ID работы: 13361191

Рассвет, уходящий в ночь

Слэш
R
В процессе
95
Горячая работа! 113
Размер:
планируется Макси, написано 292 страницы, 26 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Поделиться:
Награды от читателей:
95 Нравится 113 Отзывы 47 В сборник Скачать

Глава V

Настройки текста
      Туман застилал всё. Казалось, будто стоишь в облаке. Смутно темнела трава под ногами, а над головой неподвижно застыли белые полосы, уходя в самое небо. Ни единого звука не нарушало тишину, она давила со всех сторон.       Див огляделся, но оглядываться было столь же бесполезно, сколь и прислушиваться. Ну что ж. Вряд ли имеет значение, где он сейчас. Главное, что исчезла боль.       Он не хотел вспоминать, но мгновенно его обступил свет факелов. Они потрескивали и чадили; в стороне, в пылающем очаге, нагревались железные клещи. Болели вывихнутые в суставах руки, болели свежие полосы от кнута, болела раздробленная левая нога; в жарком чадящем мареве плескалась боль, она извивалась в жуткой пляске, скаля гнилые зубы и хохоча над ним — ведь он был в её власти. Не сбежишь, не спрячешься, не вывернешься из крепкой хватки дыбы. Даже малого утешения — провалиться в беспамятство — не дано ему. И остаётся только смотреть сквозь слипшиеся от крови волосы на палачей, смотреть, стиснув зубы до хруста, чтобы ни единого стона не вырвалось из окровавленного рта…       Див тряхнул головой и пошёл вперёд. Тело было удивительно лёгкое, и, шагая, он не чувствовал под ногами земли. Здесь боль не могла его достать.       Глухую тишину разбило журчание воды. Див пошёл на звук и вскоре оказался у ручья. Ручей безмятежно перебирал жёлтые камешки, в его голосе звенели нежные весенние льдинки, струи воды были наполнены мёртвым серебром. Див опустился на одно колено. Он пил долго, жадно, пил, пока не избавился от вкуса крови во рту. Затем он умылся, встал, пересёк ручей и двинулся дальше.       По-прежнему ничего не было видно, однако возникало ощущение, что земля медленно уходит вниз. Туман потихоньку начал сереть, и плавно и незаметно серость превратилась в плотные неподвижные сумерки. Немного прояснело. Исчезла трава, под ногами была спёкшаяся земля, твёрдая, как камень, из которой торчали чёрные валуны, уходя вершинами в сизую хмарь.       У Дива не было цели, не было направления; он пробирался между гладких обсидиановых скал, не чувствуя ни усталости, ни голода. Между камней скользили тени, много теней; некоторые он видел, но большинство чувствовал. Они избегали его, и ему не было до них дела.       Земля под ногами превратилась в чёрные гладкие плиты — он не заметил, когда это произошло. Сумерки сгустились в непроглядную тьму, воздух стал лёгкий и жаркий. Он посидел под каменной стеной, уходящей в бесконечную высь, и пошёл дальше.       Тьму прорезал золотистый огонёк, и Див отправился к нему.       Сложенный у каменной стены очаг освещал обширную пещеру. К полу было приковано какое-то большое животное. Оно не издавало звуков и ничем не пахло.       Див подошёл ближе. Зверь был сильно похож на окарана, чёрной масти. Широкая скоба намертво прижала его шею к камням, такие же скобы держали ноги, туловище и хвост.       Див вспомнил, что, по преданию Крылатых, окараны были потомками Симаргла, духа-спутника бога Видара. В предания он не верил, однако зверь, косящий на него мёртвым чёрным глазом, был, несомненно, демонической природы.       А ведь несколько минут, часов, дней, лет или веков назад Див сам был прикован такими же скобами к стене подвала…       Он попробовал пошатать скобы, оглядел болты, удерживающие их в камне. Бесполезно, и когтем тут не подденешь, скорее, поломаешь все когти.       Див в задумчивости прошёлся по пещере. Чёрный меч бы ему, но чёрного меча у него так и не появилось. Такого оружия были достойны только воины народа Драконов.       