Рассвет, уходящий в ночь

      Возможно, следовало бы оставить Витольда в покое. Ушёл и ушёл, то, что на концерты ездит – его проблемы. Но Див слишком сильно беспокоился за него и всё же решил, что поговорит с ним, как бы Витольд этому ни противился. В конце концов, то, что между ними произошло, не одного Витольда касается.       Не без оснований Ворон полагал, что домой к упрямому блондину идти бесполезно – его не пустят на порог. Поэтому он, улучив момент, отправился в Московский лингвистический университет.       Однако в университете Круковича не было. В деканате Диву сказали, что он взял больничный.       Ворон встревожился и поехал к так хорошо знакомому дому на лесной опушке. А если у Витольда окончательно сорвало крышу, и он в запое? Истомин, который оказался в похожей, только худшей ситуации, переживал её сравнительно неплохо. Он вцепился в Дива, как в спасательный круг. Иногда его накрывало – как тогда, в машине, – но ему хватало ума не напиваться и не обкалываться дрянью. Он звонил Ворону, если того рядом не было (не так часто это случалось из-за их загруженности), и приезжал к нему домой. Див ставил чайник, заваривал один из своей богатой коллекции душистых травяных сборов, и они чаёвничали в молчании, либо, если Владу надо было выговориться, в долгих разговорах. Если же они были в разъездах, Влад просто прижимался к его плечу.       Только у Витольда не было человека, к которому он мог так же, как и Влад, обратиться в любое время, зная, что его не пошлют. Правда, будь Див на его месте, напиваться он бы не стал, учитывая прошлый опыт, но у Дива и не было склонности терять голову от отчаяния.       «Ауди» Витольда стояла на парковке возле лесной опушки. Див поставил свою «волгу» там же, прошёл к подъезду, набрал код, который во время своих визитов сюда случайно подсмотрел у одного из жильцов, и вошёл внутрь.       В коридоре, ведущем к квартире Круковича, он остановился. Волноваться было ему не свойственно, он всегда был уверен в своих силах, и прежде не бывало случая, когда он не знал, как себя вести. Прежде. Белокурый демон всё перевернул с ног на голову.       Див тяжело вздохнул, подошёл к двери, обитой чёрным дермантином, и прислушался. Никаких звуков, кроме странного подхлюпыванья.       Он решительно позвонил в дверь.       Вечность он переминался с ноги на ногу. Наконец в коридоре раздались шаркающие шаги, оглушительный чих, и Див увидел вблизи своего ненаглядного.       Выглядел ненаглядный плачевно и очень был похож на мокрого воробья. Белокурые волосы, обычно тщательно уложенные и шелковистые даже на вид, сейчас напоминали сухую солому, глаза слезились, нос покраснел и опух, щёки заросли щетиной, шея была обмотана толстым красным шерстяным шарфом. При виде незваного гостя глаза Витольда изумлённо расширились. Див понял, что ещё чуть-чуть, и дверь захлопнут перед его носом, а потому пошёл в наступление.       – Я хотел с тобой поговорить, но, вижу, придётся разговор отложить до тех пор, пока ты не выздоровеешь, – сказал он, напирая на Круковича и не давая ему опомниться. – Чем ты лечишься? Точнее, ты лечишься? То, что ты не ешь, я и так вижу. Я зайду?       Последние слова он произнёс, протискиваясь в приоткрытую дверь, быстро избавился от ботинок и прошёл на кухню с самым решительным видом, который только мог принять. Витольд остолбенело торчал в коридоре, с приоткрытым ртом наблюдая захват собственной кухни, попытался оборать обидчика, но из его рта вышел только совершенно не грозный сип. Обречённо махнув рукой и плотнее запахнув тёплый халат, надетый поверх бежевой пижамы с серыми слониками, он пошаркал в комнату.       Див последнему только рад был.       Правда заключалась в том, что он не знал, как лечить банальную человеческую простуду. То есть не то чтобы совсем не знал, но только в теории. Ничего удивительного в этом не было. Врачебному делу Ворон учился у атроксов, которые никогда ничем не болели, поэтому в Крае вечной ночи была превосходно развита хирургия, особенно военно-полевая, но отсутствовала вирусология. Позже, когда Див основал своё Братство, лечить ему приходилось оборотней, которые обладали таким же крепким здоровьем, как и Драконы. О болезнях людей он знал только из медицинских учебников и про простуду читал, но не более того.       