давид выдыхал дым быстро и рывками, скорее выплёвывал его, будто желая избавиться от едкого вкуса на языке как можно быстрее, в отличие от глеба, который дым и не выдыхал вовсе, позволяя ему вытекать из лёгких серым потоком. серафим, увлечённый новой пьесой, дописывал её, громко стуча по клавишам печатной машинки, андрей показывал своему коту прелести уличной жизни в виде воды в пластиковой упаковки от сельди, в которой ещё отдалённо можно было уловить нотки подсолнечного масла, в котором хранилась рыба. лёха сидел на лавке и рассматривал безоблачное ярко-голубое небо, жалуясь, что синоптики обещали дождливую неделю и у него будут болеть колени. откровенно говоря, его вообще редко можно было застать в стоячем положении, так часто он сидел: в вытрезвителе, в обезьяннике, на гере или на кресле в гостиной, зависело от дня недели и фазы луны. закинутая шея уже начинала затекать, но он продолжал пытаться высмотреть тучи. впрочем, погода стояла удивительно ясная.
— расслабься, — сказала арина, болтая ногами и поглядывая на обросшего щетиной мужчину искоса. — не будет никакого дождя. осенью насмотришься на эту пакость.
— вот всегда люди так говорят. а он потом возьми да пойди, — пробубнил в ответ он и передёрнул плечами, то ли разминаясь, то ли устраиваясь поудобнее.
даша, аня, алина и серёга стояли чуть подальше, охраняя вещи — массивные пластиковые пакеты с консервами и соленьями, купленными на рынке днём ранее, клетчатые сумки с одеждой и обувью, коробку с мангалом, двумя ящиками разномастного алкоголя, связку дров, раскладной столик и переносной холодильник. московский андергрдаунд, пусть и не в полном составе, ехал на дачу: измазанные солнцезащитным кремом, в панамах и шортах, с рюкзаками и очками на кончиках носа, предвкушали приключение. ждали только виолетту с арей. первая ещё копалась в квартире, перепроверяя, перекрыт ли газ и не забыли ли они что-то. вторая, как единственный человек с правом управлять транспортными средствами категории с, наворачивала круги по большой садовой, пытаясь вщемиться в узкий двор. перекрашенный в чёрный уаз-452а, который аря ласково звала «бухарик», вкатился через ермолаевский переулок, не доезжая добрых метров пятьдесят до компании.
— грузимся!
этого хватило, чтобы они зашевелились. неслаженные, шумные и разномастные, они пытались взять всё и сразу, смеясь, крича, ругаясь и ударяя друг друга, случайно и не совсем.
— это в багажник! это в салон! это в ноги! это в руки! нет, наоборот, это в ноги, то в руки! арина, не лезь, мы не рассаживаемся! христа ради, ещё раз я куда-то вас повезу…
— …английский язык гораздо более громоздкий, чем русский… повязаны, коррупционные обороты огромные и так далее… — радио «огонь», шипевшее из окна, доносило диалог лингвиста с ведущим, перемежающийся с какими-то новостями из мира криминально-гражданского правоотношения.
привлечённые суматохой китайские туристы на ломаном английско-жество-русском попросили курившую арю сфотографировать их на фоне бухарика с компанией ещё вчерашних прыщавых жертв поллюции восемнадцатилетних раздолбаев из девяносых, которых не научили пользоваться презервативами, ныне — улыбающимися и пышащими жизнью представителями московской молодёжи, которые родились не с золотой ложкой во рту, а с медицинской, холодной и гладкой на ощупь, в жопе.
— bye! — попрощались милые китаянки, махая руками, получая в ответ свист, смех и нечленораздельное слово, которое должно было означать «пока».
когда они наконец расселись, вышла виолетта. в руках — баллончик средства от насекомых, на шее — плёночный зенит, в ногах — неизменно семенящая аляска, уже знакомая с подобным мероприятием. она ловко запрыгнула в кабину, свернулась белым клубком в ногах и уснула до ближайшей автозаправки. на её хозяйке красовались широкие шорты до колена, футболка, оголяющая руки по локоть, вансы, панама и очки. ничего лишнего, в отличие от первой встречи. даша усмехнулась. дни копошились друг в друге, переваливась из одного в другой, пока общее количество проведённых в москве недель только увеличивалось как-то непозволительно быстро.