Он остановился у золотистого огня. Языки пламени лениво взмётывались вверх, точно сонные змеи, а в алых углях что-то лежало. Он протянул руку и вытащил из очага нож с чёрным лезвием и рукоятью, выложенной чёрным агатом.       Что ж, работы будет много, но у него вечность в запасе.       …Последняя скоба — с шеи — была снята. Див отошёл к стене и уселся на корточки, лениво наблюдая за зверем. Тот не мог поверить неожиданно обретённой свободе: шевельнул хвостом, перебрал ногами, приподнял голову и скосил глаз на Дива. Затем огромное сухопарое тело начало стремительно уменьшаться, и на месте зверя оказалась маленькая птичка, смахивающая на чёрного воробья. Она немного попрыгала, склёвывая что-то с каменного пола, взмахнула крылышками и скрылась во тьме.       Диву тут тоже нечего было больше делать. Он встал и медленно пошёл к выходу.       Потом, уже немного придя в себя, он думал, что это было. Умер он или просто бредил, валяясь в снегу недалеко от Шархата? И не мог ответить. В восстание из мёртвых он не очень-то верил: это в сказках герои отправлялись в загробный мир и почти беспрепятственно возвращались назад. Но он отнюдь не Лед Серебряный, вернувшийся к живым ради спасения брата. Мало того, в то время (да и сейчас тоже) он считал, что возвращаться ему было не надо.       Правда, цели вернуться у него не было. Он бродил по пустому сумрачному миру, в какой-то миг сумерки начали светлеть, и снова со всех сторон его обступил туман. Див вновь напился из ручья и отправился дальше. Затем ему показалось, что он падает… и очнулся он в стылых снегах Шархата, задохнувшись от невыносимой боли.       Он никак не мог понять — и сейчас не понимал, — чем заслужил такое. Он не был самым хорошим атаманом, но не был и самым плохим. Да, воины для него были не более чем обезличенные боевые единицы, средства для достижения цели, но он заботился о них — так, как рачительный хозяин заботится о работниках. Поэтому к нему и шли оборотни — за хорошими деньгами, за нормальным отношением, за возможностью жить легко и весело (пусть даже недолго), за твёрдой уверенностью, что их всегда прикроют. Что было плохого в том? Многие военачальники обращались с подопечными куда хуже. Так почему же именно ему выпала такая жестокая расплата?       Ведь то, что началось, когда он очнулся, наполовину занесённый снегом, было куда хуже пыток. Боль вернулась, голодная, злая, и вновь принялась безжалостно терзать изувеченное тело. Теперь он кричал до хрипа — здесь не было палачей, не перед кем было проявлять железную выдержку, — кричал, не заботясь о том, что его могут услышать. Пусть бы услышали, пусть бы пришли и добили!       Когда, вконец обессилев, он лежал, не пытаясь сглатывать кровавую слюну, рядом с ним в снег опустился ворон. Он прошёлся вдоль него, поблёскивая глазами-бусинками, потрогал клювом иссечённое железными крючьями плечо. Потом ворон исчез, и в снег опустился крупный вороной жеребец. Див пытался обхватить его за шею, но у него ничего не выходило — сил не осталось совсем. Когда он каким-то чудом оказался на спине жеребца, тот очень медленно и осторожно встал и побрёл в глубь мёртво спящего чёрного леса.       Если бы не жеребец, которого Див, не в силах проявлять фантазию, назвал Корвусом, наверное, там бы его страдания и закончились. Хотя в этом он уже сильно сомневался. Корвус заботился о нём, как мог: искал пропитание, согревал. От него несло жаром так, словно по венам его текла не кровь, а жидкий огонь, и ему достаточно было просто лежать рядом, чтобы Див не мёрз. Правда, в то дикое время князь, кроме боли, вообще ничего не чувствовал.       И сейчас она вновь вгрызлась в его тело, срывая кожу с едва затянувшихся шрамов; кажется, Див снова кричал…       Боль начала отступать: так откатывается от берега морская волна. Он вслушивался в чей-то тихий мягкий шёпот, и сон мягко окутывал его измученную душу.

