Рассвет, уходящий в ночь

      — Ну, ребя-а-а-ата! Ну что, вам жалко, что ли? Лед, ну скажи, вот что такого интересного в твоём поместье, чего ты не видел? Я тебя приглашаю к себе! И я точно тебе могу сказать, что ты в моём поместье вообще ничего, ничегошеньки не видел! Тебе что, совсем неинтересно, где я живу? Див, а тебе зачем сдался лес, который ты до последней травинки знаешь? Это ты в нашем лесу ещё не был! Мы же на опушке живём, до Великого Леса рукой подать! Ты знаешь, какие там дубы? Десять человек не обхватят, а в кроне жить можно, вот какие у нас дубы! А сколько там ручьёв! Вода чистая-чистая, из любого пить можно, а ещё озёра лесные, ключи… Ягоды — какие хочешь: земляника, черника, клюква, голубика, костяника… И твоей любимой травы там полно, всякой разной!       Дива можно было не уговаривать. Ему и вправду было любопытно. Его лес был южнее, а там, где жил Бересклет, на северо-востоке Сиардэ Рьяна, смешанный лес переходил в хвойный, который покрывал большую часть материка. Домой он решил отправиться после ради того, чтобы проведать мать — она была уже немолода, и, хотя на здоровье не жаловалась, Див сам хотел убедиться, что с ней всё в порядке и она не голодает.       Лед же тяжело вздохнул и недовольно дёрнул ухом.       — Бересклет, я тебе говорил. Родители хотят провести время со мной. Я не буду жертвовать этим ради того, чтобы поехать к тебе.       Бересклет надулся.       — Ну и сиди там! Няньчись с братом, раз тебе так охота! Здесь, похоже, ещё не наняньчился!       Див не любил, когда друзья ссорились, и тихонько покачал головой.       Младший брат Леда, Аштавакра, поступил в училище в прошлом году. Откровенно говоря, Див не совсем понимал, зачем. Уроки за него делал Лед, Ашти занимался только тем, что брат за него никак сделать не мог — физической подготовкой, фехтованием, рукопашным боем, верховой ездой. Серебряный как будто ещё больше похудел и даже слегка осунулся — учёбы ему вполне хватало своей. Див не понимал, зачем это делать — какой смысл находиться в училище, если не учишься, однако, когда он сказал об этом Леду, тот ответил, что этого не понять, когда у тебя нет семьи. Див про себя подумал, что, пожалуй, не так плохо, что из семьи у него только мать, которая никогда не заставляла его возиться с младшими братьями и сёстрами.       Ехать решили сразу после окончания учёбы. Лед должен был покинуть училище в тот же день вместе с братом. Встав на заре и позавтракав, Див и Бересклет попрощались с Ледом, оседлали девиренов, приторочили к сёдлам свои немногочисленные пожитки и тронулись в путь.       Поездка проходила очень приятно. Погода стояла тёплая, дожди прошли несколько дней назад, и земля уже высохла. Див щурился от удовольствия, ощущая тёплые лучи восходящего солнца на своей коже. Бересклет привычно болтал ни о чём, но его разговорчивость Диву никогда не была в тягость.       Вечером они остановились на ночлег, выбрав уютную полянку в лесу, заросшую земляникой. Ужинали хлебом, сыром и варёными яйцами.       — Какой я молодец, что отказался ехать с Власисом! — говорил Бересклет, как обычно, с набитым ртом, отчаянно торопясь прожевать крупные куски. — Тащишься и тащишься в телеге, на ночлег в деревне останавливаешься… Так намного лучше! Слушай, как же это замечательно, что учёба закончилась! Сами себе хозяева, что хотим, то и делаем. Вот я захотел к родителям сам поехать — и поехал! И тебя с собой взял! Захотели остановиться — остановились! И не надо по расписанию спать ложиться, есть, даже отдыхать…       Див усмехнулся. Он не стал напоминать другу, что с октября столь нелюбимая им учёба начнётся вновь. И не заговорил о том, что если бы они поехали с Власисом, крестьянином-пасечником из деревни рядом с имением Бересклета, девиренов можно было бы отпустить к родным. Те, правда, неудовольствия не выказывали, но всё же. Бересклет впервые путешествовал самостоятельно, был в абсолютном восторге, и даже в шутку портить ему настроение не хотелось.       — Вот не хочу я спать — и не буду! — разглагольствовал он, размахивая надкушенным пирожком. — Можно хоть всю ночь не ложиться!       — Можно-то можно, а завтра в седле будешь спать?       — Нет, в седле неудобно… Эх, ладно, тогда утра подождём.       Он отхлебнул горячего чаю, как всегда, обжёгся и отчаянно замахал перед лицом ладонями. Столкновения Бересклета с горячими напитками происходили постоянно, так что Див просто налил ему холодной ключевой воды.       — Спасибо, — выдохнул Бересклет. — Это же надо, какой горячий!       Чего он ожидал, наливая из жестяного чайника кипящий чай, сказать было сложно.       — Жалко всё-таки, что Лед с нами не поехал, — сообщил неугомонный Бересклет, схватив ватрушку с творогом. — Что хорошего у него дома? Родители с Ашти носятся, а до Леда им дела нет. Вот ты помнишь, да, как к младшему они на церемонию знакомства с девиренами приехали? Оба, и мать, и отец! А когда Лед партнёра выбирал, ни одного не было! Я не знаю, как так можно!       — Я тоже, — сказал Див. — Я не понимаю, зачем нужна такая семья. Он мне не один раз говорил, что семья — самое ценное, что есть в жизни. Только я не могу понять, почему. У меня семьи нет, судить не могу, но его семья мне совсем не нравится, и я не понимаю, за что её ценить.       — Так это ж его семья! — аж подпрыгнув на месте, завопил Бересклет, перепугав вышедшую на промысел куницу и сову, которая спокойно переваривала обед, сидя на толстом дубовом суку над костром. — Я тут всю жизнь живу, и я вообще не знал, что такое бывает! Его отец даже не забрал, когда у него крылья резались! А вот у меня папа! Мой папа! И дядя! Они меня плавать учили! Фехтовать! Я с ними в лес ходил всегда! А знаешь, как они вокруг меня бегали, пока у меня крылья резались? Знаешь? Отец в армии тогда был, на севере, так он сразу оттуда сорвался, едва узнал! А дядя сразу за мной поехал! Ты помнишь, как он быстро приехал? А ведь от нашего дома до училища день лёту! И пока я в постели валялся, вообще от меня не отходили! Вот какие у меня папы! Приедешь — сам увидишь!       Див кивнул. Хотя ему казалось, что привязанность Драконов к семье и близким он вряд ли мог понять. Он был способен к самостоятельной жизни, едва ему исполнился год, и от матери ушёл сам. Тем не менее, с ней у него сохранились хорошие отношения, прежде всего потому, что он никогда не приходил к ней без подарка — внушительной части пойманной добычи, которая позволяла рыси не охотиться сутки, а то и двое. Однако он и представить себе не мог, как это — поставить себе цель заботиться о её благополучии больше, чем о своём собственном. Да и она бы этого не поняла.       Рано утром, позавтракав, они двинулись в путь.       — И почему нам не разрешают по ночам ездить, — ворчал Бересклет. — Ведь я же прекрасно вижу в темноте! И ты прекрасно видишь! «Нет, вам рано, вы ещё не способны осознать, насколько меняются ночью ориентиры», — передразнил он наставников. — Вот ещё! Ты же, наверное, по своему лесу только ночью и ходил?       Див предупреждающе поднял руку, прислушиваясь. Бересклет тут же замолчал, правда, рот не закрыл, но уши насторожил.       — Что? — шёпотом спросил он через несколько секунд. — Я ничего не слышу.       — Окаран, — ответил Див. — За полчаса пути отсюда.       — Сюда скачет?       Див кивнул.       — Похоже, это Радвар, — удивлённо сказал он.       — Девирен Леда? — Бересклет удивился не меньше. — Лед едет за нами?       Див снова кивнул.       — Подождём, — сказал он.       Они спешились и уселись на густую мягкую траву, у подножия старого ясеня.       — И что это он вдруг ехать решил? — рассуждал Бересклет, который сам уже слышал топот, но всё же был ещё не настолько искушён, чтобы узнать в приближающемся окаране конкретного девирена. — Он же сказал, что вместе с братом домой поедет. Нет, ты не подумай, я рад, что он всё же решил с нами ехать. Просто я тревожусь. А вдруг случилось что-то? Ни с того, ни с сего Лед не передумал бы!       Див беспокоился молча.       Через полчаса на дороге появился Лед на своём мухортом девирене. Див и Бересклет встали, переглянувшись, и последний открыл было рот, но у Серебряного, привыкшего не проявлять эмоций даже перед друзьями, было такое расстроенное лицо, что они, промолчав, сели в сёдла и дальше поехали уже втроём.       Бересклет физически был неспособен долго молчать. У него хватило ума не расспрашивать опечаленного друга, поэтому он принялся вещать обо всём, что попадалось им на пути; к счастью, собеседники ему не требовались. Див помалкивал, незаметно наблюдая за братом. Серебряный не проронил ни слова до ночного привала.       Когда в котелке забулькала перловая каша, приправленная грибами, которые Ворон собрал по дороге, Лед неожиданно сказал, прерывая неиссякаемую болтовню слегка утомившегося за день Бересклета:       — Отец сказал, что не ждал меня на лето. Он сказал, что мне следовало остаться в училище и всерьёз заняться учёбой.       Бересклет вытаращил глаза. Учиться больше, чем Серебряный, который читал познавательные книги даже во время отдыха, было невозможно. Совершенно ошарашенный, он взглянул на Ворона.       Тот молчал, лицо его, как обычно, ничего не выражало (Бересклет завидовал его умению скрывать свои чувства, но, по его мнению, сейчас сдержанность была излишня), а пальцы методично крошили толстый обломок дубовой ветви.       Бересклет посмотрел, как мелкие щепки летят в костёр, подумал и понял, что впервые в жизни ему нечего сказать. Возможно, и не требовалось что-либо говорить.       На следующий день товарищи Леда вели себя так, словно ничего не случилось. Бересклет так радовался летнему теплу, с таким аппетитом уплетал первую землянику, с таким наслаждением, жмурясь, подставлял лицо солнечным лучам, что Серебряный, глядя на него, немного повеселел.       К вечеру они, миновав несколько деревень, достигли поместья.       