Рассвет, уходящий в ночь

      Будучи зверем кошачьей природы с чрезвычайно острым слухом, Див, как все кошачьи, умел игнорировать ненужные звуки. Эта способность была полезна всегда, но особенно она пригодилась в Нижнем Пределе. Шумы человеческого мира, отличные от звуков привычной жизни, его сильно раздражали. Со временем он, разумеется, привык, внимания на них не обращал и ничего, кроме равнодушия, к ним не испытывал.       Однако теперь Див понял, что даже здесь есть звуки, которые ему нравятся.       Тиканье часов в маленькой комнате. Поскрипывание старого паркета. Шум закипающего на плите чайника. Перешёптывание голых зимних веток далеко внизу. Звонкий голос, в обычной речи звучащий негромко и плавно, иногда слегка насмешливо, с очаровательной манерой немного протягивать слово «нет». В минуты страсти — звонкий и пронзительный, как сталь. Тихое дыхание, еле уловимое, греющее кожу. Звук мягких и лёгких шагов.       В комнате плавал белый свет. Валил снег за окном. Чуткие пальцы перебирали волосы. Див нежился, вслушиваясь в приглушённое тиканье часов и родное дыхание. Вставать ему совершенно не хотелось.       Северин ночью ясно дал понять, насколько соскучился. Когда их безумный марафон закончился, они были все мокрые, липкие от спермы и совершенно обессиленные. Они лежали пластом бок о бок, Северин вырубился мгновенно, и Див ничего так не желал, как последовать его примеру. Он запросто наплевал бы и на неприятно стягивающую кожу подсыхающую сперму, и на мокрое от их выделений бельё, но на Северина он наплевать не мог. Эта озабоченная бестия наотрез отказалась от презервативов («Я хочу чувствовать тебя, а не резину!») и потребовала кончать внутрь. Естественно, в разгар акта и таким голосом, что слышали все соседи с двадцать второго этажа по первый. Див был не в том состоянии, чтобы ему отказывать, и теперь сам же от этого страдал. Северина надо было вести в ванную и избавлять от последствий бурной ночи. Див тряс его за плечо, тормошил, но добился лишь того, что Северин приоткрыл глаза, посмотрел на него сонным взглядом, улыбнулся совершенно пьяной улыбкой, пробормотал: «Обожаю чувствовать, как из меня вытекает твоя сперма», — и отрубился.       Див поднял глаза к потолку, вздохнул, встал, закинул Северина на плечо, как мешок с картошкой, и потащил в ванную. Тащить его было неудобно, потому что роста они были примерно одинакового, но на ноги становиться Северин не желал. В ванной повторилась сцена после их первой ночи. Северин сначала протестующе мычал, обзывал Дива садистом и по-прежнему не испытывал желания становиться на ноги. Однако, немножко придя в себя, он позволил поставить себя в ванну, решительно повернулся к Диву, крепко обнял его за шею и приник к его губам. Отцепиться от него можно было, только сломав ему руки, чего Ворон, конечно, никогда бы в жизни не сделал. Дело закончилось ещё двумя заходами, и Див уже плохо помнил, как они добрались до комнаты. Зато он хорошо помнил, как стаскивал с дивана Северина, который рухнул на грязное бельё и вставать больше не рассчитывал. После того, как с третьей попытки удалось запихать его в кресло, у Дива не осталось сил решительно ни на что, и спали они без подушек и одеяла под пледом, но на чистой простыне.       — Проснулся?       — Нет, — сказал Див, не открывая глаз.       Северин фыркнул, поцеловал его в макушку и продолжил перебирать его волосы.       — Почему одеяло и подушки валяются на полу?       — Потому что вчера ты меня заездил, и у меня сил не осталось на то, чтобы полностью менять постельное бельё. Если тебя не устраивает, сам убери.       — Я тебя заездил?!       — Леший тебя возьми, Северин, а как, по-твоему, было дело? Ты с меня слез только в три ночи, а легли мы, между прочим, в одиннадцать!       — Ой, только не надо рассказывать мне сказки про то, что ты меня не хотел!       — Правильно, во всём я виноват.       — Конечно! Ты же мог меня остановить!       Див открыл глаза и приподнялся, чтобы посмотреть на наглеца.       — Я пытался, — язвительно сказал он. — В ванной. Ты вцепился в меня, как клещ, и даже если бы я тебя убил, оторвать бы тебя не получилось.       — Тебя никто не просил тащить меня в ванную! Я уже спал, между прочим! Что за страсть после секса непременно меня куда-то тащить!       — Ты не соображаешь? Чтобы раздражения не было!       Северин откинулся на ковёр, вытянул ноги перед Дивом и посмотрел на него:       — Тебе не кажется, что ты добился обратного эффекта? Ты меня сейчас раздражаешь куда больше, чем твоя сперма в моей заднице.       — Потому что её там нет?       — Именно, дорогой, — улыбнулся Северин и добавил: — Помылись бы утром, только и всего.       — Утром? — уточнил Див. — Сейчас полдень.       — Меня это мало волнует. Мы завтракать будем? Я есть хочу.       Див тяжело вздохнул, встал и пошёл на кухню. В дверях его остановил возмущённый окрик Северина:       — Ты куда собрался?!       Див посмотрел на него через плечо:       — Угадай с трёх раз. Можешь предположить, что я иду на кухню готовить завтрак. Точнее, обед.       — И ты просто так возьмёшь и уйдёшь?!       — Северин, не беси меня. Ты только что хотел есть. Уже расхотелось?       Северин встал, подошёл к Диву вплотную, одной рукой обнял его за шею, другую положил на его утреннюю эрекцию.       — И мы с этим ничего не сделаем?       Ответа он не ждал, потому что тут же поцеловал его губы, сжав рукой его член. Они снова оказались на диване, исступленно целуясь, словно год не видели друг друга.       — Х-холера… что ты возишься?       — Смазка где?       — Боги, какая ещё смазка?! Мы всю ночь трахались! Ну, давай же…       К счастью, на этот раз они отправились в душ только за тем, чтобы помыться. После чего Северин ушёл в комнату, а Див — на кухню готовить завтрак. Он заглянул в холодильник и на полки, подумал и стал жарить яичницу.       Вскоре он услышал знакомую вибрацию и вдруг понял, что выходных им дали всего два, а значит, сегодня ему где-то надлежит быть. И даже, кажется, Влад писал ему вчера, где именно и во сколько. Див в сообщение не вникал, потому что в этот момент Северин тщательно исследовал губами и языком его живот, а потом и вовсе о нём позабыл.       На кухню вошёл Северин в белой пижаме с незабудками и вручил ему разрывающийся от вибраций мобильник.       — Дорогой, сколько выходных у тебя было? — спросил он. — Тебя, похоже, потеряли.       Див с тяжелым вздохом взял у него телефон.       — Где тебя черти носят?! — с ходу заорал Влад. — Ты час назад должен был в студию приехать!       Див нажал отбой, подумал, окинул Северина внимательным взглядом и набрал номер. Северин наблюдал за ним с любопытством, под которым успешно скрывал тревогу.       — Мне нужен ещё день, — сказал Див в трубку, обойдясь без приветствий и не назвав собеседника по имени. — Да, прямо сейчас. Я знаю… Ты, кажется, меня не вполне понял?       В голосе его зазвучала сталь.       — Я возьму этот день независимо от того, дашь ты мне его или нет. Скажи спасибо, что я решил поставить тебя в известность. Завтра в девять буду в студии.       После чего он нажал отбой, положил телефон на подоконник, выключил яичницу и налил чай в кружки.       — Я смотрю, ты не даёшь Леониду спуску, — с едва заметным облегчением сказал Северин, усаживаясь на диванчик.       Див пожал плечами, поставил перед ним тарелку с яичницей и кружку с чаем и сел рядом.       — У меня больничный до понедельника. Мог бы взять пять дней вместо одного. Меня лечить надо и ухаживать за мной. Я, между прочим, болею.       Див покосился на него.       — Да, — сказал он. — Видимо, ты из-за озноба от поднявшейся температуры всю ночь не мог от меня отлепиться. И утром тоже.       — Именно так всё и было, — задрав нос, ответствовал Северин. — За исключением того момента, что ты воспользовался моим беспомощным положением.       — Разумеется. Особенно беспомощным ты был тогда, когда завалил меня на спину, сел на мой член и насаживался на него, ставя соседей в известность о своих сексуальных предпочтениях.       Они уставились друг на друга.       — На-ххал, — даже как будто с удивлением сказал Северин.       — Да. Ты уже говорил, — невозмутимо ответил Див.       — Озабоченный маньяк.       — Я не виноват, что это заразно, — пожал плечами Див.       — Наглец!       — Безусловно.       — Я обожаю твою улыбку.       Див едва не подавился.       Северин аккуратно поцеловал его в уголок губ и преспокойно вернулся к яичнице.       — Ты так мило смущаешься, — заметил он.       Див отмер.       — Насколько я помню, ты ещё кое-что обожаешь.       — Да, — так же спокойно сказал Северин. — И это тоже.       Див усмехнулся.       Несколько минут они ели в молчании.       — Если бы ты действительно всё ещё болел, я взял бы пять дней, — нарушил молчание Див. — Столько, сколько понадобится.       — Брось, дорогой, я не сомневался.       — Думаю, лишний раз испытывать терпение Мирослава не стоит.       — Мирослава? — Северин удивлённо взглянул на него. — Ты разве не с Леонидом разговаривал?       — Нет, зачем? Так надёжнее.       — Однако, — задумчиво протянул Северин. — Сначала ты объявляешь ему, что ты и Влад не будете обслуживать богатых клиентов, и он проглатывает. Теперь ты ему звонишь и заявляешь, что сегодня на работу не выйдешь. Он своим любовникам не позволяет столько, сколько тебе. Что такого ты ему сказал, дорогой?       Див замялся. Он сам ещё не вполне понял, какие отношения у него складываются с отцом и можно ли рассказать об этом Северину. К счастью (на тот момент Ворон считал, что к счастью), Северин не любил переспрашивать и, не получив ответа, не стал развивать эту тему.       После завтрака Северин ушёл в комнату заниматься своими дипломами, а Див остался на кухне и принялся замешивать тесто для вареников.       В дверь позвонили. Див сполоснул руки и пошёл открывать.       На пороге стояла девица в круглых очках, пуховике, увеличивающем её и без того пышную фигуру раза в два, и кожаных зимних сапогах с солевыми разводами. Под мышкой она зажимала объёмную сумку.       Девица обозрела Дива невыразительным взглядом и спросила:       — А Витольд Станиславович где?       — Болеет, — коротко сказал Див.       — Он должен был мою курсовую проверить.       — Поговорите с ним о вашей курсовой, когда он на работу выйдет.       — А вы ему кто?       — Муж, — сказал Див и захлопнул перед ней дверь.       У двери в комнату стоял Витольд и трясся от беззвучного смеха.       — Усердные у тебя студентки, — заметил Див.       — После твоих слов у меня появятся усердные студенты. Вот зачем ты ей это сказал? Ты представляешь, какие слухи по университету поползут?       — Полагаешь, я сильно испортил твою репутацию?       — Она у меня и так неидеальная, — усмехнулся Северин. — Одна половина коллег считает, что у меня была тяжёлая история в прошлом, которая закончилась тем, что мне разбили сердце, и с тех пор я одинок. Вторая половина уверена, что я гей. — Он развёл руками. — Сам видишь, что хуже уже не будет.       — Влад считает тебя геем.       — Я ему не нравлюсь, — рассмеялся Северин. — Я никому не нравлюсь. Кроме тебя. Ты почему застрял на кухне?       — Тесто замешивал. Для вареников.       — Вареников?       — Ты вареники никогда не ел?       Витольд покачал головой:       — Моя мать полька, но я родился и рос в Англии. Она никогда не готовила. Так что со славянской кухней я почти не знаком.       — Значит, немного познакомишься.       Витольд ухмыльнулся и сел на диванчик.       — У тебя же дипломы, — заметил Див.       — А также контрольные, курсовые и проверочные. Займусь, когда ты уйдёшь, — отмахнулся Северин. — Это такие вещи, которые никогда не заканчиваются… Сейчас я хочу посмотреть, как ты готовишь.       Он поставил локти на стол, подпер голову руками и посмотрел на Дива.       — Ты рано пришёл, — заметил Ворон, накрыл миску с тестом чистым полотенцем и сел рядом с Северином. — Тесту надо постоять полчаса. Можешь вернуться к своим студентам.       Северин фыркнул, подтянул ноги на диван и привалился спиной к Диву, который его обнял, легонько прижимая к себе.       — Успею ещё. Пять суток впереди.       — Будь добр ночами спать, а не работать.       — Я только с тобой могу проспать всю ночь, не просыпаясь… если мы не заняты чем-то куда более интересным, чем сон, — Северин чмокнул его в плечо.       — Ты плохо спишь? — нахмурился Див.       — Я разве тебе не говорил? Сплю урывками в течение суток, по десять-пятнадцать минут. В целом… в целом обычно получается час-полтора.       — И тебе хватает?       — Не сказал бы, но я привык. Больше всё равно не выходит.       — Снотворное не пробовал?       — Вот ещё, стану я травить таблетками свой и без того неидеальный организм! Оставь какой-нибудь из своих чудесных травяных чаёв.       — Оставлю, конечно. Но лучше бы тебе к врачу…       — Лучше сам оставайся. Рядом с тобой никаких проблем со сном у меня не будет.       — Если я приставать не начну.       — Скорее, если я приставать не начну! Ты ко мне не пристаёшь.       — Северин, мы с тобой вместе три с половиной дня, если считать нашу самую первую ночь.       — И что? Трахаться можно не только ночью, к твоему сведению. Если ты не знал.       — Профессор лингвистики…       — Что? Я не виноват, что в русском языке нет нормативных выражений для обозначения секса и всего, что с ним связано. И, что касается этого глагола, то я бы сказал, что это, скорее, не матерное слово, а грубое просторечное. Вот если бы вместо «трахаться» я сказал «е…»....       — Умолкни. Знаешь же, что я терпеть не могу мат.       — Тяжело же тебе живётся, дорогой, — Северин лукаво взглянул на него. — В России матерятся все, даже младшие школьники.       — Не будь, как младшие школьники.       — Постараюсь, — рассмеялся Северин.       Он умолк и прижался щекой к плечу Дива. Ворон прикрыл глаза. Так уютно было ощущать его рядом, чувствовать под рукой мягкость байковой ткани и тепло его тела…       — Ты вернёшься? — вдруг глухо спросил Северин.       Див, едва не вздрогнув, крепче прижал его к себе.       — Конечно, вернусь, как же иначе?       — Я беспокоюсь… вдруг я уже надоел тебе до смерти и ты только ищешь повода, чтобы от меня избавиться…       — Ну, с чего ты это взял?       — Мне не может так повезти. Так не бывает. Только не со мной.       — Северин, я не уверен, что со мной может повезти.       — Да брось! — Северин резко сел, высвобождаясь из его объятий. — Ты меня на руках носишь, пылинки сдуваешь, терпишь все мои истерики! Как это ещё назвать? Такое не может быть надолго. Если я не надоел тебе сейчас, то скоро надоем.       Див придвинулся к нему и обнял.       — Я не могу предсказывать будущее. Но зато уверен, что никогда не чувствовал ничего похожего на то, что чувствую с тобой. Мне хорошо, когда ты рядом. Мне нравится слушать твой голос. Нравится, когда ты обнимаешь меня и прижимаешься к моему плечу. Я от тебя не откажусь.       Северин низко опустил голову, пытаясь скрыть смущение. Див осторожно провёл рукой по его волосам.       — Хочешь приехать ко мне? — спросил он, чтобы отвлечь его от тяжёлых мыслей. — Я купил квартиру. Мне кажется, тебе там понравится.       — Квартиру? — Северин шмыгнул носом и посмотрел на него блестящими глазами. — Пентхаус в роскошном небоскрёбе с тренажёрным залом и бассейном и с видом на Москву-реку?       Вовремя Див сменил тему.       — Не совсем, — улыбнулся он. — Правда, видом на Москву-реку и Нескучный сад сможешь полюбоваться.       — Нескучный сад? — Северин слегка сдвинул брови. — Фрунзенская набережная? Сталинский дом?       Див кивнул.       — Однако. Двухэтажная квартира?       — Нет. Двухкомнатная.       — Хм. А машина у тебя есть?       — Да, купил на тот же гонорар.       — «Ламборджини»? «Феррари»?       — Нет, — Див покосился на него с лёгким подозрением. — «Волга».       — Ты шутишь?       — Нет, на самом деле «волга». ГАЗ двадцать четыре.       Северин воззрился на него.       — Дорогой, ты в составе популярной вокальной группы. Вы легко собираете стадионы. И ты покупаешь себе «волгу»?       — Она мне понравилась, — сказал Див. — Хорошая машина. Хорошее железо. Просторная.       — Счастье моё, она была статусной лет тридцать назад. Ты представляешь, как будет выглядеть, когда ты на ней приедешь на какую-нибудь помпезную церемонию награждения?       — Как-то, что мне плевать на мнение общества и свой статус определяю я, а не моя машина?       Северин задумался, расхохотался и, отсмеявшись, сказал:       — Об этом я не подумал. Конечно, ты прав, мой дорогой. Я с удовольствием приеду к тебе в гости и посмотрю на твою машину.       — Можешь переехать.       — Переехать?..       — Да, ко мне. Оттуда на работу тебе ездить будет удобнее.       Северин смотрел на него, широко распахнув свои сердоликовые глаза, словно боялся поверить в то, что услышал.       — Я подумаю, дорогой, — сказал он тихо и улыбнулся. — Я подумаю.

***

      За разговорами полчаса пролетели незаметно. Див раскатал тесто, положил перед Северином получившийся блин на посыпанный мукой стол и полез в шкафчик за вишнёвым вареньем.       — Поможешь? — спросил он.       Северин скептически посмотрел на него.       — Чем же? — ядовито спросил он. — Ты же уверен, что я способен зарезать себя столовой ложкой.       Див поставил перед ним гранёный стакан.       — Надеюсь, стаканом ты не зарежешься, — спокойно ответил он. — Если не разобьёшь его, конечно.       Северин воззрился на стакан, словно впервые увидел.       — И что же я должен буду делать? — поинтересовался он, вздернув светлую бровь.       Див перевернул стакан, поставил его на раскатанное тесто ближе к краю, надавил и повернул из стороны в сторону. Получился аккуратный ровный кружок.       — Резать тесто стаканом? — изумился Северин. — Ну ладно…       Он взял стакан.       — Постараюсь не зарезаться.       — Будь любезен.       Северин превращал тесто с помощью стакана в небольшие кружочки, Див чайной ложкой накладывал в них ягоды из варенья и ловко слеплял края. Дело продвигалось споро до тех пор, пока Див, закончив последний вареник, не обнаружил, что нового кружка теста нет.       