мотор заурчал. аря ласково прижала ладони к рулю, погладила протёртую кое-где кожу, достала диск с еле читаемой надписью «p nck rccl 0s», вдавила его пальцем в магнитолу и выкрутила звук. динамики зашипели, захрипели, а потом, надрывая связки, из них заорал честер беннингтон, и они сорвались с места. даша, сидевшая на переднем кресле между арей и виолеттой, вздрогнула от неожиданности, но быстро расслабилась.
машина скользила по дороге быстро и плавно, окна опущены, свежий июньский ветер трепал волосы, сбивая их в пряди. пейзаж плыл неспешно, несмотря на приличную скорость, и иногда смазывался: сложно понять, где заканчивалась одна улица и начиналась другая. копошение сзади не прекращалось ни на минуту. даша не видела, но уже знала их достаточно хорошо, чтобы понимать, кто, как и чем недоволен. в основном что-то не нравилось троим: арине, ане и алине, хотя последней только за компанию. бог же любит троицу, да и почему бы не возмущаться, когда можно возмущаться. не каждый день сотруднику общепита выпадает такой шанс.
— почему мы сидим на сумках, а все парни на креслах?! — голос ениной был громче колонок. — это пахнет мизогинией!
— а от тебя пахнет душнилой, которая видит дискредитацию женщин в любом пуке! — осадила её аря, делая музыку тише.
— ты издеваешься?! с этого и начинается неуважение и пренебрежение! а ты им только потакаешь! если бы ты проработала проблему женской гендерной социализации в себе, ты бы так не говорила.
— а мне похуй на мгс и жгс. пока ты разделяешь людей на «мужчин» и «женщин», ты только дальше оттягиваешь наступление всеобъемлющего насёра на жизни других, за которым последует всемирное благополучие.
— ты перескакиваешь этап равноправия женщин и мужчин.
— я ничего не перескакиваю, — вступать в подобные дискуссии с аней было сродни самоубийству, аря уже начинала уставать, попросила виолетту раскурить ей трубку и напоследок добавила: — просто я уже достигла понимания: все люди зашкварены, потому что вылезли из пизды, делить их на что-то не имеет смысла. мы рождаемся, живём, стараемся что-то делать и в ста процентах случаев оказываемся в итоге мертвы. всё. сэляви. другого развития сценария нет. так в чём смысл пытаться объединиться в группы поменьше и портить жизнь другим?
аня хотела что-то возразить, но аря выкрутила магнитолу до почти неприемлемой громкости и резко свернула со мкада на минское шоссе, заставляя пассажиров неуклюже завалиться на правый бок. у бедного лёхи из рук выпала фляжка со спиртным, разнося по салону аромат дешёвого виски из магнита.
городскую суету медленно и методично поедал нежно-голубой горизонт, количество машин не уменьшалось, но им как-то ловко удавалось объезжать пробки, пусть и делая небольшие крюки через деревне-посёлко-городки. но, как выразился давид, сорок километров — не крюк, если ты на машине.
— мы вот однажды с ариной пошли в поход по контрабандитским маршрутам южного ссср, и гид сказал, что мы срежем через поле… срезали, блин…
затем последовала история о ночёвке в кукурузном поле, диких кабанах и «четырёхствольном карабине», который при более детальном рассмотрении оказался простыми вилами, которыми, тем не менее, животные очень даже хорошо отпугивались от ночлежки.
когда машина вот-вот должна была пересечь рубеж второго кольца, они свернули в краснознамёнск по совершенно непонятной причине. пробок впереди не наблюдалось, как и дпс-патруля, или даже чёрных котов, которые каким-то образом могли перебежать восьмиполосное шоссе. аря криво въехала на парковку перед кпп, затянула ручник, выдернула глеба, прикорнувшего на куче сумок, попросила подождать «что-то типа получаса, но вообще как пойдёт, мне надо кое-что забрать» и бодро зашагала в сторону контрольно-пропускного. понурый глеб плёлся за ней. у него тут жила троюродная бабка, которой всегда нужно было помочь с помидорами.