Как обычно, дом стоял не у дороги, и до него предстояло доехать по алее, вдоль которой росли старые липы. Впрочем, лес на протяжении всего пути был старым, его миновали болезни и пожары. Бересклет аж подпрыгивал в седле от нетерпения, не выдержал и пустил девирена галопом, мигом отрываясь от своих спутников и скрываясь в густой зелени. Насколько был привычен Див к выходкам самого беспечного хулигана из их троицы, даже он впал в недоумение. Им-то что делать? Бересклету позволительно бешеным галопом подлететь к поместью, он здесь живёт и соскучился по отцу (хотя, скорее всего, нормальные Драконы сочли бы подобную необузданность неприличной). Див до сих пор не познал все хитросплетения этикета, но подозревал, что если он с братом вломится таким же образом во двор, это будет противоречить любым правилам хорошего тона. И что теперь? Чинно следовать по посыпанной красновато-жёлтым песком дороге, как два престарелых воина-ветерана, и оказаться у дома на четверть часа позже неугомонного рыжего, заставив хозяев ждать на улице?       Див растерянно посмотрел на брата и обнаружил, что проделка Бересклета пользу всё-таки принесла. Лед, который всё время их путешествия был как в воду опущенный, вынырнул из своей отрешённости и остановил Радвана, не менее растерянный, чем Ворон.       — Что нам теперь делать? — он посмотрел на Дива. — Мы же не можем сломя голову нестись за ним! Это совершенно неприемлемо!       — Поехали рысью, — предложил Див. — С одной стороны, не явимся, как сумасшедшие, с другой, нас будут не слишком долго ждать. Если будут, — добавил он, засомневавшись, что Бересклет о них вспомнит.       Они пустили девиренов рысью. Лед обеспокоенно вглядывался вдаль, поджимая губы, и, видимо, мысленно составлял для хозяев витиеватые извинения.       Бересклета они услышали почти сразу. Он так радостно вопил, что слышали его, наверное, все жители окрестных деревень.       Лед укоризненно покачал головой.       Вскоре из-за зелёных ветвей показался резной трёхэтажный терем. Без женской половины — балкон опоясывал не только третий этаж, но и второй, который традиционно отводился хозяйке дома. Удивляться не приходилось — мать Бересклета погибла при его рождении, и отец воспитывал сына сам при помощи брата.       На чисто выметенном дворе стоял Шебин, девирен Бересклета, обескураженный поведением хозяина, две полные, крепко сбитые крестьянки — очевидно, горничная и кухарка, — и два высоких Крылатых, на шее одного из которых повис Бересклет. Висел товарищ, похоже, на шее своего отца, Рагнара, — об этом говорило лёгкое сходство черт, на котором всё и заканчивалось, Бересклет явно пошёл в мать. И, само собой, этому Дракону, который бережно обнимал сына, было не до гостей. Зато второй Дракон, Авир, чуть ниже ростом и стройнее, сразу посмотрел на них. И, судя по полному подозрения взгляду, который достался Диву, ничего Бересклет про товарищей не сказал.       Авир будто невзначай положил руку на рукоять прицепленного к поясу ножа. Див некстати вспомнил, что сюда изредка добирались эльфийские лазутчики, а сам он очень сильно похож на эльфа и гораздо меньше — на Дракона. Незаметно положить руку, по примеру Авира, на рукоять притороченного к седлу меча он не мог, — этот жест непременно заметили бы и восприняли именно так, как принято среди атроксов, — как приглашение к бою.       Лед, который ошеломлённо смотрел на висящего на шее отца и радостно вопящего друга, не заметил, что его брат в эту самую минуту рискует получить нож в горло. Див тяжело вздохнул и стал прикидывать, успеет ли он выхватить меч из ножен, чтобы отбить нож, но тут всё-таки Бересклет вспомнил, что приехал не один.       Он наконец отцепился от отца и с такой гордостью, будто представлял Правителя, не меньше, заорал:       — А это мои друзья! Лед и Див Ворон! Я о них рассказывал! Я пригласил их к нам! На всё лето!       — Рад приветствовать! — пророкотал Рагнар, радушно кивая гостям.       Авир сощурил светлые глаза.       — Этот тоже? — неприязненно спросил он, слегка кивнув в сторону Дива.       — Кто? — Бересклет недоумённо посмотрел на дядю, потом — на товарща. — Ворон? Конечно! Я же про него рассказывал! Он Хранитель! И он мой друг!       Див, следуя древнему правилу не смотреть долго в глаза тому, кого не собираешься убить, разглядывал шип на холке Шобхина.       Авир руку с ножа снял, но косился на оборотня всё равно подозрительно.       Вычистив девиренов и искупавшись с дороги, друзья сели обедать за богато накрытый стол. Бересклета здесь явно ждали. Рагнар рассказывал о том, что случилось за время отсутствия сына в поместье, сын, как обычно, давясь и почти не жуя, в красках расписывал их путешествие. Див и Лед помалкивали; Авир тоже молчал, почти не ел и не скрывал враждебных взглядов в сторону Дива. Ворон не то чтобы был задет его отношением, но думал о том, что, пожалуй, не следовало ему соглашаться — портить настроение хозяевам своим присутствием совсем не хотелось.       Хотя Рагнар, похоже, никакой неприязни к нему не испытывал. Или, во всяком случае, ничем её не показывал.       