Он вопросительно взглянул на Северина. Тот смотрел на него с каким-то странным выражением, и в глазах его всё ярче разгоралось алое пламя.       Див приподнял бровь.       — Северин?       Не дождавшись ответа, он повторил:       — Северин, что с тобой?       Выждав ещё пару секунд, он немного повысил голос:       — Северин!       Северин вздрогнул, заморгал, бросил удивлённый взгляд на Дива, на его руки, потом — на свои.       — Прости, дорогой, — сказал он, вырезал из остатков теста новый кружок и вручил его Ворону. — Засмотрелся. У тебя такие ловкие пальцы…       Див, безмятежно защипывавший края вареника, остановился.       — Нравится меня смущать? — спросил он.       — Да, но не в этот раз. Я правда засмотрелся. К тому же, помнится, я говорил, что тебе придётся привыкать к моим комплиментам.       Див с улыбкой покачал головой и вернулся к своему занятию.       Обедали грибным супом и варениками. От вареников Северин пришёл в полный восторг. Див хотел отдать ему свою порцию, но тот не взял:       — Ешь! Ты тощий, как скелет, все рёбра и позвонки можно пересчитать! Мне хватит!       До ужина они валялись на диване, дремали, целовались, неспешно ласкали друг друга.       Див лежал с закрытыми глазами. Северин вытянулся рядом, подпер изящной рукой голову и накручивал на палец его чёлку.       — Тебе пошло бы с кудрями, — сказал он. — У тебя не вились волосы?       — Ты второй, кто у меня об этом спрашивает.       — Правда? — слегка напрягся Северин. — А кто был первый?       — Стилист Влада, теперь уже и мой стилист. Никита Скворцов.       — А, Кит! Слышал о нём. У Истомина неплохие связи. Так что, дорогой?       — Да, вились.       «А потом тебе раскроили череп, и пришлось обриться налысо», — подумал Северин, но вслух, конечно, ничего не сказал. Он провёл носом по шее Дива, оставил лёгкий поцелуй на шраме, пересекающем его левую щёку, и вновь стал перебирать его волосы.       — Ты сирота ведь, верно?       Див угукнул, не открывая глаз.       — Ты великолепно готовишь. Я помню, ты говорил, что брал рецепты из моей книги. Но, как бы тебе сказать… ты очень сноровист. Словно ты видел неоднократно, как готовят, и, может быть, тебя даже немножко учили. У тебя любопытное пристрастие к русской кухне. Бабушка у тебя всё же была?       Див мягко улыбнулся и посмотрел на него сквозь ресницы.       — Нет, у меня нет никаких родственников. Но ты недалёк от истины. Как-то раз друг пригласил нас с братом к себе на каникулы. Кухарка у его отца была очень говорливая и хлебосольная, невозможно было пройти мимо кухни и не получить от неё пирожок или булочку. Ко мне она прониклась особым сочувствием — думаю, из-за того, что я сирота. Так вот, она не упускала случая затащить меня лишний раз на кухню и чем-нибудь подкормить.       — Похоже, ты и тогда полнотой не отличался.       — Нет, но и худобой тоже. Был, как мои сверстники… Когда она готовила, обязательно рассказывала, что и как надо делать. Я слушал, смотрел и, похоже, что-то запомнил.       — Ты отлично всё запомнил, дорогой. Я никогда не видел, чтобы ты заглядывал в книгу рецептов на кухне.       Див слегка смутился.       — У меня неплохая память, — сказал он почти извиняющимся тоном. — Достаточно один раз прочесть текст, чтобы запомнить его дословно.       — Мои студенты душу бы продали за такую память! — засмеялся Северин.       Див удержался, чтобы не спросить: «Тебе?».       Позже, намного позже, он думал: может, зря не спросил? Во всяком случае, он бы точно узнал, сохранил ли Северин воспоминания о своей прежней сущности или нет. Правда, если бы оказалось первое, Див, скорее всего, добился бы лишь жуткой истерики и полного разрыва отношений. Ведь тогда он ещё не знал, что Северина нельзя оставлять одного.       Но всё это было позже, намного позже… а сейчас Диву было просто хорошо. Он не был больше князем, оставившим дружину, он был просто… счастлив?       Остаток дня и вечер прошли в ленивой неге. Ночь — в жарких объятьях, поцелуях и страстных стонах.       Утром Диву нужно было уходить.       Див не видел в этом никакой трагедии, но решительно не понимал, как убедить в этом Северина. Его любимый изо всех сил делал вид, что всё в порядке, но был излишне — для себя обычного — тих и задумчив. Див уходил, чувствуя себя солдатом, которого провожают на фронт. Когда Северин закрывал за ним дверь, у него блестели глаза, и не приходилось сомневаться в том, что без слёз не обойдётся. Обязательно надо что-то придумать.       