***

      Настолько хорошо было лежать, что он не хотел открывать глаза и наслаждался покоем, уютом и теплом. Боли не было. Все звуки и запахи говорили о том, что здесь безопасно, что можно наконец отключить извечную настороженность лесного зверя. Солидно тикали часы, глухо звучал гул машин, и так же глухо слышались голоса и шаги соседей. Знакомый запах пронизывал всё вокруг, окончательно усыпляя внимание.       Див успокоенно вздохнул, чуть сжал тёплую мягкую ладонь и вдруг открыл глаза.       С каких это пор Витольд у него ассоциируется с покоем?!       Комнатка была обшарпанная, но не убитая, по мнению Дива. Обои старые, кое-где подранные, оливково-зелёные с арфообразным рисунком и мелкими фиолетовыми цветами. Телевизора не было, зато был книжный шкаф, густо утыканный книгами, и компьютер. Последний притулился на столике слева от окна, а напротив него стояло большое мягкое кресло. Сам хозяин квартиры обнаружился возле дивана. Он спал в неудобной позе, положив руку на спинку стула и подперев ею голову. Вид у него был замученный. Див вздохнул, опустил взгляд ниже и долго разглядывал белую байковую пижаму в незабудках. На пижаму был наброшен коричневый тёплый халат.       Див почти всю жизнь прожил в казарме. Сначала — училище Драконов, потом — лицей в Нижнем Пределе. Всегда его окружение составляли суровые военные, которые иной одежды, кроме формы, не носили, как и он сам. Мужчина в домашнем халате был зрелищем немыслимым, а уж мужчина, который напялил под этот халат пижаму в весёленьких цветочках — абсурдом, паяцем. И Ворон не рассмеялся, во-первых, потому, что с детства не любил слишком бурные проявления эмоций. Впрочем, проявлять эмоции вообще было не его коньком, что сыграло ему на руку, когда он жил среди Драконов, и против него — когда он жил среди людей, которые, как оказалось, значительную часть информации считывают с лица, и порой ту часть, которую обладатель лица предпочёл бы утаить. С одной стороны, привычная Ворону холодно-равнодушная маска была выгодна, потому что сбивала с толку собеседника, с другой — препятствовала стать своим среди сокурсников, без чего нельзя обойтись, если ты решил сколотить из них отряд наёмников и стать в его главе.       А во-вторых… Воротник пижамы открывал уязвимую шею, запястья на фоне манжет казались особенно тонкими и хрупкими, с такой нежной кожей, что через неё просвечивали вены. В домашнем наряде Витольд растерял всю свою колючесть, саркастичность и язвительность, словно вместе со строгим костюмом снял невидимый панцирь, и казался сейчас трогательно беззащитным.       Как Див оказался здесь, было ясно: очевидно, ему не почудилось, и Витольд действительно вышел из студии вскоре после него и его окликал. А Ворон изящно свалился в обморок перед самым его носом…       Что было неясно: зачем Крукович притащил его к себе, а не вызвал «скорую»? Или, в конце концов, если он такой гиперответственный, мог бы отвезти его в больницу. Диву там, конечно, не помогли бы, но Витольд же об этом знать не мог!       Ладно, не стоит ломать голову. Вот над чем действительно стоило подумать: как добраться до уборной, не разбудив при этом Витольда?       Див осторожно убрал руку из-под руки Витольда и медленно сел. Сразу закружилась голова, и стало ясно, что вставать не стоит.       Див посмотрел на соседа. Спал тот, похоже, крепко. Интересно, если он утратил магию, утратил ли он вместе с ней память о своей демонической сущности или нет? Хорошо бы первое: тогда, если он всё-таки пробудится, можно будет убедить его, что ему спросонья просто привиделось. А если нет…       Див снова вздохнул, обернулся зверем и очень медленно и осторожно сполз с дивана. Голова кружилась чуть меньше, и на четырёх лапах было проще стоять, чем на двух ногах. Пошатываясь и то и дело наставляя ухо на спящего Витольда, Див побрёл к двери.       