На ночь Диву и Леду предложили гостевые спальни на втором этаже. Див плохо засыпал на новом месте, вот и сейчас ему не спалось, и он вышел на балкон.       Под балконом раскинулся яблоневый сад в цвету, и казалось, будто деревья накрыло лёгкое облако, от которого исходил нежный аромат. Заливались соловьи, где-то в поле скрипели коростели. Див с удовольствием бы погулял сейчас по полному шорохов и ночных голосов лесу, послушал соловьёв, а потом улёгся бы спать в корнях какого-нибудь старого дерева… но это был не его лес, и расхаживать по нему без спросу он не имел права. Ворон тяжело вздохнул, облокотился на перила и стал вслушиваться и вглядываться в светлую безлунную ночь, звенящую соловьиными голосами. Хозяева тоже бодрствовали, и окно в их горницу было открыто.       Дома атроксов строились с учётом чуткого слуха их обитателей, и, если бы окно было закрыто, на месте Дива Лед или Бересклет ничего бы не услышали, кроме неразборчивого бормотания. Но Диву не раз приходилось убеждаться, что его слух острее, чем у Драконов. Ему не помешало бы даже закрытое окно, а уж при открытом беседу было слышно так, словно разговаривали за его спиной.       Див, разумеется, не собирался становится невольным свидетелем беседы, но, уйди он в спальню, всё равно бы услышал разговор, не предназначенный для его ушей. Он остался на месте и старался внимать пению соловьёв, а не голосам хозяев, но удавалось это плохо. Говорили о нём.       — Ну, что ты взъелся на парнишку? — умиротворяюще рокотал Рагнар. — Лучик ведь рассказывал о нём, ты же сам прекрасно помнишь. Ну, Хранитель мальчик, что в этом такого?       — Я не уверен, что это Хранитель, — голос Авира был такой же холодный, как его облик: выцветшие до белых некогда золотистые волосы, светло-голубые глаза, тонкий худощавый стан. Рагнар, о русом цвете волос которого напоминали только пряди ниже затылка, как все Крылатые, не обладал большой мышечной массой, но рядом с братом казался тяжёлым и неповоротливым. — Много ты Хранителей видел за свою жизнь, Рагнар?       — Ни одного. Но ведь из этого же не следует, что их не существует. Да, бОльшая часть их живёт в Нижнем Пределе, только и в Верхнем они есть… наверное.       — Конечно. Наверное… «Истоки» вещают, что Хранители были сотворены Видаром ради защиты животных от людей. И сотворены они были в Нижнем Пределе, потому что здесь им нечего делать. Я считаю его эльфийским лазутчиком. И мне непонятно, почему Аскай решил, что он Хранитель.       — Авир, он же совсем мальчишка. Кому придёт в голову засылать в стан врага ребёнка?       — Рагнар, кому придёт в голову засылать сюда взрослого эльфа? Мальчишке намного проще завоевать доверие. И то, надо сказать, маскировка ему удаётся плохо — он ведёт себя, словно ему не двенадцать лет, а тридцать. Я уже не говорю о том, что для зверя он слишком разумен.       — Он учится уже пять лет и несколько лет жил у Аская. Должен был за это время пообтесаться. И разве ты забыл, что он вступился за Лучика? Я ведь хотел его из училища забирать, Видар свидетель, здесь мы бы с тобой обучили его не хуже, зато его никто бы не обижал. Он же, бедный, улыбаться тогда разучился… Так что, знаешь, что я тебе скажу? Ворон может быть хоть трижды эльфом, но, раз он помог моему сыну — он мне будет, как сын.       Наступило молчание. Через несколько минут Рагнар снова заговорил:       — Не обижайся, не надо… Пойдём лучше спать, утром голова яснее будет.       Див вздохнул. Зря он всё-таки поехал. Имя себе взял, а ума не прибавилось. С чего он решил, что родители Бересклета будут добрыми и замечательными? Можно было бы догадаться, что его эльфийская физиономия не всем понравится…

***

      Див рассудил, что уезжать сразу будет невежливо, да и друга он рисковал обидеть. Но попадаться лишний раз на глаза хозяевам, особенно Авиру, ему вовсе не хотелось, поэтому он пытался всячески этого избегать. Единственное напоминание о себе, которое он сделал, состояло в том, что он попросил у Рагнара разрешения бродить по лесу. Рагнар, удивлённый такой просьбой, разрешил ему ходить, где вздумается, хотя стоящий рядом Авир (братья, похоже, почти не разлучались) недовольно кривил губы.       Лед понемногу приходил в себя. Правда, Див не знал, насколько это было хорошо, потому что Серебряный тут же стал винить себя в том, что он неблагодарный, непослушный сын, что по лени своей и скудоумию учится действительно из рук вон плохо (как можно учиться лучше, имея высший уровень по всем предметам, Ворон не представлял), что ему следовало не обижаться, а внять совету отца, который желает ему только хорошего, и вернуться в училище. Див пытался его разубедить, но в самобичевании Лед был упорен, как медведь, пытающийся добыть мёд. Бересклет тоже приходил в ужас, но, к сожалению, «помогал» в привычной своей манере: воплями «Это не так!», «Как ты сам не понимаешь!», «У меня «удовлетворительно» по письму и философии, и я отлично себя чувствую». Див не представлял, что делать, но, к счастью, проблему решил — неожиданно — Авир, которому Бересклет всё рассказал. Он проводил Серебряного в библиотеку, вмещавшую невероятное количество самых разнообразных книг, и разрешил там сидеть, сколько вздумается, только не пропускать трапезы и прогулки. Лед искренне поблагодарил, и его нередко можно было видеть с книгой в саду.       