Рассвет, уходящий в ночь

            Нельзя сказать, что Ворон до конца освоился со своим новым положением, но виду не показывал. Ему было скучно: уроки для него были слишком просты и бесполезны. Аскай владел неплохим набором знаний, которыми щедро поделился с учеником, и теперь у того оставалась масса свободного времени. Ворон постоянно пропадал на плацу; выматывая себя до предела, он не имел возможности тосковать по родному лесу и Аскаю. Разнообразие в его жизнь вносили лишь занятия в школе целителей, а чуть позже — окараны. Точнее, один девирен.       С одним из этих существ Ворон был знаком. Мирга жил в лесу вместе с Аскаем и тоже был целителем, но среди своего народа. Ворон подружился с ним, насколько он вообще способен был дружить. Окараны жили на севере, и издавна их и Драконов связывали узы сотрудничества и дружбы. По достижении пятнадцати лет девирены отправлялись в столицу, чтобы выбрать среди Драконов своего и остаться с ним до конца жизни, сражаясь бок о бок; традиционно церемония заключения договора проходила на следующий день после зимнего солнцестояния.       Ворона обязали прийти на церемонию, как и других учеников; он не видел в этом смысла — очевидно же, что выбирать девирены будут только атроксов, — но не стал спорить с наставником.       На большой площади горели костры. В стороне было огорожено место для зрителей — родителей учеников. Мальчики старались держаться по-взрослому солидно. Они не спеша прохаживались по площади, так же, как и девирены, и усиленно старались не смотреть на родителей.       Ворон стоял в стороне. Ходить вместе с остальными было бессмысленно — он не был частью этого мира, да и не стремился ею стать, –смотреть на родителей — тоже, Аская там не было.       И тем сильнее было его удивление, когда к нему подошёл девирен светлой, почти белой масти.       Ворон быстро отбросил удивление. Многие жеребцы косились на него с любопытством, этот, похоже, просто решил получше рассмотреть невероятное явление — эльфийского ребёнка, попавшего на церемонию.       Девирен разглядывал его с благожелательным интересом. Ворон не собирался изображать доброжелательность и пристально смотрел на него исподлобья. В родном лесу незнакомец, которому был бы адресован такой взгляд, или сбежал бы, или начал бы драку, однако девирен не собирался уходить. Он пытался всеми средствами выразить своё расположение: и добродушным взглядом, и склонённой шеей, и максимально сжатыми, чтобы как можно сильнее спрятать клыки, губами, и даже крохотные ушки он поставил стоймя.       Такую преувеличенную позированность использовали девирены, знакомясь с приглянувшимся им кандидатом. Проблема заключалась в том, что, несмотря на свою развитость, разговаривали они на безмолви, которую атроксы не понимали.       Зато Ворон понимал её отлично. Окараны использовали свой вариант, но он имел много схожего с обычной безмолвью; к тому же, вариант окаранов он тоже усвоил, общаясь с Миргой.       Девирен использовал последнее средство: он поклонился, недвусмысленно выражая симпатию. Ворону полагалось тоже ответить поклоном, но он не собирался любезничать.       «Что тебе нужно?».       Девирен поднял голову и изумлённо посмотрел на Ворона:       «Ты можешь говорить на нашем языке?».       Ворон не стал отвечать, потому что, на его взгляд, ответ был более чем очевиден.       «Я не знал, что эльфы могут нас понимать, — удивлённо продолжал девирен. — Даже Драконы этого не могут».       «Я не эльф. Я оборотень. Хранитель. Ты не ответил на вопрос».       Девирен смотрел на него всё так же удивлённо. По его мнению, ответ на этот вопрос тоже был более чем очевиден.       «Если поглазеть, — добавил Ворон, — то поглазел ты, по-моему, уже достаточно».       Девирен смутился:       «Прости, я не хотел тебя обидеть».       Не успел Ворон удивиться, как тот продолжил:       «Ты мне понравился, и я подумал, что мы станем хорошей боевой парой».       «Ты не заметил? Я не Дракон».       «Я заметил. Но раз ты здесь, ты ищешь пару?».       «Я здесь, потому что наставник этого пожелал».       «Ты не ищешь пару?» — окончательно запутался девирен.       «Нет, я же не Дракон».       «Разве это имеет значение?».       Ворон удивился. Драконы никогда не показывали, что он не принадлежит их народу, тем не менее, это всегда ощущалось, хотя бы по недоверчивым и брезгливым взглядам других учеников. Хоть Ворон не был ни человеком, ни эльфом, воспринимали его именно так.       Ладно, раз этому девирену он так понравился, почему бы и нет? Про почти мистическую связь таких боевых пар учителя рассказывали не один раз. Отказать девирену, если он не вызывает неприязни, нельзя, а новый знакомый неприязни не вызывал. Если они подойдут друг другу, у Ворона будет возможность научиться сражаться верхом. Верховой ездой он более или менее владел, спасибо Мирге.       «Меня зовут Ворон».       «Шобхин», — просиял девирен.       Оказалось, будущий партнёр Ворона тоже был учеником целителя, поэтому поиск темы для разговора не составил труда, и, увлёкшись беседой, они едва услышали, когда объявили о начале церемонии.       Ворон и Шобхин скромно встали в самом последнем ряду, обсуждая противовоспалительную мазь со зверобоем. Они полностью ушли в этот интересный разговор, однако Ворон всё же заметил, что произошла какая-то заминка. Он остановил Шобхина и шагнул в сторону, пытаясь хоть немного разглядеть плац.       Учитель Ашра, наставник его отряда, беседовал с наставником отряда из первого корпуса. Возле них стоял, сохраняя идеальную выправку, мальчик-Дракон. Несмотря на то, что он изо всех сил изображал спокойствие, хладнокровие и невозмутимость — как и полагается юному Дракону, — ясно было, что он растерян. И вскоре Ворон понял, что Ашра и учитель-Крылатый не беседуют, а вежливо ругаются.       Причина заключалась в следующем. На церемонию приглашалось строго одинаковое количество девиренов и учеников, чтобы каждый нашёл своего боевого партнёра. И впервые за сотни лет соблюдения этой веками отточенной традиции заведённый порядок дал сбой. Одному из учеников не хватило партнёра.       — В вашем отряде семнадцать учеников, — размеренно и холодно говорил Крылатый. — Будьте добры объяснить, почему вы отправляете шестнадцать приглашений.       — Потому что в моём отряде шестнадцать учеников! — огрызнулся Ашра. Выдержкой Крылатого он не обладал, но ему, как бескрылому, она и не была так нужна. — Семнадцатого я получил два месяца назад, и он не принадлежит к нашему народу!       — В вашем отряде семнадцать учеников, — монотонно повторил Крылатый.       — Очевидно же, что чужака не выберет ни один девирен! Ворон!       Ворон пошёл к спорящим, и незамедлительно за ним последовал Шобхин. Они остановились в нескольких шагах от Ашры и слегка поклонились — Ворон так и не научился кланяться, как полагается, а Шобхин его скопировал.       Учитель едва не задохнулся от негодования.       — Что это значит? — спросил он холодно, прилагая все усилия, чтобы не раскричаться.       «Это мой боевой партнёр, — сказал Шобхин. — Я выбрал его».       — Шобхин сказал, что я его боевой партнёр и он меня выбрал, — перевёл Ворон.       — Откуда ты можешь знать, что он сказал?!       Ворон посмотрел на него с откровенным недоумением и ничего не ответил. Шобхин, чтобы подтвердить его слова, аккуратно обнял его передней ногой и приблизил к себе. Мальчик, которого прежде обнимала только мать, покосился на него с ещё большим недоумением, чем на учителя.       — А, мальчик-Хранитель? — сказал учитель-Крылатый, взглянув на Ворона, и обратился к Ашре: — Как видите, девирен его выбрал. С вашей стороны было крайне… было большой ошибкой забыть о нём. Он такой же ваш ученик, как и прочие, и права у него такие же, как у прочих. По вашей вине мой ученик остался без партнёра. Надеюсь, Старший Наставник примет все меры, чтобы такого больше не повторилось.       Он вместе с мальчиком-Крылатым, который поглядывал на Ворона с большой неприязнью, отошёл к своему отряду. Ашра позволил встать в строй, и, уходя, Ворон слышал, как он пробормотал себе под нос:       — Тебе бы такой подарок в середине года, я бы послушал, что бы ты тогда запел.       