Он ненадолго остановился в прихожей. Прихожая была крохотная, но всё-таки была. На вешалке висело изящное чёрное пальто и его собственная потрёпанная джинсовка, которая на фоне пальто выглядела ещё более потрёпанной, чем была на самом деле. Див свернул направо и сразу обнаружил то, что искал.       В постель он вернулся, снедаемый угрызениями совести. По пути он заглянул на крохотную кухню, где был угловой диванчик, такой узкий и маленький, что лечь на нём было нельзя — не с ростом Витольда, во всяком случае. А это значило, что Див сейчас занимал единственное спальное место в квартире, и по его вине Витольд ютился на стуле.       Надо было бы уйти, но Див так ослабел, что остерёгся. Ладно, кому он врёт… То есть и это тоже, конечно, но Див давным-давно забыл, что такое уют, и ему очень не хотелось уходить отсюда.       Поэтому он постарался заглушить голос совести и лежал, прикрыв глаза и наблюдая за Витольдом из-под ресниц — более занимательного зрелища поблизости не нашлось.       …Он всё-таки заснул, что было неудивительно — после приступов боли он нередко отсыпался несколько суток подряд, если не нужно было охотиться. Когда Див открыл глаза, за окном стемнело, и комнату освещала лампа на столе с компьютером. За столом сидел Витольд и что-то строчил; справа от него высилась стопка тетрадей. Через пару минут он замер, уставившись в окно и задумчиво покусывая ручку, после чего обернулся и посмотрел на Дива.       — Наконец-то! — воскликнул он, подошёл к Диву и ничтоже сумняшеся пощупал его лоб. — Я думал, придётся вызывать врача. Ты проспал двое суток. Как ты себя чувствуешь?       Див отметил, что, похоже, Витольд действительно волновался — в обычной обстановке и ему, и Владу он упорно «выкал», хотя разница в возрасте у них с ним была вряд ли больше восьми лет — естественно, если судить по внешности Витольда. На самом деле ему могло быть и двести лет, и две тысячи.       Кстати, а почему он вообще врача не вызвал? Перевязку он сделал, но без замещающей ткани, значит, в медицине не разбирается.       Див попытался открыть рот, но не смог издать ни звука. Пока он соображал, не связана ли потеря возможности говорить с психологической травмой — хотя странно, конечно, какие у него могут быть травмы, кроме физических, — Витольд развил бурную деятельность.       — Надеюсь, лучше, чем тогда, когда я тебя сюда принёс, — оптимистично сказал он, помог Диву встать, отвёл его в ванную, затем на кухню, усадил на диванчик и закутал в плед.       — Я сварил бульон, — сказал он с сомнением, поворачиваясь к плите, — только… не уверен, что тебе понравится. Кулинарного таланта я, к сожалению, лишён. Тебе не тяжело сидеть?       Див покачал головой. Не хватало ещё, чтобы его с ложечки кормили.       Вскоре перед ним оказалась тарелка бульона и плетёная корзинка с хлебом. Бульон был мутноват, но пах неплохо.       Обычно Див после подобных приступов есть не хотел, однако, к своему удивлению, сейчас действительно ощутил голод. Бульон на вкус оказался лучше, чем на вид.       — Съедобно? — спросил Витольд, наблюдая за ним.       Див кивнул.       Когда с обедом было покончено, Витольд отвёл подопечного в комнату, помог лечь и сел на стул.       — У меня есть основания полагать, что прежде ты со своими ранами справлялся самостоятельно, — сказал он. — И я очень хотел бы знать, как именно. Очевидно, что перевязку, учитывая то, что рана на спине, ты сам не сделаешь.       «Какого лешего ты не отправил меня в больницу?» — думал Ворон, глядя на него.       