Как ни странно, вместе они собирались только за столом: Бересклет пропадал с родными, Лед — с книгами, Див — в лесу. Ворона вполне устраивал такой порядок, благо что лес правда оказался невероятно богатым на травы, и он только и делал, что собирал их, измельчал, сушил и раскладывал по льняным мешочкам.       Прислуги в доме было мало: кухарка, горничная, конюх и садовник. Див, помня отношение Авира, опасался заводить новые знакомства и тщательно их избегал. До тех пор, пока во дворе, когда он тихонько возвращался из леса с новой порцией медуницы, его не позвала кухарка. Див был едва ли не насильно водворён за стол, перед ним с причитаниями «бедный мальчик совсем отощал, в чём только душа держится», «за сироткой и присмотреть некому», «годится разве целыми днями только хлебом питаться» было поставлено огромное блюдо с пирогами — «ешь, дитятко, только из печи вынула!» и здоровенная кружка с молоком — «попей, сынок, парного!». «Дитятко», совершенно растерявшись, сидело тише воды ниже травы, робко жевало пирог и иногда прихлёбывало молоко. Кухарка словно обрадовалась, что ей есть теперь, о ком заботиться (её дети выросли, но внуков рожать не спешили), и теперь Див иногда сам заглядывал на кухню — сначала из-за того, что с Аланьи сталось бы перехватить его после обеда и выговорить за то, что он к ней не приходит, а потом ему эта забота даже стала приятна. Хорошо было пить изумительные взвары и сбитни, есть с пылу с жару блины и слушать быстрый мелодичный говор.       Тем не менее, нельзя сказать, что друзья его забыли. Див нашёл в глухом уголке сада солнечное место и возился там с травами и ягодами: разбирал их, сушил, измельчал, раскладывал по мешочкам. К нему нередко присоединялся Бересклет с обычным вопросом «А что это ты делаешь? Я тоже хочу!». Правда, он больше болтал, чем помогал, но Див в помощи и не нуждался. Иногда забредал Лед с книгой в руках.       А как-то раз пожаловал Авир.       Див кивнул ему в знак того, что его заметил, и продолжил складывать по мешочкам сушёные ягоды дикой малины.       Авир посмотрел на высохшие и готовящиеся для сушки травы, искривив рот.       — Ты, кажется, был учеником Аская?       Авир, несомненно, знал, что Див помимо учёбы посещает занятия для врачевателей. Только одного дело — помощник целителя и совсем другое — ученик отшельника.       Див сделал вид, что не заметил колкости.       — Да, он научил меня немного разбираться в травах.       Авир с отвращением взглянул на него, поджал губы и удалился.       Ничего откровенно неприязненного не было в этом коротком обмене фразами, но Диву показалось, будто на него вылили ведро помоев.       Тем не менее, несмотря на враждебность дяди Бересклета, Диву начинало здесь нравится. Лес был богат и на травы, и на зверей, пронизан множеством чистых ручьёв и таил в себе родники с холодной сладкой водой. По древнему поверью считалось, что родники — благословение земле от Видара (на атришну они буквально назывались «поцелуями бога»), и поэтому их обкладывали белыми камнями. В поместье Дива окружала заботой Аланья, он так же, как и Лед, мог пользоваться библиотекой (правда, разрешение ему дал Рагнар, а не Авир). Кроме того, он с интересом и недоумением наблюдал, как Бересклет общается с отцом и с дядей. Ему приходилось видеть раньше мельком свидания учеников с родителями. Они беседовали ровно, вежливо, разве что тон был чуть теплее, чем в общении с посторонними. Прикосновений не допускалось. Собственно, между близкими друзьями были гораздо больше распространены прикосновения (не зазорным считалось положить руку или голову на плечо, сидеть бок о бок, дотрагиваться до собеседника во время разговора), чем между детьми и родителями.       В семье Бересклета было не так, да и не могло быть иначе. Мало того, что Бересклет обожал висеть на Рагнаре или Авире, Рагнар и даже его неприступный брат сами обнимали его, шутливо щекотали и гладили по голове и крыльям. Собственно, Рагнар настолько к этому привык, что точно так же трепал по волосам Дива и Леда. И если Див к этому отнёсся спокойно, бедный Лед в первый раз оторопел. Поначалу Лед с недоумением, а после с завистью и тоской смотрел на эту странную семью, где считалось обычным обнимать друг друга, где называли сына Солнышком, Солнцем, Лучиком, где отец своими руками мастерил для него игрушки (Бересклет с гордостью показывал свою комнату, в которой для них была отведена целая стена), где считалось нормальным громко разговаривать и хохотать во весь голос…       Див, о семье имевший представления смутные, не недоумевал и Бересклету не завидовал. Отца у него не было, зато была мать, которая играла с ним, вылизывала его шёрстку, пела волшебные колыбельные, которые он помнил до сих пор. Но Леда ему было жаль.