В студии его встретили мрачными недовольными взглядами. Див успешно сделал вид, что ничего не заметил, и, пока настраивали аппаратуру, размышлял. Конечно, он заметил, что Северин спрашивал, предпочитая о себе не говорить. Див давно привык к тому, что далеко не все люди привыкли к взаимной откровенности. Он не знал обычаи демонов, но, как бы то ни было, Северин был сейчас человеком. Однако Див за годы, прожитые в Нижнем Пределе, научился слушать то, что не говорят, и делать выводы из несказанного.       Если у его демона и была семья, то его там не любили. И всю предыдущую жизнь ему в этом плане катастрофически не везло. До Дива у него не было отношений (врал Северин, как дышал, но всё же в этом Ворон ему верил), не то что любовных, вообще никаких. В его жизни не было никого, кому был нужен не его ум и магические способности, а он сам, со всеми своими истериками, изломанным характером и дичайше огромным комплексом неполноценности. Последнее выглядело особенно несуразно на фоне того, что Северин знал себе цену и свои таланты оценивал трезво.       Что Диву делать с этим крайне разнообразным набором?       Вот сейчас, например, Северин усиленно убеждает себя в том, что ему совершенно безразлично, когда Див вернётся и вернётся ли, и заставляет себя набрасывать лекцию для второго курса по французской литературе семнадцатого века, не видя, что он пишет, из-за расплывающихся перед глазами страниц. И хорошо ещё, если так, а не открытое настежь окно и пачка сигарет.       И?..       Див вытащил из кармана мобильник и набрал сообщение.       Жалко, ты не видел новые тексты наших шедевральных песен. Слово «звОнишь» ты бы точно оценил.       Чем бы ни занимался Северин, мобильник у него был под рукой. Ответ пришёл мгновенно.       Дорогой, ты хочешь мне устроить орфоэпический инсульт? Если ты это споёшь, будь уверен, ты мне его обеспечишь. Когда уже Леонид найдёт вам грамотного песенника… хотя, полагаю, сейчас проще найти плезиадаписа в Москве-реке.       Какое отношение имеет плезиадапис к реке?       Какое отношение имеет поп-певец к палеоантрапологии?       Такое же, какое к ней имеет лингвист.       Шах и мат, дорогой. Шах и мат.       Див невольно улыбнулся.       Он никогда не был особенно эмоционален и привык скрывать даже те крохи чувств, которые иногда себе позволял, от окружающих. Однако, перечитывая лёгкую, ничего не значащую переписку с Северином, он сам не замечал, как улыбается до ушей. В эти минуты Северин словно вживую представал перед ним: его нежная и вместе с тем чуть язвительная улыбка, глаза цвета догорающего заката, с ума сводящая манера слегка протягивать гласные и повторять слова, придавая им двусмысленный оттенок.       Нет чтобы признать, что ты спутал плезиадаписа с плезиозавром.       Во-первых, я признал своё поражение. Во-вторых, дорогой, ты правда считаешь, что плезиозавра в Москве-реке обнаружить вероятнее, чем плезиадаписа?       В общем, да. Хотя бы потому, что плезиадапис не был водоплавающим.       Прекрасно, дорогой. Посоветуй, пожалуйста, Леониду искать хорошего песенника в Москве-реке. Полагаю, найти его там больше шансов, чем плезиозавра.       Согласен, но насколько живым он при этом будет?       Эту болтовню Див по возможности поддерживал весь день, и ему самому она начинала нравиться. Казалось, будто они с Северином не расставались. Хорошо бы, чтобы у его демона было такое же чувство.       Влад наблюдал за другом весь день, молчал, загадочно улыбался и наконец сказал:       — Я смотрю, вы помирились.       Див кивнул.       — Супер! Я же тебе сказал, что он перед тобой не устоит. Ещё долго ломался. Он на наших концертах бывает? Познакомь, а? Жутко интересно.       — Вы знакомы, — сказал Див.       — Да ладно?! Так, не говори! Я сам угадаю. Мишка? Он, конечно, клавишник от Бога, но прикид у него… Не он. Ладно. О! Герман! Правда, он девочек постоянно снимает… Нет? Ну не Генка же, он ведь женат?.. Я так и думал. Лёва? Тоже нет? Хм…       Влад задумался и вдруг посмотрел на Дива огромными глазами:       — Не Орлов же?!       Див воззрился на него, как на ненормального:       — Нет, конечно!       — Фууу, а то я уж думал… Он красивый, но такая сволочь… Так, кто бы это мог быть?       Знакомых у Влада было огромное количество, и Див знал из них едва ли десятую часть. Увлекательной игры в угадайку хватило на весь день. Влад перебрал всех (или почти всех) кандидатов на роль Дивовой зазнобы, но не вспомнил Витольда. Тем более это было странно, что Истомин сам же и утверждал, что Витольд гей. Похоже, Круковича он считал куда хуже Орлова (ещё одна странность, у Витольда, бесспорно, было много недостатков, но ближними своими он не торговал), и Див сомневался, стоит ли ему говорить правду.       