То ли взгляд у него был выразительный, то ли Витольд был чрезвычайно догадлив. Он закинул ногу на ногу, сложил руки на груди и насмешливо сказал:       — Если ты считаешь, что мне доставляет радость с тобой возиться, ты сильно ошибаешься. Я попытался сдать тебя в ближайшую к студии больницу. После того, как стало ясно, что тебя положат на каталке в коридоре и медицинскую помощь ты получишь разве что в том случае, когда придётся тебя отправлять в морг, я решил, что оставить сей мир ты можешь и у меня дома, но в более комфортных условиях. И уж тем более очевидно было, что ты скорее поправишься в тепле и при каком-никаком уходе, чем в больничном коридоре при отсутствии оного. Поэтому я привёз тебя сюда. И я буду весьма рад, когда моя квартира вновь будет принадлежать мне безраздельно. Так что, будь добр, посвяти меня в таинства обработки и перевязки ран.       Див не очень себе представлял, каким именно образом он это сделает, но решил хотя бы попытаться. Он поискал глазами рюкзак.       — Что тебе нужно? — спросил Витольд, наблюдая за ним. — Так, подожди-ка.       Он подал ему карандаш и блокнот.       Див нацарапал, что именно ему надо, и показал Витольду. Тот слегка приподнял брови:       — Кажется, это была не лучшая идея.       Див не помнил, когда в последний раз что-либо писал — кажется, ещё до бунта, — поэтому почерк его, мелкий, но разборчивый, теперь оставлял желать лучшего.       — Похоже на «рюкзак»… а, что-то с тобой было такое… судя по состоянию, из кожи мамонта, которого долго били…       Крукович принёс из прихожей Дивов рюкзак.       После того, как был исписан почти весь блокнот, после долгих утомительных попыток объяснить жестами то, что не получилось объяснить словами, перевязка всё-таки была сделана так, как полагается. Див улёгся на живот и подумал, что при первой же возможности надо будет уйти. Конечно, если его будут кормить и ежедневно перевязывать, выздоровеет он куда быстрее, чем если будет валяться в сырости и холоде без каких-либо намёков на помощь, но Витольд ясно дал понять, что отнюдь не рад делить с ним комнату.       Хотя выразил он своё недовольство только один раз и только словами. Витольд хлопотал вокруг Дива, как наседка, но при этом ухитрялся не навязываться. Ворону, который отродясь такой заботы не знал, становилось всё более и более неловко, к тому же, он видел, сколько доставляет хозяину неудобств. Витольд готовить не умел, но стремился расшибиться в лепёшку, лишь бы больной был сыт: на блюдо, которое Див приготовил бы за двадцать минут, у него уходил час. В итоге оно получалось съедобным, даже вкусным и… целиком уходило Диву. Сам Витольд питался полуфабрикатами вроде пельменей и макарон, которые постоянно переваривал благодаря своей рассеянности.       Витольд вскакивал всякий раз, когда ему казалось, что Диву куда-нибудь нужно. Ворон мог передвигаться самостоятельно, держась за стену и делая остановки через каждые пару шагов, то есть, по мнению Круковича, не мог ходить вообще (и, сказать по правде, тот был не так уж далёк от истины). Постельное бельё менялось ежедневно, а комната проветривалась дважды в день — при сверхъестественной мерзлявости Витольда последнее было подвигом. Каким-то невероятным образом Витольду удалось убедить Лёню дать Диву пять дней на поправку, а сам он явно взял отгулы в институте, потому что постоянно был дома.       К концу третьих суток Див решил, что, как бы ни отвратительно он себя чувствовал, пора уходить. Хватит стеснять Витольда своим присутствием. Под утро, когда ещё было темно и Витольд спал, свернувшись в кресле и укрывшись пледом, он тихо встал, оделся, забрал рюкзак и тихонько вышел — слегка пошатываясь, но хотя бы не держась за стенку.       Див даже сумел, переместившись в Верхний Предел, добраться до своего логова, но на большее сил уже не хватило. Он обернулся зверем, забился поглубже в яму, улёгся на отсыревшей подстилке и принялся размышлять.       