компания разбрелась. мужской коллектив удалился в сторону леса, справить малую нужду, девочки предпочли оперативно занять освободившиеся места, виолетта спрыгнула на землю, размялась и закурила. даша осталась в продуваемом сквозняком салоне, лишь высунув наружу бледные ноги, скрытые юбкой выше колена. ветерок трепал огонёк зажигалки и чётки, когда она тоже закурила, тайлер дерден и богоматерь понимающе смотрели на неё с торпеды.
— знаешь, я теперь выше, — обратилась даша к виолетте, болтая ногами. фраза получилась немного сжёванной из-за сигареты, вернувшиеся парни подняли мандёж по поводу мест. — приятно смотреть на тебя сверху вниз. тешит моё самолюбие.
— у ари на даче точно были ходули. найду их для тебя и всегда будешь выше. — даша поморщилась.
— не в этом смысл. в таких вопросах нельзя спешить. давай сначала сравняемся в моих глазах. а там уже как пойдёт.
— не хочешь проскочить этап?
— нет, спасибо, — ветер утих и металл корпуса начал нагреваться, обжигая голую кожу. даша спрятала ноги в салоне. — я в этом плане идеалистка. шаг за шагом, ступень за ступенью, и всё в таком духе.
она закурила найденный в бардачке чапман рэд, на запах которого с заднего сиденья высунулся андрей с котом на плече и попросил сигарету. в пачке осталось две — фильтром вниз и фильтром вверх, из которых андрей вытянул перевёрнутую.
— аря ругаться будет, — посетовала даша, но всё-таки протянула зажигалку. элегантно опустив окно прокручиванием ручки стеклоподъёмника, он закурил. котёнок ра чихнул и спрыгнул на пол, забиваясь под прохладные сидения. кататься в плюс двадцать два, имея густую рыжую шерсть, наверное, то ещё испытание. не то, чтобы даша проверяла, но и эмпатией обделена не была. хотя, с другой стороны, бегавшая по стоянке аляска выглядела бодрой и полной сил.
— раз перевёрнута, то достаётся мне. хочешь поиграть?
— во что?
— я загадал желание, а ты попробуй отгадать.
— не буду.
— почему?
— а то не сдохнет.
андрей пожал плечами и продолжил курить. на горизонте замаячила аря с какой-то до абсурдности длинной и толстой доской на плече и без глеба.
когда чётко различимое «по коням, черти!» раздалось метрах в десяти от машины, они закопошились, освобождая место, попутно разбудив потерявшуюся в бесконечных сумках шелю, которую руслан утащил к себе на колени, и разлив кофе на рукопись серафима, что его совсем не смутило. он лишь поправил очки и продолжил что-то клацать на машинке, выдавая одну остроумную реплику за другой.
доски, которых оказалось больше, чем одна, в машину, естественно, не поместились. даже при условии, что их протолкнули к самому зеркалу, добрые метра два ещё торчали из открытого сзади окна, но никого, кроме даши, это не смутило.
— а если нас остановят за негабаритный груз? — спросила она уже даже без робости, зажатая теперь между досками и виолеттой.
— так какой это груз? — спросила аря, сражаясь со стартером. тот тарахтел, гудел и кашлял, но двигатель не заводил. тогда она сплюнула прямо под ноги, дважды ударила по рулю, куда-то полезла, что-то сделала, ударила ещё пару раз, и машина завелась с полоборота. — это пахучка «еловый лес». видишь: к зеркалу привязано.
— а глеб где?
— всё тебе расскажи и покажи, — ухмыльнулась аря, выворачивая руль обратно в сторону шоссе.