К вечеру идеи у Влада иссякли, и силы иссякли у обоих. Див до того, как стал звездой, и не подозревал, что такое простое, казалось бы, занятие, как фотосъёмка, может быть настолько утомительным. Он послушно выполнял все указания фотографа, но тому постоянно что-то не нравилось, особенно — невыразительность лица Дива и его, так сказать, костлявость. Истомин, который для обложек журналов фотографировался уже давно, объяснил Диву, что фотограф попался дурной — очередной пример Лёниной экономии, — и что по-настоящему хороший фотограф красиво снимет всё, что угодно.       — Тем более тебя. Ты же красавчик, а то, что худощав немного — бывает, подумаешь, что такого… Блин, похоже, фотографа тоже самим искать придётся. Есть у меня знакомые, но они столько дерут… Ладно, пошли. Ты домой сейчас?       — Да, но не к себе. Иди, мне ещё в магазин нужно зайти.       — Давай я с тобой. Дома жрать нечего, хоть яиц куплю. Слушай, я так завидую твоему парню… ты из ничего такое приготовишь, что пальчики оближешь.       — Хочешь оказаться на его месте? — насмешливо спросил Див, направляясь к кондитерской.       К его удивлению, Влад задумался.       — А кто у вас сверху? — спросил он глубокомысленно. — Ты? Ну ты, конечно, иначе быть не может… Ну вообще можно было бы попробовать. Расслабься, я шучу! — заржал он и хлопнул Дива по спине. — Я по девочкам, мне ваши голубые штучки неинтересны.       Див ничего не сказал. В каждой шутке есть только доля шутки.       — А что в кондитерскую? — спросил Влад, с интересом оглядываясь по сторонам. — Ты вроде сладкое не ешь? Ё, ну тут и цены, конечно… хотя какие ещё цены в центре будут…       Див выбрал коробку дорогих конфет из молочного шоколада, расплатился, убрал коробку в рюкзак, и они отправились к выходу.       — Я не себе, — сказал Ворон.       — Зазнобе своей? Губа у него не дура, — засмеялся Влад.       — Он себе такие конфеты никогда не купит.       — Ясное дело, не купит, ты ему купишь… Смотри, а то оглянуться не успеешь, как подаришь ему парочку квартир и три «мерса» последней модели. А потом останешься без всего.       — Влад, во-первых, я не маленький мальчик, во-вторых, ему не нужны мои деньги.       Сказал Див и сам удивился. А ведь и правда, Северину совершенно точно не были нужны его деньги. Ему был нужен он. Только он.       — Что-то я не припомню, чтобы среди моих знакомых были такие бескорыстные… — задумался Влад.       У Дива коротко прожжужал телефон, он достал его, прочитал сообщение и коротко выругался.       — Это что за язык? — опешил Истомин.       — Латынь. Орлову нужно, чтобы мы выступили перед спонсорами.       — Сейчас?!       — Да. Вообще некстати.       — Ну да. Надеюсь, эти спонсоры не похожи на тех, из Екатеринбурга…       — Да по фигу, — сказал Див, сдвигая брови и скалясь. — Я бы сейчас очень хотел кому-нибудь врезать.       — Понятное дело, тебе все планы порушили, — загоготал Влад.       — Он меня ждёт сегодня. И будет сильно переживать, если я не вернусь… Ладно, поехали. Может, не на всю ночь хотя бы…       — У нас завтра интервью на радио с утра пораньше, а потом съемки в ток-шоу, — мрачно сказал Влад.       — Я помню, — сказал Див, набирая номер Северина.       Ночью им не удалось поспать. Веселье в клубе, где помимо них, было ещё несколько коллективов Орлова, продолжалось до пяти утра, после чего уже не было смысла возвращаться домой. Див переживал за Северина и бросал на гостей, жадно наблюдавших за их выступлением, такие взгляды, что за кулисами его поймал Мирослав.       — Я предупредил, что рассчитывать можно только на часть прибыли от вашей деятельности и никаких интимных услуг вы оказывать не будете, — прошипел он. — Не надо смотреть на людей так, словно ты хочешь всех убить.       Див проводил его взглядом.       — Но я действительно хочу всех убить, — сообщил он Владу.       — У нас тогда из спонсоров останется один Орлов, — со смехом ответил Влад. — Ты бы пригласил сюда своего… этого… парня. Или боишься, что его украдут? Блин, ну кто же он такой… Слушай, а не из этих… «Тетрис», что ли, мы с ними на Красной площади пересекались и в каком-то дворце молодёжи… который твой тёзка, смазливый такой блондинчик? Нет? Вот чёрт…       Казалось бы, у Ворона не было причин так тревожиться. Ведь Северин ему ответил: «Я понял, дорогой. Ничего страшного», — но сказать можно все, что угодно, тем более с артистическим талантом Северина. И его демон способен сожрать себя за самый короткий срок.       