Даже за то небольшое время, что пришлось провести вместе с Витольдом, можно было сделать некоторые выводы. Как он относился к мирским благам, было непонятно, но, похоже, не больно-то ими дорожил. Еда для него была пустой, но необходимой тратой времени, и готовить он не умел, потому что ему это было не надо — консервы и полуфабрикаты отлично годились. По этой же причине квартира оставалась примерно в том же состоянии, в котором была куплена. Потолок не падает? Трубы не протекают? Ну и прекрасно. Дорогие костюмы, все однотипные, были очень удобные, лёгкие и, самое главное, тёплые, могли прослужить не один год и, следовательно, гардероб не требовал чрезмерных забот. Даже новейший компьютер был куплен потому, что Витольд увлекался компьютерной лингвистикой.       Чрезмерной страсти к уборке Витольд не питал, поэтому ковёр был только на стене со стороны дивана — для тепла (квартира была угловая), а на полу их не было совсем. Так же здесь не было поверхностей, на которых могла бы скапливаться пыль.       Витольд был аккуратен и чрезвычайно, почти по-кошачьи, опрятен. Все его рубашки были безукоризненно белые, и брился он с крайним тщанием каждый день. Он совершенно не терпел холод и мёрз постоянно, поэтому расхаживал по квартире в войлочных тапочках, двух парах шерстяных носков, тёплой пижаме и тёплом халате, и отсюда же проистекала его любовь к тёплым костюмам.       А ещё он был очень одинок.       В квартире отсутствовал стационарный телефон. Сотовый у Витольда был, и, кроме как по работе, ему не звонили. Он никуда не уходил ни в течение дня, ни вечерами (разве что за продуктами), хотя после того, как Див очнулся, уже не нужно было постоянно дежурить у его постели. Можно было бы предположить, что все друзья Круковича остались в Англии и в Польше и они созванивались по скайпу, но компьютер использовался строго для работы и для поиска информации. Женщины у него тоже не было. С человеческой точки зрения, это вызывало подозрения: Витольд был не то чтобы чрезвычайно красив, но довольно миловиден, зарабатывал не очень много, но и не слишком мало и даже имел какую-то недвижимость в Англии. Учитывая активность русских женщин, довольно странно было, что подружкой он так и не обзавёлся.       …Через два дня Див был в студии, готовый продолжить запись альбома, несмотря на слабость. Влад приветствовал его словами: «Я был уверен, что ты сдох», — Витольд лёгким кивком, звукреж — радостными воплями, потому что сроки, как выяснилось, поджимали. Когда всё запланированное на день было сделано, Влад отправился в качалку, напомнив Диву, что тому тоже не мешало бы там появиться, дабы «не греметь на сцене мослами». Ворон, как ни старался, упорно не мог понять, чем ему заниматься в спортзале, поэтому на слова Влада не обратил внимания. Прикидывая, какой тропой сегодня косули пойдут на водопой, он закинул на плечо рюкзак и пошёл было за Владом, как его остановил мягкий голос Витольда:       — Дмитрий, вы весьма меня обяжете, если задержитесь на пару минут.       Див с недоумением взглянул на него и сел на диван. Истомин тоже остановился и удивлённо уставился на Круковича — к Диву придраться, как обычно, было нельзя, с чего бы Витольду его оставлять? Он явно хотел узнать, в чём дело, однако после фразы «У вас ко мне какие-то вопросы, Владислав?», произнесённой мягко, но с отчётливыми ядовитыми нотками в голосе, предпочёл удалиться.       Витольд изящно опустился на стул напротив дивана и, когда шаги Влада стихли, заговорил:       — Насколько я могу судить, ты ничего мне сказать не хочешь?       Диву стало стыдно. Надо было поблагодарить Витольда, хотя бы просто сказать ему «спасибо» за то, что тот столько с ним возился. Хотя… откровенно говоря, его объяснение по поводу больницы звучало не слишком убедительно. Казалось бы, какая разница, где положат чужого тебе человека и какую помощь ему окажут? Ты ведь своё дело сделал — отвёз пострадавшего в больницу!       Тем временем Витольд, не ожидая ответа, продолжал своим обычным мягким тоном:       — Прекрасно. Я так и думал.       