Шобхина Ворону оставили, и его жизнь стала интереснее. Теперь, во всяком случае, он мог участвовать в занятиях верховой ездой вместе со всеми, и у него появился замечательный собеседник.       Ранней весной жизнь Ворона круто переменилась.       Ашра убедил начальника училища в том, что Ворону программа обучения второго корпуса ничего не даёт и его следует перевести в первый, Крылатый, корпус — разумеется, исключительно во благо мальчика, чтобы развить его ум и тело как только более возможно. Неслыханно было бескрылому учиться вместе с Крылатыми, но прежде никогда ни один иноплеменник не учился с Драконами.       Ворон воспринял свой перевод спокойно. Ничего хорошего он от него не ждал, а с плохим научился справляться.       Его наставником назначили того самого учителя-Крылатого, который поругался с Ашрой на церемонии заключения договора. Имя его было Цертис.       Ворон встал у двери кабинета, дождался разрешения войти и зашёл. Поклониться он, как водится, забыл и смотрел на учителя хмуро.       Однако вскоре он начал удивляться. На губах Цертиса появилась едва заметная улыбка (для Крылатых дело почти неслыханное), он приветливо кивнул мальчику и жестом предложил ему сесть на обитую мягким бархатом скамеечку. Ворон послушался.       — Доброго ветра, Ревен. — Ворон склонил голову. — Я рад, что тебя перевели ко мне. Скорее всего, поначалу тебе придётся непросто, но я уверен, что ты справишься. Шрен Сауэр хорошо отзывается о тебе.       Сауэром звали наставника Ворона по врачебному делу, и мальчик слегка удивился, почему разузнавать о новом ученике Цертис решил именно у него, а не у Ашры.       — У нас крепкий взвод, уверен, ты скоро со всеми подружишься.       Старый взвод Ворона тоже был крепким и дружным. Настолько крепким и дружным, что его так и не принял. Поэтому уверенности Цертиса Ворон не разделял.       — Ко мне можешь обращаться по любым вопросам в любое время. Идём, я отведу тебя в твою комнату.       Слегка оглушённый доброжелательностью нового наставника, Ворон послушно плёлся за ним по коридорам первого корпуса.       Комната, в которую определили Ворона, оказалась в самом конце коридора. Так как она была угловой, в ней было два окна, и её заливало светом. У стола стоял тоненький светловолосый мальчик-Дракон, склонившийся в уважительном поклоне.       — Юдхиштхира, это Ревен, твой новый сосед. Надеюсь, вы поладите.       Светловолосый мальчик в солнечных лучах казался небесным духом, и Ворон про себя назвал его Ледом. Это лёгкое, воздушное имя, созвучное и льду, и лёту, подходило ему куда больше, чем тяжеловесное, громоздкое и совершенно не звучное «Юдхиштхира».       Тем не менее, никаких иллюзий по поводу нового знакомого у Ворона не было. Он прекрасно помнил, какими угрюмыми взглядами встретили его прежние соседи. Они подчёркнуто игнорировали чужака, и всё общение с ними сводилось к тому, что общения не было никакого. Ворон для них был не более, чем грязное пятно на чистом полу, раздражающее самим фактом своего существования, и Ворон относился к ним так же.       От Леда не стоило ждать ничего иного. Когда дверь за Цертисом закрылась, Ворон, не взглянув на соседа, повернулся к нему спиной, подошёл к койке, стоящей в углу у окна, и начал разбирать свои скромные пожитки.       Кажется, Лед слегка растерялся. Он неуверенно прошёл к столу, и вслед за этим раздался шелест страниц, который скоро стих.       Ворон непроизвольно напрягся.       — Ты голоден?       Этот вопрос из привычного общения выбивался всем — и тем, что вообще был произнесён вслух, и содержанием. Ворон медленно выпрямился и повернулся к соседу.       Лед действительно выглядел смущённым. Встретив пристальный взгляд нового товарища, он смутился окончательно и поставил на стол завёрнутый в полотенце поднос.       На подносе оказалась миска с варёным картофелем, щедро политым маслом, кружка молока и большой ломоть свежего хлеба.       — Ты не успевал на завтрак, — краснея от неловкости, пояснил Лед, — и я оставил для тебя порцию.       Ворон смотрел не на завтрак, а на Леда.       — Зачем?       Было очень странно разговаривать со сверстником.       Лед слегка нахмурился.       — Ты не успевал на завтрак. Я же сказал.       — Ты меня не знаешь. Я не Дракон.       Лед начал подозревать, что друзей у новичка во втором корпусе было, мягко говоря, немного.       — Какое это имеет значение? — спросил он.       Ворон вспомнил, что почти то же самое ему сказал при знакомстве Шобхин.       Было чрезвычайно непривычно встретить Дракона, тем более Крылатого, которому было всё равно, кем являлся Ворон. Учитывая, что каста Крылатых считалась высшей, Ворон думал, что среди них будет ещё хуже, чем среди Бескрылых.       Он взглянул на завтрак и подумал, что, наверное, нового знакомого следует поблагодарить. Когда добровольно делятся едой, отказываться грубо.       — Спасибо, — сказал он и сел за стол. — На здоровье, — расслабившись, улыбнулся Лед.       — Если хочешь, я могу сходить с тобой в библиотеку за книгами, — предложил он. — За один раз ты все учебники не унесёшь.       Ворон не проникся сразу доверием к новому знакомому. Во втором корпусе его не любили за человекоподобную внешность, а прежде всего — за то, что он ел мясо. Почему волкам, рысям, медведям, львам мясо есть можно, а ему нельзя, для него оставалось тайной. Лед никогда не называл его трупоедом и падальщиком, как былые товарищи, да и вообще Крылатые были гораздо сдержаннее в проявлении симпатий и антипатий, чем Бескрылые. Да, он им не нравился, но выражалась их неприязнь лишь в редких косых взглядах и игнорировании. Но с чего вдруг Лед захотел с ним подружиться, Ворон совсем не понимал.       Лед был первым учеником училища, из семьи, родственной правящему клану. Любой ученик первого корпуса был бы готов пойти на что угодно, лишь бы с ним подружиться. Однако Лед никого из однокашников не выделял и со всеми находился в ровных доброжелательных отношениях. На кой ему понадобился именно Ворон — тайна за семью печатями. Он был так же, если не более, сдержан в проявлении своих чувств, как и прочие Крылатые, но старался держаться рядом с Вороном и готов был в любую минуту прийти на помощь.       Позже, когда они уже были закадычными друзьями, Ворон спросил, почему Лед выбрал именно его. Лед едва заметно сдвинул светлые брови и задумался.       — Ты был очень одиноким, — сказал он наконец. — Я не понимал, почему остальные тебя не выносят. Что плохого в том, что ты Хранитель?       — То, что я выгляжу, как человек, и ем мясо?       — Ты выглядишь, как эльф. А мясом питаются все хищные животные. И, знаешь, легко не есть мясо, когда ты живёшь в городе или деревне, где всегда найдётся хлеб, каша, сыр и молоко. А в лесу тебе остаются только ягоды да грибы. К тому же, Дозорным и даже Небесным Стражникам разрешается есть мясо, если нет иного выбора. А у тебя его не было.       — Ты тоже был одинок.       — Потому что ни с кем не хотелось сойтись ближе. А с тобой… интересно. Ты ведь лечил животных и уже сражался с эльфами!       Ворон увидел в его глазах восхищение и смутился.       — Что с того, что сражался, — пробурчал он. — По фехтованию я хуже всех во взводе.       — Это потому, что тебя перевели из Второго корпуса. Если бы ты сразу попал к нам, такого бы не было… Нет, ты ничуть не слабее! Просто тебе нужно немного потренироваться.       Так у Ворона появился друг. Без Леда пришлось бы очень трудно. У Крылатых программа была обширнее и сложнее, чем у Бескрылых, и это было ещё полбеды. При своей фантастической памяти и неплохом уме Ворон бы справился. Если бы не одно «но».       Крылатые от Бескрылых отличались не только наличием крыльев.       