***

      В тот знаменательный день (точнее, ночь) Див ушёл далеко от дома. Погода третий день стояла ненастная. Рагнару было худо, и он не вставал с постели — разболелось правое крыло. В давней битве оно было сломано в нескольких местах, однако целители смогли его залечить. Рагнар сохранил способность летать, но не мог находится в небе больше нескольких часов, и ему пришлось оставить службу. Авир, по словам Бересклета, ушёл в отставку чуть позже, когда понадобилась помощь с маленьким племянником.       На самом деле, отношения Рагнара и Авира вызывали у Дива вопросы прежде всего тем, что то, что видел он, разнилось с тем, что видел и о чём говорил Бересклет. Вереск был уверен, что у него два папы, один из которых его дядя — названный брат Рагнара. Див до знакомства с его родителями имел несколько другое представление о братских узах. Естественно, товарищу он ничего о своих подозрениях не сказал, да и не задумывался о них, не его это было дело.       Так вот, ночь после дождливого дня выдалась тихая и ясная, и Див, который проспал эти двое суток, поддался искушению побродить по свежему, пахнущему влажной землёй и пряными травами лесу. Шобхин не любил сырость и предпочёл отдыхать в сухой конюшне.       От влажной земли поднимался пар, и между деревьями лёг туман. Диву это не мешало ориентироваться. С удовольствием вдыхая свежий после предзакатной грозы воздух, он решил сходить к небольшому озеру неподалёку, чтобы искупаться. И всё складывалось замечательно, если бы в него не врезался с лёту воробьиный сычик, перепуганный насмерть.       Оказывается, за оврагом эльфы открыли портал и теперь упражнялись в волшебстве и меткости стрельбы из лука, истребляя лесное зверьё.       Это был чужой лес. Но слишком долго было бежать в поместье за помощью, а затем возвращаться сюда. Див успокоил малыша, заверил, что бояться нечего, посадил его на надёжный, скрытый в густой листве сук, обернулся зверем и порысил к оврагу.       Вскоре он ощутил магию, чужой запах и ускорил бег.       Не замедляясь ни на секунду, он по звукам определял, кто где стоит и откуда будет выгоднее всего напасть. План был таков: сломать противнику хребет, добыть меч и дальше биться мечом в человеческом облике, чтобы подвергнуть наименьшему риску собственную шкуру.       Однако, чем меньше оставалось до оврага, тем отчётливее был слышен звон стали.       Перебить они друг друга решили, что ли?       Всё оказалось проще. Там уже был Авир. Справлялся он неплохо, но… Див ведь был здесь. Почему бы не помочь?       Иногда он думал, что Драконы должны были понимать животных куда лучше, чем люди. А на деле в их легендах нередко можно было встретить нечто вроде «зарычал Лютый Зверь и вихрем погубил недругов». Причём рычали «Лютые Звери» каждый раз перед нападением, даже если «недругов» скрадывали. Див рычать не умел, в его распоряжении были шипение и разнообразные вопли и завывания для устрашения, но пользовался он только первым, когда стоял с противником морда к морде. А зачем орать, выпрыгивая из засады? Вот глупости!       Зверь огромной смертоносной тенью вынырнул из-за деревьев и беззвучно свернул первому противнику шею. Свет, наколдованный волшебниками, мигом погас — колдовство не выдерживало присутствия Дива. И обнаружилось, что можно обойтись без утомительного размахивания мечом. Эльфы даже понять ничего не успели, прежде чем троих из них не стало.       Див размозжил поверженному врагу шею ударом могучей лапы, поднял голову и обнаружил прямо перед своим носом чёрный острый клинок.       Авир тоже ничего не понял.       Див со вздохом вернул себе человеческий облик, благоразумно отступая назад.       Авир при виде зверообразного друга племянника опустил меч и произнёс несколько слов, которых Ворон ни от кого прежде не слышал.       — Мог бы догадаться! — прошипел Авир. — Какого … ты здесь делаешь?       Див пожал плечами.       — Хотел искупаться в озере. Но по пути столкнулся с сычом, который был перепуган до икоты. Он рассказал мне, что здесь происходит, и я решил посмотреть.       — Сыч?! Рассказал?!       Если бы у Дива сейчас был хвост, он бы раздражённо водил им из стороны в сторону.       Они несколько секунд смотрели друг на друга.       — Допустим, — проворчал Авир. — Ты должен был не переться сюда, как идиот, а возвращаться домой за помощью!       — Какой помощью? — шевельнул бровью Див. — Рагнару нездоровится, ему нечего делать в сыром лесу, да и толку от него было бы немного. Вы и так здесь оказались. Кроме того, чтобы справиться с таким количеством противников, мне помощь не нужна.       Авир изучающе смотрел на него.       — Хранитель, значит? — Меч развоплотился, и он прикоснулся рукой к подбородку. — Где был твой лес?       — К юго-западу от столицы, за Смородиной.       — А! Рысьи пустоши… Чернолесье?       Див кивнул.       — Тогда понятно. Эльфы любят эту местность, и патрули не всегда их замечают… Давай приберёмся здесь.       — У вас предплечье разрублено.       — Да, представь себе, я тут, знаешь ли, не чаи распивал. Думаю, не нужно быть лекарем, чтобы это заметить.       — Остановить кровь?       Авир фыркнул:       — Как ты собрался это делать? Что-то я не вижу у будущего целителя сумку с лекарствами и бинтами.       — Я не предлагал перевязку.       — Ну, попробуй, — усмехнулся Авир, протягивая ему раненую руку.       Див осторожно накрыл рану пальцами, шепча слова простейшего заговора. Когда он убрал руки, кровь уже запеклась.       Авир внимательно посмотрел на свою руку. Потом — на Дива. Снова посмотрел на руку и одарил пристальным взглядом стоящего рядом худенького парнишку:       — Ты знаешь, что теперь ты мне ещё больше не нравишься?       Див пожал плечами.       — Я не собираюсь нравиться кому бы то ни было.       Они сволокли трупы в кучу, Авир присыпал их асой и поджёг. Зелёный огонь бесшумно и быстро пожрал тела.       — За мечами вернёмся днём, не на себе же их тащить. Ты дорогу знаешь?       Див кивнул.       — Тогда счастливо оставаться.       Авир взмахнул крыльями, поднялся в воздух и исчез за кронами. Ворон подумал, что иногда завидует Крылатым, и поплёлся домой. Полчаса лёту — совсем не то же самое, что полчаса ходу.       По дороге Див всё-таки искупался в озере и напился из родника. Дома он оказался, когда начало светать, и с недоумением встал на пороге своей спальни.       По комнатке из стороны в сторону нервно ходил Авир.       — Ну наконец-то! — сказал он, едва увидев Ворона. — Тебя только за смертью посылать! Где тебя носило?       Ворон приподнял бровь:       — Не думаю, что вы за меня беспокоились, но на всякий случай скажу. Не стоит из-за меня волноваться, я могу постоять за себя.       — Ты считаешь меня идиотом? У меня и в мыслях не было волноваться за огромную зверюгу, на которую не действует магия и которая одним взмахом лапы ломает человеку позвоночник. Мне непонятно, с какой стати будущее светило целительства пренебрегает своими обязанностями.       Див затворил дверь и сел на обитую бархатом скамеечку.       — Я остановил кровотечение, — сказал он. — Вам сделать перевязку?       — Мне сделать так, чтобы от этой дряни следа не осталось.       Див бросил взгляд на его руку.       — Я могу зашить, — сказал он, не показывая, что удивлён таким требованием. Воины шрамов не боялись, для них это был показатель доблести в бою. — Через две недели швы, если всё будет в порядке, можно снять, и к концу месяца никаких следов не останется.       — Ты совсем дурак?! — прошипел Авир. — Мне нужно, чтобы сию же секунду ты убрал эту рану!       — Вам отрубить руку? — совершенно серьёзно спросил Див.       — Идиот! Ты не можешь свести какой-то паршивый порез?!       — Этот паршивый порез рассёк вам предплечье до кости. Я не владею магией и не могу убрать его сейчас же.       Авир сверкнул на него глазами.       — Рагнар меня убьёт, — процедил он сквозь зубы, уводя взгляд к окну.       — Я не думаю, что Рагнар может убить любимого брата только из-за того, что тот без его ведома отправился защищать родные земли.       Авир медленно отвернулся от окна и взглянул на Ворона в упор. Див смотрел на него безмятежно.       — Слишком много себе позволяешь, мальчишка, — прошипел Авир.       Ворон слегка недоуменно пожал плечами и решил для себя, что брату Рагнара для того, чтобы злиться, повод не нужен.       Авир произнёс ещё несколько слов. Ворон начал подозревать, что слова эти малопригодны для использования в обычной речи.       — Ладно, Пустота с тобой, — Авир опустился на пуфик возле окна. — Надеюсь, хотя бы перевязку я могу получить?