Див подумал, что поблагодарить всё же стоит, но Витольд ждать не собирался.       — Какого чёрта ты творишь?!       Ворон от неожиданности вздрогнул всем телом и уставился на собеседника. Тот уже отнюдь не сидел на краешке стула, подобно английскому лорду, а метался по комнате, отчаянно жестикулируя:       — У тебя есть хоть немного ума, или ты молчишь всё время потому, что у тебя его нет вообще, а произвести впечатление умного надо?! Ты хоть чуть-чуть, самую капельку, подумал?! За коим чёртом ты ушёл?!       Не будь Див с малолетства приучен сохранять невозмутимо-отстранённое выражение лица при любой ситуации, он уронил бы челюсть. Меньше всего от всегда спокойного и доброжелательного Витольда можно было ждать, что тот начнёт орать и носиться из стороны в сторону.       — Я не имею ни малейшего понятия о том, где ты живёшь, но подозреваю, что жилья у тебя нет вовсе! Как и денег — я ещё ни разу не видел, чтобы ты носил другую одежду! Как в таких условиях ты рассчитывал поправиться?! Как?! Тебя до сих пор шатает, и ты бледный, как покойник! Да, я не умею готовить, не умею ухаживать за ранеными, но в моей квартире хотя бы тепло! В каком-нибудь вшивом парке на скамейке или под мостом тебе было бы лучше?! Лучше, да?! Тебе настолько мерзко находиться рядом со мной?!       Витольд внезапно замолк и опустил руки, тяжело дыша. Не дождавшись ответа, он прошёл к вешалке и надел пальто.       — Ну, раз тебе так лучше, — заговорил он более спокойно, но всё ещё звенящим голосом, наматывая на шею клетчатый шарф, — не буду настаивать. Извини, что навязал тебе помощь, в которой ты, оказывается, вовсе не нуждался. Он подхватил портфель и ушёл, напоследок так хлопнув дверью, что задрожали стены. Ошеломлённый Див покинул студию только минут через пять.

***

      Поужинав жаренной на костре куропаткой, Див свернулся на подстилке, прикрыл нос хвостом и задумался. Внезапный выпад Витольда был совершенно непонятен. Ведь ему чётко сказали, что он доставляет неудобства и ему надо оставить квартиру как можно скорее. Он и оставил! Не поблагодарил, правда, однако о благодарности Витольд ни слова не сказал. Див долго пытался найти его поведению логическое объяснение, но тщетно. Тогда он стал в подробностях вспоминать, как вёл себя Крукович, пока Ворон жил у него. Память у него была отличная, даже слишком, однако ничего, подтверждающего слова Витольда о том, что Див ему мешает, он вспомнить так и не смог. Понятно, конечно, что почти незнакомый человек мешает в любом случае, но в лице Витольда ни разу не отразился хотя бы намёк на недовольство. Див готов был поклясться, что ему, напротив, приятны эти хлопоты — видимо, одиночество уже здорово приелось.       Что же получается? Пока Див валялся без сознания, Витольд, вероятно, сильно перенервничал (но врача не вызвал — скорее всего, из-за тотального недоверия к российской медицине). Поэтому, когда Див пришёл в себя, он и сказал ему, что будет рад, получив квартиру в своё единоличное распоряжение. Потом, похоже, он к Диву привык и… его присутствие перестало Витольда раздражать? Так, что ли?       Да, настолько перестало раздражать, что он наорал на Дива за то, что тот поскорее попытался прекратить ему досаждать. То есть… почему уход Дива произвёл на всегда спокойного и уравновешенного Витольда такое действие?       И, самое главное, этот странный пассаж о том, что Диву мерзко рядом с ним находиться, мало логичный на фоне всей остальной речи. Откуда он взялся и к чему вообще был высказан?       Див ломал голову над этой загадкой два часа. Потом он сдался, решив, что, возможно, Витольд сам подкинет ему подсказки, объясняющие его странное поведение, и заснул.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Укажите сильные и слабые стороны работы
Идея:
Сюжет:
Персонажи:
Язык:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.