Первое же занятие по навигации для Ворона обернулось кошмаром. Учитель рассказывал, как читать карты. По мнению Ворона, маршруты были прочерчены на карте тремя цветами: синим, красным и жёлтым. По мнению учителя и всех остальных учеников, цветов было не меньше двенадцати. Кроме того, в качестве ориентиров выдавались не только привычные селения, леса, реки, озёра, болота и прочие так хорошо знакомые Ворону объекты. Когда речь пошла о «всплесках», «вершинах», «нулевых течениях», «нижних точках», «завихрениях», Ворон вообще не понял, что имелось в виду. Лед никак не мог взять в толк, почему Ворону это непонятно.       — Мы сейчас на тренировочном плацу, — объяснял он. — Здесь нулевое течение. Ближайшая вершина, или верхняя точка, находится в Ореховой Затиши. Если мы туда пойдём, до Яблоневой улицы всё будет спокойно, а потом стрела засветится ярче. Примерно за воротами завихрение, чувствуешь, будто проваливаешься, и тут главное стрелу не потерять. А потом уже по ней спокойно дойдёшь до Затиши. И, так как там вершина, стрела вспыхивает.       Ворон внимательно слушал эту ахинею.       — Какая стрела? — спросил он.       — У тебя нет стрелы? — удивился Лед.       — Есть. Для лука. Но ты же не про них?       — Нет же! Та стрела, которая тебя ведёт. Ну… она у тебя внутри.       Позже, намного позже, Ворон приспособился. Он научился и различать все цвета на навигационных картах, и даже обнаружил у себя чувство направления, то есть «стрелу». А ещё позже, будучи уже в Нижнем Пределе, он понял, что Крылатые обладают орлиным зрением — в прямом смысле слова, способны из поднебесья различить мышь на земле и увидеть в скворце яркую многоцветную птицу, — и чувствуют геомагнитное поле Земли.       На фоне борьбы с навигацией странная лексика Крылатых — они, например, не различали глаголы «видеть» и «слышать», вместо них использовалось слово «audire», — уже не казалась большой проблемой. Ворон так к этому привык, что поначалу, будучи в Нижнем Пределе, сам нередко их путал.       Как ни странно, Лед помог и с фехтованием.       Однажды тёплым весенним вечером он отыскал товарища на тренировочном плацу, где тот пытался насмерть зарубить чучело, и спросил:       — Почему на уроках владения мечом ты не становишься ни с кем в пару?       Ворон к тому моменту сообразил, что жизненный опыт однокашников сильно отличается от его собственного. Он вложил меч в ножны и сел на бревно. Лед тут же устроился рядом, касаясь плечом его плеча.       — Я Хранитель.       — Я помню.       — До того, как прийти сюда, я жил в лесу. Так, как живёт лесной народ. Я охотился и дрался за землю.       — За землю?..       — Да, чтобы охотиться, тебе нужен кусок земли. Ты там хозяин, и твоя добыча там же. И тебе надо, чтбы у тебя её не отняли, поэтому ты дерёшься насмерть. А потом землю надо охранять. Соперники скоро понимают, что с тобой лучше не связываться. Но иногда приходят эльфы и убивают твою добычу. И тогда нужно убить эльфов.       Хотя Лед уже умел «держать лицо» (то есть на нём не проявлялось никаких эмоций), удивления на этот раз он сдержать не смог.       — Ты уже убивал?       Ворон кивнул.       — Если я дрался, я дрался, чтобы убить. И когда попал сюда, понял, что могу случайно искалечить напарника.       Лед едва заметно хмурил брови, размышляя.       — Но ты немного фехтуешь? — спросил он.       — Меня учил мой наставник, Аскай. Он целитель-отшельник, живёт рядом с моим лесом.       — Но ведь его ты не убил!       — Так он же свой, — удивился Ворон. — Зачем его убивать?       Лед ещё немного подумал.       — А давай я буду твоим напарником?       Ворон с сомнением взглянул на него.       — Я хорошо фехтую, — объяснил Лед. — Я даже владею ударом Разящей Змеи.       Ворон пожал плечами.       Однако с Ледом дело пошло на лад. Сначала Ворон становился в пару только с ним, но спустя несколько недель Цертис решил сменить ему напарника, и Ворон наконец смог заниматься наравне со всеми.       Наравне — всё-таки преувеличение. Ворон физически не уступал Бескрылым, но Крылатые были куда сильнее, ловчее, выносливее и быстрее него. Много пришлось приложить усилий, чтобы сравнять с товарищами, а после превзойти их.       И без Леда ему было бы гораздо сложнее этого добиться.