Див заглянул в аптечку, обнаружил там аспирин, парацетамол, активированный уголь и цитрамон. Немного поразмыслив, он открыл холодильник, убедился, что в нём есть только полпакета молока, несколько яиц и ополовиненная пачка пельменей, и пошёл в прихожую. Обувшись, он забрал ключи из ключницы и отправился на поиски ближайшего продуктового магазина, заодно набирая сообщение Истомину.       Всё в одно сообщение не влезло, пришлось отправить несколько, и после этого он позвонил Владу.       На третий раз в трубке наконец раздался чрезвычайно сонный голос:       – Алё…       – С добрым утром, – сказал Ворон.       – Див… ты очумел?! Только два выходных дали… всё, я спать хочу, отвали…       – Спать будешь потом. Я тебе список отправил того, что мне нужно, привези по адресу в эсэмэске.       – Когда? – упавшим голосом спросил Влад.       – Сейчас. Можно быстрее.       Полные муки вопли он слушать не стал и отключился, благо что уже к магазину подошёл.       Див предпочитал ходить пешком, а не ездить, но сейчас покупок получилось столько, что он пожалел об отсутствии машины. Притащив всё богатство в квартиру к Витольду, он вытащил из рюкзака сушёный корень девясила, мяту, душицу, цветки бузины, засыпал травы в чайник, залил кипятком и оставил настаиваться, а сам взялся за готовку обеда.       Через четверть часа он налил настой в любимую кружку Витольда (с толстым глазастым рыжим котиком) и, глубоко вздохнув, твёрдым шагом направился в комнату.       Витольд лежал на диване, сжавшись в комочек и укрывшись с головой толстым одеялом (оно у него было одно, и Див хорошо его запомнил, потому что сам под ним спал) и поверх него серым толстым мохнатым пледом.       Див позвал его по имени. Комочек не пошевелился. Див позвал ещё раз.       – Я не хочу тебя видеть, – прошептал Витольд.       Будь Ворон человеком, вряд ли он разобрал бы этот едва слышный шёпот под двумя слоями плотной ткани.       – Не смотри, – ответил Див, проглотив едкое замечание о том, что если бы Витольд действительно не хотел его видеть, вряд ли ездил бы на каждый его концерт. Лежачего не бьют. – Я принёс чай, выпей, пока тёплый. Потом зайди на кухню за настоем ромашки, тебе надо горло прополоскать.       И добавил, предупреждая возможные возражения:       – Это в твоих интересах, если ты хочешь как можно скорее от меня избавиться. Чем быстрее выздоровеешь, тем быстрее я уйду. Обед в два.       Див ушёл на кухню, мучаясь угрызениями совести. Витольд был такой несчастный и одинокий… хотелось его обнять, прижать к себе и перебирать его волосы, а не разговаривать с ним таким холодным, насмешливым тоном. Это была вынужденная мера – понятно, что Витольд сейчас не то что обнять, даже прикоснуться к себе не позволит, – но легче от осознания этого не становилось.       Через четверть часа мрачный Крукович приполз на кухню, поставил кружку в мойку, забрал кружку с настоем ромашки и прошаркал в ванную. То ли внушение Дива подействовало, то ли он понял, что спорить бесполезно.       Минут через сорок, когда Див резал овощи для салата, в дверь позвонили. Ворон наскоро сполоснул руки и пошёл открывать. Впрочем, можно было не торопиться – Крукович, похоже, переложил на него все домашние обязанности.       За дверью оказался Истомин с внушительным пакетом.       – Ты аптеку открывать собрался? – хмуро спросил он. – Это чья хата вообще? Кажется, Витольд где-то в этом районе живёт…       – Спасибо, – сказал Див, забирая у него пакет. – Ты меня очень выручил. Всего хорошего.       И закрыл перед Владом дверь.       Ровно в два, оглушив коридор кашлем, в кухню вполз Витольд и сел перед дымящейся тарелкой с куриной лапшой.       – Я мог бы принести, – сказал Див.       – У меня грипп, а не паралич, – просипел Витольд.       Див пожал плечами.       Ели в молчании и крайней неловкости. Витольд, ссутулившись, уставился в свою тарелку и время от времени шмыгал носом, чихал и то и дело кашлял. У Дива вовсе не было аппетита; лапшу он себе положил из-за того, чтобы Крукович не решил, что его хотят отравить – с него бы сталось. Как обычно, Ворон держался так, словно ничего особенного не происходило, и незаметно наблюдал за своим «воробьём».       То ли Витольд основательно проголодался, то ли Див на самом деле хорошо готовил, то ли и то, и другое, но несколько минут спустя Витольд, который сначала еле жевал, начал есть значительно быстрее и с явным аппетитом. Когда тарелка опустела, он поглядел в неё с сожалением, выпрямился и чинно прошептал:       – Спасибо.       – Ещё положить? – спросил Див.       Витольд помотал головой и тут же сморщился – это незамысловатое движение сразу отдалось болью в висках. Див забрал у него тарелку, положил добавки и с невозмутимым видом поставил тарелку перед ним. Витольд пристально посмотрел на лапшу, перевёл взгляд на Ворона, но глаза тут же опустил. Открыл рот, передумал что-то говорить, закрыл его и снова взялся за ложку.       Когда тарелка опустела во второй раз, Витольд поднялся и поставил её в раковину, тем самым предупреждая вопрос о добавке. После этого он повернулся к Диву и, смотря куда угодно, только не на него, сказал шёпотом:       – Спасибо. Очень вкусно.       Хотя почти то же Ворон слышал от Влада, сейчас он почему-то смутился, но виду не подал.       – Чай забери, – сказал он, пододвигая к Витольду кружку.       Тот взглянул на неё с отвращением и посмотрел на Дива, тут же переведя взгляд на кружку.       – Я ведь только что пил, – жалобно прошептал он.       – Тебе надо сейчас больше пить. Забирай.       Витольд попытался тяжело вздохнуть, закашлялся, взял кружку и с несчастным видом пополз в комнату.       Див помыл посуду, вытер её, убрал в шкафчик и вспомнил, что видел в соседнем шкафчике конфеты – самые простые, «Ромашка», кажется, «Маска» и батончики. Конфет оставалось немного. Значит, Витольд любит сладкое. Можно пирогов напечь… Но это завтра.       Див выскочил в прихожую, оделся, забрал ключи и почти бегом отправился в магазин.       Он думал купить орехов к липовому мёду, который, к счастью, у него был и который привёз ему с Фрунзенской Влад, но в результате взял ещё муки, сметаны, сахару, яблок, дрожжи, яиц и – зачем-то – банку вишнёвого варенья. Возвращался Ворон, ощущая себя вьючной лошадью.       Дома, разобрав покупки, он положил мёд в вазочку, добавил орехов и понёс в комнату.       Витольд сидел на диване, сгорбившись и перебирая листы рукописи, которая лежала в раскрытой папке на его коленях. Рядом высилась стопка похожих папок. Кружка стояла возле дивана на табуретке.       Больной шмыгал носом ещё отчаяннее, чем прежде.       Див подошёл вплотную и опознал в рукописи дипломную работу. Он поставил вазочку на табурет, сдёрнул с коленей Витольда рукопись, отчего тот вздрогнул всем телом, забрал стопку и свалил всё это на письменный стол.       – Работать будешь, когда поправишься, – сказал он.       Витольд смотрел на него широко раскрытыми слезящимися глазами. Он хотел ответить, но снова закашлялся.       – Это дипломники, – просипел он.       – Не имеет значения.       – Срок сдачи дипломов в конце мая.       – Прекрасно, – сказал Див. – Сегодня второе февраля. Три месяца в запасе.       Витольд смотрел на него так, словно услышал чудовищную ересь.       – Всего три месяца! – попытался возмутиться он между приступами кашля.       – Целых три месяца, – холодно отчеканил Див. – Ещё раз увижу, что ты пытаешься работать, буду торчать безвылазно в этой комнате и следить, чтобы ты больше этого не делал. Мёд к чаю, не забудь.       И ушёл на кухню.       Делать Диву было решительно нечего. Готовить ужин ещё рано. Поэтому он сел на диванчик и прикрыл глаза, прислушиваясь к тому, что творится в комнате.       Его беспокоило, что Витольд не спит. Было слышно, как он то садится на диван, то встаёт и начинает ходить по комнате. Кашлял он чуть меньше, но так сильно, словно у него разрывались лёгкие.       Див приготовил ещё ромашкового настоя и заварил чай. Если против полоскания горла Витольд не возражал, то при виде чая едва не взвыл.       – Я ведь лопну, – пожаловался он.       – У тебя выбор невелик, – объяснил Див. – Или лопнешь от чая, или разорвёшься от кашля. Мне кажется, лучше чай.       Витольд, скривившись, взял у него кружку.       – Хотя бы мёду ещё можно? – прошептал он.       Див был готов принести ему и мёда, и варенья, и звезду с неба, но пришлось сказать насмешливо:       – Дорогой, ты полностью опустошил вазочку, которую я тебе приносил. У тебя аллергия будет. Пей так.       – На кухне конфеты оставались…       – Хватит с тебя на сегодня сладкого.       Витольд, сгорбившись, сел на диван, сжимая в руках кружку. Диву стало его жалко. В качестве компенсации он решил испечь блинов.       Когда Витольд явился к ужину, он с явным недоумением оглядел стол.       – Жаркое, хрустящий картофель, салат из капусты и блины? – спросил он. – Серьёзно? Ты меня на убой откармливаешь?       – Тебе надо нормально питаться, чтобы выздороветь. И, если ты до сих пор не потолстел на диете из пельменей, макарон и конфет, тебе вряд ли это грозит.       Судя по аппетиту, с которым Витольд принялся за ужин, не так уж он боялся за свою фигуру. Жареные куриные окорочка с картофелем он доел подчистую, от салата скоро осталось одно воспоминание, и Див даже не услышал жалоб, ставя перед ним кружку с чаем к блинам.       – Никогда в жизни так не наедался, – объявил Витольд, приканчивая последний блин. – Ты потрясающе готовишь.       – Спасибо, – ответил Див. Он ни разу в жизни не краснел, но сейчас как никогда был к этому близок. – Вообще-то, готовить я не умею.       Витольд уставился на него. Наконец-то смотрит прямо, а не отводит взгляд.       – Это ты мне заявляешь после того, как приготовил вкуснейшую куриную лапшу, превосходнейшее жаркое, идеально хрустящий картофель, замечательный капустный салат и тающие во рту блины? – насмешливо спросил он.       – Я хочу сказать, что специально этому не учился, – сказал Див, встал и пошёл к раковине мыть посуду. – Все рецепты из твоей книги.       Витольд поднял брови:       – О вкусной и здоровой пище?       – Ну да.       – Тогда у тебя талант делать идеально всё, за что бы ты ни брался.       Вряд ли Витольд догадывался, насколько был близок к истине. Единственные трудности, с которыми Див столкнулся при постижении новых навыков и умений, он испытывал, когда в училище его перевели из второго корпуса в первый. Пребывание среди людей в этом плане было сродни курорту: в лицее с учёбой он расправлялся в два счёта и остававшуюся уйму свободного времени посвящал сколачиванию собственной банды, совершенствованию (по возможности) своего фехтовального мастерства и изучению человеческой медицины.       Ночь выдалась беспокойная. Витольда мучил кашель, и он снова ходил из стороны в сторону, даже не пытаясь лечь.       Див подогрел молоко, добавил туда трав, немного подержал молоко на огне, перелил в кружку, положил мёд, чтобы не совсем противно было, и отнёс Витольду.       Тот даже возражать не стал. Див так обрадовался, когда за ужином увидел того Витольда, к которому привык и в которого, кажется, даже влюбился – насмешливого, язвительного, улыбающегося тонко и мило. Правда, говорить он был вынужден шёпотом, но всё же. А теперь – потухший взгляд, поджатые губы… Посидеть бы с ним, пока он не уснёт… даже если не уснёт, просто побыть рядом… но Див не решился. Ему сейчас плохо, но будет ещё хуже, если довести его до истерики.       Див вернулся на кухню и примостился на подоконнике, прислушиваясь к возне в комнате. Минут через десять кашель прекратился.       Помогло. Можно на время перестать беспокоиться и немного поспать.       Диван на Витольдовой кухоньке был не предназначен для того, чтобы на нём лежали и, тем более, спали. Он был удобен, если на нём сидеть. Однако Див засыпал в куда менее комфортной обстановке. Он улёгся на узкое сидение и закрыл глаза.       Через четверть часа, услышав осторожные шаги, он встревожился и сел.       У диванчика стоял Витольд, закутанный в свой тёплый халат.       – Удобно? – спросил он.       – Вполне. Плохо себя чувствуешь? Температура поднялась?       Витольд молчал, опустив голову и разглядывая свои войлочные тапочки.       – Ты можешь лечь в комнате, – прошептал он так тихо, словно надеялся, что собеседник его не услышит.       Ворон, конечно, услышал.       – Я не собираюсь выселять тебя на кресло, – сказал он.       Витольд, заламывая свои тонкие пальцы, сказал, обращаясь явно к тапочкам:       – Диван разложен. И он достаточно велик для… двоих.       Див на секунду опешил.       – Ты хочешь, чтобы я лёг на одном диване с тобой? – уточнил он на случай, если Витольд в бреду сморозил глупость и сам этого не понял.       Витольд поднял на него глаза.       – Я хочу, – раздражённо ответил он, чеканя слова, – чтобы ты лёг на том диване, который в комнате, потому что в кресле спать неудобно. Если ты будешь спать здесь, то рано или поздно, и, скорее, рано, свалишься под стол, а у меня нет ни малейшего желания просыпаться посреди ночи от грохота, который ты учинишь своим падением. Так тебе понятно?       