незамысловатая новая французская волна затекала в уши растёкшимися как сало от жары нотами, сквозняк трепал чётки и гонял тополиный пух туда-сюда, за два часа дороги тайлер дерден успел отвалиться уже дважды, а компания сзади — обсудить всё. хобби, увлечения, спорт, евровидение, поколение тик-тока и поколение без тик-тока, релевантность брака и института семьи, необходимость рожать, феминизм и мужское государство, любимых и не совсем комиков, лучшие шутки и шутки, с которых могла смеяться только шеля, потому что могла смеяться в принципе с чего угодно. серёга орлов рассказал о первом опыте кунилингуса, виолетта поправила его, потому что родное русское «полизать пизду» звучит куда симпатичнее. серафиму позвонили из театра по поводу постановки, и он упорно пытался давать вразумительные ответы, прерываемый криками, шутками про мочу и плохой связью. давид, ведомый отчаянием и усталостью, в ком-то веке попытался поцеловать арину, на что та лишь мило улыбнулась и наклонилась завязать завязанные шнурки. в лёхе взыграл старый добрый патриотизм и до следующей остановки всем пришлось заткнуться и слушать о том, как он гордится тем, что родился русским. всем, кто сидел сзади.
аря, на сколько позволяли всё ещё торчавшие доски, прикрыла окошко, разделявшее кабину водителя и остальной салон. сама она курила уже непонятно какую папиросу, высунув руку в окно и приветствовала кивками всех проезжавших водителей грузовичков и фур. виолетта, подперев подбородок ладонью, смотрела в окно на чередующийся пейзаж леса-полей-лесополос-полелесов и редко мелькавших населённых пунктов и железнодорожных путей.
а даше было скучно. она переключила рейв.фр обратно на что-то родное и русскоязычное, где ведущий дима мозжухин рассказывал об утре.
— … немного расскажу я вам о сегодняшнем путешествии на работу. ехал, как и многие из вас, на электричке. в общем-то, ничего необычного: опять всё те же музыканты. но, что я заметил… интересную вещь, — тут он на секунду прервался, чтобы выпить воды. — в начале зашёл мужчина начал петь песню «червона рута». пел он её очень долго, и как будто бы кто-то даже хотел… может быть даже и побить его. сразу же после этого зашёл совершенно другой музыкант. и он начал безумно играть! это было мастерски выполненное музыкальное упражнение. это был взрыв энергии!.. а потом я подумал: а вдруг это такая тактика? сначала запускать какого-то слабого игрока и только потом наступает время сильных. и именно им достаётся вся слава. к сожалению, так и в жизни: для того, чтобы нас увидели, нужны контрасты. друзья! это радио «огонь», полдень наступает. привет.
и будто в тон всему монологу заиграл совершенно неожиданный лейтмотив мидвест эмо начала десятых. начавшееся с пронзительной трубной партии, подхваченной вычурными и слегка пережатыми гитарными рифами, вступление сменилось на ломанный, натужный и срывающийся голос вокалиста, выворачивающего душу на иностранном языке.
кажется, даша была единственной, кого удивило отдалённое местоположение ариной дачи. никто не сомневался, что ехать надо будет долго — недвижимостью в москве обладала только виолетта — но то, что пришлось ехать аж в соседнюю страну, немного пугало, хотя и было очень в духе московского андергрдаунда. последняя остановка была полчаса назад — на заправке недалеко от смоленска, где они дружно забили два туалета не самого приличного вида, забрали все хот-доги, выпили по два стакана кофе, а потом снова сходили в ту же уборную, которая стала выглядеть только хуже.
через поле и редкий лес проглядывались золотые купола храмов, перед тем, как сесть в салон, все перекрестились невпопад: кто-то правой рукой, кто-то левой, кто-то трижды, кто-то только один раз, аря вообще успела прочитать молитву, а потом крикнула, что остановок больше не будет до самой границы.
— в смысле до самой границы? — дашина интонация напоминала гибрид отчаяния, неверия и отрицания ужасной реальности.
— забыла сказать, — произнесла почти над самым ухом виолетта, совсем не раскаиваясь. — дача под мстиславлем.
— это на границе?
— ну почти.