***

      На этом дело не закончилось. За завтраком Авир клал больную руку так, чтобы повязка привлекла к себе внимание.       Разумеется, Рагнар не мог её не заметить.       — Что у тебя с рукой? — требовательно спросил он, аккуратно забирая в свои ладони пораненную руку брата.       — О, пустяки, царапина, — небрежно ответил тот. — Захотел показать нашему юному гостю, — он кивнул на Дива, — несколько приёмов и слегка переоценил свои силы. Теряю хватку.       Все взгляды обратились на Дива. Див взглянул на ухмыляющегося Авира и промолчал.       — Да нууу! — восторженно завопил Бересклет. — Ты же был лучшим мастером меча во всём войске! И Див тебя уделал?!       Рагнар озабоченно взглянул на Ворона, который сосредоточенно рассматривал содержимое своей тарелки.       — По-моему, мальчик с тобой не согласен, — заметил он, а сбоку приятеля восхищённо дёргал за руку Бересклет:       — Ну же, расскажи, как ты это сделал! Расскажи! Удар Змеи, защита и контратака? Да? Да?       Див мужественно держал оборону до конца трапезы. После завтрака, ничего не добившись от друга, Бересклет напал на дядю. Ворон тихо исчез, стараясь игнорировать обеспокоенный взгляд Рагнара.       Лед вышел вместе с братом.       — Что произошло у вас с Авиром? — спросил он. — Ты в самом деле одержал верх?       — Нет, конечно. Лучше скажи, что там Вереск трещал про лучшего мастера меча во всей Рати?       — Ты разве не слышал? Рагнар и Авир были лучшей боевой парой среди Небесных Стражников, причём вёл именно Авир.       — Откуда мне было слышать? — обречённо сказал Ворон. — Это же наверняка было задолго до того, как я попал в училище…       — Ты должен гордиться, если сумел…       — Да ничего я не сумел, — перебил его Див. — Лед, давай оставим этот разговор, хорошо? Это не моя тайна.       Если Лед всё понимал без лишних слов, про Бересклета сказать того же было нельзя, и Ворон предвкушал, как будет вынужден изворачиваться в ответ на настойчивые расспросы товарища. Однако их не последовало, Авир, похоже, сумел удовлетворить любопытство племянника.       Когда вечером в тайнике под старыми яблонями рядом с Дивом возник тонкий высокий силуэт, Ворон понял, что каникулы его, похоже, закончились.       — Ну что ж, дружок, — прозвучал над ним насмешливый голос, — согласно легенде, ты смог дать мне достойный отпор. И теперь до выздоровления моего брата придётся сделать так, чтобы ты действительно оказался способен это сделать. Жду тебя с мечом у дальнего пруда через десять минут.       На самом деле, всё сложилось лучше, чем того ожидал Див. У Авира был крайне своеобразный и сложный стиль боя, добрую половину приёмов, которые он использовал, им в училище не показывали. Ворон, конечно, ни в жизни не победил бы его в открытом бою, но он был чрезвычайно способным учеником. Бересклет ему завидовал, потому что дядя хоть и тренировал его, но не считал нужным показывать всё богатство навыков, которыми владел. Лед один раз присутствовал на уроке и после с завистью сказал Диву:       — Это старая школа, высший уровень мастерства. Сейчас Авир единственный, кто им владеет.       — Очень рад за него, — проворчал Див, вытягивая уставшие ноги и растирая ноющие запястья. — Только на кой он в меня-то так вцепился? Я не претендую на его славу.       — У тебя есть все шансы стать вторым, — печально улыбнулся Лед.       Див так совсем не считал и уговорил Авира, чтобы он занимался с ними со всеми. Авир пошёл на это нехотя и Ворона всё равно выделял — гонял его намного сильнее остальных и требовал от него намного больше. Настолько больше, что друзья Дива быстро перестали ему завидовать.       Див плохо привязывался к людям, точнее, обычно не испытывал к ним сильных чувств. Он любил своих друзей — само собой, но прежде на этом список Драконов, которые были для него дороги, заканчивался. К прочим он относился равнодушно. Авир тоже не вызвал поначалу у него сильных эмоций. Нахальный, самоуверенный, подозрительный… раз Бересклету так хочется, чтобы друг провёл у него лето, от его дяди надо держаться подальше. Но, как всех подростков, Дива восхищало непревзойдённое мастерство, а такие фехтовальщики, как Авир, ему не встречались ни прежде, ни после. Он завороженно следил за лёгкими искусными, безупречно выверенными движениями, и большого труда стоило заставить себя не проникаться их совершенной красотой. Поэтому неудивительно, что придирчивый насмешливый Авир сначала стал ему симпатичен, а потом неожиданно Ворон обнаружил, что ухитрился к нему привязаться.       И всё же, даже несмотря на зверства Авира, твёрдо вознамерившегося вылепить из Дива воина, равного которому не было в прошлом и настоящем и не предвиделось в будущем, это, пожалуй, было лучшее лето в жизни Ворона. Они все вместе ездили в лес, отправлялись к Ледяному озеру, затерянному в чащах — вода там была кристально чистая, дно можно было различить на самой большой глубине, — вечерами пили душистый чай с мёдом, булочками и пирожками, на которые не скупилась Аланья. Единственное, о чём жалел Див — о том, что не попал в эту семью раньше.