов.       «Мелкий мудак, ну, я тебе ещё устрою! Думала, по лайту пройдёшь, но нет…» — подумала Ида.       И только когда КАМАЗ отъехал, девушка заметила Феодору, во все глаза смотрящую на неё через окно кухни с какой-то брезгливой улыбкой, словно та только что увидела, как на праздничный торт её сына упала компашка мало того что дохлых, так ещё и тухлых рыб.       Ида с каким-то безудержным весельем вдруг осознала, что маме Попугая совершенно не понравился сын местной Ведьмы.