— да-да, конечно, ты всем так говоришь, — встрял лёха, опираясь на их плечи своим удивительно малым для тридцатилетнего мужчины весом. а потом обратился к даше, смотря поверх красных очков: — дача, может, и на границе, только с другой стороны. так что нам ещё добрых часа два. если кому-то срать не припрёт. но там уже или на ходу сникерс откладывать, или терпеть. семеро одного не ждут и ради него не останавливаются тоже.
— пиздец, — сорвалась лаконичная ругань с дашиного рта. лёха закурил, пожал плечами и предложил сигарету даше. та молча согласилась, сделала одну большую затяжку и долго-долго выпускала дым тоненькой струйкой, пока остаток папиросы тлел в пальцах.
к концу маршрута задницу не чувствовал никто, у кого-то ещё осталось понимание, что такое спина или шея, но и то норовило совсем скоро исчезнуть. как выяснилось при подъезде, давида полгода назад депортировали из беларуси, и через границу им не проехать, какой бы открытой она не была. аря долго ругалась, но всё-таки свернула в сторону седнёвки, делая крюк через чащу, поля и луга, колдобины и лесные дороги, от которых подвеска чувствовала себя не то, чтобы очень радужно.
— если мы заглохнем посреди ебучего леса, — пригрозила аря, старательно объезжая ямы и ухабы, но не сбавляя скорости, отчего пассажиров на заднем сиденье мотало из стороны в сторону. — сам будешь машину толкать, усёк?
давид только пожал плечами. арина похлопала его по плечу в молчаливой поддержке, он накрыл её ладонь своей и что-то прошептал. даша так и не разобрала. несмотря на тряску, которая постоянно вырывала уставшее сознание из полуобморочного состояния, её всё равно клонило в сон. голова тяжелела с каждым разом всё больше, веки упорно пытались закрыться, но она сражалась до последнего и как могла. знала, что проиграет битву с организмом, но горделиво продолжала сопротивляться.
ей приснился сосногорск — неуютный, маленький, тусклый, неприветливый и грубый. её почему-то выгнали из мгу и она почему-то возвращалась домой с виолеттой. мимо окон такси плыли знакомые одинаковые улицы, с одинаковыми домами и одинаковыми людьми. людьми, у которых в жизни ничего не получилось. и у даши тоже ничего не получилось. и у виолетты, видимо, тоже.
чужое несчастье грело что-то внутри. она часто чувствовала себя лучше, когда кому-то рядом было плохо.
они ехали как-то очень быстро, километров двести в час, не меньше, по абсолютно пустой и абсолютно отвратительно ухабистой дороге, пока из сабвуфера дурного качества кричал панк-рок. даша откинулась на спинку сидения, теряя контроль над собственным телом, которым мало-помалу овладевала паника. перед матерью, которая точно будет ругаться, перед её неоправданными ожиданиями, перед отцом, который заранее знал, что его дочь вырастет полной бездарностью, оттого и ушёл. перед учителями, которые возлагали на неё большие надежды, ведь она всегда была «способной девочкой». в конце концов (хотя, правильнее сказать — в самом начале, ведь главный её враг — она сама), перед собой. она ведь просто недостаточно старается, недостаточно прикладывает усилий, она же действительно хочет, чтобы её все признали, любили и хвалили. разве быть любимым так уж плохо?
слёзы потекли из глаз то ли от усталости, то ли от непрерывной погони внутреннего критика за внутренней дашей, но она тихо заплакала, даже не сбив дыхания. виолетта прижала обжигающе-горячую руку к щеке, вдавливая мокрые дорожки в кожу, надавила, укладывая на свои колени в какой-то полу удобной позе, и сказала куда-то в сторону, скорее всего обращаясь к водителю:
— сделай музыку тише. тут человек спит. и веди поаккуратнее. не цемент в тачке катишь.
и ехать как-то действительно стало комфортнее.
то, куда они в итоге приехали, дачей можно было назвать с натяжкой: маленький, покосившийся домик с заросшим двором, гигантскими деревьями, среди которых зачем-то стояла сколоченная из досок сцена, а дальше, в глубине участка, виднелась крошечная деревянная церковь.