Съёмки заняли полдня. В ресторанчике, куда они заехали перекусить перед пресс-конференцией, Влад сказал:       — Слушай, ну, если ты так его хочешь, вытребовал бы у Орлова ещё пару дней.       — Смысла не имело, мне бы всё равно пришлось уехать и было бы то же самое. Кроме того, работать мне тоже надо.       — А твой парень не работает?       — Работает, на больничном сейчас сидит. Выходит на следующей неделе.       — У меня все варианты кончились. Кто он всё-таки такой?       — Давай я его тебе покажу при случае, — предложил Див. — На наши выступления он, думаю, ездить не прекратит.       — Давай, — охотно согласился Влад. — Так даже интереснее.       Див надеялся, что на этом они оставят Северина в покое, но не тут-то было.       — Я всё-таки представить себе не могу, каково это — спать с мужиком, — сообщил Влад, доедая шницель. — Ну… блин, правда. Понятно, женщины — они красивые, ухоженные, подержаться есть за что, прикасаться к ним приятно. Но мужик? С щетиной. Фу. Или мальчик, который типа как девочка, но с членом и без сисек. Даже представлять противно. Нет, главное, чтобы тебе нравилось, я ничего… Но я тут подумал… ну, ты же говорил, что до парня твоего не спал ни с кем. А давай я тебя с девчонкой познакомлю? Можем даже вместе групповушку замутить, вдруг тебе понравится.       — Ты из меня хочешь сделать нормального, в твоём понимании, мужика?       — Нет, ну ты ж и так нормальный, просто… — залепетал Влад под холодным взглядом приятеля, понял, что попался, и сказал с тяжёлым вздохом: — Ну, да. Просто, понимаешь, с тобой эта голубизна вообще не вяжется никак. Мне кажется, просто так обстоятельства сложились. Ты напоролся на гея, он тебя соблазнил. А вот если бы девушка… Только не обижайся! Я ведь просто предположил…       — Давай я тебе ещё раз объясню, и больше мы поднимать эту тему не будем, — сказал Див. — Меня не интересуют ни мужчины, ни женщины. Ни в каком плане. Я люблю одного конкретного мужчину, мне нужен только он, и секса я хочу только с ним. Девочек, женщин и женоподобных мальчиков оставь себе. Не надо меня лечить.       — Да я и не собирался! — воскликнул Влад. — Просто… ну… Ладно, я всё понял. Лишь бы тебе было хорошо.       В квартиру Див заходил с опаской, тщательно прислушиваясь. Они переписывались с Северином целый день, он написал, что будет поздно и ждать его не надо, но был уверен, что Северин без него не ляжет. Так и вышло. В прихожей горел свет. Северин бросился ему на шею, стиснул в объятиях и прижался к нему всем телом, привычно утыкаясь лицом в его плечо.       — Пришёл… всё-таки пришёл, — чуть слышно прошептал он и коротко коснулся губами его шеи.       Див обнял его.       — Конечно, пришёл, — мягко сказал он, поглаживая его по спине. — Я ведь сказал тебе, что вернусь.       — Прости… прости меня, пожалуйста. Я так виноват перед тобой…       — Родной, что за вздор? Мы ведь всё с тобой обсудили.       — Исключая то, что я вёл себя так, словно ты — преступник, которого мне надо уличить.       — Северин, я ведь тебе говорил. Есть вопросы, на которые я тебе ответить пока не смогу. И я уверен, что есть такие вопросы, на которые ты мне не ответишь. Я надеюсь, что ты захочешь мне доверять и между нами тайн не будет. Я буду ждать, сколько надо. Я тебя не брошу. Ну, не плачь, пожалуйста.       Северин в последний раз всхлипнул и наконец отстранился от него, чтобы вытереть платком слёзы и высморкаться.       — Прости, дорогой, — сказал он виновато. — Опять я устроил тебе истерику. Ты устал, а тут я со своими…       — Ничего страшного, — терпеливо сказал Див. — Лучше так, чем носить всё в себе и придумывать то, чего нет. Я всегда тебя выслушаю.       — Спасибо, — Северин робко улыбнулся. — Я приготовил ужин. Иди в душ, я пока всё подогрею.       — Я ведь тебе писал…       — Я помню, дорогой. И не сомневаюсь, что ты помнишь о моих проблемах со сном.       Див поцеловал его в солёную от слёз щёку и вытащил из рюкзака коробку конфет.       — Возьми, это тебе.       — Ну зачем… — Северин смущённо взял коробку. — Счастье моё, они же ужасно дорогие!       — Затем, что ты любишь сладкое и никогда себе хорошие конфеты не купишь.       Северин мягко рассмеялся:       — И не подумаю! Ведь у меня есть ты! Ты чай сам заваришь? Тот, который с липовым цветом?.. Хорошо, дорогой, я поставлю чайник.