Див не хотел просыпаться утром от едкого запаха сигаретного дыма и ещё менее хотел, чтобы его потом выгнали на улицу, но говорить этого не стал. Он лишь пожал плечами и последовал за Витольдом в комнату.       Витольд снял халат, улёгся к стенке, почти уткнувшись носом в ковёр, который на ней висел, и укрылся с головой ватным одеялом и пледом поверх него. Див немного помедлил, разделся и лёг с краю.       Витольд не шевелился, но и не спал. Див уже автоматически прислушивался к нему и размышлял, что на него нашло. Это от болезни? Он настолько измучился, что был уже не против присутствия Дива, лишь бы не оставаться одному? А теперь ругает свою слабость? Может, Ворону лучше уйти?       Когда Див уже готов был встать, Витольд наконец пошевелился. Он повернулся на другой бок, придвинулся к Диву и прижался к его руке.       Оставалось только надеяться, что утром его настроение не изменится на противоположное.       Див осторожно его обнял, слегка придвигая к себе и сдерживая желание прикоснуться губами к его волосам. Витольд заснул почти сразу. Ворон не хотел засыпать, потому что не знал, чего ждать от Витольда утром, но тот так уютно сопел у него под боком, так трогательно прижимался к нему, что через несколько часов его всё же сморило.       Утром Див сначала никак не мог разлепить глаза, а потом не мог понять, где находится и что так усердно сопит ему в плечо. Наконец он вспомнил вчерашнюю ночь. Витольд вытянулся на нём, уткнул нос в его ключицу, подпирая макушкой его подбородок, и так перепутался с ним конечностями, что Див не очень понимал, где чьи. Он совершенно не выспался. Однако, судя по тому, что в комнате было светло, наступило утро и, может быть, даже день, а значит, белокурое недоразумение надо кормить, то есть сейчас нужно встать, тащиться в ванную, потом на кухню, замешивать тесто…       Правда, встать, учитывая, что Витольд отлежал ему всё, что было можно и нельзя, представлялось нелёгким делом. Может, ну его, этот подъём? Пироги надо испечь, но это можно сделать и вечером. А на завтрак… или обед, непонятно, сколько сейчас времени… сварить каши и пару яиц. Это быстро.       Див прикрыл глаза, уже почти решив не вставать, но, полежав несколько минут, тяжело вздохнул и осторожно принялся отцеплять от себя соседа.       Не было совершенно никакой уверенности в том, что, проснувшись, Витольд не влепит ему оплеуху и не учинит скандал. Поэтому пришлось, зевая и еле передвигая ноги, тащиться сначала в ванную, а затем – на кухню, чтобы замесить тесто.       Витольд проснулся минут через двадцать, сходил в ванную, но на кухню не заглянул. Правильно, как и следовало ожидать. Дурак ты, Див. Нужно было уйти, едва он заснёт, а ещё лучше – не соглашаться ложиться с ним в одну постель. Теперь Витольд корит себя за свой необдуманный поступок, и хорошо ещё, если до истерики не дойдёт. Заварить чай из кипрея и мяты туда побольше добавить. Правда, истерика, скорее всего, случится до чая, но вдруг повезёт…       Завтракать Витольд не торопился, и Див его не звал: насколько он мог судить, его ходячая проблема снова легла. К тому времени, как Витольд всё же притащился на кухню, его ждали пироги в большом блюде под чистым полотенцем.       Выглядел он ужасно: плотно сжатые губы, покрасневшие блестящие глаза, взгляд больной и опустошённый.       Ты же вроде лечить его собирался, а не гробить?       Да что же это… может, действительно лучше уйти? Еду и травы можно привозить. Витольд, скорее всего, снова засядет за работу, но, по крайней мере, не будет переживать.       Но как же не хочется… Див и не думал, что ему настолько его не хватало…       Витольд сел на самый край диванчика, как можно дальше от Дива, и сомнения исчезли. После обеда Ворон уйдёт.       Он поднялся налить чаю, а когда ставил кружки на стол, оказалось, что Витольд обнаружил блюдо, снял с него полотенце и теперь таращится на пироги чуть ли не в ужасе, хотя ничего ужасного при всей своей самокритичности Див в них найти не мог. Аккуратные, округлые, румяные, в меру пропечённые, распространяющие аппетитный сдобный запах.       – Что это? – спросил Витольд.       – Пироги с яблоками, – ответил Див, стараясь держаться как можно спокойнее. – Вот чай. Кашу будешь?       Витольд перевёл на него взгляд.       – Ты напёк пирогов? – спросил он странным тоном.       Див мысленно приготовился к истерике.       – Да. Ты же любишь сладкое. – Он поставил перед ним тарелку с кашей. – Ешь. Витольд смотрел перед собой, словно ничего не видел. Наконец он всё же взял ложку, подержал её несколько секунд и вдруг грохнул ею со всей силы о стол и закрыл лицо руками.       Минуты проходили в молчании. Витольд сидел неподвижно. Див, опустив голову, исподлобья наблюдал за ним.       Наконец Витольд отнял руки от лица.       – Или говори сейчас всё, что хотел сказать, или убирайся, – сказал он. Голос у него был хриплый, но всё же был. – Я не стану дальше это терпеть.       Что терпеть? Похоже, Ворон уже успел ему досадить, хотя слабо представлял, чем именно. Нет, надо было оставаться на кухне…       – То ты терпеть меня не можешь, делаешь всё, лишь бы ко мне не прикасаться, – быстро говорил Витольд, глядя перед собой, – то закармливаешь меня выпечкой. Мне ни ты не нужен, ни твоя жалость.       Див обладал терпением железным, но не бесконечным.       – Витольд, я понимаю, что тебе противно находиться рядом со мной, – сказал он (глаза Витольда слегка расширились), – но какой смысл… Я не могу понять, кого ты пытаешься обмануть. Я не говорю сейчас о прошедшей ночи. Ты ездишь на наши концерты, потому что ты мазохист?       Витольд яростно посмотрел на него.       – Ты это мне хотел сказать? – прошипел он. – Ну, отчего же так коротко. Поведай в красках, как ранит твою чуткую и нежную натуру моё наглое противоречивое поведение. Ты им был смертельно обижен и поэтому выискивал меня среди ваших сопливых фанаток, чтобы… показать мне, насколько я тебе противен. А может, ты тоже мазохист?       Див молча смотрел на него, а он, кривя рот, продолжал:       – А, Господи, я понял. Какой же я глупый. Ты боишься, как бы я не обмолвился ненароком служителям жёлтой прессы, что ведущий вокалист стремительно восходящей на музыкальный Олимп группы «Крылья» в постели предпочитает мальчиков. Милый мой юноша, вы, право же, недальновидны. Такие отношения сейчас в моде. Вы вместе с Владом смогли бы составить неплохую конкуренцию группе «Тату». Или ты так печёшься о своей мужественности, что готов ради неё пожертвовать даже частичкой успеха в шоу-бизнесе?       – Витольд, у тебя температура поднялась? – спросил Див.       – У меня? – переспросил Витольд, сжимая свои тонкие пальцы с такой силой, что они побелели. – Конечно, температура. Что у меня ещё может быть. А у тебя как? Ничего не поднялось? О, это вовсе неудивительно. Зачем бы тебе понадобился мужик старше тебя на восемь лет? Ведь у тебя встаёт только на молодых смазливых мальчиков. Что молчишь? Слов нет? Правда глаза колет? Куда ты пошёл? Нет уж, изволь сначала сказать то, что ты якобы хотел сказать. Я не собираюсь терпеть твои приступы лживого сочувствия…       Пока Витольд говорил, Див подошёл к раковине, взял стакан, наполнил его до краёв холодной водой, вернулся к столу и совершенно спокойно вылил его Витольду на голову. Витольд задохнулся на полуслове и ошарашенно на него вытаращился. Див поставил стакан на стол и встал у окна.       – Успокоился? – сухо спросил он.       Глаза у Витольда заблестели, он вскочил и кинулся было вон из кухни, но Див, который секунду назад стоял, опираясь о подоконник руками, в мгновение ока оказался рядом, схватил его в охапку и силой усадил на диван.       Витольд смотрел на него широко распахнутыми, полными слёз глазами.       – Убирайся… – выдавил он из себя.       Див убрался, но на секунду и недалеко: он сходил в комнату за пледом и по пути взял из ванной полотенце. Витольд настолько был ошарашен, что мог лишь сжимать челюсти, хлюпая носом, поэтому Див беспрепятственно вытер ему голову и закутал его в плед.       – Я действительно виноват перед тобой, – сказал он, – но в твоём последнем пассаже тебя откровенно понесло.       Витольд отмер и кинул на него ненавидящий взгляд.       – Да неужели? – едко спросил он. – Хочешь сказать, что Истомин увлекается пластической хирургией и скрывает свой настоящий возраст?       – При чём здесь Влад? – нахмурился Див.       – Ах, для тебя он уже Влад. Как трогательно.       Диву очень хотелось встряхнуть Витольда хорошенько, чтобы у того аж зубы стукнули, обнять его и уйти, лишь бы не слышать этого бреда. Он чувствовал, что, если осуществит три этих противоречивых желания разом, будет выглядеть вряд ли адекватнее Круковича.       – Витольд, я правда виноват перед тобой, – сказал он, – и очень сильно виноват. Такое не прощают, и я… не надеюсь, что ты меня простишь. Но ведь Влад не имеет к этому никакого отношения. Почему ты постоянно о нём говоришь?       На сей раз у Витольда окончательно сдали нервы.       – Ты издеваешься?!! – заорал он во весь неожиданно появившийся голос и вскочил с дивана. – Не имеет отношения?!! Ты бросил меня в пустой квартире у открытого окна, ты ушёл, как ни в чём не бывало, и у тебя хватает наглости с каменным лицом уверять меня, что Истомин здесь ни при чём?! Для тебя не имеет значения, что́ между нами было! Я, похоже, нечто вроде игрушки, которой ты попользовался, а потом бросил и быстренько нашёл игрушку моложе, симпатичнее, и, самое главное, без мозгов, чтобы она могла открывать рот, только когда тебе отсасывает! И я не понимаю, сейчас-то ты что здесь делаешь?! Совесть внезапно проснулась?! Я тебе уже сказал – мне не нужна твоя жалость и ещё меньше нужны твои попытки успокоить совесть! Ты можешь и дальше обжиматься с Истоминым, и пусть он сколько угодно кладёт голову тебе на плечо, но я не желаю ни слышать об этом, ни видеть это, ни вспоминать!       Дива наконец озарило. Но догадка была настолько абсурдна, что верил он в неё с трудом.       – Ты ревнуешь? – спросил он на всякий случай.       – Нет, kurwa! Можешь сколько угодно иметь Истомина в разных позах! Только меня оставь в покое!       Его скрутило от жестокого приступа кашля.       Когда Витольд, наконец, утих, прижимая платок ко рту, Див сказал:       – Он мой друг.       – И спишь ты с ним исключительно по-дружески, – прохрипел Витольд.       – Я с ним не сплю. У меня была близость только один раз и только с тобой.       Витольд сел, сгорбился и натянул плед на плечи.       – Зачем тебе это надо? – хрипло спросил он. Вид у него был бесконечно усталый. – Зачем ты меня убеждаешь, что с Истоминым у тебя ничего не было? Я тебе зачем?       – А я тебе?       Витольд страдальчески сморщился.       – Я старше тебя на восемь лет, – сказал он монотонно. – Я не отличаюсь красотой. У меня отвратительный характер. Я небогат и не искушён в любовных утехах. Та ночь… в конце концов, с этим всё понятно. Ты молод и, как все двадцатилетние, страдаешь от избытка сексуальной энергии, а я, фактически, сам на тебя запрыгнул. Обычный секс на один раз. Но сейчас ты зачем приехал? У тебя ненормально развито чувство жалости ко всем убогим? Если за этим – а больше тебе и приезжать незачем, – я тебе уже сказал, что в жалости твоей не нуждаюсь.       – Я приехал, чтобы извиниться.       – Твои шашни с Истоминым меня не касаются. Всё?       – С Владом у меня ничего нет, – хладнокровно повторил Див. – Я хотел извиниться за то, что изнасиловал тебя.       Похоже, Витольд не ожидал этого услышать. Брови его непроизвольно подскочили вверх, и он повернул к Диву ошарашенное лицо.       – За… что?       – За то, что я тебя изнасиловал.       – Когда?       Див бы решил, что над ним издеваются, если бы не Витольдово выражение лица. Казалось, он совершенно сбит с толку.       – Ночью. Двадцать первого декабря. Ты был пьян, не мог себя контролировать, и я… Я не хотел, чтобы так получилось, Витольд. Сам не знаю, что на меня нашло. Прости, я не должен был…       Витольд не знал, смеяться ему или плакать. Див, однако, говорил так глухо, опустив глаза, что смеяться быстро расхотелось.       – И ты за это просишь прощения? – уточнил Витольд. Ситуация складывалась настолько абсурдная, что он никак не мог в неё поверить.       Див кивнул и отвернулся к окну.       – Ты считаешь, что ты меня изнасиловал?       Див мрачно посмотрел на него исподлобья:       – Как же иначе?       – Прости, дорогой, но, если кто кого и изнасиловал, то, скорее, я тебя.       Див понимал, что ничего не понимает. Он ожидал вспышки гнева, истерики с битьём посуды и швырянием предметов, но Витольд в данный момент не собирался ничем швыряться. Его, похоже, выдуманный роман Дива с Владом ранил намного сильнее.       – Ты был пьян. Ты не понимал, что делаешь, – сказал Див, на этот раз не сводя взгляда с Витольда. – Я не должен был тебе отвечать.       – Я не понимаю, ты меня сейчас убеждаешь в том, что переспал со мной против моей воли?       – Я сильно сомневаюсь, что в том состоянии у тебя могла быть какая-нибудь воля, – не удержался Див.       Витольд фыркнул, чихнул и сморкался следующие пять минут. Закончив это нелёгкое дело, он выбросил использованные бумажные платки в мусорное ведро и вернулся на диван.       – Сядь, – сказал он. – У тебя болит нога, и вряд ли тебе пойдёт на пользу столько стоять.       Ворон сел, покосившись на него.       – Див, я действительно был пьян, – сказал Витольд. – Когда ты приехал, я на ногах стоять не мог. Но это было до того, как ты мне устроил получасовой ледяной душ.       – Десятиминутный, – сказал Див и прикусил язык.       – А ощущался как получасовой! – повысил голос Витольд. – У меня после такого количества ледяной воды просто не было шансов не протрезветь!       Див смотрел на него с сомнением.       – Хватит уже так на меня смотреть! Холера, Див, я прекрасно понимал, что делаю и зачем. Я бы сказал, что хотел тебя соблазнить, но, учитывая, что до ночи с тобой я был девственником, это просто глупо… однако я действительно тебя хотел.       – Меня?!       – Почему это тебя так удивляет? Ты на себя в зеркало не смотришь? Тебя не захочет только мёртвый!       – Ты видел меня без одежды. Ты прекрасно знаешь, что на самом деле я урод.       – Господи Боже мой, Див, да какое это имеет значение?! Шрамы тебя не уродуют! Мне жаль… очень жаль, что тебе пришлось выдержать такое, но не потому, что ты, по твоему мнению, стал уродлив, а потому, что эти шрамы мешают тебе нормально жить!       Несколько минут они молчали.       – Значит, ты не винишь меня в том, что я тебя…       – Нет! – сипло рявкнул Витольд. – Тебе сколько раз надо повторить, что никакого насилия не было! Я тебя хотел, и это я склонил тебя к сексу.       – Я сделал тебе больно?       Витольд поморщился, закатил глаза и запрокинул голову:       – Боги, мы ведь это уже обсуждали! Ты ищешь повод, чтобы заняться самоедством? Ты не сделал мне больно! Как ты мог причинить мне боль, если обращался со мной так, будто я – фарфоровая кукла?! Я бы даже предпочёл, чтобы ты был жёстче…       Див слушал его и не верил тому, что слышал.       – Это была лучшая ночь в моей жизни, – говорил Витольд, посерьёзнев. – Я и подумать не мог, что может быть настолько хорошо…       – Я тоже…       Губы Витольда тронула лёгкая улыбка, дрогнули, прикрывая заблестевшие от удовольствия глаза, густые ресницы.       – Почему ты меня выгнал?       Витольд мгновенно помрачнел. Молчал он долго.       – Послушай, – сказал наконец он, – ты приехал, чтобы извиниться передо мной, так?       Див кивнул.       – Что ты предполагал делать дальше?       – Ничего, – Див даже удивился. – Я имел в виду, что не думал, что ты меня простишь. Даже сама мысль извиняться казалась глупой.       – С Истоминым у тебя ничего нет?       – Нет, – терпеливо сказал Див. – Он мой друг.       – Быстро вы подружились… Он же тебя терпеть не мог. – Витольд задумчиво рассматривал Ворона. – Что-то случилось в Екатеринбурге?       Див кивнул.       – Он попал в беду. Я ему помог.       Витольд слегка щурился, задумчиво постукивая пальцами по заросшему щетиной подбородку. Вдруг он убрал руку, выпрямился и пронзительно взглянул на Дива:       – Он попал в беду из-за Орлова?       Див снова кивнул.       – Несчастный юноша… Безусловно, я знал, что все коллективы Орлова подрабатывают проституцией, но думал, что вас это не коснётся. Вы и без того приносите значительную прибыль… А ты?..       В глазах его промелькнул испуг.       – Нет, со мной всё в порядке.       Витольд с облегчением вздохнул и шмыгнул носом.       – Я рад… Но ведь Орлов не отстанет.       – Я с ним поговорил. Он оставит нас в покое.       – Я даже не буду спрашивать, что ты ему сказал, – осторожно, чтобы не раскашляться, рассмеялся Витольд, не сводя, впрочем, с Дива взгляда. – Так…       Он немного помолчал.       – Ты хотел бы… Див, ты сейчас уйдёшь? Ты передо мной ни в чём не виноват, я почти выздоровел… ладно, но мне правда лучше, чем до твоего прихода…       Он замялся и замолчал.       – Тебе нужно знать, хочу ли я быть с тобой?       Витольд вздрогнул и дёрнул на себя плед.       – Что у тебя за склонность задавать прямые вопросы…       – Я так привык. Кроме того, меньше всего мне надо, чтобы между нами были недомолвки.       Витольд слегка сдвинул брови и поправил плед.       – Я хочу быть с тобой. И я бы остался, если тебе это нужно.       Витольд расслабился и даже улыбнулся:       – Нужно, очень нужно. Тогда… – он снова помрачнел, – я тебе всё объясню. Но давай сначала поедим.