интерьер соответствовал экстерьеру полностью, даже пугающе хорошо: пара кроватей, огромная печь, занимавшая почти половину дома, сундуки, полумёртвые кружевные салфетки и мёртвые полностью крысы в углу между массивным буфетом тире книжным шкафом, и чем-то вроде буддистского алтаря. на кухне нашёлся набор фарфоровой посуды, крупа досоветского производства, красный угол с иконами и портретами руководящих лиц страны начиная с гравюры рогволодовичей, заканчивая позняком. туалет мало того, что был уличным, так и выглядел устрашающе. маленький, покосившийся, с календарём 1998 года на дверце и привязанной рядом с держателем для бумаги книгой анекдотов про евреев.
сети не было, соседей тоже, зато было пару десятков разномастных устройств в виде проигрывателей, плееров, эвм всевозможных форм, размеров и мощностей, журналы «электроника» и «радио», собранные в аккуратные стопки, пронумерованные и перевязанные бечёвкой. под буфетом нашлись и пластинки, удивительно, но не сборники песен утёсова и кикабидзе, а вполне нашедшие место в современных плейлистах sex pistols, the offspring, blink-182. кассеты относились к жанрам более разнообразно: тут был и зачаток русского рэпа, и ласковый май, и немецкий хард-рок, и сибирский панк, и французская романтика, и японская попса, и португальский фанк.
где-то там же были карты, сложенные в одну огромную стопку сантиметров пятнадцать в высоту («не такую уж и огромную, так, среднего размера», как выразилась алина под скептические взгляды парней). на стенах висели плакаты — отголоски нулевых, одежда, висевшая на крючках, сшитая десятилетием раньше, яркими пятнами дополняла эстетику разрухи, присущую всем интерьерам ранней постсоветщины.
в общем и целом, было весело. и было где развернуться фантазии. но не телу. и уж тем более не одиннадцати людям, которые явно не готовы были спать в рядочек на старом, заляпанном кровью, грязью, вином и ещё бог знает, чем, ковролине.
аря скомандовала располагаться, показала, где, что и как положить, вытащила, к удивлению многих, нормальную посуду, попросила давида и фима разложить во дворе стол, а сама пошла разбираться с досками.
— на кой они тебе чёрт? — лёха не выдержал первым. — мы столько бились о них, имеем право узнать, ради какой цели!
остальные одобрительно загудели. любопытство съедало.
— да что вы прицепились! отец попросил найти материал на парники, вот я и нашла!
— а глеб тогда куда пропал?
— обменяла на доски. ему полезно руками пару месяцев поработать. может, голова лучше работать начнёт.
вопросов не осталось. все приступили к работе. впереди их ждали шашлык, деревенская дискотека и пьянка вселенского масштаба.
местный рейв, который и рейвом назвать было сложно, проходил в заброшенном здании старой фермы — единственном месте, где ловила сеть, и куда менты не любили ездить. сюда вообще никто ездить не любил — размытая дорога больше напоминала болото, через которое пробираться надо было на ощупь, по памяти и строго по проложенным маршрутам.
стены, впитавшие запах навоза, всё ещё пованивали, но это с лихвой компенсировала ядерная смесь дешёвых отцовских одеколонов, пота и палёного алкоголя, от которого шманило не спиртом, а чем-то средним между картошкой, яблоками и церковным кагором. дырявая крыша хорошо подходила антуражу и помогала проветривать помещение от бесконечного сигаретного смога, который образовывался за полчаса до начала отрыва на импровизированном танцполе, а держался ещё пару дней.
из поддонов в углу на скорую руку собирали барную стойку, за которой орудовал толик. толика знали все, даже те, кто был тут впервые — о нём старались рассказывать заранее. во-первых, у него не было правой ноги до бедра, отчего его раньше звали флинтом, но всё-таки решили, что подобное как-то чересчур благородно для подобного персонажа. ходил он точно так же — опираясь на привязанный к телу костыль, потому что протезирование, как и медицину в целом, отрицал, считая, что это правительственный заговор, а вакцины придумали американцы, чтобы развалить советский союз. о том, что союза уже как надцать лет нет ему никто говорить не осмеливался по нескольким причинам. во-первых, толик знал три сотни способов смешать палёное пойло с соком, компотом или чем угодно ещё, чтобы коктейль чувствовался крепким, но лишённым привкусов. а во-вторых, у него был служебный макаров с полным магазином патронов. даже несмотря на отсутствие мозгов для того, чтобы заниматься сексом в презервативах, у местных хватало ума не рушить тонкую душевную организацию старика с пистолетом.
— держись рядом, — шепнула виолетта, сжимая край свисавшего рукава. дашу мало того, что заставили надеть олимпийку, так ещё и на пару размеров больше, мол, чтобы подумали, что у неё есть отец. она тогда только закатила глаза, в отголосках сознания отмечая, что обязательно как-нибудь отыграется позже.
на танцполе начинался какой-то замес: разодетые подростки дёргались под быстрый электробит. матовые бритые головы парней с отрастающим под носом пушком усов, девочки в коротких юбках и маминых вареных джинсах, все поголовно в одинаковых олимпийках. выделить кого-то из толпы можно было только по деталям: ярко-красные очки, блёстки на скулах, жёлтые неоновые ногти, светящиеся браслеты и бусы.
компания разбрелась: кто-то ушёл танцевать в середину, кто-то ограничился лёгким покачиванием у стены, кто-то, как лёха, завис на накрытом тентом сене, служившем диваном, пытаясь заобщаться с кем-то из местных, кто-то, как аря, болтал о делах у поддонов.
— да потихоньку, — ответила она, потягивая белое золото прямо из стеклянной бутылки. бывший бритоголовый одноклассник закурил и предложил ей приму. не взяла. — учусь, перебиваюсь подработками, хожу к психотерапевту.
— нихуя себе. может у тебя ещё и масло оливковое есть?
— есть. а до вас ещё не дошло?
и всё в таком духе.
вечер только начинался, в девять часов делать было особо нечего, но давид, заслуженный чемпион россии по проведению школьных дискотек, сказал, что всё организует по правилам и со вкусом. только сначала покурит, и обязательно организует.
— я пойду у хачей стрельну, — сказал он, кивая в сторону группы бородатых пере-парней-недо-мужчин восточной наружности, одетых в куртки с надписями «ЧЕЧ-НЯ» на все спины. лёха шикнул на него:
— поаккуратнее с выражениями, а то извиняться будешь.
— это ты, лёха, извиняться за «хача» будешь. ты-то алексей. а я давид.
он взъерошил волосы, поднял ворот олимпийки, выкатил грудь колесом и уверенной походкой направился к группе. те приняли его радушно и даже как-то слишком: жали руки, хлопали по спине, а через пару минут уже лезли обниматься и всунули не только сигареты, но и бутылку какого-то самогона, после которого обычно ссышь кровью, зато похмелья никакого.
бутылка с горячительным мягко растеклась по компании, отказались разве что сам давид, потому что он уже пару лет как бросил, даша, потому что как-то пока не прониклась атмосферой, и аня, которая уже сидела угашенная и ловила вертолёты.
***
инструкция по проведению безвкусной дискотеки в деревне около границы.
пункт первый. найди алкоголь. много. разный. водка, виски, бурбон, джин, абсент, самогон, чистый спирт или скипидар, разницы нет, гораздо важнее, чтобы это было на вкус как гнилые помои или ягуар.
пункт второй. надевай удобную спортивную обувь. в ней легко уходить в отрыв, а если вечер пойдёт не по плану — можно быстро ретироваться с места и не получить от местных.
пункт третий. не надевай то, что боишься потерять. ярко-красные очки пользуются большой популярностью, ведь за ними легко спрятать слёзы и расширенные зрачки, и переходят из рук в руки при любой возможности. у кого же они окажутся в конце вечера? кто знает…
пункт четвёртый. будь самым активным на танцполе. окружающие подумают, что ты под спидами и не станут трогать, а то мало ли, что ты в таком состоянии сделаешь.
пункт пятый. будь толерантен к чужому музыкальному вкусу, даже если тебе приходится третий раз слушать «лети и не вспоминай меня». иначе толерантность быстро разовьют в тебе пиздюлями.
пункт шестой. на закусь подготовили только хлеб и соль, но осталась только соль. придётся занюхивать чужой потной головой и молиться богу, чтобы от ядовито-неоновых лучей не стало плохо.
пункт седьмой (только для женщин). не расстраивайся, если не удалось найти общий язык с симпатичным и кажущимся единственным адекватом парнем. с подругой его найти гораздо проще.
***
даша, вероятно, чего-то очень сильно перепила, и не совсем соображала, что происходит. в ней пара тройка фирменных толиковских шотов, пачка сигарет, голова лёгкая, а тело забито пухом и не чувствуется совсем. раз, раз-два и улетела бы, но цепкие руки держали за талию, сжимая через многослойную олимпийку, в которой уже не так уж и неудобно.
и не то, чтобы даша не целовалась раньше. у неё был парень, даже секс, но
так у неё точно впервые. жадно, быстро и требовательно, так, чтобы ноги подрагивали в предвкушении большего наслаждения, чтобы пальцы царапали чужую шею, требуя ещё, чтобы дыхание сбивалось и мысли путались, оставляя после себя приятную пустоту и истому.
— я лесбух у нас терпеть не буду! — доносится до уплывающего сознания обрывками, перекрывая бас. — они вырождают генофон!
— сева, ты совсем кретин? — возражает кто-то. — у них члена нет, чтобы ребёнка сделать.
— всё равно, чё засосались тут?! пусть пойдут в лес, там хоть поебутся! а если дети увидят?!
— какие? те, что у тебя в яйцах ничего в принципе не увидят, потому что тебе пизда светит только в виде пиздюлей.
пункт восьмой (опциональный). спровоцируй главного. драки — главный атрибут любой дискотеки.
дашу вырвали из поцелуя силком, затуманенным взглядом она всё ещё искала обладательницу самых приятных губ и самых приятных поцелуев в её жизни, но быстро сдалась: уносившаяся на улицу толпа смазывалась перед глазами, мешая рассмотреть хоть что-то. её несло с общим потоком на улицу, в холодную июньскую полночь, где на поле под светом звёздного неба собирались люди.
аря стояла вздёрнув голову, непозволительно маленькая на фоне севы, который больше напоминал тот самый полу-буфет полу-шкаф, стоявший в доме. за спиной второго — готовые драться парни, такие же огромные и устрашающие. за спиной ари — три полу-трупа, пара девчонок, блюющая аня, расслабленно-довольная виолетта, и давид с хачами. вечер обещал быть долгим.
они сцепились внезапно и быстро: аря не стала слушать долгие речи о защите национальной идентичности, демографическом кризисе и вырождении нации. ударила гнусно и подло — прямо в пах, вырубив севу правым хуком, прилетевшим ровно в лицо скрючившегося парня. он рухнул на землю с глухим стуком и хлюпом, под ногами уже начала собираться влага.
шансов у них не было изначально, но желания победить полные штаны. в конце концов, хочешь сплотить компанию — подерись с другой. отступление было таким же стремительным, как и начало драки: кто-то крикнул, что надо сматываться, они подхватили бедного лёху, которому досталось больше остальных, и бежали в сторону дома. из разбитых носов лилась кровь, но тела не чувствовали ни усталости, ни боли, ни страха. смешанный с алкоголем адреналин бил в голову, заставляя отталкиваться ногами от земли всё быстрее, еле удерживая равновесие на скользкой траве.
— зачем ты к нему полезла? — задыхаясь спросила даша, поровнявшись с арей.
— назвался панком — живи хуёво.
— я не называлась. и сейчас была не готова убегать.
— мы не убегаем. земля же круглая, значит, заходим с тыла.
вдалеке послышались стоны: лёху перебросили через забор и он приземлился на доски, сопровождая падение извёрнутой руганью.
что было дальше, даша утром не вспомнила. но то, что что-то точно было, знала наверняка.
